Бертрис Смолл
Любовь дикая и прекрасная
Патрик стал размышлять дальше. Юному королю исполнилось четырнадцать лет, и, несмотря на множество слухов относительно партии между английской королевой и братом французского короля, Гленкерка не покидала уверенность, что подобного брака не случится. Но даже если произойдет невероятное, то сорокашестилетняя женщина вряд ли сможет родить здорового ребенка. По всей видимости, их собственный юный король станет править как Англией, так и Шотландией.
Граф задумался о том, сколько же может пройти времени, прежде чем две страны сольются в одну. Когда это случится, столицей наверняка станет Лондон, и Эдинбург останется на задворках – второразрядный городишко в королевстве очередных Стюартов, известных издавна отсутствием памяти. Не исключено также, что придется жить часть года в Англии, а иначе дела семьи могли пойти прахом. Еще в тот самый вечер предусмотрительный Патрик в беседе с Бенджаменом Кира говорил, сколь мудро было бы перевести в Лондон некоторые их суда вместе с одним или двумя складами. Возможно, ему следует отправиться туда самому, с тем чтобы разузнать обо всем из первых уст. А с собой взять Катриону и мать.
Еще прежде, чем Патрик вернулся домой, чтобы жениться, он явился ко двору Елизаветы и был ей представлен. Впервые увидев королеву, граф отметил ее женскую привлекательность, но понял, что под кокетливой наружностью скрывается холодная и решительная натура. В своей постели королева не потерпит никого из мужчин, потому что не захочет ни с кем делить власть. И все-таки, сделав такой выбор, Елизавета недолюбливала женщин, которые бросались в объятия своих возлюбленных.
Хотя замкнутый Патрик Гленкерк ни с кем не делился этими мыслями и не мог допустить, чтобы его семья принимала чью-то сторону, заточение Марии Стюарт графу не нравилось. Еще в те времена, когда Мария царствовала, Гленкерк дважды посетил эдинбургский двор. Величавая красавица, королева была немного постарше его, но это не помешало десятилетнему Патрику в нее влюбиться. Она однажды даже удостоила его разговора, отметив дальнее родство через его мать. Как же нелепо получилось, что такая женщина – прелестная и образованная – выбрала себе в мужья Дарнли!.. При всем том, что лорд Ботвелл и погубил Марию и Гленкерк не особенно любил его, он стал бы значительно лучшей партией.
Что Елизавета завидовала Марии – спорить не приходилось. Заточение шотландской королевы было жестоким и, как считал Патрик, совершилось по велению каприза. Поэтому он решил ограничиться лишь одним визитом к английскому двору. Жить там он не сможет, потому что не может уважать королеву.
Он поместит в Англию достаточную часть своего состояния, и, когда королю Стюарту придет время вступить на престол и начать править всей огромной страной, от мыса Лэндз-Энд до гор Хайландз, Гленкерк будет богат. И тогда его семья сможет делать все, что захочет.
Патрик ничего не сказал ни матери, ни жене, но на следующее утро заперся в библиотеке вместе с Бенджаменом Кира и обговорил с банкиром покупку двух складов в Лондоне. В них должны были храниться товары с полдюжины кораблей. Важен был пусть маленький, но почин. Все устроить поручалось Эли Кира, кузену Бенджамена.
Затем Гленкерк вместе с Кира занялся подготовкой путешествия в Англию. Они обсудили дорогу и остановились на морском пути, которым в это время года ехать было и быстрее, и безопаснее. В Ли немедленно был послан всадник с приказом, чтобы у Петерхеда в ожидании графа наготове стоял флагманский корабль его флота. Другой курьер был отправлен в эдинбургский банк Кира, откуда в лондонское отделение надлежало отправить бумагу о предоставлении неограниченного кредита его светлости. На юг поспешил и Конолл Мор-Лесли, вместе с отрядом из пятидесяти вооруженных всадников, которым предстояло ожидать своего господина в Англии. Наконец Эли Кира снял для Гленкерков дом в самой лучшей части Лондона.
Адам же Лесли получил под свою опеку как поместье Гленкерк, так и наследника. Патрик не собирался подвергать своего единственного ребенка опасностям пути. Мальчик, конечно же, будет в большей безопасности в привычном окружении, среди своих заботливых нянек.
