Бертрис Смолл
Византийская принцесса
– Спасибо, Али Яхия, я буду его беречь.
Теадора вопросительно посмотрела на евнуха, и тот успокоил ее:
– Все будет хорошо, обещаю.
Евнух помог принцессе сесть в паланкин, потом склонился и вдел ей в уши золотые серьги с маленькими хрусталиками. Теадора потрогала их и пришла в совершеннейший восторг. Али Яхия улыбнулся в ответ. Хоть в ней и чувствовалось внутреннее величие, какой же она еще, по сути, ребенок! Серьги завораживающе сверкали, хорошо заметные, поскольку волосы Теадоры были зачесаны назад и заплетены в две косы с розовыми лентами, расшитыми крошечными жемчужинами. Евнух подумал, что со стороны хозяина было бы глупостью плохо обращаться с такой прелестной малышкой, хотя это и маловероятно. Султан Орхан почти весь день только о том и думал, как станет обучать свою молодую жену искусству любовных ласк. Это было для него в новинку, он с нетерпением ждал вечера и очень надеялся, что Теадора окажется страстной от природы. Но даже если так, стыдливость поначалу наверняка возьмет верх и, вероятно, она будет сопротивляться. Сама мысль об этом возбуждала султана. Он не мог припомнить, когда в последний раз ему хоть кто-то оказывал сопротивление.
Большая двустворчатая дверь в покои султана распахнулась, и Орхан увидел в коридоре свою новую жену: ей помогали спуститься из паланкина, – а потом одобрительно наблюдал, как она грациозно движется к нему, скромно склонив голову. Вот она остановилась и опустилась на колени, чтобы пасть перед ним ниц в жесте смиренной покорности.
– Нет! – с удивлением услышал Орхан собственный голос. – Моя Теадора, ты рождена принцессой!
– Но ты мой муж и господин, мой хозяин, – ответила она тихим мелодичным голосом, коснувшись лбом его ступни.
Он поднял ее, сорвал с ее головы вуаль и бросил на пол, но глаза цвета аметиста под его взглядом не дрогнули.
– Моя юная жена, твои манеры безупречны, но твои прекрасные глаза говорят иное, нежели поза!
Теадора на мгновение прикусила нижнюю губу, показав белые зубы, и покраснела, как ей и полагалось, но взгляд остался твердым.
– Как ваше величество уже отметили, я рождена принцессой.
Султан искренне рассмеялся. А девчонка-то с характером! И, как ни странно, он не возражал. Она была как глоток холодного свежего воздуха в перегретой, чрезмерно пахнущей благовониями комнате.
Он приказал Али Яхии и другим рабам покинуть комнату, а когда все ушли, повернулся к жене.
– Моя Теадора, ты боишься?
Она кивнула.
– Немного, мой господин… после вчерашней ночи.
– Считай, что ее не было! – отрезал султан, рубанув рукой воздух. – Сегодня мы начинаем с чистого листа!
Воспоминание об изнасиловании деревянным фаллосом едва не привело Теадору в ярость, но она быстро справилась с собой и произнесла приятным голосом:
– Да, мой господин.
Султан повлек ее за собой на большой мягкий диван.
– Моя новобрачная, ты для меня неисследованный сад наслаждений. Для начала я постараюсь доставить наслаждение тебе. – Он стянул с нее короткое болеро, накрыл руками груди и прошептал, касаясь губами шелковистой кожи: – Твои груди как нераспустившиеся розы.
От его нежного прикосновения Теадору словно ударила молния. Она потрясенно ахнула и инстинктивно подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но султан оказался проворнее: толкнув ее на подушки, стал покрывать обнаженные груди жаркими поцелуями. Его язык быстро скользил по крупным соскам, вызывая трепет во всем ее теле. Потом он сомкнул губы вокруг одного отвердевшего пика и стал жадно сосать.
– О, мой господин! – простонала Теадора.
К тому моменту, когда он наконец остановился, она была близка к обмороку.
– Тебе понравилось? – спросил Орхан. – Тебе понравилось то, что я с тобой делал?
