Бертрис Смолл
Невольница любви

– О нет! – вскрикнула Жасмин. – Не хочу, чтобы мое дитя отправилось в чужие края. Надеюсь, родные мне люди не разъедутся дальше Англии и Шотландии, мадам. До сих пор так и было, если не считать моего ирландского дядюшки Эвана О’Флаэрти и вас, мадам. Джемми рассказывал мне о ваших… как бы это выразиться… недоразумениях с покойным королем, но теперь, когда Яков лежит в земле, не подумаете ли о возвращении на родину? Для вас всегда найдется место в Гленкирке.

– Благослови тебя Бог, дорогая Жасмин, – хриплым от нахлынувших эмоций голосом пробормотала Кат, – но мой возлюбленный Босуэлл похоронен в Неаполе, в саду нашей виллы, и я надеюсь когда-нибудь упокоиться рядом с ним. И в жизни, и в смерти мы будем вместе. Кроме того, мои старые кости привыкли к южному теплу и трудненько будет вынести сырость и холод Шотландии.

– Твоя прабабка, однако, вернулась из теплых краев, – спокойно напомнил герцог.

– Но я не Дженет Лесли, – так же невозмутимо обронила Кат.

В этот момент за окном прогремел пушечный выстрел.

– Похоже, месса наконец завершилась, – сухо заметил граф Карлайл.

– Долгонько пришлось ждать, – вздохнул виконт Кенсингтон. – Неужели эти безмозглые католики в самом деле верят, будто Господь простит им разврат и все смертные прегрешения лишь потому, что они часами простаивают на коленях в церкви? Ну что же, остается надеяться, что маленькая королева, которую мы увезем на родину, окажется столь же плодовитой, как ее старая мамаша.

– Подойдите к окну, – окликнул граф. – Полюбуйтесь на фейерверки! Хорошо, что дождь прекратился!

Они молча наблюдали, как взмывают в темное небо петарды, взрываясь снопами красных, зеленых, золотистых и голубых искр.

Тем временем французы проследовали в парадный зал дворца, на торжественный обед, куда вскоре пригласили и англичан. Стены огромного зала были украшены привезенными из Лувра шпалерами, столы простирались от одной стены до другой. Король восседал в центре стола, под золотым парчовым балдахином, расшитым лилиями. По правую руку поместили его мать, по левую – сестру, новую английскую королеву. Вторым соседом Генриетты был ее «муж» по доверенности, герцог де Шеврез. Новобрачной прислуживали высокородный дворянин, ее старый друг с самого детства барон Бассомпьер и два маршала Франции.

После торжественного ужина королеву Англии поздравили представители всех парижских гильдий, а швейцарская гвардия показала свою изумительную военную выучку. В одиннадцать часов уставшая Генриетта проследовала обратно в Лувр, но празднества в честь брака, объединившего Англию и Францию, продолжались целую неделю. Балов и банкетов устраивалось столько, что не было никакой возможности посетить все. Но самый роскошный давался королевой-матерью в ее новом великолепном Люксембургском дворце.

И тут во Францию неожиданно прибыл Джордж Вилльерс, герцог Бакингем, во всеуслышание объявивший, что король поручил ему проводить домой новую королеву. Бакингем был высок и на редкость хорош собой. Один взгляд его темных глаз мог растопить сердце любой женщины и заставить ее почувствовать себя единственной и самой желанной в мире. Его жена была бесконечно преданна ему, и хотя Джордж по праву считался волокитой, у леди Вилльерс не было оснований для ревности. Покойный король Яков прозвал герцога Стини, утверждая, что тот как две капли воды похож на Святого Стефана, известного своей неземной красотой.

Французская королева открыто восхищалась англичанином, придворные же возненавидели его с первой встречи, посчитав Вилльерса чванным и надменным. По их мнению, он вел себя высокомернее короля, и они с трудом выносили его присутствие. Жены, однако, не соглашались с мужьями и встречали герцога призывными улыбками, вздыхая по его каштановым кудрям, изящно подстриженным усикам и тонкой эспаньолке. Королева Анна и ее фрейлины всегда были рады обществу герцога. Как-то он вошел в салон, одетый в камзол серебристо-серого шелка, расшитый жемчужинами, которые то и дело отрывались и сыпались на пол. Слуги бросились было собирать их, но герцог небрежным взмахом руки отослал челядь, объяснив, что таких безделушек у него несметное множество. Разрешив слугам оставить драгоценности себе, он еще больше обозлил своих недоброжелателей.

