Бертрис Смолл
Любовь дикая и прекрасная

3

На следующий день пополудни замок Гленкерк наполнился представителями семейств Лесли и Хэй. Поскольку Катрионе предстояло выйти замуж за графа, то она была освобождена от сурового испытания – спать в общей спальне со своими кузинами. Фиона также избежала этой участи – как из-за своего возраста, так и потому, что была вдовой.

Узнав, что Катриона гостила в замке последние десять дней, Фиона поспешила отыскать ее и начала строить всевозможные козни. В это время Кат в одиночестве вышивала в фамильном зале. Фиона уселась рядом.

– Итак, кузинушка, как тебе нравится замок Гленкерк?

– Очень, – ответила Катриона. – Мне будет приятно стать здесь хозяйкой.

Она метнула Фионе озорной взгляд. Та досадливо сжала зубы.

– Ты смелая девушка. Так стремиться в волчью пасть!

– Что ты имеешь в виду?

– Боже мой, дитя! Ты должна знать репутацию Гленкерка.

– Его женщины! – Катриона изобразила скуку. – Боже мой, Фиона! Все знают, что Гленкерк с девками просто дьявол. Скажи мне что-нибудь другое, чего я не знаю.

– Хорошо, дорогая, скажу. – Она понизила голос и подалась вперед. – Говорят, «петушок» у Гленкерка слишком велик. Говорят также, что граф сложен, как Аполлон. Я была уже замужем и много знаю, и должна тебе кое-что рассказать. Мы, женщины Лесли, очень маленькие. Большой «петушок» может нас разорвать. Вот мой покойный муж, лорд Стюарт, был среднего роста, и, однако, когда в свадебную ночь он воткнулся в меня… – Для большего эффекта она помедлила, с ликованием замечая побледневшее лицо Катрионы. – Да, кузина! Боль была страшной, и каждый раз становилось хуже. Пусть Бог простит его! Смерть Оуэна для меня оказалась просто счастьем!

– Но я – Хэй, Фиона. Со мной так быть не может.

– Твоя мать – Лесли, кузина. Дочь вырастает по образу и подобию матери. Я, конечно, тебе не завидую.

Объятая ужасом, Катриона передала разговор Эллен.

– Все совсем не так, – твердо сказала Эллен. – Эта Фиона пытается просто запугать тебя. Боль бывает только один миг в первый раз, когда разрывается девственный щит. После этого все прекрасно. Твоя кузина сама сохнет по графу. Грязная потаскушка! И еще имеет наглость пугать тебя! Глупышка. – Она взъерошила волосы девушки. – Посмотри на свою мать. Единственно, чем она занята, это тем, что льнет к твоему отцу. Разве бы так вела себя женщина, испытывающая постоянную боль?!

Раздосадованная тем, что ей так легко задурила голову хитрая кузина, Кат стала наблюдать за Фионой, чтобы убедиться в правоте Эллен. А кузина между тем не упускала ни одной возможности оказаться рядом с Патриком. Она наряжалась в платья с самым глубоким декольте, выставляя напоказ свои пышные прелести. «Какая сука, – думала Катриона. – Рыжая сука!» Она поискала глазами брата, а найдя, спросила:

– Джеми, скажи мне, что ты знаешь о кузине Фионе?

Джеми хохотнул.

– Говорят, что она очень щедро раздает свои милости, но сам я никогда не попадал к ней в постель. Говорят, что малец, которого она принесла Стюарту, вовсе не был его сыном: сомнительно, чтобы Оуэн, известный слабак, смог когда-либо сделать ей ребенка.

Джеми посмотрел на сестру.

– Тебе теперь нравится Гленкерк, не так ли, Кат?

– Да.

– Тогда остерегайся Фионы. Всем известно, она его домогается, хотя сомневаюсь, что бедный Гленкерк это осознает.

Но Джеми ошибался: Патрик был вполне осведомлен о замыслах Фионы, и если бы Катриона не находилась в замке, то мог бы даже немного поразвлечься со своей пылкой рыжеволосой кузиной. Он знал, что шепотки насчет нее окажутся наверняка истинными, однако было бы весьма забавным подтвердить их.