Она не могла ответить. Султан принял ее молчание за девичью стыдливость, и это привело его в восторг. Теадора не могла ему сказать, что ей действительно понравилось, очень понравилось точно так же, как нравилось, когда то же самое с ней делал принц Мурад. И это сбило ее с толку. Означает ли это, что она не была влюблена в принца? Что любовь – это нечто иное, а не те восхитительные ощущения, которые охватывали ее тело, когда Мурад прикасался к ней вот так? Она не понимала.
Но кое-что она уяснила: ей нравится чувствовать на своем теле руки мужчины, к тому же этот мужчина, в конце концов, ее муж. Так что же в этом плохого? Но когда султан обнял ее и опять принялся ласкать, она вспомнила прошлую ночь: вспомнила, как он бесстрастно приказал отдать ее драгоценную невинность бездушному куску полированного дерева, чтобы не тратить свое время. Сейчас он стал обращаться с ней иначе только потому, что в дело вмешался Али Яхия. Без его содействия ее снова привязали бы к кровати и покрыли, как кобылу.
Ее любимый Мурад никогда не причинял ей боль: прикасался к ней очень нежно, бережно – и хотел видеть ее своей женой, а она его – мужем, хотела доставлять ему удовольствие. Вот это была любовь! Пусть хрупкая, едва народившаяся, но любовь.
Султана она не любила, но его ласки ей нравились. И, помилуй Бог, это все, на что она может рассчитывать. От принцесс никто не ждет, что они будут получать от своих браков удовольствие.
Теадора вздохнула и отдалась ласкам султана. Когда она притянула его голову к своей груди и очаровательно попросила повторить ласку, Орхан пришел в восторг. Ее непосредственность очень его возбуждала, и он чувствовал, как стремительно нарастает желание. Ему пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы помнить, насколько она в действительности неопытна. Неуклюже, словно зеленый юнец, он спустил вниз ее панталоны, чтобы она могла их сбросить, а пальцы уже нетерпеливо нащупали в ее влажных лепестках бугорок Венеры. Тяжело дыша, Орхан сорвал с себя халат и бросился на нее. Тепло ее тела наполнило его наслаждением на грани экстаза, и он развел ей ноги, царапая ногтями нежную кожу на внутренней стороне бедер. К изумлению Теадоры, султан едва не всхлипывал – так велико было его желание, так сильно нетерпение. Она его больше не боялась. Может, если закрыть глаза и представить на его месте Мурада…
Она соблазнительно двинула бедрами и хрипло прошептала:
– Целуй меня, мой господин! Целуй меня, муж.
Его не нужно было просить дважды. Губы его, к восторгу Теадоры, оказались крепкими и до странности знакомыми. Это был… о боже… рот Мурада! Султан поцеловал ее – глубоко, страстно. Сначала агрессором был он, а потом, к их взаимному удивлению, нападающей стороной стала она. Теадора позволила ему увлечь ее своим ртом в чисто физический мир чувственных наслаждений.
Она опять была во фруктовом саду монастыря Святой Екатерины, опять лежала в сильных объятиях принца. Это его рот, любимый и такой знакомый, завладел сейчас ее губами, это его руки скользили по ее гладкой коже. Ее юное тело по собственной воле пришло в движение, побуждаемое не опытом, а инстинктом.
Орхан, обезумев от желания, глубоко вонзился в ее податливое, ждущее тело. Для того чтобы разрядка не наступила в то же мгновение, ему потребовался весь его самоконтроль. Он сдержал себя и нежно повел молодую жену через лабиринт страсти, помогая ей найти дорогу. Вскоре она почувствовала, что не может больше это выносить. Поначалу Теадора сопротивлялась неведомой силе, увлекавшей ее все выше и выше, но потом эта сила подхватила ее и понесла, закружила в невероятно сладостном потоке, так что она едва не теряла сознание, и потому перестала бороться. Наконец, словно купаясь в тумане золотого света, она почувствовала, что рассыпается на тысячу мелких кусочков, вскрикнула от ужасного ощущения потери и услышала, как в унисон вскрикнул и султан.