– Вы сделали это нарочно, – упрекнула его герцогиня Гленкирк. – Специально велели пришить жемчуг на живую нитку! Все стараетесь раздразнить бедных французов. Вы им и без того как кость в горле! Что вы за гадкое создание, Стини!

Она обращалась с ним с фамильярностью давней приятельницы. Оба знали друг друга еще с тех пор, как Вилльерс впервые попал ко двору Якова.

Выразительные темные глаза блеснули, элегантно подбритая бровь лукаво поднялась, и Джордж молча усмехнулся, ни словом не ответив на укоры.

Двадцать третьего мая Генриетта в сопровождении пышного эскорта покинула Париж. Бесконечно тянувшаяся кавалькада состояла из кавалеров и дам, отныне принадлежавших к ее двору, многочисленных лакеев, поваров, конюхов, врача, аптекаря, портного, вышивальщиц, парфюмера, часового мастера, одиннадцати музыкантов, дурочки Матюрины и двадцати четырех священников, включая епископа. К ее прискорбию, король Людовик простудился и горло его так воспалилось, что он с трудом говорил. Поэтому, добравшись до Компьена, он распрощался с сестрой и вернулся в Париж, где немедленно велел призвать доктора. В Амьене у Марии Медичи началась лихорадка. Через несколько дней стало ясно, что Генриетте-Марии придется попрощаться с матерью и путешествовать одной. Карл уже слал послание за посланием с требованием немедленно привезти королеву. Наконец кортеж добрался до Булони, где уже ожидали двадцать кораблей, готовых доставить Генриетту и ее спутников в Англию. Оказалось, что многие английские аристократы специально прибыли в Булонь, чтобы приветствовать повелительницу, но хотя та была неизменно вежлива с ними, многие замечали, что она не питает особенно теплых чувств к своим новым придворным. Все они были протестантами, а ее не слишком умные духовные наставники советовали королеве держаться от еретиков как можно дальше. Заботясь о ее душе, они вовсе не думали о том, как важно Генриетте произвести хорошее впечатление на подданных.

Герцог Гленкирк с семейством пока остались во Франции. Джеймс считал, что им совершенно не обязательно глотать пыль на дорогах: кавалькада едва тащилась, и путешествие было невероятно долгим и утомительным. Они вернулись в замок Сен-Лоран, чтобы провести несколько дней с леди Стюарт-Хепберн, решившей прожить здесь все лето. Однако Джеймс Лесли не терял надежды уговорить мать вернуться в Шотландию.

– Ты даже не знаешь нашего короля, – твердил он, – а его родителей уже нет на свете. Забудь прошлое. Мы всегда рады тебе. Подумай, твое место с детьми и внуками.

Но Катриона упрямо качала головой. В юности она была ослепительно красива, и хотя время не щадило ее, как, впрочем, и всех, Катриона до сих пор могла по праву считаться неотразимой. Ее волосы медово-золотистого оттенка почти побелели, но зеленые глаза не выцвели и оставались такими же прекрасными.

– Джемми, – терпеливо объяснила она, – ты мой старший сын, и я горячо тебя люблю, но никогда не покину Босуэлла. Кроме того, как я уже говорила, мне тяжело переносить холод шотландских зим. Там я сразу постарею на десять лет и умру и, хотя ужасно скучаю по Френсису, все же не спешу к нему присоединиться, поскольку наслаждаюсь каждой минутой общения с родными. – Катриона рассмеялась и потрепала сына по руке. – Все эти годы ты прекрасно обходился без меня.

– Но разве ты не скучаешь по остальным детям? Мои братья и сестры тоже нарожали тебе внуков.