Однажды ночью, вскоре после Рождества, Фиона попыталась обольстить графа. Когда все обитатели замка уже давно были в постели, Гленкерк остался перед камином побеседовать с братом. Графу хотелось женить его на наследнице Форбзов. Но Адам, однако, доказывал, что их младший брат, семнадцатилетний Майкл, намного лучше подойдет для тринадцатилетней Изабеллы.

– Я хочу жениться поскорее, причем не на ребенке. Майкл же не сможет сыграть свадьбу по крайней мере еще три или четыре года. Сделай хорошую партию. Изабелла будет без ума от этого ангелочка.

Патрик засмеялся.

– Ладно, брат, но кто та девушка, для которой ты себя бережешь?

Адам улыбнулся, и его глаза сузились.

– Я еще не посватался к ней, но скоро сделаю это.

Братья посидели еще некоторое время, потягивая подогретое вино с пряностями, приготовленное специально к рождественским праздникам. Оба были высокими, как их отец, но если Патрику достались темные волосы матери и зеленовато-золотые глаза Лесли, то Адам унаследовал красно-рыжие волосы Лесли и янтарные глаза Стюартов.

Разомлевшие от теплых братских чувств и роскошного красного вина, они поднялись по лестнице в свои покои.

– У меня есть хорошее виски из винокурни старого Макбина, – сказал граф. – Заходи, Адам, выпьем по капельке. Лучше заснешь.

Он открыл дверь и зашел в свою спальню, а брат без возражений последовал за ним.

– О боже! – переступив порог, выдохнул Адам. На кровати графа в отблесках огня, игравших на обнаженном белом теле, лежала Фиона Стюарт. – Ох, Господи благослови, кузина! Ты – самое приятное зрелище, которое я сегодня видел!

– Что ты тут делаешь, черт возьми! – вскричал мгновенно протрезвевший граф, похолодев от гнева.

– Ты не захотел прийти ко мне, Патрик, – тихо сказала Фиона. – И вот я пришла к тебе сама.

Он уловил тонкий запах ее надушенного тела.

– Я плачу своим шлюхам, Фиона. Сколько ты просишь?

– Патрик! – севшим от волнения голосом взмолилась она. – Пожалуйста! Я с ума по тебе схожу! Женись на своей кузине, если уж так надо, но возьми меня! Будь моим любовником. Не пожалеешь, Патрик!

– Боже мой! – холодно произнес Адам. – Тебя что-то смущает, брат? А мне вот еще только предстоит получить такое чудесное приглашение от женщины.

Патрик повернулся к нему:

– Эту хочешь?

Адам посмотрел на брата.

– Да. И уже давно.

– Тогда возьми ее! Я буду спать сегодня в твоей спальне.

– Нет! – яростно завопила Фиона. – Я хочу тебя, а не этого мальчишку-хлыща!

– Дорогая кузина, – спокойно сказал граф, – по всем тем слухам, что до меня доходят, у тебя имеется богатый опыт. И ты, конечно, должна знать, что заниматься любовью с тем, кого не хочешь, не только противно, но к тому же еще и дьявольски скучно.

Повернувшись к ней спиной, Патрик вышел из комнаты.

Адам прикрыл за братом дверь и с громким стуком задвинул железный засов.

– Фиона, любовь моя, – протянул он лениво, – я уже давно хочу поиметь тебя именно такой.

– Проваливай, – рявкнула она и, встав, попыталась пройти к двери.

Адам схватил ее за руку и потянул назад.

– Нет, голубка, – сказал он безжалостно, сдавливая грудь в своей ладони. – Нет! Сегодня ты раздвинешь ноги для меня!

Он толкнул ее обратно в постель, и молодой вдове вдруг стало страшно.

