Бертрис Смолл
Византийская принцесса
– Девочка, все принцессы так себя чувствуют, когда впервые уезжают от своей семьи, – попыталась в последний раз успокоить дочь Зоя. – И я тоже плакала. Но ты не должна предаваться жалости к себе: не пристало Теадоре Кантакузин, византийской принцессе, показывать слабость перед теми, кто ниже ее по положению.
Девочка поежилась и, глубоко вздохнув, спросила:
– Мама, но ты ведь будешь мне писать?
– Регулярно, дорогая. А теперь вытри глаза: не стоит оскорблять своего господина видом слез.
Теадора осушила лицо, и ее повели к паланкину, занавешенному парчой, чтобы отнести на корабль, который по Мраморному морю поплывет в Скутари, где ее ждет султан Орхан. Сопровождать невесту предстояло присланной султаном армии кавалерии и тридцати кораблям.
Теадора в бледно-голубом платье свободного покроя казалась хрупкой и ранимой, несмотря на то что оно было отделано по подолу, вырезу горловины и низу рукавов богатым цветочным орнаментом, вышитым золотом. Зоя сама чуть не плакала, глядя на дочь, – такой трогательно юной та выглядела.
Никто из Кантакузинов не проводил девочку на корабль. С того момента как вошла в королевский паланкин, Теадора осталась одна: так полагалось, и так на протяжении многих лет.
Через год ворота Константинополя открылись перед Иоанном Кантакузином, а еще через несколько месяцев его дочь Елена стала женой юного соправителя Кантакузина, Иоанна Палеолога. Свадьбу отпраздновали со всей помпой, как и положено у православных.
Часть I
Теадора
1350–1351
Глава 1
Женский монастырь Святой Варвары славился своим богатством, хотя и не мог похвастаться занимаемыми площадями. Так было не всегда. Нынешнее процветание обители объяснялось тем, что в ее стенах пребывала одна из жен султана, византийская принцесса Теадора Кантакузин.
Теадоре Кантакузин хоть и исполнилось всего тринадцать, но она уже была вполне способна зачать и выносить ребенка, однако султану Орхану было не до нее. В свои шестьдесят два он имел полный гарем взрослых женщин: как невинных, так и опытных. Маленькая христианская девственница, которую по его приказу поселили в монастыре, была просто предметом политической необходимости, поэтому оставалась совершенно невостребованной. Однако даже пресыщенный Орхан не стал бы отмахиваться от Теадоры, если бы увидел ее. Из угловатой худенькой девочки она превратилась в высокую стройную девушку с изящными руками и длинными, идеальной формы ногами, гибкой фигурой, упругой полной грудью и нежным личиком в форме сердечка. Хоть Теадора и выходила на открытый воздух, ее гладкая кожа никогда не загорала, поэтому сохранила цвет сливок. Ее волосы цвета красного дерева на солнце казались посыпанными золотой пылью и доходили до округлых ягодиц. В фиалковых глазах поразительной чистоты, как и раньше, светилась доброта, неизменным остался также маленький прямой носик и чувственный ротик с пухлой нижней губой.
На территории монастыря у нее были собственные апартаменты с гостиной, хотя к ней никто не приходил, столовой, кухней, двумя спальнями, ванной и комнатами для слуг. Теадора жила здесь в изоляции от мира, но в полном довольстве, ни в чем не нуждаясь. Ее вкусно кормили и хорошо охраняли, но за пределы монастыря выходить не разрешали, ну а если она все-таки выходила, то в сопровождении не меньше чем полудюжины крепких монахинь и с лицом, скрытым под густой вуалью.