– И все время от времени навещают меня в Неаполе. Я вовсе им не нужна. Женщина производит на свет одного отпрыска за другим, но рано или поздно они уходят, чтобы жить своей жизнью. Вырастают, заводят собственные семьи и уже не так нуждаются в родителях. В этом нет никакой трагедии, потому что каждая мать желает своим детям счастья и благополучия. Я любила всех своих малышей, но не только в них смысл моего существования. Скоро трое старших Линдли покинут гнездышко, любовно свитое тобой и Жасмин. И твоя обязанность, Джемми, – отпустить их без страданий и жалоб. Все это уже было с тобой, когда мне пришлось покинуть Англию, а ты остался главой семьи и благополучно пристроил всех младшеньких.

– До сих пор я не сознавал, как тоскую по тебе, мама, – признался Джеймс. – Неужели ты никогда не вернешься в Шотландию?

– Не могу его оставить, – вздохнула Кат.

– Ему, наверное, хотелось бы упокоиться в родной земле, – медленно вымолвил герцог, но тут же с усмешкой добавил: – Бьюсь об заклад, он вместе с королевой Анной ждал кузена Якова у райских врат. Она всегда была неравнодушна к Босуэллу, верно, мама?

Кат кивнула.

– Женщины любили Френсиса, – улыбнулась она, – но если он и встретил Якова у входа в рай, тот наверняка посчитал, что его душа отправилась отнюдь не на небо. – Она рассмеялась, но тут же задумчиво свела брови. – Да, ты прав, он всегда мечтал быть похороненным в Шотландии.

– Как по-твоему, он не возражал бы лежать в поместье Лесли? – осведомился герцог.

– В старом аббатстве, – прошептала Кат. – Это возможно, Джемми?

– Разве мы с тобой не одурачили когда-то короля, матушка? Такая дружная пара, как ты и я, на все способны.

– И ты не посчитаешь это оскорблением памяти твоего отца?

– Отец похоронен не в Гленкирке, – пояснил герцог. Мать, разумеется, ничего не знала, но отец герцога, пятый граф Гленкирк, не утонул во время шторма, как тогда предполагали. Король объявил его мертвым, но на самом деле он попал в плен к испанцам, отправился вместе с ними в Новый Свет и нашел там свою судьбу. Герцогу стало известно об этом двадцать пять лет назад, когда отец неожиданно появился в Гленкирке и объяснил свое столь долгое отсутствие. Он был вне себя от радости, узнав, как обернулись дела в Шотландии, и немедленно вернулся к молодой женщине, ожидавшей его в городке Сен-Августин. С тех пор Джеймс Лесли никогда больше не видел отца, хотя каждые несколько лет получал послание, полное описаний самых невероятных приключений. Жена родила отцу много детей, и он никогда не пожалел о потере титула и шотландских владений.

– Мой отец был истинным шотландцем, мама, и, будь это возможно, велел бы похоронить себя в Гленкирке. Не верю, что он бы возражал против погребения Босуэлла. К тому же он слишком многим тебе обязан, – многозначительно заметил герцог. – И потом, кто будет знать об этом, кроме нас?

– В таком случае когда-нибудь мы приедем в Шотландию вместе, я и Френсис, – пробормотала леди Стюарт-Хепберн, и огромные зеленые глаза наполнились слезами, медленно заскользившими по щекам. Она и не пыталась их сдержать. – Ах, какие были чудесные времена… Мы часами мчались на бешеных конях под приграничной луной… луной разбойников и контрабандистов, – пробормотала она и, немного успокоившись, добавила: – Мы прибудем в одном гробу, так что ненужных вопросов не возникнет. Кому интересна старая мать герцога Гленкирка, завещавшая похоронить ее на родине? И никто не узнает, где настоящая могила Босуэлла, потому что даже в Неаполе находятся такие, кто готов верить в нелепые слухи насчет магии и колдовства, которые распространял о Френсисе кузен Яков и его придворные-протестанты. Кое-кто даже берет землю с его могилы в полной уверенности, что она имеет волшебную силу. Я была вынуждена приставить стражу к могильному холмику, иначе эти негодяи похитили бы тело Френсиса для своих мерзких обрядов.

– Вряд ли мне удастся залучить тебя домой слишком скоро, мама, – пошутил герцог, чтобы развеселить мать.

– Надеюсь, – усмехнулась та и обняла сына. – Спасибо, Джемми, за великодушие и благородство.