Отдав все распоряжения, однажды вечером граф объявил жене и матери, что они отправляются в Англию. Серебряный кубок Катрионы упал на стол.
– Что?! О мой дорогой милорд! Неужели мы и вправду едем? Когда же? О боже! Мне совсем нечего надеть!
Глядя на невестку, Мэг Лесли не могла сдержать улыбки. Потом повернулась к сыну.
– Спасибо, дорогой, но я слишком стара, чтобы ехать, – сказала с грустью вдовствующая графиня.
– Нет, мадам, мы хотим, чтобы вы ехали с нами.
– Да, да! – взмолилась Катриона. – Вы непременно должны с нами поехать. Вам едва исполнилось сорок лет, а это совсем не старость. Тем более чтобы путешествовать. Пожалуйста, поедем с нами!
Мэг раздумывала.
– Я и в самом деле всегда хотела увидеть Лондон, – наконец произнесла она.
– Тогда едем! – Катриона ухватила свекровь за руки и, опустившись на колени, посмотрела ей в ласковые карие глаза. – Поедем! О, какое нам будет развлечение! Театр, Медвежий парк, театр масок при дворе! – Она озабоченно повернулась к мужу. – Мы появимся при дворе, Патрик?
– Да, дорогая. Полагаю, что у меня там все еще остались кое-какие друзья. Хотя и сомневаюсь, что ее величество придет в восторг, увидев, как у нее на пороге возникнут две прекрасные дамы. Но джентльмены при дворе будут очарованы.
– Патрик. – Катриона задумалась. – А как Джеми?
– Придется оставить сына здесь, голубка. Нельзя подвергать его опасности.
Ее лицо померкло.
– Я не могу оставить своего ребенка, Патрик.
– Ничего не поделаешь. Нынче на дорогах неспокойно. – Граф посмотрел на жену. – Джеми – наш единственный сын, Кат. А Салли и Люси позаботятся о нем, да и Адам с Фионой постараются заменить ему меня и тебя. Нас не будет в Гленкерке всего только несколько месяцев.
Доводы Патрика оказались убедительными, и Катриона перестала сопротивляться.
– Джеми остается, а я еду, – сказала она и обвила мужа за шею. – Спасибо, Патрик!
Хотя Катриона и жаловалась на бедность своего гардероба, ее сундуки заполнили бы целую повозку. Однако тут Патрик проявил твердость. По одному сундуку каждой! Что потребуется, купим в Лондоне! Новый гардероб для обеих!
В тот день, когда они добрались до Петерхеда, стояла необычно приятная погода. Невдалеке от берега с небрежным изяществом покачивался на якоре «Отважный Джеймс». Лодка доставила путешественников на судно. Катриона даже глазом не моргнула, когда их поднимали на борт на боцманском стуле; Мэг, конечно, была не в восторге.
Путешествие на юг оказалось неожиданно скорым и приятным, и сиятельные пассажиры даже не почувствовали никаких признаков морской болезни. Ни один корабль не попался им навстречу до самого устья Темзы. Но когда «Отважный Джеймс» приготовился войти в реку, их окликнули с другого судна, выглядевшего явно по-пиратски. На юте стоял красивый молодой человек с прекрасными ухоженными усами и бородкой.
Патрик вгляделся в него и радостно засмеялся.
– Рэйли! – вскричал он. – Рэйли! Ты – пират?!
Через небольшой пролив, разделявший суда, щеголь обратил свой взор на «Отважного Джеймса».
– Господи! Быть не может! Гленкерк, ты ли это?!
– Да, мятежник! Переходи ко мне, выпьем по стаканчику.
Через несколько минут англичанин стоял на палубе гленкеркского судна и крепко жал руку графу.
– Ты уже был при дворе? – спросил Патрик.
– Нет. У меня на это нет денег. Я тут немножко хулиганю. Французские корабли – легкая добыча. Но это ненадолго – скоро отправлюсь в Ирландию. Потом, возможно, если в карманах заведется золотишко, а за душой какие-нибудь приличные достижения, смогу представиться королеве. Я ведь простой парень с Запада, Патрик. Моя единственная заслуга пока ограничивается тем, что я прихожусь внучатым племянником старой гувернантке королевы, известной тебе Кэйт Эшли, а также внучатым племянником леди Денли. А этой заслуги слишком мало, чтобы рекомендоваться.