В лето того года, когда Теадоре исполнилось тринадцать, ее жизнь внезапно изменилась. День был такой жаркий, что все слуги, разомлев от липкой духоты, задремали, даже монахини, что охраняли ее. Теадора, умирая от скуки, отважилась выйти в монастырский двор, окруженный высокими стенами. Неожиданно легкое дуновение ветерка донесло до нее из фруктового сада аромат созревающих персиков, однако калитка оказалась запертой. Теадору разобрала досада, и от этого еще сильнее захотелось сочного персика. Но как же попасть во фруктовый сад? И она нашла способ. Угол, где стена фруктового сада смыкалась с монастырской стеной, отделявшей территорию обители от улицы, был плотно затянут разросшейся узловатой виноградной лозой. Теадора подобрала полы светло-зеленого хлопкового платья – благо оно было простого фасона, наподобие туники – и вскарабкалась по лозе как по лестнице на самый верх стены. Обрадовавшись, что все оказалось так просто, она осторожно прошла по стене, высматривая похожее растение, по которому можно было бы спуститься во фруктовый сад, и, обнаружив подходящее, полезла вниз. Выбрав несколько самых аппетитных персиков и рассовав их по карманам, Теадора пустилась в обратный путь. Стена, однако, в нескольких местах сильно обветшала: многие годы по ней ходили только коты, которых привлекала охота в монастырских садах. Опьяненная успехом своей миссии, не глядя под ноги, Теадора вдруг почувствовала, что падает, но, к ее удивлению, вовсе не на землю. Взвизгнув, она поняла, что оказалась в чьих-то сильных руках, которые вовсе не торопились ее отпускать. Сфокусировав взгляд, она увидела в опасной близости от своего лица угольно-черные глаза.
– Ты воришка? Или просто маленькая озорная монашка? – спросил их обладатель.
– Ни то ни другое, – буркнула Теадора, удивившись, что еще способна говорить. – Пожалуйста, поставь меня на землю.
– Не поставлю, пока не скажешь, кто ты, красавица с фиалковыми глазами. На тебе нет чадры – значит, ты не турчанка. Тогда кто?
К Теадоре никогда еще не прикасался ни один мужчина, кроме отца, но оказалось, что это вовсе не страшно. Твердость торса незнакомца почему-то внушала доверие, и пахло от него солнечным светом.
– Ну что, малявка, язык проглотила? – мягко спросил он.
Теадора покраснела и в досаде закусила губу: почему-то вдруг показалось, что он знает, о чем она думала.
– Я послушница этого монастыря, – наконец вымолвила девушка. – Не будешь ли ты так любезен помочь мне взобраться на стену? Если обнаружат мое отсутствие, мне попадет.
Незнакомец поставил Теадору на землю и, быстро взобравшись на стену, наклонился, подал ей руки и подтянул наверх. Затем так же легко он спрыгнул в монастырский двор и сказал, протянув ей руки:
– Фиалковые глазки, прыгай!
Не ощущая страха, Теадора спрыгнула, и незнакомец без труда поймал ее, поставил на ноги и усмехнулся:
– Ну вот, теперь тебя не за что ругать. С какой стати ты вообще полезла на эту стену?
Почувствовав себя увереннее, Теадора бросила на него лукавый взгляд, потом, сунув руку в карман платья, достала персик и просто сказала:
– Вот зачем.
В следующее мгновение она впилась в персик зубами, и по подбородку потек сладкий сок.
– Ты всегда получаешь все, что хочешь?
– Да, но обычно я мало чего хочу. Калитка была заперта, поэтому я залезла на стену.
Молодой человек рассмеялся, потом произнес:
– Меня зовут Мурад. А тебя?
– Теадора.
– Слишком официально. Ты самое восхитительное создание на свете, и я буду звать тебя Адорой.
Она покраснела, а когда он наклонился и поцеловал ее, и вовсе ахнула от удивления.
– Ой! Как ты посмел? Никогда больше не делай так! Я замужняя женщина.
Черные глаза озорно блеснули.
– Но готов поспорить, Адора, что это был твой первый поцелуй.
Теадора густо покраснела и попыталась отвернуться, но он нежно взял ее за подбородок большим и указательным пальцами и добавил:
– А еще, готов поспорить, твой муж – старик. Ни один молодой мужчина из плоти и крови не оставил бы тебя чахнуть в монастыре, ты просто возмутительно красива.
Теадора подняла на него взгляд, и Мурад с удивлением и восхищением увидел, что на солнце ее глаза сияют подобно аметистам.