Теадора неуверенно открыла глаза в полной тишине. Мужчина лежал на боку, опираясь на локоть, и смотрел на нее. Его темные глаза были полны восхищения, лицо освещала улыбка. На мгновение Теадора растерялась. Где Мурад? Кто этот старик? Потом к ней вернулось чувство реальности, и она чуть было не зарыдала в голос.
– Ты великолепна! – воскликнул султан. – Поразительно, что невинная девушка может так глубоко чувствовать и быть такой страстной! Аллах свидетель, я тебя обожаю, моя маленькая новобрачная! Те-адора! Те-адора! Кажется, я начинаю в тебя влюбляться!
Он заключил ее в объятия и принялся жадно целовать. Его руки не могли оставаться неподвижными: ласкали и мяли ее груди, ягодицы… и он стал быстро возбуждаться. И опять он искал ее теплоты, а она не могла ему отказать, так же как не могла отрицать и собственную страсть. Теадора ненавидела себя за это.
Позже султан вызвал слуг и приказал подать напитки.
– Моя малышка, я позабочусь, чтобы у тебя были лучшие учителя. Ты создана для любви. – Он отпил фруктового шербета и продолжил: – О, моя милая жена, как же ты мне нравишься! Должен признаться, я в восторге: не ожидал, что в тебе столько огня. Ты принадлежишь мне, моя обожаемая Теадора! Ты моя, только моя!
В его голосе так явственно слышалось эхо голоса Мурада, что Теадора поежилась. Он даже говорил почти теми же самыми словами.
Султан обнял ее свободной рукой и восторженно произнес:
– Я у твоих ног, моя прекрасная Адора! Ты моя, Адора!
Это слово, казалось, вырвалось у него случайно, но когда потрясенная Теадора посмотрела ему в глаза, его лицо выражало лишь обожание.
– Почему ты меня так называешь?
– Потому… – Султан наклонился и нежно коснулся губами ее груди. – Потому что ты прелестна.
К глазам подступили слезы, и Теадора быстро заморгала, стряхивая их. Какая ирония судьбы: сын – копия отца, даже язык любви у них один и тот же. Она попалась, как птичка в силки, и никто ей не поможет, со вздохом подумала Теадора. Она жена султана и должна выбросить принца Мурада из головы, сосредоточившись на том, чтобы подарить мужу сына, а отцу – внука, который обеспечит Иоанну Кантакузину кровное родство с султаном Орханом. Она Теадора Кантакузин, византийская принцесса, и непременно исполнит свой долг, а еще – жена султана, и знает свою судьбу.
Глава 6
Теадора тихо сидела у журчащего изразцового фонтана и шила. В искрящейся пузырьками воде гонялись друг за другом золотые рыбки с пышными хвостами. Вишня и миндаль стояли в цвету, на клумбах, обрамленных голубыми гиацинтами, вовсю цвели белые и желтые тюльпаны.
Айрис, сидевшая рядом с ней, прошипела:
– Голубка и старая ворона идут сюда с ежедневным визитом.
– Тише! – мягко пожурила ее Теадора, но закусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Добрый день, Теадора.
– Добрый день, Теадора.
– И вам обеим доброго дня, госпожа Анастасия и госпожа Нилуфер. Садитесь, прошу вас. Айрис, распорядись, чтобы принесли напитки.
Две старших жены устроились на мягких оттоманках. Нилуфер достала из широких рукавов туники вышивание. Анастасия, уставившись на большой живот Теадоры, заметила:
– Какой крупный ребенок! А ведь ходить тебе еще два месяца! Будет чудо, если ты в родах не порвешься на части.
Теадора так побледнела, что Нилуфер поспешила возразить:
– Какая чушь! Я была похожа на слона, когда носила Мурада, Сулеймана и Фатиму, но это все воды, потому что все они родились не крупнее обычного. – Похлопав Теадору по руке, она добавила: – Дитя мое, все идет хорошо. Я уверена, что у тебя родится красивый здоровый малыш.