Патрик усмехнулся.
– Перестань, честолюбивый дьявол! Хочу познакомить тебя с женой и матерью.
Граф повел друга на корму к большой каюте. Постучав, они вошли в прекрасно и со вкусом обставленную комнату с широкими окнами. Мэг поднялась им навстречу.
– Мама, это господин Уолтер Рэйли. – Глаза Патрика озорно сверкали. – Внучатый племянник леди Денли.
Рэйли метнул на него сердитый взгляд, а затем почтительно улыбнулся Мэг и склонился над ее рукой:
– Ваш слуга, мадам.
– А это, – продолжал Патрик, выводя вперед жену, – моя супруга Катриона, графиня Гленкерк.
Рэйли выронил руку Мэг и вытаращил глаза от удивления.
– Боже мой! Вот это да! – воскликнул он. – Ни у кого не встречал такой жены! Может, любовница похожая есть, но только если ты король и тебе очень повезло. Но жены – никогда!
Лесли засмеялись, а Катриона, не смущаясь, ответила:
– Увы, должна разочаровать вас, господин Рэйли. Я действительно графиня Гленкерк, жена… и вдобавок – мать.
Задержавшись над ее рукой, Рэйли вздохнул.
– Увидев совершенство и будучи неспособным достичь его, я принужден остаться холостяком, мадам.
– Рэйли, вы очаровательнейший проказник. Я опасаюсь за честь всех девиц на вашем Западе. – Катриона мягко высвободила свою руку.
И Катриона, и Мэг с жадностью слушали все, что рассказывал их новый знакомец. Хотя еще не представленный ко двору, Уолтер был буквально напичкан сплетнями, услышанными от друзей. Он также смог просветить женщин насчет последней моды, поскольку был щеголем и весьма тщеславным.
Приятную беседу, однако, вскоре прервал капитан, который известил, что прилив заканчивается и сменяется отливом. Если не войти в реку сейчас же, то придется стоять на якоре еще двенадцать часов. Рэйли немедленно встал. Поцеловав руки дамам, он отвесил прощальный поклон. Граф проводил друга на палубу, сказав на прощание, что надеется увидеть того при дворе еще до возвращения в Шотландию. Вскоре подгоняемый добрым попутным ветром «Отважный Джеймс» скользнул в устье Темзы и двинулся вверх по течению.
13
Сорок седьмой день рождения, отмеченный Елизаветой Тюдор, безжалостно отражался в ее зеркале. И однако, она была настоящей королевой. При дворе всем было известно, что правительница не имела намерения выходить замуж, но соискателей все не убавлялось. Она была постоянно окружена ухажерами, ловкие языки которых пели изысканные дифирамбы.
Возможно, именно поэтому шотландский граф Гленкерк показался королеве очень привлекательным.
Он был до неприличия красив. Большинство мужчин при дворе носили усы и бороды и ходили надушенными. Граф же брился гладко, демонстрируя элегантную линию подбородка, и от него исходил чистый мужской запах, который свидетельствовал о привычке часто мыться. Высокий и хорошо сложенный, Гленкерк превосходил остальных мужчин на несколько дюймов, имел хорошую кожу и темные волнистые волосы. А его зелено-золотистые глаза просто завораживали.
Наконец, Гленкерк был образован. Королева Елизавета терпеть не могла невежества. К тому же граф не угодничал, как все другие. Этот горец никогда не согласится стать одним из фаворитов, но его почтительная холодность покоряла ее. Королева никогда не забывала о Гленкерке, хотя с тех пор, как она видела его у себя при дворе, прошло несколько лет.
Но тогда он был просто лорд Патрик, а теперь вернулся в полном звании графа. Старый знакомый опустился на колени и взял руку, которую она изящно ему протянула. Но зелено-золотистые глаза, в глубине которых поблескивали веселые искорки, не отрывались от ее лица.