– Я не видела мужа несколько лет, это правда, но ты все равно не должен разговаривать со мной таким образом. Он хороший человек. Уходи, пожалуйста. Если тебя здесь застанут, неприятности будут и у тебя, и у меня.
Юноша не двинулся с места и, словно не слыша ее, сказал:
– Завтра начинается неделя полнолуния. Я буду ждать тебя здесь, в саду.
– Я не приду, даже не думай!
– Адора, ты меня боишься? – поддразнил ее Мурад.
– Нет!
– Так докажи это – приходи.
Он протянул к ней руки, привлек к себе и поцеловал – медленно, нежно, едва сдерживая страсть. На какое-то короткое мгновение она ему уступила, и у нее в голове пронеслось все, что они с подружками говорили о поцелуях. Теадора вспомнила это и вдруг поняла, что они ничегошеньки не знали. Поцелуй был невероятно сладким и таким приятным, что это невозможно представить даже при самом буйном воображении. От этого поцелуя по ее жилам словно растекся жидкий, тягучий как мед огонь, и ее тело ослабело.
Оторвавшись от ее губ, Мурад нежно прижал девушку к себе. На мгновение их глаза встретились, и между ними проскочило что-то странное, похожее на искру или удар молнии. В то же мгновение Теадора пришла в ужас от собственной реакции на него, вырвалась из объятий и бросилась бежать по аккуратно посыпанной гравием тропинке. Мурад рассмеялся ей вслед и громко произнес:
– До завтра, Адора.
Теадора вбежала в свои покои и, содрогаясь как в лихорадке, рухнула на кровать, совсем забыв о персиках. Те же вывалились из ее карманов и покатились по полу, как мячики.
Теадора и не представляла, что поцелуй может быть таким… Никак не получалось подобрать подходящее слово. Таким… мощным? Интимным? Да, именно таким он и был: интимным. Это было вторжение в ее личность. И все же – на губах у нее заиграла легкая улыбка – ей это понравилось. Мурад был прав, заявив, что ее никогда раньше никто не целовал. По сути, Теадора ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной, ведь почти четыре года своей юной жизни она провела за стенами монастыря. Когда ее выдали замуж, она была еще ребенком, и Зоя благоразумно не стала обсуждать с ней подробности того, что происходит в супружеской постели, и в результате самая молодая жена султана оставалась совершенно невинной.
И вот теперь Теадора думала о красивом молодом человеке с сильными руками, благодаря которому избежала серьезной травмы. Он был высокий и загорелый, но Теадора знала, что у него такая же светлая кожа, как у нее, потому что под недавно подстриженными черными волосами кожа была совсем белой. Черные глаза смотрели на нее с такой теплотой и лаской, что в этом было нечто дерзкое. И его улыбка, обнажавшая ровные белые зубы, тоже была очень дерзкой.
Конечно, они больше не увидятся: это недопустимо, – и все же Теадора невольно спрашивала себя, придет ли он завтра. Неужели ему действительно хватит дерзости снова забраться по монастырской стене в сад?
Выяснить это можно было только одним способом – спрятаться в саду до того, как стемнеет, дождаться и посмотреть. Когда он придет – если придет, – она, конечно, не выдаст своего присутствия: будет прятаться до тех пор, пока он не уйдет, и по крайней мере удовлетворит свое любопытство.
Теадора захихикала, представляя, как он будет раздосадован. Он явно считает себя неотразимым, раз ожидает, что приличная девушка тайком выскользнет из дома и придет на встречу с ним. Что ж, скоро он узнает, что это не так.
Глава 2
Встреча с этой девочкой, Теадорой, позабавила Мурада. Его, взрослого мужчину, искушенного в любовных делах, очаровала ее свежесть и естественная невинность. Официально она третья жена его отца, но Мурад был почти уверен, что султан Орхан не заберет ее в свой дворец, не говоря уже о своей постели, – на это практически нет шансов. Теадора всего лишь пешка в политической игре. Мурада не мучили угрызения совести из-за того, что флиртовал с ней, – как честный человек соблазнять ее он не собирался.