Теадора с благодарностью посмотрела на мать Мурада, потом перевела ледяной взгляд на Анастасию и сказала ровным голосом:
– Я совершенно спокойна – и за себя, и за моего сына.
В это время вернулась Айрис с подносом. Всего разговора она не слышала, но и того, что успела услышать, оказалось достаточно, чтобы рассердиться. Разливая напитки, она якобы случайно споткнулась, кувшин на подносе накренился, и его содержимое пролилось на подол платья Анастасии. Холодная липкая жидкость просочилась сквозь роскошное одеяние первой жены султана, та вскочила и завизжала:
– Неуклюжая дура! Ты сделала это нарочно! Я прикажу тебя выпороть!
– Вы не сделаете ничего подобного, – холодно возразила Теадора. – Во-первых, рабыня моя, а во-вторых, это вышло случайно. Айрис, попроси прощения у госпожи Анастасии.
Айрис опустилась на колени и склонила голову.
– О да, моя госпожа, я прошу прощения!
– Ну вот, – удовлетворенно кивнула Теадора, так словно это все решило, затем позвала других рабынь. – Девушки, поспешите, не то платье госпожи Анастасии будет совсем испорчено.
Она подняла взгляд на Нилуфер и увидела в ее глазах не только едва сдерживаемое веселье, но и восхищение. Если во дворце и был кто-то, кроме Айрис, кого Теадора могла считать своим другом, то это вторая жена султана. Как только Нилуфер встретилась с византийской принцессой во плоти, ее мнение о девушке сразу же в корне изменилось. Теадора словно заменила ей родную любимую дочь, которая вышла замуж за самаркандского принца и теперь жила так далеко, что вряд ли они еще когда-нибудь с ней встретятся. Если бы не доброта Нилуфер, у Теадоры вполне мог бы случиться выкидыш, потому что Анастасия всячески пыталась ее поддеть, напугать, словно получала от этого извращенное удовольствие.
Рабыни губками собрали с платья Анастасии липкий шербет, смыли его следы холодной водой и растянули подол платья на ее ногах, чтобы ткань высохла. И так случилось, что именно в этот момент султан Орхан с двумя любимыми сыновьями пришел проведать Теадору. Теперь, когда Теадоре не нужно было утолять ненасытный любовный аппетит султана, она стала относиться к нему дружелюбно. Первые четыре месяца он проводил с ней пять ночей в неделю, а две оставшихся он, согласно законам Корана, посвящал другим женам. За эти месяцы образование Теадоры значительно повысилось. Орхан, как и обещал, прислал к ней лучших наставников, какие только были в его гареме. Эти устрашающего вида дамы столько рассказывали ей об искусстве любви и демонстрировали на практике, что Теадора уже думала, ее больше ничто не способно шокировать или хотя бы удивить, однако муж, воздав должное ее новым умениям, научил ее такому, о чем наставницы даже не заикались, и Теадора обнаружила, что все еще способна краснеть.
Когда султан с сыновьями шел к дамам через сад, сердце Теадоры едва не выскочило из груди: по левую руку от отца шел Мурад. Она не видела его с их последней ночи в саду монастыря Святой Екатерины. Мурад смотрел не на нее, а на мать, но Теадоре казалось, что это ему дается ценой значительных усилий. Нилуфер, увидев обоих сыновей, с радостным возгласом встала им навстречу и открыла свои объятия.
По правую руку от султана шел его наследник, принц Сулейман. С тех пор как вошла в дом Орхана, Теадора часто встречала этого молодого человека в разных ситуациях. Это был высокий красивый мужчина с темными волосами, оливковой, как у отца, кожей и такими же глазами, как у брата. В отличие от остальных членов семьи он был открыт, жизнерадостен и обаятелен. К третьей жене своего отца он относился так, как если бы она была его любимой младшей сестрой.
Все трое подошли к женщинам, Мурад наклонился поцеловать мать, Орхан обнял Теадору, потом повернулся к Мураду и произнес:
– Сын мой, подойди и познакомься с моей дорогой Адорой. Ну разве она не прелесть? То, что нужно, чтобы согреть старика в холодную ночь! – Он усмехнулся и нежно погладил Теадору по животу. – Однако я не так уж стар, раз все еще способен посадить хорошее семя в плодородную почву.