– Ваше величество, – прошептал граф и поднялся. Елизавета порадовалась, что сидела на возвышении, но и тогда их глаза оказались почти на одном уровне. Это получилось явно не в пользу королевы, которая предпочитала разглядывать обожателей с высоты своего великолепия. Ее янтарные глаза сузились, и она заговорила:
– Итак, шотландский плут, ты наконец-то вернулся.
– Да, ваше величество.
– А какими скверными делами ты занимался вдали от нас? – спросила Елизавета лукаво.
– Женился и стал отцом сына, мадам.
Несколько придворных из более молодых захихикали, посчитав, что граф себя погубил.
– А сколько времени ты уже женат, милорд?
– Два года, ваше величество.
– А сколько лет твоему сыну?
– Два года, ваше величество.
Глаза Елизаветы широко раскрылись, а уголки губ задергались.
– О боже, Гленкерк! Не говори мне, что тебя поймал возмущенный отец!
– Нет, мадам. Нас с женой обручили еще в те годы, когда она была ребенком.
«Здесь таится какая-то занятная история, – подумала Елизавета, – но не стоит доверять ее ушам придворных сплетников. Пусть они теряются в догадках».
– Пойдем, Гленкерк, я хочу послушать об этом наедине.
Оставив двор, королева, идя впереди графа, вошла в небольшую приемную.
– Без церемоний, граф! Садись.
Елизавета села и налила два стакана вина.
– А теперь, Гленкерк, – продолжала она, подавая напиток, – объяснись.
– Когда нас обручили, Кат было четыре года, а мне тринадцать. Так прошло одиннадцать лет.
– Кат? – удивленно переспросила королева. Патрик улыбнулся.
– Катриона, ваше величество, это по-гаэльски Катерина.
– Так, – нетерпеливо произнесла Елизавета. – Но почему же получилось, что твоему браку два года и твоему сыну столько же?
– Произошло недоразумение, и она убежала за три дня до свадьбы.
Глаза королевы озорно сверкнули.
– Ты получил упрямую девицу, а, милорд?
– Да, мадам, именно. И я почти целый год не мог ее нигде разыскать.
– Надо уж было постараться разыскать ее как-нибудь пораньше, Гленкерк, раз она понесла твоего ребенка.
Патрик засмеялся.
– Сначала она пряталась у преданных слуг, ушедших на покой, а затем в горах, в небольшом особняке, который принадлежал еще ее бабушке. Там я ее и нашел, и все было бы хорошо, если бы…
Королева прервала его:
– Уверена, ты совершил какую-нибудь огромную глупость.
– Да, – признался граф, – и она снова убежала. В Эдинбург, где мой брат с женой как раз собирались во Францию. Она сумела заговорить зубы Фионе, и та позволила ей остаться в их доме без ведома Адама. Фиона рассчитывала, что Кат быстро одумается и вернется ко мне. Но на Новый год она обнаружила, что та все еще прячется в Эдинбурге, а до рождения малыша оставалось всего около двух месяцев. И тогда жена брата написала мне. Мы с дядюшкой сразу же ринулись в Эдинбург. Мы с Кат выяснили отношения, помирились, и дядюшка, состоящий аббатом гленкеркского аббатства, нас повенчал.
– Держу пари, Гленкерк, что тебе пришлось нелегко, – усмехнулась королева.
– Нелегко, – согласился он.
– А когда родился твой сын?
– Примерно через час после брачного обряда.
Елизавета, во время разговора потягивавшая вино, принялась громко хохотать и хохотала до тех пор, пока из глаз у нее не брызнули слезы. От смеха у королевы перехватило дыхание, она поперхнулась вином и закашлялась. Не долго думая Гленкерк встал, нагнулся и похлопал ее по спине.
Когда королева наконец отдышалась, то сказала:
– Надеюсь, милорд, ты привез свою дикую девицу, ибо я желаю с ней познакомиться.
– Привез, ваше величество, и также привез мою мать, леди Маргарет Стюарт Лесли. Надеюсь, вы примете их обеих.
– Приму, Гленкерк. Приводи когда захочешь. Но скажи, красива ли твоя жена?
– Да, мадам, красива.
– Столь же красива, как и я? – скромно спросила королева.
– Едва ли можно сравнивать красоту ребенка с красотой зрелой женщины, ваше величество.