Мурад-бек был самым младшим из троих сыновей султана. Его родного брата звали Сулейман, а единокровного – Ибрагим. Мать Ибрагима Анастасия происходила из благородной византийской семьи и была дальней родственницей Теадоры. К матери Мурада Нилуфер, дочери грузинского гетмана, она относилась с высокомерным пренебрежением. Однако именно мать Мурада была любимой женой султана и ее сыновей она любил больше всего. Ибрагим, единокровный брат Мурада, был старшим, но в детстве его уронили так, что он ударился головой, и с тех пор был не совсем нормальным. Он жил в собственном дворце, окруженный заботой рабов и специально подобранных бесплодных женщин. Периоды вменяемости чередовались у Ибрагима с периодами буйного помешательства, но его мать все же надеялась, что он унаследует трон отца, и втихомолку работала над достижением этой цели.
Принц Сулейман тоже жил в собственном дворце, но у него были дети: двое сыновей и несколько дочерей. У Мурада детей не было: он сам выбирал себе женщин, не способных к деторождению. Младший сын Орхана знал, что отец выбрал своим преемником Сулеймана. Мурад любил старшего брата, но тем не менее намеревался бороться с ним за трон после смерти их отца. В такой борьбе всегда есть шанс проиграть, а это означало бы смерть не только его самого, но и всей его семьи, поэтому Мурад решил не заводить детей до тех пор, пока не станет султаном. Только тогда его сыновья смогут появиться на свет в относительной безопасности.
В тот день Мурад оказался рядом с монастырем по чистой случайности: навещал одну очаровательную вдовушку, жившую по соседству, – и проходил мимо монастырской стены как раз в тот момент, когда Адора пыталась спуститься. Мурад усмехнулся. Вот озорница! Захотела персиков – и отправилась добывать. Вот жена кому-то достанется: прямо ураган. Он остановился, и его лицо осветила улыбка. По мусульманским законам мужчина может взять в жены любую из вдов своего умершего отца, если только при этом не произойдет кровосмешения. Сколько еще Орхан может прожить?
Девушка в безопасности, и очень маловероятно, что ее когда-нибудь вызовут к ее царственному господину. О Теадоре Кантакузин забыли. Оно и к лучшему, мрачно подумал Мурад, потому что до него доходили слухи об извращениях, к которым прибегал его отец, пытаясь сохранить мужскую силу.
Мурад не знал, придет ли Теадора ночью в сад. Когда он поцеловал ее в первый раз, девушка его отчитала, но второй поцелуй привел ее в смятение – Мурад успел это почувствовать до того, как она убежала.
На следующий день Теадоре казалось, что время тянется невероятно медленно. Поскольку было лето, школа при монастыре закрылась, и дочери богатых христиан из Бурсы уехали к своим семьям на побережье. Пригласить дочь императора провести каникулы вместе на чьей-то вилле никому и в голову не пришло. Те, кто ей сочувствовал, колебались из-за ее положения, а другие сторонились ее из-за брака, считая, что она выпала из своего класса, хотя ни за что не осмелились бы сказать об этом вслух. Таким образом, в силу обстоятельств Теадора осталась одна в тот самый период своей жизни, когда ей больше всего нужна была подруга.
Наделенная острым умом, она читала и изучала все, что могла, но все равно ее снедало беспокойство, какое-то смутное томление, которого она не понимала и не могла дать ему название. Не было никого, с кем она могла бы поговорить по душам, кому могла бы довериться: одна – как всегда. Одноклассницы держались с ней вежливо, но она никогда не проводила с ними достаточно времени, чтобы успела сформироваться настоящая дружба. Ее служанками были рабыни из дворца, и менялись они три раза в год, поскольку услужение жене султана в монастыре считалось скучной обязанностью. Теадоре хотелось приключений.
Жаркий день подходил к концу. Теадора сходила в монастырскую церковь на вечерню, потом вернулась к себе, перекусила кусочком каплуна с салатом из свежего латука из монастырского огорода, доела оставшиеся персики, выпила изысканного кипрского вина, и рабыни помогли ей принять ванну. Теплая вода с легким ароматом принесла ей облегчение от жары. После того как расчесали волосы, ее одели в короткую рубашку из белого шелка и наконец-то оставили в покое.