– Ты счастливчик, отец, – напряженно ответил Мурад и слегка поклонился Теадоре, а когда выпрямился и их взгляды встретились, она прочла в его взгляде холодное презрение. – Принцесса, вы так уверены, что мой отец подарил вам именно сына?
В его голосе слышалась насмешка, и на мгновение Теадора почувствовала дурноту, словно перед обмороком, но, глубоко вздохнув и успокоившись, с гордо поднятой головой проговорила:
– Женщины рода Кантакузин, принц Мурад, всегда рожали своим мужьям сильных сыновей.
Уголки его рта тронула презрительная полуулыбка:
– С нетерпением буду ждать рождения моего единокровного брата, принцесса.
Нилуфер недоуменно посмотрела на младшего сына: откуда такая неприязнь к Теадоре, этой милой девушке?
Позже, вернувшись мыслями к этому инциденту, Теадора так рассердилась, что, давая выход гневу, в ярости разбила несколько тарелок. Рабыни, тщательно отобранные ею самой на невольничьих рынках Бурсы и воспитанные Айрис в преданности и верности, очень удивились этой вспышке. Теадора не понимала, почему Мурад был так жесток. Ей что, нужно было покончить с собой из-за того, что его отец внезапно вспомнил о ее существовании? Может, он думает, она счастлива проводить часы с Орханом, утоляя его похоть? Теадора глубоко вздохнула и после некоторых раздумий пришла к заключению, что все мужчины недальновидные эгоистичные существа.
Когда родится сын, она собиралась посвятить свои силы ему одному. Теадора надеялась, что муж оставит ее в покое. Недавно она вместе с Айрис снова побывала на невольничьем рынке и выбрала самых красивых девственниц, каких только нашла, обучила их всему, что знала сама, и презентовала своему мужу. Теадора надеялась, что если ей удастся направить его интерес на других женщин, то избавится от него. Ее пробирала дрожь при одной мысли, что он снова будет к ней прикасаться. Те часы, которые провела с Орханом, ей удалось перенести только потому, что она представляла на его месте Мурада, но теперь и это стало невозможным, потому что принц ее презирает.
Отпустив рабынь и оставшись одна, Теадора легла в постель и дала волю слезам, уткнувшись в подушку, чтобы даже ее дорогая добрая Айрис ничего не заподозрила.
Ребенок у нее в животе заволновался, и Теадора, положив руки на то место, где толчки чувствовались сильнее, с любовью пожурила его:
– Халил, уже поздно, тебе давно пора спать. Или ты будешь таким же озорным шумным мальчишкой, как мой брат Матфей и тебя не уложить, разве что сам рухнешь от усталости, да там и уснешь, на месте?
Вспомнив брата, Теадора улыбнулась. Матфей был единственным мальчишкой, с которым она общалась: несколько лет они провели вместе. Особое положение лишило ее даже детства.
Теадора улыбнулась и вытерла слезы. Пусть малыш еще не родился, но она точно знала, что это мальчик, хотя не понимала откуда. Она была в этом так уверена, как если бы уже держала его на руках. Султан сказал, что ребенок будет носить имя Халил – в честь великого турецкого генерала, который одержал победу над Византией. Теадора уже привыкла к этому имени, и ее немного забавляло, что ее муж таким образом хотел задеть ее отца.
В отличие от многих королевских детей у Халила будет детство – Теадора твердо себе это пообещала. Он должен играть с другими мальчиками его возраста, учиться стрелять из лука и пользоваться ятаганом, но что важнее всего, она собиралась сама его растить, а не поручать воспитание рабам. Хоть мальчик и будет оттоманским принцем, у него очень мало шансов когда-нибудь стать правителем, поскольку у него есть два старших брата. И еще она не допустит, чтобы его забрали во дворец, где процветает разврат.