С тех самых пор, как Фиону впервые завалили на солому, – а сделал это в темной конюшне главный конюх ее отца, – она всегда раньше в таких случаях главенствовала. Теперь же вдова беспомощно лежала на кровати и смотрела, как кузен медленно сбрасывает с себя одежду. Широкая и мускулистая спина юноши переходила в узкую талию. Вот Адам снял свои короткие штаны. Бедра его были худыми, а ягодицы приятно округленными. А когда он повернулся, то леди Стюарт только охнула от потрясения. Давным-давно, девочкой, она видела однажды, как их самый ценный племенной жеребец покрывал в поле кобылу. С того времени Фиона мечтала найти мужчину со столь же огромным членом. И вот неожиданность – именно такой мужчина стоял перед ней и смеялся.

– Да, голубка! Пять лет ты бегала как раз от того, чего хотела!

– О боже, – прошептала она. – Ты убьешь меня этим!

Но тайное место у нее между ног уже жадно билось и трепетало. Громко вскрикнув, Фиона протянула руки к мужчине. Сильное мускулистое тело быстро накрыло ее, и Адам почувствовал, как теплая рука судорожно проскользнула вниз, чтобы направить в истекающее соками лоно его орудие. Он осторожно втиснулся в женщину и, поняв, что та с легкостью может принять весь объем, начал медленные, проникновенные движения. Тело Фионы дико корчилось под ним, а ногти царапали ему спину. Движения становились все быстрее и яростнее, она начала тихо стонать, а несколько минут спустя стоны перешли в визг чистой радости.

Адам скатился с нее и лежал рядом, переводя дыхание. Затем приподнялся на локте и, глянув на распростертое тело, небрежно бросил:

– Для девки, которая блудила с тех пор, как едва начала созревать, ты умеешь чертовски мало, и это твоя вина! Ты ограничивалась любителями и посредственностями.

Наклонив голову, Адам задумчиво покусывал ее грудь, а его пальцы тем временем играли с ее чувствительной плотью между бедер.

– А я, голубка, – продолжил Адам, – получил воспитание у лучших шлюх Парижа, Лондона и Абердина. И с удовольствием обучу тебя всему, что знаю.

Все еще продолжая слабо сопротивляться, Фиона ответила:

– Я не говорила, что буду твоей любовницей, ты, тщеславный мальчишка!

– А я тебя и не спрашиваю, дорогая моя.

На ее лице отразилось недоумение.

– Уверен, что сейчас, – сказал он, – церковь уже привыкла давать кузенам Лесли разрешение на родственные браки.

Фиона была ошеломлена.

– Я старше тебя, – попыталась она робко возразить.

– На целых пять недель, – засмеялся Адам. – На следующей неделе, дорогая, мне исполнится двадцать.

Ненасытный любовник снова затянул ее под себя, и она бедром почувствовала его твердость.

– Я не хочу тебя! – яростно закричала Фиона. – Я хочу Гленкерка!

– Тебе его не добиться, голубка. Он тебя не хочет.

Адам раздвинул ей ноги.

– У тебя нет денег! – сказала она. – К тому же я не хочу жить в чужом доме!

– У меня совсем неплохой доход от вложений, которые оставила мне бабка, да и у тебя тоже. Один я богаче многих графов, вместе взятых. У меня есть доля и в семейном судовладении, и в овцеводстве. А ты имеешь дом в Эдинбурге – тот, который принадлежал твоей бабке Фионе Абернети. Мы с тобой несколько лет попутешествуем, а потом, когда маленький король Джеми вырастет, вернемся, начнем жить в Эдинбурге, будем представлены ко двору.

Адам снова глубоко втиснулся в нее, и они полежали молча.

Фиона сама не поняла, почему разоткровенничалась, но она сказала:

– Я не могу иметь детей. Ребенок Стюарта погубил меня.

– Я знаю, – ответил Адам равнодушно. – Повитуха, которую ты тогда позвала, принимала потом по крайней мере троих моих внебрачных детей. Эти сведения о тебе мне обошлись в две золотые монеты. И мне известно также, голубка, что младенец был не от Стюарта.

Адам засмеялся, услышав, как Фиона цветисто выругалась.

– Пусть Патрик, Джеми и Майкл продолжат наш род вместе со стадом своих младенцев, – проговорил он. – Я хочу только тебя. Но если я когда-нибудь застану тебя с другим мужчиной, то изобью до посинения и откажу тебе в этом… – он резко воткнулся в нее, – на целый месяц.