– Мне так редко приходится делиться с тобой тайнами, – улыбнулся он. – Кроме нас двоих, об этом будет знать только Жасмин.

– Согласна. Мне будет недоставать тебя.

– А мне – тебя, – вздохнул Джеймс и в последний раз повел мать на прогулку в сад.

Глава 2

– Какое расточительство! Просто неприлично! – неодобрительно воскликнула графиня Олсестер, морщась, как от боли, и обратилась к племяннице, укоризненно качая головой: – Ты безбожно балуешь девчонку, Жасмин, позволяя ей одеваться подобным образом! Всякий охотник за чужим золотом станет гоняться за такой невестой, стоит лишь Индии появиться при дворе в таком виде!

– Неужели я такая безмозглая курица, бабушка, – защищалась Индия, – что не способна отличить правду от лжи?! В Шотландии я отказала едва ли не дюжине искателей моей руки, причем именно по этой причине. Поверьте, я прекрасно вижу, когда тому или иному джентльмену не дает покоя мое приданое! Роскошная одежда не вскружит мне голову, и наряды не помешают разбираться в мужчинах!

– Язык у тебя слишком острый и дерзкий для девицы благородного происхождения и воспитания, – отрезала графиня. Индия чертовски упряма и своевольна, совсем как ее мамаша в свое время. И как мать самой Виллоу, леди Эдвардс, графини Олсестер.

Почтенная леди с каждой минутой все больше раздражалась. Благодарение небесам, что хотя бы ее собственные дочери выросли примерными и послушными девочками, как, впрочем, и внучки… Правда, не все. Есть и такие, за которыми нужен глаз да глаз! Но их немного: одна-две…

– Послушай моего совета, Жасмин, хотя подозреваю, что ты пропустишь мои слова мимо ушей. Тебе и Джеймсу пора найти для Индии подходящего мужа и раз и навсегда положить конец этим глупостям и бессмысленным расходам!

И, с трудом подняв свои располневшие формы с глубокого кресла, леди Эдвардс расправила темные шелковые юбки.

– Терпеть не могу Лондон, – проворчала она. – В это время года никому не следует здесь жить. Слишком тепло и чересчур сыро, но что поделаешь! Пришлось явиться в столицу, чтобы предстать перед новой королевой, как подобает верноподданным его величества.

– Королева показалась мне такой хорошенькой! – вставила Индия.

– Все молодые девушки хороши собой, – пожала плечами двоюродная бабушка, – а эта – ничуть не лучше и не хуже остальных. Но помяните мои слова: в королевском семействе сразу же начнутся споры и раздоры из-за того, что она осталась католичкой. И если все эти французы будут вести себя так же нагло, как на родине, король верно поступит, если отошлет их прочь. – Графиня, тяжело ступая, направилась к двери. – Я возвращаюсь в дом вашего дядюшки, – объявила она. – Увидимся завтра утром, когда поедем ко двору, и надеюсь, Жасмин, что твоя дочь будет скромно одета, как подобает порядочной юной англичанке, и не станет выставлять себя напоказ, словно какая-то иностранная прощелыга!

Она величественно выплыла из комнаты, даже не взглянув на слугу, почтительно распахнувшего двери. Тяжелый шелк негодующе шуршал при каждом ее движении.

– Жирная старая корова, – прошипела Индия, когда двери снова закрылись.

– Она просто позабыта, что это такое – быть молодой, – объяснила Жасмин дочери, хотя втайне соглашалась со столь уничтожающей характеристикой. Тетя Виллоу всегда была противной чопорной ханжой. Странно, как мать и дочь могут быть столь непохожи! Прекрасная Скай О’Майли, такая живая, энергичная, веселая, безгранично любила жизнь со всеми ее радостями и горестями. Виллоу же всегда заботилась о мнении окружающих и вечно поучала остальных.

– Твоя двоюродная бабушка, однако, права в одном, Индия. Завтра ты наденешь самое простенькое платье и отправишься ко двору приветствовать королеву. Не следует ни в чем превосходить ее величество, особенно в тот момент, когда она, вне всякого сомнения, стремится как можно лучше выглядеть в глазах своих подданных. Она будет смущаться и почувствует себя не в своей тарелке в новой, незнакомой стране.