Мысли о ребенке подействовали на Теадору успокаивающе, но и они не могли стереть из памяти полный презрения взгляд Мурада. Как же он ее ненавидит! По лицу опять потекли слезы. Никогда, никогда он не узнает, как часто она вспоминала драгоценные минуты, проведенные с ним; не узнает, что всякий раз, когда ее целовал Орхан, она представляла его, Мурада. Эти воспоминания помогли ей выжить, все вытерпеть и сохранить рассудок. Какое же он имеет право ее осуждать?
Два месяца спустя, жарким июньским утром, младшая жена султана Орхана легко родила здорового мальчика, а месяцем позже султану была выплачена золотом оставшаяся часть приданого принцессы и туркам передана стратегически важную крепость Цимпа.
Султан был в восторге от маленького Халила и часто приходил его навестить, однако желание обладать Теадорой за месяцы ее беременности прошло. Кроме того, во дворце было так много красивых женщин, которые выполняли все его прихоти и охотно делили с ним постель. Теперь Теадоре не угрожали его притязания, и она наконец вздохнула с облегчением.
Часть II
Бурса
1357–1359
Глава 7
– Али Яхия, я всегда поощряла Халила заниматься разными видами спорта! – в гневе воскликнула Теадора. – Но и предостерегала! Я предупреждала этого бестолкового раба – он у меня получит десять плетей за то, что ослушался, – обоим говорила, что рано еще мальчику садиться на коня, которого ему подарил принц Сулейман! Халилу всего шесть лет! Он мог разбиться насмерть!
– Моя госпожа, – возразил евнух, – он внук Османа и сын Орхана. Еще удивительно, как он не родился со шпорами на своих крошечных пяточках.
Теадора невольно улыбнулась, но вмиг посерьезнела и сказала:
– Али Яхия, это вовсе не смешно. Доктора говорят, что из-за падения Халил может навсегда остаться хромым. Нога плохо заживает и теперь кажется немного короче другой.
Али Яхия вздохнул.
– Принцесса, возможно, оно и к лучшему. Теперь, когда у вашего сына есть физический недостаток, его будут считать негодным к управлению страной.
Теадору так ошеломили эти слова, что евнуху пришлось пояснить:
– Моя принцесса, вы ведь живете в этом дворце, а значит, не можете не понимать, что, едва заняв трон, новый султан прежде всего избавится от соперников. Как правило – это его братья, но по нашим законам человек с физическим уродством или дефектом не может наследовать престол. Так что благодарите судьбу – теперь вашему сыну ничто не угрожает и он проживет долгую жизнь. Как вы думаете, почему у принца Мурада нет детей? Потому что он сам, и ему известно: и его сыновья могут лишиться жизни, когда престол унаследует принц Сулейман.
Чтобы Сулейман убил ее маленького Халила? Это невозможно! Он обожает младшего сводного брата, постоянно балует. Но, вдруг вспомнила Теадора, Сулейман мог быть и другим: ей доводилось видеть его ледяной взгляд и слышать командные нотки в голосе, – и тогда ему все немедленно повиновались. Помнила она и другое: когда-то давно, еще до того как вышла замуж, отец однажды сказал, что из турок получаются отличные наемники, потому что им нравится убивать, они лишены милосердия и жалости.
Теадора поежилась. Все-таки Бог о ней заботится. Когда-нибудь она станет вдовой султана – самое что ни на есть незавидное положение, – у нее не останется никого кроме Халила, и теперь он, благодарение Господу, ни для кого не представляет угрозы.
Ее отец Иоанн Кантакузин был низложен три года назад, но, в отличие от многих византийских императоров, которые вместе с троном лишались и жизни, ушел на покой и удалился в монастырь в Мистре, недалеко от Спарты. Еще раньше монашеские обеты принес ее брат Матфей, и теперь они с отцом были в одной обители. Старшая сводная сестра Теадоры, София, умерла не своей смертью – третий муж застал ее с любовником и заколол обоих насмерть. Елена, ставшая теперь полноправной императрицей Византии, вела себя так, словно Теадоры вообще не существовало. Хоть они и сестры, третья жена султана вряд ли могла считаться равной по положению христианской императрице Византии.