Теадора ждала короткого промежутка между закатом и сумерками, когда можно будет никем не замеченной проскользнуть во фруктовый сад. Теперь у нее имелся ключ от калитки. Она набралась дерзости попросить его у настоятельницы и, к собственному удивлению и радости, получила.
– В жару я не нахожу себе места, – сказала Теадора монахине. – Если бы фруктовый сад был открыт, у меня было бы больше места для прогулок. А еще… можно мне срывать персики?
– Конечно, дитя мое! Все, что наше, принадлежит и вашему высочеству.
В монастыре все стихло. Из окрестных домов тоже не доносилось ни звука. Неподвижность фиолетовых сумерек нарушал только стрекот и щебет каких-то ночных существ. Теадора встала и набросила поверх ночной сорочки легкий темный плащ. Ее спальня находилась на первом этаже, и Теадора, выбравшись из комнаты через окно, быстро пошла по посыпанной гравием дорожке к фруктовому саду. В мягких домашних туфлях ее шаги были почти не слышны. Ключик от калитки она крепко сжимала во влажной ладони.
К облегчению Теадоры, калитка в сад открылась почти бесшумно. Осторожно закрыв ее за собой, девочка со вздохом облегчения прислонилась к ней спиной и зажмурилась. У нее получилось!
И вдруг тишину прорезал глубокий низкий голос:
– Ты пришла!
Глаза Теадоры мгновенно открылись, и, заикаясь от неожиданности и возмущения, она выдавила.
– Ч-что ты здесь делаешь?
– Как что? Разве мы не договорились встретиться здесь сегодня вечером? – удивился Мурад, едва сдерживая смех.
«Святая Феодосия! Должно быть, он принимает меня за последнюю распутницу!» – мелькнуло в голове у Теадоры. Она взяла себя в руки, хотя сердце колотилось как бешеное, и, стараясь держаться с достоинством, заявила:
– Я пришла только для того, чтобы сказать, что ты не должен вторгаться на территорию этого монастыря, частью которого является и фруктовый сад.
– Понятно, – ответил он с серьезным видом. – Я предположил, что ты можешь прийти пораньше и спрятаться, чтобы не оказаться в неловком положении.
Он немного помолчал, глядя на нее, а потом вдруг озорно добавил:
– Ой, ты покраснела! Значит, я прав?
– Как ты можешь об этом судить? Здесь темно.
Он легонько коснулся пальцем ее щеки, но Теадора отскочила от него как ошпаренная.
– И опять я прав: щека горячая.
– Это потому что сегодня жаркая ночь, – быстро произнесла Теадора.
Мурад тихо рассмеялся, потом взял ее за руку и совершенно серьезно сказал:
– Пойдем! Я нашел идеальное местечко: под деревьями в центре фруктового сада, – где нас никто не увидит.
И он повлек Теадору в глубину сада, а дойдя до большого раскидистого дерева, нырнул вместе с ней в густую тень под нижними ветвями.
– Ну вот мы и в безопасности… и совсем одни.
К его удивлению, девушка вдруг расплакалась.
– Адора, милая, в чем дело?
– Я б-б-боюсь, – пробормотала, всхлипывая, Теадора.
– Чего, голубка моя?
– Тебя! – вдруг выпалила она сквозь слезы.
Только тогда юноша понял, что она в действительности по-детски невинна. Расстелив на траве свой плащ и мягко усадив на него девушку, он нежно обнял ее и привлек к груди.
– Адора, не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
Перед его рубашки тут же намок от ее слез, но постепенно рыдания стали стихать.
– Я н-никогда р-раньше н-не была с м-мужчиной наедине, – пробормотала наконец Теадора, – и не знаю, что полагается делать. Но ты не думай, что я дурочка.
Мурад сдержал смех и сказал как можно серьезнее:
– Адора, я думаю, будет лучше тебе узнать, кто я, поскольку мне известно, кто ты… ваше высочество.