– Совсем как ты, когда впервые приехала в Англию? – спросила Индия.

Жасмин кивнула.

– Но королева по крайней мере всегда может погостить дома, если захочется. Мне же назад дороги не было.

– Ты когда-нибудь пожалела, что уехала? – допытывалась старшая дочь.

– Нет, – вздохнула Жасмин. – Там для меня все было кончено. Впереди меня ждало столько увлекательных приключений. Сначала я нашла твоего отца, а потом дорогого Джемми. Никогда не стоит противиться судьбе, Индия, даже если считаешь, что это не та участь, которую выбрала бы себе сама.

– Моя судьба далеко не так интересна, мама, – отмахнулась Индия. – Придется поскорее выбрать мужа, иначе я рискую остаться старой девой. Какая скука! Буду матерью семейства, нарожаю детей, как ты, бабушка Велвет и прабабушка мадам Скай. Никаких сюрпризов и радостей! Все очень обыденно.

– В юности все мы пережили много хорошего и плохого, – возразила Жасмин, – хотя я от души надеюсь, что тебя минуют все волнения и беды. Слишком нежное у тебя воспитание – ты вряд ли сумеешь справиться с такими трудностями.

– Бабушка Велвет тоже росла в холе и неге, а посмотри, как отважно она боролась с роком и победила.

– Тогда были иные времена, – мягко заметила Жасмин, понимая, что ее дочь, рожденная и выросшая в Англии, многого не знает о чужом и враждебном мире.

– Пойдем, мама, поможешь мне выбрать туалет к завтрашнему приему, – попросила Индия. – И не забудь о Фортейн. Она обязательно дотянет до последней минуты, а потом оденется как несчастная нищая сирота и всех нас опозорит. Боюсь, сестрица совершенно не думает о своей внешности!

Герцогиня Гленкирк громко рассмеялась столь нелицеприятной оценке. Нелестной, но очень точной. Сама Индия вечно вертелась перед зеркалом. Неизменно нарядное платье, аккуратно подстриженные ногти, модная прическа. Фортейн была полной противоположностью старшей сестре. Настоящий сорванец, с вечно спутанной, взъерошенной рыжей гривой, грязными порванными юбками и замурзанными щеками. Мать герцогини утверждала, что с возрастом Фортейн переменится, однако через несколько недель ей будет пятнадцать, а девушка так и не повзрослела! Интересно, каким это образом Жасмин и Роуэн Линдли ухитрились произвести на свет таких совершенно непохожих дочерей?!

– Давай сначала поищем платье для твоей сестры, – предложила Жасмин, зная, что Индия целую вечность будет рыться в гардеробе, пытаясь решить, что надеть завтра.

– Ты права, мама. Главное – найти что-то почище, хотя Нелли из кожи вон лезет, чтобы наша буйная Фортейн выглядела прилично, – решила Индия и, засмеявшись, добавила: – Поверишь, мама, никто не злит меня больше, чем Фортейн, и хотя ей все и всегда безразлично, я в самом деле ее люблю!

– Знаю, – уверила герцогиня, и обе поспешили наверх.

Восхищенная изумительными нарядами французских придворных, Индия, верная своему слову, возвратилась из Франции полная решимости заказать новый туалет… нет, дюжину новых туалетов, по последней моде и из лучших тканей, расшитых драгоценными камнями и золотой канителью, с нижними юбками из парчи, которые так красиво выглядывают в разрез модеста^[3]. Она считала, что фартингейлы^[4] и юбки колоколом времен ее прабабки, бабки и матери куда элегантнее теперешних, ниспадавших до пола мягкими складками и присобранных сзади. Они вечно кажутся немного мешковатыми и плохо сидят! Жаль, что такой фасон сейчас в моде. Но ничего, роскошные ткани возместят все недостатки кроя.