Елизавета, довольная, заулыбалась:
– Боже, Гленкерк! Думаю, у тебя не все потеряно. Это первый настоящий комплимент, что я слышу из твоих уст при моем дворе.
Два дня спустя Патрик привез свою жену ко двору. Когда Катриона направилась в сторону королевы, то дамы помоложе злорадно отмечали, сколь скромно и непритязательно выглядело ее платье, а дамы постарше и поопытнее завидовали прозорливости графини.
Королева Елизавета стояла в платье из ярко-красного бархата, обвешанном лентами и драгоценностями, сверкавшими под огромным золотистым кружевным рюшем. А графиня Гленкерк надела черное бархатное платье со многими юбками. Широкие рукава были отделаны кружевами, и разрезы на них открывали белый шелк, усыпанный вышитыми золотыми звездами. Глубокое декольте обрамлялось высоким кружевным воротником, сильно накрахмаленным и прозрачным. На шее сверкали три длинные нити великолепных бледно-розовых жемчужин. И только одно-единственное кольцо украшало руку графини Гленкерк – крупный рубин в форме сердца. Незавитые волосы прекрасной дебютантки разделялись посередине пробором и, стянутые над ушами, сходились в узел на затылке, где их венчал кружевной чепец. В изящных ушах блестели две крупные розовые жемчужины.
Фрейлины посчитали туалет юной графини слишком простым, но Лестер склонился к своей жене Леттис и прошептал: «Какая красавица!» На что в ответ услышал: «Да! Надеюсь, она не задержится при дворе!»
Прекрасная чета приблизилась к королеве. Изысканно взмахнув шляпой, Гленкерк отвесил низкий поклон. Графиня опустилась в изящном реверансе. Поднявшись, Гленкерки с достоинством встретили взгляд королевы. И на какой-то миг Елизавета Тюдор подумала о том, как много потеряла, не последовав зову сердца.
– Добро пожаловать, графиня.
– Я приношу вашему величеству величайшую благодарность за приветствие, – осторожно проговорила Катриона.
– Твое дитя и в самом деле удивительно красиво, Гленкерк, – сухо сказала Елизавета. – В следующий раз приведи свою мать. Буду рада познакомиться и с ней. – Она повернулась к Катрионе: – Надеюсь, вы приятно проведете здесь время.
Поняв, что аудиенция окончена, Катриона снова опустилась в реверансе. Поблагодарив Елизавету, она отступила назад. Потом графиня справилась у мужа, что именно имела в виду королева, когда назвала ее ребенком. Патрик сказал, и Катриона рассмеялась.
Несколько дней спустя Гленкерки привели ко двору Мэг, и королева вежливо приняла ее, хотя при этом не преминула поджать губы и заметить:
– Не думаю, Гленкерк, чтоб у тебя были некрасивые сестры.
Однако сердечность Мэг покорила Елизавету.
Эли Кира снял для семьи Лесли великолепный особняк на Стрэнде. К дому примыкал обширный сад, выходивший террасой на берег реки. Лодочник, которого наняли Гленкерки, катал их на лодке. Примерно в пятнадцати милях от Лондона у них появился еще один дом – на случай, если им захочется выбраться за город.
Графиня переживала свои самые счастливые дни. Вместе с Мэг они выманили Патрика сопровождать их в театр на одну из пьес господина Шекспира. После спектакля Катриона сказала, что молодые парни, игравшие в пьесе женщин, выглядели весьма приятно, но она не может понять, почему женские роли не разрешается исполнять женщинам. Затем Гленкерки сходили посмотреть травлю медведя, ибо Катрионе хотелось увидеть и такое представление. Но зрелище с наполовину уморенным голодом, с изъеденной молью шкурой животного, на которого злобно нападала целая дюжина таких же изголодавшихся собак, возмутило ее.
Они принимали множество гостей как в Лондоне, так и в своем загородном особняке, расположенном неподалеку от Уолтемского аббатства. Гленкерки пользовались успехом. В третий их визит ко двору королева поставила на шотландцах печать своего одобрения. Елизавета, презиравшая ярких внешностью, но малообразованных и легкомысленных женщин, одобрительно заметила тогда графине:
– Насколько я понимаю, вы получили образование.