Она тихо ахнула, и он добавил:
– Я принц Мурад, третий сын султана Орхана, и, если верить сплетням, повеса и распутник. Но я чту Коран и жену собственного отца, какой бы обольстительной она ни была, соблазнять ни за что бы не стал. Даже если она лишь пешка в политической игре.
Несколько мгновений оба молчали, потом Теадора спросила:
– Ты с самого начала знал, кто я?
– Почти. Когда мы впервые встретились, я возвращался от друга, который живет неподалеку отсюда, и мог пройти только этим путем, мимо монастыря Святой Екатерины. Когда ты назвала свое имя, меня вдруг осенило: ты та самая Теадора.
– И даже зная, кто я, все равно меня поцеловал? И назначил мне свидание! Принц Мурад, вы отвратительны!
– Адора, но ведь ты пришла, – тихо напомнил он.
– Только затем, чтобы сказать: это не должно повториться.
– Нет, голубка, ты пришла вовсе не поэтому. Признайся, хотя бы себе.
– Мне не в чем признаваться.
Он заговорил мягче.
– Милая моя, любопытство вовсе не преступление, – мягко произнес Мурад. – Для юной девушки такой интерес вполне естествен, особенно если она ведет замкнутый образ жизни. Скажи, когда ты в последний раз вообще видела мужчину?
– Я каждую неделю исповедуюсь отцу Виссариону, – чопорно ответила Теадора.
Мурад негромко рассмеялся.
– Я не имел в виду высохшего от старости священника.
– С тех пор как поселилась здесь, в монастыре, не видела больше никого. Другие ученицы здесь не живут, а меня никто не навещает.
Это было сказано просто и буднично, без эмоций.
Мурад накрыл ее маленькую тонкую руку своей ладонью – большой, загорелой и теплой.
– Адора, тебе здесь очень одиноко?
– Я не думаю об этом: у меня есть занятие – учеба, – спокойно ответила Теадора.
– И нет друзей? Бедная маленькая принцесса.
Теадора резко отдернула руку.
– Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, а уж в твоей тем более!
Взошла полная луна, окрасив серебром крупные золотые персики, свисавшие с тяжелых ветвей идеально ровными шарами. В лунном свете на белом лице Теадоры Кантакузин Мурад увидел гордые аметистовые глаза, в которых бриллиантами блестели едва сдерживаемые слезы.
– Голубка, это вовсе не жалость, а сожаление и досада, что тебя, полную жизни, созданную для страстных ласк молодого мужчины, выдали замуж за старика и заточили в монастырь.
– Я принцесса Византии, – холодно возразила Теадора. – И носить этот титул мне было суждено еще до того, как мой отец стал императором. Вступить в самый выгодный для ее семьи брак – долг каждой принцессы. Мой отец, император, пожелал, чтобы я стала женой султана, и, как благочестивая христианка и послушная дочь, я не могу противиться его воле.
– Адора, твоя дочерняя преданность, конечно, весьма похвальна, но ты рассуждаешь как ребенок… хотя, в сущности, ты и есть ребенок. Если бы ты познала любовь, то не была бы так категорична.
– Любовь? Я знаю, что такое любовь: меня любит мама, отец… – воскликнула Теадора.
– Вот как? Отец отдал тебя в жены человеку, который по возрасту годится тебе в дедушки, только потому, что ему понадобилась поддержка армий султана, чтобы не потерять занятый обманом престол. Он просто променял тебя на услугу, – жестко заметил Мурад. – Твою сестру он, напротив, отдал в жены императору-мальчишке, своему сопернику, но тот хотя бы годится ей по возрасту. И если молодой Иоанн в конце концов победит старого, жизни твоего отца все равно ничто не угрожает, потому что его дочь будет императрицей. Но как насчет тебя? Ты знаешь, что твоя сестра Елена недавно родила первенца, мальчика? Она проповедует священную войну против «неверных». Да, сразу видно, что Елена тебя о-очень любит. И ей вторит твоя единокровная сестра София, чья набожность уступает только ее распущенности, печально знаменитой на весь Константинополь. Когда одна или другая в последний раз с тобой общалась? А как насчет брата Матфея, который стал монахом? Он писал тебе? Это и есть люди, которые тебя любят?