И, не откладывая дела в долгий ящик, Индия совершила набег на склады торговой компании «О’Малли – Смолл», где хранились великолепные материи, привезенные матерью с родины почти двадцать лет назад. Их оказалось столько, что вполне можно было одеть Индию, Фортейн, да еще останется на приданое младшей сестренке Отем. Она тщательно выбирала цвета и оттенки, выгодно сочетавшиеся с темными волосами и белоснежной кожей, а потом лично надзирала за шитьем новых туалетов, выглядевших куда богаче и роскошнее, чем обычно носили при английском дворе. Уверенная в том, что ее наряды ничуть не уступают нарядам королевы и ее фрейлины, Индия с нетерпением ждала минуты, когда отправится во дворец.

Король и королева повторно обвенчались в аббатстве Святого Августина, что в Кентербери, и отправились в Лондон по реке, поскольку в городе началась чума. Появление царственной четы в городе отмечалось далеко не столь парадно-торжественно, как ожидала Генриетта-Мария. Тем не менее молодая королева милостиво махала ручкой в окно барки собравшимся на берегу Темзы толпам любопытных, мокнувших под проливным дождем. К тому же дул почти штормовой ветер и холод был неимоверным. Король вел себя куда более сдержанно, с величественным видом и хмурым лицом принимая знаки восхищения. Потом, однако, королева поспешно удалилась в свои покои, где несколько дней приходила в себя после долгого путешествия. И только в конце июня объявила, что полностью оправилась и готова к официальному оглашению их свадьбы.

Церемония состоялась в парадном зале дворца Уайтхолл. Король и королева сидели на тронах во время чтения брачного контракта собравшимся придворным и высшим сановникам церкви и государства. Индия почти ничего не слышала, поскольку непрерывно вертела головой, и успокоилась, лишь убедившись, что одета лучше всех англичанок. Фортейн, конечно, хихикала и закатывала глаза, когда Индию затягивали в узкий корсет, но та считала, что результат стоит всех мук и неудобств: маленькие груди соблазнительно вздымались над глубоким квадратным вырезом. Само платье было сшито из винно-красного шелка, с широким кружевным воротником, закрывавшим плечи. Рукава доходили до локтя, а в прорезях переливалась золотом и слоновой костью дорогая парча в тон изящным нижним юбкам, видневшимся в разрезах верхней. Герцогиня не дала дочери свои знаменитые рубины, считая, что девушкам больше подходит жемчуг. Прическа Индии была не менее модной: густые локоны, собранные в узел на затылке, одинокая кокетливая прядь, перевитая лентой, свисает над левым ухом.

– Будь я проклят, если это не самая пленительная фея, которую когда-либо видел свет! – прошептал Адриан Ли, виконт Туайфорд, своему другу, лорду Джону Саммерсу.

– Не про твою честь. Слишком богата, – сухо бросил тот.

– Ты знаешь ее, Джонни? И почему это вдруг я не имею права добиваться столь великолепного создания?

– Потому что она дочь герцога Гленкирка и сестра маркиза Уэстли. Девственница и к тому же наследница целого состояния. Я же сказал – не по себе выбираешь. Кроме того, ты и не думаешь о женитьбе и стремишься лишь соблазнить очередную доверчивую простушку. Попробуй проделать это с ней – и дни твои сочтены. Леди Индия Линдли – слишком лакомый кусочек, и кого бы ни выбрали для нее родители, ты в число счастливчиков не входишь.

– Но я рано или поздно стану графом Окстоном, Джонни, – возразил виконт. – И какая же из нее выйдет графиня! Индия? Какое странное имя!

– Герцогиня Гленкирк, ее мать, родом оттуда, хотя ее мать не то англичанка, не то шотландка. Не знаю точно. Но семья их знатна и богата и к тому же в дальнем родстве с его величеством. Сводный брат леди Линдли, герцог Ланди, – племянник короля. Незаконный, разумеется, но ты же знаешь, каковы эти Стюарты, Адриан!

– Ну и пылкие же дамы в их роду! – задумчиво протянул виконт.

– Поостерегись, Адриан, – предупредил лорд Саммерс. – Если твоя мама обнаружит, что ты заинтересовался столь необыкновенной девушкой, она очень расстроится. Я знаю, как она обожает тебя. Недаром говорят, что твоя мать никогда не поручит тебя заботам другой женщины.