– Да, ваше величество. Моя прабабушка считала, что женщинам непременно следует учиться. Всем девушкам в ее роду предоставили такую возможность. У некоторых дело пошло, у других – нет. Но у меня, конечно же, нет таких достоинств, как у вашего величества.
– Вы знаете математику?
– Немного, ваше величество.
– Музыку?
Катриона кивнула.
– Языки?
– Да, мадам.
– Какие?
– Французский, гаэльский и латинский – хорошо. Немного фламандский, итальянский, немецкий, а также испанский и греческий.
Королева кивнула и неожиданно задала вопрос на фламандском, перейдя в середине фразы на латинский. Кат ответила на французском, перешла на греческий, а закончила фразу на испанском. Елизавета восторженно засмеялась и ущипнула графиню за руку. Успех Гленкерков был закреплен.
– Какая же ты бойкая, дорогая шалунья, – сказала Елизавета. – Не знаю почему, но ты мне очень нравишься.
В Англии Катриона приобрела также и хорошую подругу – первую, какую имела вообще вне своей семьи. Леттис Ноллис, прекрасная графиня Лестер, была старше Катрионы. Двумя годами раньше она тайно вышла замуж за любимейшего фаворита королевы, но всего через полгода их секрет раскрыли, и только сейчас Леттис, кузина Елизаветы, получила высочайшее разрешение вернуться ко двору после жестокой опалы.
Графиня Лестер до сих пор проявляла крайнюю осторожность. Городской дом Лесли был одним из немногих мест, где Леттис могла видеться с мужем, не оскорбляя королеву. Катриона щедро предоставила им несколько комнат для встреч наедине. Королева же, в своей ревнивой злобе, отказывала им даже в одной.
Патрика несколько задерживали дела, поскольку на берегу никем не предлагалось складов на продажу. Однако близ реки обнаружили прекрасный участок земли, который Эли Кира приобрел для Гленкерков. Пришлось открыть торги за строительство двух складов и прилегающих доков, которые бы их обслуживали. Патрик был вынужден остаться в Лондоне, чтобы следить за выполнением намеченных работ.
Мэг же предпочла вернуться в Гленкерк. Она уже насмотрелась столичной жизни.
Чтобы сопроводить мать домой, Патрик выделил половину своих всадников с верным Коноллом во главе. Катриона пожелала, чтобы по возвращении они привезли Джеми. Патрик благоразумно отменил приказание жены и добавил, что если она хочет, то может ехать вместе с Мэг.
– И оставить тебя играть в пчелку средь английских роз? И не подумаю, милорд!
– Ревнуешь, голубка? – спросил он с вызовом.
– К твоим поклонницам? – проворковала Катриона. – Не более чем ты меня к моим воздыхателям.
В ее прекрасных глазах, в изгибе губ читалась ласковая насмешливость, и Патрик в который раз подумал, как же ему повезло, что он получил эту женщину. Граф схватил Катриону в объятия и страстно поцеловал. Прижавшись всем телом к любимому супругу, она ответила на его поцелуй с той же страстью, подумав, что если когда-нибудь застанет его в объятиях другой женщины, то просто-напросто убьет. Если бы Гленкерк мог прочитать мысли жены, то был бы польщен, потому что ненавидел придворных ухажеров, которые с вожделением разглядывали Катриону. К счастью, не пройдет и нескольких месяцев, как они наконец отправятся домой.
Но этому случиться не было суждено. После Рождества у Катрионы случился выкидыш. Не стало ребенка, которого она совсем недавно зачала. Опустошенная этой трагедией, графиня впала в уныние – постоянно плакала. Ничего не ела и почти потеряла сон. Она не хотела никого видеть, даже Леттис. Наконец Эллен заговорила об этом с Патриком:
– Помочь ей можно только одним – вам надо привезти сюда Джеми.
– Боже мой, женщина, – взорвался граф, – сейчас середина января, и на севере все занесено снегом. Конолл только что вернулся!
– Пошлите за ним одного брата. Без людей. Один он доберется быстрее и без приключений доставит сюда Салли с мальчиком. Не беспокойтесь, милорд. Салли выросла на пограничье. Она ездит верхом не хуже солдата, даже с ребенком. Сегодня же пошлите вестника раньше Конолла. Пусть Хью везет девчонку с вашим сыном навстречу до самого Эдинбурга.