– Мой отец решил, что так будет лучше для империи, – буркнула Теадора. – Правитель – он! Что касается моих сестер, то София была уже взрослой женщиной, когда я родилась, и я ее почти не знаю, а с Еленой мы всегда были соперницами. Может, она и рассуждает о священных войнах, – с презрением в голосе добавила девушка, – но этого никогда не будет. Империя и себя-то защитить едва может, что говорить о войне против султана.
Мурада поразило, что в этом вопросе девушка так точно ухватила суть, а Теадора продолжила:
– Мама держит меня в курсе новостей. Хоть мы с ней и не виделись после моего отъезда из Константинополя, каждую неделю специальный посыльный, которого господин Орхан держит только для меня, доставляет мне письма прямо с берега и относит мои ответы. Через несколько месяцев после того, как я сюда приехала, мой единокровный брат Иоанн был убит в бою, и мама сразу же сообщила об этом, так что я могла молиться о его душе. Родители не могут меня навестить: ты, конечно, знаешь, как сейчас опасно путешествовать, а уж жена императора Византии была бы для пиратов и грабителей желанной добычей, – но они меня очень любят, принц Мурад! Любят!
– Ты не знаешь о любви ровным счетом ничего! – яростно воскликнул Мурад и, быстро притянув ее ближе, усадил к себе на колени. – У тебя осталось только смутное воспоминание о нормальной привязанности ребенка к своей семье. Никто никогда не прикасался к тебе по-настоящему, не тревожил твою гордость, не пытался разбудить твое холодное сердечко. Но я это сделаю: обещаю пробудить тебя к жизни, к любви… открыть себе самой!
– Ты не имеешь права так говорить! – сердито выпалила Теадора и попыталась высвободиться из его объятий. – Я жена твоего отца! Это так ты почитаешь Коран? Как же твое обещание не соблазнять меня?
Мурад мрачно усмехнулся.
– А я и не собираюсь. Мне известны десятки способов доставить удовольствие, не лишая тебя девственности. И мы начнем прямо сейчас!
Он наклонился к ней, но она уперлась ладонями в его грудь, не давая приблизиться.
– Твой отец…
– Адора, мой отец, – не дал ей договорить Мурад, ослабляя узел на завязках ее плаща, – никогда не призовет тебя к себе. После его смерти султаном стану я и, кто бы на тот момент ни был императором Византии, устрою так, чтобы ты стала моей женой. А до того времени я буду учить тебя искусству любви.
Теадора ничего больше не успела возразить – его губы не позволили, – и бороться с ним тоже не могла: в его крепких объятиях она едва могла дышать. Ее сердце гулко колотилось в неистовом ритме, и она чувствовала своими ладонями, распластанными по его груди, биение, такое же частое и сильное, его сердца. Она попыталась было отвернуться, но он погрузил пальцы в ее шелковистые волосы и крепко удерживал голову. Его губы, теплые и твердые, оказались на удивление нежными, а поцелуй – настолько восхитительным, что она испугалась реакции собственного тела. Теадора снова почувствовала, как тает ее сопротивление, и стоило ей расслабиться, его поцелуй стал глубже. Но что это с ней? Дрожь охватила все тело, груди странно отяжелели, соски заныли.
Словно почувствовав ее состояние, Мурад ослабил объятия и выпустил из сладкого плена ее рот. Теадора лежала поперек его бедер, не в состоянии произнести ни слова. С улыбкой глядя на нее, он нежно провел пальцем по ее щеке, и у нее вмиг пересохло во рту, пульс еще больше участился, голова закружилась, но она каким-то образом сумела выдавить:
– П-почему т-ты это делаешь?
– Потому что я тебя хочу, – сказал он тихо.
Его голос звучал так напряженно, что ее тело покрылось мурашками. Он снова взял в плен ее губы, потом стал целовать глаза, нос, щеки, лоб, подбородок. От каждого мимолетного поцелуя она трепетала, ее бросало то в жар, то в холод, и в конце концов она просто закрыла глаза и отдалась неизведанным ранее ощущениям.