– Матушке лучше бы оставаться в Окстон-Корте и приглядывать за отцом. Последние годы он почти не встает с постели, – кисло улыбнулся Туайфорд.

– Невеселое занятие для все еще красивой женщины, – заметил Джон.

– Да, сохранить молодость и красоту – ее главная и единственная забота и увлечение. Если не считать вполне определенных мужчин, конечно, – пожал плечами виконт. – Но она не станет препятствовать моей женитьбе, Джонни, особенно если я найду подходящую невесту, а на этот раз, кажется, мне повезло. Кроме того, моя обязанность – иметь наследника; по крайней мере отец будет доволен. – Адриан устремил умоляющий взгляд на собеседника: – Придумай, Джонни, кто бы мог представить меня леди Линдли. Ты знаешь кого-нибудь из ее родственников?

– Только брата, Генри Линдли, маркиза Уэстли. Мое маленькое поместье граничит с его владениями в Кэдби. Если он здесь, думаю, вполне прилично обратиться к нему с подобной просьбой. У него добрая душа. Кстати, вот и он! – осмотревшись, обрадованно воскликнул лорд Саммерс. – Рядом со своим отчимом, герцогом Гленкирком. Пойдем, Адриан. Сейчас самое подходящее время.

Мужчины пересекли огромное помещение, с трудом пробираясь между гостями. После чтения брачного контракта король немедленно отправился в свои покои, чтобы без помехи пообедать, а королева, в свою очередь, удалилась к себе, оставив придворных слоняться по залу и сплетничать.

Наконец друзьям удалось приблизиться к тому месту, где стояли герцог с пасынком. Дождавшись, пока Генри обернется, лорд Саммерс объявил:

– Я поспешил выразить вам свое почтение, милорд, и представить близкого друга, виконта Туайфорда, который, увидев вашу сестру, леди Индию, неустанно твердит, что погибнет во цвете лет, если вы не познакомите его с ней.

И с этими словами лорд Саммерс дружески улыбнулся маркизу, который был младше его на три года.

– Представьте меня джентльменам, Гарри, – вмешался герцог Гленкирк, смерив оценивающим взглядом молодых людей.

– Это лорд Саммерс, отец. Его поместье рядом с моим. Мы иногда охотились вместе, когда я наезжал в Кэдби. С ним его друг, виконт Туайфорд.

– Как вас зовут, юноша? – требовательно спросил герцог.

– Адриан Ли, сэр. Я сын и наследник графа Окстона, – с низким поклоном пояснил виконт.

– И вы хотите познакомиться с моей падчерицей, сэр? Интересно, с какой целью? – свирепо прорычал Джеймс.

В ответ раздался звонкий смех: герцогиня Гленкирк, услышав разговор, обернулась и взяла мужа за руку.

– Не будь таким букой, Джемми. Виконт Туайфорд показался мне вполне респектабельным молодым человеком, а Индия – красивая девушка. Какая же еще тут может быть цель? – И Жасмин, снова засмеявшись, велела: – Генри, исполни просьбу этих джентльменов. Ведь вы добропорядочный человек, виконт, не так ли?

– Даю слово, мадам, – с мальчишеской улыбкой поклялся он.

– В таком случае следуйте за моим сыном, милорд, – милостиво разрешила Жасмин.

Вся троица поспешно направилась к Индии, весело щебечущей о чем-то с хорошенькой девушкой. При виде брата она улыбнулась и протянула руку.

– Генри! Как хорошо, что ты пришел! – воскликнула она.

– Мама позволила представить тебе этих джентльменов, Индия.

– Но я узнаю лорда Саммерса, – вежливо напомнила девушка. – Вы охотитесь в Кэдби вместе с Генри, не так ли, сэр?

– Не думал, что вы запомните меня, леди Индия, поскольку нас никогда не знакомили официально, – выпалил лорд Саммерс с низким поклоном.

– Как я могла не заметить такого приятного джентльмена! – кокетливо воскликнула Индия, слегка тряхнув головкой.

– Гром и молния! – выругалась вторая девица.

– Фортейн! – возмутилась леди Индия. – Господа, это моя младшая сестра. Простите ее, она никогда раньше не бывала в свете. И, боюсь, так и не научится приличным манерам.