Презрение сестры причиняло Теадоре боль. Поскольку Орхану уже почти семьдесят, она попыталась обсудить с Еленой возможность ее возвращения в Константинополь, когда султан отойдет в мир иной, но получила категорический, в грубой форме, отказ. Елена заявила, что в Константинополе не примут с распростертыми объятиями дочь узурпатора Иоанна Кантакузина, и добавила: то же самое относится и к вдове Орхана. Неверные – самые страшные враги Византии. Елена вроде бы запамятовала, что она тоже дочь Иоанна Кантакузина, и предпочла упустить из виду то обстоятельство, что, если бы ее младшую сестру не выдали за турецкого султана, их отец вряд ли продержался бы на троне столько, сколько было необходимо, чтобы обеспечить ей возможность стать женой Иоанна Палеолога. Впрочем, Елена большим умом не отличалась и не задумывалась о том, что Византийская империя, некогда обширная, съежилась и теперь включала лишь небольшую территорию материковой Греции, несколько городов на побережье Черного моря и Константинополь, а также не видела, что драгоценности, украшавшие ее церемониальные одежды и корону, были фальшивыми. Да и все остальное во дворце представляло собой сплошь бутафорию: вместо золота мишура. Медь на императорском столе вместо серебра, а все, что выглядело богатой парчой, на деле было лишь раскрашенной кожей. Елене даже в голову не приходило, что быть императрицей Византии – это почти то же самое, что править в пустой яичной скорлупе. Теадора же все это видела, и хотя не думала, что турки могут завоевать Константинополь еще при ее жизни, знала, что в конце концов это произойдет и Византия будет покорена. Теадора всегда тосковала по городу, в котором родилась, к тому же была уверена, что после смерти Орхана ей не будет места в Бурсе, при дворе Сулеймана.
Мысли вернулись к Мураду. У него до сих пор не было ни жены, ни фавориток. Порой Теадора спрашивала себя, думает ли он о ней хоть когда-нибудь. Он редко бывал в Бурсе и большую часть времени проводил в Галлиполи.
Вспомнив, как Орхан ловко обвел ее отца вокруг пальца с Галлиполи, Теадора усмехнулась. С рождением Халила султану выплатили оставшуюся часть ее приданого, а также отдали крепость Цимпа, и занять ее были посланы принцы Сулейман и Мурад. Крепость располагалась на европейской стороне Дарданелл, на полуострове Галлиполи. Когда случилось небольшое землетрясение, старые стены близлежащего города Галлиполи рухнули, и турки его быстро заняли. Их следующей задачей было отстроить заново и укрепить городские стены. Как только это было сделано, принцы Оттоманской империи привезли из Азии первую партию турецких поселенцев и основали колонию. Вскоре за ней последовали в колонию и другие поселенцы, в основном бывшие воины Орхана и их женщины, и обосновались под властью своих собственных беев на землях сбежавших дворян-христиан. Местные же крестьяне предпочли остаться, согласившись жить под властью Оттоманской империи. Приход турок означал для них освобождение от власти христианских феодалов с их притеснениями и непомерными налогами, а кроме того, равенство всех перед законом независимо от расы, религии или класса. По мере того как распространялись турецкая оккупация, даже христианские лорды, чьи земли граничили с новой территорией Оттоманской империи, стали признавать верховную власть Орхана. Став его вассалами, они платили как знак подчинения исламу ему небольшую ежегодную дань. Сами же турки изначально заняли по отношению к христианам, своим подданным, примирительную позицию.
Когда в Константинополе император Иоанн Кантакузин наконец уяснил суть происходящего, то, с обидой на коварство турок, обратился к зятю. Орхан предложил ему – выкупить Цимпу за десять тысяч дукатов, прекрасно зная, что при желании в любой момент сможет забрать ее обратно, но возвращать Галлиполи не собирался, заявив, что никаких усилий не прилагал: город пал перед ним сам по воле Бога, проявившейся землетрясением.
Вот так ловко Орхан перехитрил ее отца, приблизив его падение.