Его янтарные глаза сузились и засверкали. Мысль, что она может потерять то, что так долго искала, бросила Фиону в дрожь. Обвив Адама ногами, она прошептала:

– Я буду хорошо себя вести. Клянусь!

На следующий день, к удивлению собравшихся родственников, Адам Лесли объявил, что женится на своей кузине леди Стюарт. Поскольку ни свою мать, ни родителей Фионы он прежде не известил, то началось столпотворение.

Патрик поднял голос в защиту брата.

– Они спросили моего разрешения, – солгал он. – Я должен принести свои извинения, дядюшка, что еще не посоветовался с вами. Предстоящая собственная свадьба совсем закружила меня.

Граф повернулся к младшему брату и строго сказал:

– Тебе не следовало объявлять о своих намерениях прежде, чем я поговорил бы с дядюшкой.

Адам изобразил раскаяние.

– Пойдемте, дядюшка Сайтен, – учтиво пригласил граф Гленкерк. – Давайте поговорим о делах наедине. Даже красивая вдова должна иметь приданое.

Прежде чем лорд Сайтен успел возразить, он оказался в библиотеке и там услышал от Адама, что его дочь навсегда осталась бесплодной и, учитывая это, следовало радоваться всякому зятю.

– Тогда почему же ты ее хочешь? – спросил лорд.

– Потому, дядюшка, что я люблю эту шалунью.

Лорд Сайтен больше ничего не сказал. Он никогда не считал свою дочь особенно достойной любви, тем более что хорошо знал ее славу. Считая большой удачей, что его от нее избавят, лорд согласился на довольно щедрое приданое, и договор был заключен. Свадьбу назначили на весну.

Когда дядюшка ушел, Гленкерк повернулся к брату.

– Почему ты так поступил? – спросил он. – Ведь ты мог бы жениться на милашке Изабелле Форбз и иметь законных сыновей.

– Потому, Патрик, что я по-настоящему люблю Фиону. Люблю с тех пор, как был мальчишкой.

– Она же шлюха! Прости меня, Адам, но ведь она ляжет под любого!

– Нет, теперь не ляжет. Не смотри так недоверчиво, Патрик. Помнишь Нелли Бэйрд?..

– Да, – уныло ответил граф, вспоминая одну особенно роскошную девку, которую содержал в Эдинбурге. Он обладал ею до тех пор, пока не одолжил брату всего на одну ночь.

Адам засмеялся и затем, снова посерьезнев, сказал:

– Фиона больше не станет блудить. Просто у нее огромные потребности в любви, а до вчерашней ночи ни у одного мужчины не хватало сил удовлетворить ее. Но теперь есть я, и она довольна.

– Но ведь с Изабеллой у тебя могли быть законные сыновья.

– И ты, и Джеми, и Майкл – все вы будете иметь сыновей, чтобы продолжить наш род. А я предпочитаю свою рыжую сучку.

– Понимаю тебя, – сказал граф, – и меня тоже госпожа Катриона Хэй заставляет плясать под свою дудку.

– Прими мой совет, Патрик, и укроти девку, иначе не будет мира в твоем доме.

– Да, но как?

Адам пожал плечами:

– Думай сам – это не моя забота. Мою зовут Фиона.

В библиотеку ворвалась Маргарет Лесли.

– Как ты мог? – набросилась она на старшего сына. – Как ты мог позволить брату жениться на шлюхе?! Сайтен смеется и ликует, что снова избавился от этой суки. Пусть Фиона моя племянница, но я не допущу, чтобы кто-то из моих мальчиков спаривался с такой блудливой девкой!

Патрик встал и посмотрел на мать.

– Хочу вам напомнить, мадам, что глава семейства – я, а не вы. Решения здесь принимаю я. Адам влюблен в Фиону, а она в него. Лорд Сайтен согласился на брак и дает щедрое приданое. Они поженятся весной. Вы должны приветствовать Фиону, как приветствовали Катриону и Эйлис Хэй, а в будущем – Изабеллу Форбз.

Маргарет Лесли повернулась к младшему сыну. Он взял руки матери в свои.