– Значит, по-твоему, беззастенчиво флиртовать с едва знакомыми людьми прилично? – взорвалась Фортейн.

Индия густо покраснела.

– Ни с кем я не флиртовала, просто старалась вести себя вежливо.

Фортейн презрительно фыркнула. Генри небрежно отмахнулся.

– Сестры, что поделаешь! – вздохнул он, давая понять, что иного от этих глупеньких созданий ждать нечего. – Индия, если твое негодование немного остыло, я счастлив представить тебе виконта Туайфорда, который по неизвестным мне причинам настаивал на знакомстве с тобой. С его губ даже сорвалось слово «прекрасная». Подумать только, что кто-то способен считать тебя таковой!

Индия Линдли обратила мечтательный взор золотистых глаз на Адриана Ли и протянула руку.

– Как поживаете, милорд?

– Гораздо лучше с тех пор, как встретил вас, – прошептал он, целуя тонкие пальчики. Фортейн театрально закатила глаза.

– Генри, мне что-то не по себе. Нельзя ли удалиться подальше от столь тошнотворно-паточной сладости?

Но Индия уже ничего не слышала. У нее хватило присутствия духа отнять руку, но что-то в этом юноше заинтриговало ее.

– Zut alors, India! Une Anglaise charme!^[5] – неожиданно раздался чей-то голос, и молодой человек, одетый с почти непристойной роскошью, отделился от толпы и, в свою очередь, галантно припал губами к ладони леди Линдли. – Bonjour, та belle cousine!^[6]

– Рене! О, Рене, как ты вырос! – восторженно охнула Индия, очевидно, искренне радуясь появлению незнакомца.

– Oui, cherie, je suis un homme^[7].

– Говори по-английски, Рене! Ты теперь в Англии, – пожурила Индия. – Кроме того, ты знаешь английский куда лучше, чем многие англичане – французский. Как я счастлива снова видеть тебя! Познакомьтесь, джентльмены, это шевалье Сен-Жюстен, мой кузен. Рене, представляю вам лорда Джона Саммерса и Адриана Ли, виконта Туайфорда. Не знала, что ты сопровождаешь королеву! Кроме того, мы так и не встретились в Париже. Где ты был и почему оказался здесь?

– Один из придворных ее величества внезапно заболел, а я только что приехал из Аршамбо в Париж по делам поместья и явился в Лувр засвидетельствовать свое почтение королю, то есть оказался в нужное время в нужном месте. Мое семейство весьма польщено таким важным поручением, дорогая. Огромная честь для нас!

– В близком ли вы родстве? – вдруг вырвалось у виконта. Очевидно, им владело не столько любопытство, сколько непонятная ревность. Индия величала Рене кузеном, но откуда взялся этот лягушатник? Слишком уж он красив и обходителен!

Остальные мужчины мгновенно поняли, в чем дело. И хотя со стороны виконта подобные вопросы были непростительным нарушением этикета, Индия, казалось, ничего не заметила.

– Прабабушка Рене и мой прадед были братом и сестрой. В детстве я несколько лет провела во Франции. Мы с Рене вместе играли. Рене! Неужели не узнаешь Генри? Правда, он так вырос! А вот там, рядом с мамой, Фортейн.

Шевалье поклонился маркизу.

– Милорд, рад встрече. А теперь, пожалуй, пойду поздороваюсь с вашими родителями и леди Фортейн.

– И я с тобой, – вызвалась Индия, беря его под руку. – Вот мама удивится! Генри! Пойдем с нами!

И, вежливо улыбнувшись остальным джентльменам, она отошла вместе со своими спутниками.

– Кажется, у тебя появился обожатель, малышка, – лукаво заметил Рене Сен-Жюстен.

– Слишком уж дерзок на мой вкус, – покачал головой Генри. – Кроме того, я слышал что-то весьма неприятное о его семье, но сейчас уже не вспомню подробностей.

– Надеюсь, Генри, ты не из тех братьев, которые при каждом взгляде постороннего мужчины на сестру хватаются за кинжал? – резко бросила Индия. – Помни, что я старше тебя! Кроме того, мне виконт показался совершенно очаровательным и к тому же красивым.