Теперь, когда отец и брат оказались в изгнании, Теадоре больше не к кому было обратиться, и она боялась за будущее сына. Неожиданно ее проблему решил принц Сулейман.
Когда ему доложили о травме Халила, он нанес третьей жене отца визит, чтобы извиниться за опасный подарок, который преподнес своему юному родственнику. Теадора приняла его извинения и добавила:
– Не было бы счастья, да несчастье помогло: теперь мой сын не представляет для тебя угрозы.
– Что верно, то верно, принцесса, – ответил откровенно принц. – Но теперь нам надо серьезно подумать над его будущим. Он очень умный парнишка и может быть мне весьма полезен.
– Я думала когда-нибудь вернуться вместе с Халилом в Константинополь, – осторожно сказала Теадора, решив, что Сулейману вовсе не обязательно знать, что дорога туда ей скорее всего закрыта.
– Но это совершенно ни к чему! Конечно, если тебе здесь очень плохо, я не стану удерживать вас насильно, но ты теперь турчанка, Адора, и мы тобой гордимся.
– Сулейман, при твоем дворе для меня может не найтись места.
– Я найду тебе место, – заверил ее принц почему-то хриплым голосом.
Теадора подняла удивленный взгляд и успела заметить у него в глазах проблеск желания, прежде чем его лицо опять приняло непроницаемое выражение. Совершенно растерявшись, она поспешно опустила глаза, чтобы принц не заметил ее смятения. Забавно: похоже, она прямо-таки притягивает мужчин королевской оттоманской семьи.
– Принц Сулейман, ты так добр, что предлагаешь мне кров. Теперь я могу быть спокойна за будущее сына.
Сулейман вежливо поклонился и ушел. Теадора мысленно усмехнулась: что ж, будущее Халила обеспечено, но как насчет ее самой? Ее встревожило, что принц Сулейман ее желает, хотя она никогда его не поощряла и предпочла бы, чтобы он относился к ней как к сестре.
Из задумчивости Теадору вывел голос Айрис:
– Моя госпожа, посмотритесь в зеркало, и там найдете ответ на свой невысказанный вопрос.
– Ты подслушивала! – возмутилась Теадора.
– Если бы не подслушивала, то ничего бы и не знала. И как бы я тогда могла вас защитить? Из вас же, моя принцесса, слова не вытянешь.
Теадора рассмеялась:
– Ах ты, неисправимая старая шпионка! Ладно, дай мне зеркало.
Впервые за много лет Теадора внимательно всмотрелась в собственное лицо и с некоторым удивлением увидела, что из зеркала на нее смотрит очень даже симпатичная молодая особа. Лицо в форме сердечка, с прямым носиком, украшали большие глаза цвета аметиста, опушенные густыми темными ресницами с выгоревшими на солнце золотистыми кончиками, и четко очерченный рот с пухлой нижней губой.
Теадора положила зеркало на диван и подошла к другому, высокому, напольному, из прекрасного венецианского стекла, вставленного в украшенную богатой резьбой позолоченную деревянную раму. Критически оглядев себя, она отметила, что рост ее выше среднего, фигура сохранила стройность, грудь высокая, кожа цвета сливок, выглядит безупречно.
«Неужели это действительно я?» – удивилась Теадора, пристально всмотревшись в свое отражение.
Она от природы не была тщеславной, и поскольку меньше всего на свете хотела привлекать внимание Орхана, то никогда особенно не заботилась о своей внешности.
– А ведь я красивая, – тихо сказала Теадора, рассеянно проводя рукой по своим темным волосам.
– Да, принцесса, вы красавица, и это ведь еще не самый расцвет! – подтвердила Айрис. – И, понизив голос, добавила: – Если принц Сулейман вас желает, то, возможно, когда вы овдовеете, возьмет в жены. Тогда за ваше будущее можно не волноваться.
– У меня нет никакого желания выходить за него замуж! – возразила Теадора так же тихо. – Кроме того, у него уже есть четыре жены, взять пятую он не может, а становиться наложницей я не собираюсь!