Патрику не понравилось предложение Эллен, однако он послушался мудрой женщины. Как только Конолл выехал, граф сообщил об этом жене. Катриона сразу повеселела и даже начала принимать пищу. Когда же прибыл сын, а это произошло три с половиной недели спустя, она была уже почти прежней Катрионой. На радостях графиня до того зацеловала мальчика, что тот у нее уже сам вывернулся.
– Мама, хватит!
Вскоре зима неожиданно посуровела, и за снегопадом шел снегопад. На складах и в доках работа остановилась до весенней оттепели. Затем в начале лета Лондон посетила чума, и Лесли вместе со своими домашними поспешно бежали из столицы. Когда они смогли вернуться обратно в город, уже снова наступила осень, и им пришлось провести в Англии еще одну зиму.
С приходом весны 1582 года Катриона почувствовала, что снова забеременела. Они остались в Англии до рождения ребенка. Элизабет Лесли, названная в честь королевы, сумела появиться на свет в сорок девятые именины ее величества – 7 сентября. Когда четыре дня спустя малышку крестили, Елизавета настояла, что будет крестной матерью. Перепуганный католический священник не осмелился отказать королеве. Малышка Бесс получила от своей сиятельной покровительницы дюжину серебряных кубков, инкрустированных аквамаринами, с гравировкой герба Лесли.
Девочка появилась на свет в загородном доме. Месяц спустя, даже не увидев Лондона, малышка отправилась домой в Шотландию со своими родителями и четырехлетним братом, который ехал верхом на собственном пони.
Через месяц они пересекли границу. Уже начинался ноябрь, полдень был теплый и чарующий. Катриона и Патрик, ехавшие впереди своего обоза, остановились на гребне горы. Березы казались золотистее, а сосны зеленее, чем когда-либо. Внизу мерцала долина, укутанная в слабую пурпурную дымку. На запад был Эрмитаж, дом графов Ботвеллов. Впереди лежал Джедбург, где кортеж сегодня переночует.
– Боже мой, – произнес Патрик. – Это мне кажется, или даже воздух сегодня пахнет слаще?
Катриона кивнула и улыбнулась, подняв лицо к мужу. Путешествие ей понравилось, но теперь лицо графини светилось радостью возвращения в Шотландию.
– Мы почти дома, голубка, – сказал Патрик. – Если такая погода продержится, то мы будем в Гленкерке через десять дней.
Он протянул руку. Катриона снова улыбнулась и взяла ее в свою. «Боже мой, – подумал граф, – как же она изменилась! Я повез в Англию девочку, а обратно везу женщину – и какую!»
– Ты будешь жалеть, что мы вдали от Лондона и от двора? – спросил он.
– Нет, милый, я очень рада, что вернулась домой.
– После Лондона в Гленкерке тебе будет не особенно весело.
– Но, Патрик! Ведь есть Эдинбург! Королю в будущем году исполнится семнадцать лет, и он непременно вступит в свои права. Как только Джеймс женится, у нас появится собственный двор.
– Мадам! – возмутился граф. – Я уже не раз говорил вам, что мы не станем связываться со Стюартами! Им нельзя доверять, и к тому же они вечно в долгах, как в шелках. Эти попрошайки нам не нужны, и не надо меня обхаживать.
Уголки ее прелестного рта приподнялись в озорной улыбке.
– Когда король Шотландии вступит в свои права, Патрик, я отправлюсь ко двору! Захочешь ты поехать со мной или нет – это твое дело. Напоминаю вам, дражайший милорд, что особняк в Эдинбурге принадлежит мне. Я обставляла его с огромными личными затратами и совсем не для того, чтобы наведываться туда на месяц в год, а то и в два, как ты хочешь. И не для того также, чтобы, пока я сижу в Гленкерке, там жили родственники. Ты знаешь, Адам обещал Фионе, что они отправятся ко двору Джеймса, и будет неплохо, если ты то же пообещаешь и мне.
С этими словами она пришпорила Бану и поскакала легким галопом в пурпурную долину.
Граф тоже пришпорил коня и поспешил за своей упрямой, но прелестной женой.