Черные глаза озорно блеснули, и Мурад рассмеялся.
– А ведь тебе нравится! Ты прямо таешь, когда тебя целуют!
– Нет!
Теадора мысленно ужаснулась. О господи! Как же она могла! О чем только думала! Она опять попыталась вырваться из его объятий, но он припал к ее рту и на сей раз требовательно провел языком по плотно сжатым губам, настойчиво пытаясь проникнуть внутрь, разжать ей зубы.
– Адора, откройся мне, – услышала она его лихорадочный шепот. – Голубка, не отказывай в удовольствии нам обоим.
Ее губы сами собой приоткрылись, и его язык, ворвавшись внутрь, принялся гладить и ласкать, пока она не почувствовала, что вот-вот лишится чувств.
Оторвавшись от ее рта, Мурад нежно сжал ее в объятиях и окинул взглядом из-под полуприкрытых век. Груди девушки быстро вздымались и опадали, сквозь тонкий шелк сорочки явственно, словно маленькие бутоны, проступали соски. Юношу охватил такой восторг, какого он никогда прежде не испытывал, сердце забилось еще яростнее. Ему до боли хотелось прикоснуться к этим маленьким соблазнительным пикам, но он удержался. Если подтолкнуть ее по пути открытия собственной чувственной натуры еще дальше, то этого будет слишком много для первого раза. Мураду и в голову не приходило, что такая невинность может существовать в природе. В его мире женщина попадала к мужчине обученной премудростям любви и знала, как ублажить господина. Она могла оставаться девственницей, но ее тщательно готовили: учили, как доставлять наслаждение и как получать его самой. Это же прекрасное создание оставалось не тронутым ни мужчиной, ни женщиной. Она будет принадлежать только ему! Он никому не позволит ею обладать, вылепит из нее, как из глины, идеальную любовницу, научит доставлять ему наслаждение. И никто, кроме него, никогда не познает ее сладость.
Теадора открыла глаза, и Мурад подумал, что на фоне бледного лица они как фиалки на снегу.
– Все в порядке, сладкая моя, – мягко произнес он. – На сегодня мы урок закончили, и я очень доволен результатом: тебе понравились поцелуи.
– Ничего подобного! – прошипела Теадора. – Я тебя ненавижу! Ты не имеешь права так обращаться со мной!
Он же, словно не слышал, продолжил:
– Завтра вечером – второй урок. Твое образование как женщины только начинается.
Теадора села.
– Завтра вечером? Ты с ума сошел? Никакого завтрашнего вечера не будет! Ты меня больше не увидишь! Никогда!
– Адора, ты будешь приходить сюда столько, сколько я захочу. Ну а если не придешь, то явлюсь прямо к воротам монастыря я и потребую встречи с тобой.
– Ты не посмеешь! – заявила Теадора, но взгляд ее не выражал особой уверенности.
Мурад встал и потянул ее за собой.
– Голубка моя, посмею, да еще как, ради того, чтобы снова тебя увидеть.
Бережно запахнув на ней плащ, он молча повел ее к калитке сада.
– До завтра, Адора. Спокойной ночи и приятных снов.
С этими словами юноша подпрыгнул, ухватился за край стены, перемахнул через нее и скрылся в ночи. Теадора дрожащими пальцами открыла калитку, прошла, потом заперла ее за собой и бесшумно пересекла двор, торопясь в свои апартаменты.
Немного успокоившись, когда оказалась в относительной безопасности своей спальни, в памяти Теадоры всплыла недавняя сцена в саду, и она с благодарностью осознала, что Мурад, кроме поцелуев, не позволил себе никаких вольностей. А тем временем собственное тело вело себя предательски: ныло и болело от какого-то непонятного ей томления, груди налились, соски горели, живот был напряжен, а в тайном женском местечке между ног все пульсировало. Если это и означало «быть женщиной», то Теадора не могла бы сказать, что ей это нравится.