– Я действительно люблю ее, мама. Ты прожила с отцом счастливые годы. Я хочу так же прожить свои с Фионой.

Мэг Лесли расплакалась, а сыновья заключили ее в объятия.

– Вы всегда были своевольны, мальчики!

– Мадам, мы надеемся найти свое счастье. Вы с отцом показали нам пример, – сказал Адам.

Мэг Лесли деликатно вздохнула, потом вытерла глаза и улыбнулась обоим.

– Очень хорошо, господин граф и глупый мой младший сын. Я приветствую Фиону, хотя все еще считаю это непристойным. Девчонка не лишена озорства. Когда ей хочется, она может быть скверной. Мне это не нравится.

4

Граф Гленкерк ухаживал за своей будущей невестой с элегантностью и изяществом французского царедворца. Каждое утро, когда Эллен приносила Катрионе завтрак, на подносе всегда лежало что-нибудь и от Патрика. Иногда это было нечто скромное и простое, вроде сосновой веточки и золоченой шишки, перевязанных красными бархатными ленточками. Иногда – дорогое, наподобие резной коробочки из слоновой кости, наполненной дюжиной бриллиантовых пуговиц. Совершая короткие поездки верхом по декабрьским снегам и неспешно прогуливаясь по сонным садам, Катриона и Патрик лучше узнавали друг друга.

Патрик Лесли был хорошо образованным человеком, и его юная нареченная, которая так долго и упорно боролась за свое собственное образование, жадно слушала своего жениха. Графа забавляло, что в таком роскошном молодом теле обнаруживался столь глубокий и гибкий ум, хотя и беспокоило, что невеста зачастую оказывалась совсем наивной. Выросшая в обособленном мире Грейхевена, она почти не знала жизни.

Девушка настолько освоилась в обществе графа, что сама предложила назначить свадьбу на День святого Валентина. После Пасхи тихо, без лишнего шума, поженятся Адам и Фиона, хотя вся семья прекрасно понимала, что свадьба будет простой формальностью. Они уже давно жили вместе как муж и жена. Фиона выглядела пухлой и гладкой, словно кошка, кормленная одними сливками.

– Она почти что уже мурлыкает, – посмеивалась Эйлис Хэй. – Я надеюсь только, что мой Джеми так же хорош, как, судя по рассказам девок, кузены Патрик и Адам.

– Хороши в чем? – спросила Катриона.

Большие голубые глаза Эйлис широко открылись, а затем она снова захихикала.

– Ох, Кат! Ты смеешься надо мной!

– Не знаю, о чем ты говоришь, Эйлис. Ты надеешься, что Джеми столь же хорош, как Патрик и Адам, но в чем?

– В постели, ты, гусыня-простушка! – воскликнула Эйлис, потеряв терпение. – Они говорят, что у гленкеркских мужчин девки теряют рассудок от наслаждения! Не могу дождаться июня, когда выйду замуж!

– Боже мой, Эйлис! Ты такая же шлюха, как Фиона!

Глаза Эйлис наполнились слезами, и милашка возмущенно затрясла белокурыми локонами.

– Я, – отвечала она с большим достоинством, – такая же девственница, как и ты, Катриона Хэй! Но на этом между нами и кончается сходство. Я предвкушаю ночи, которые буду проводить на супружеском ложе, и всем, чем только смогу, доставлю удовольствие Джеми. А ты холодна как лед. И если не переменишься, то граф примется искать утешения в более теплой постели. И кто тогда его обвинит?..

Катриона гордо удалилась, ничего не сказав в ответ. С тех пор как на Рождество в замок приехала вся семья, поведение Гленкерка стало сдержанным.

Больше не повторилась та ночь перед камином, когда он разбудил ее чувства, о существовании которых она раньше даже не подозревала, и сейчас не была уверена, что сумеет справиться с ними. Она жаждала снова испытать их.

В одну из ночей, одетая только в мягкую льняную рубашку, Катриона выскользнула из своей спальни и спряталась в алькове возле покоев графа. Она дрожала от холода, когда наконец он появился. Девушка выскользнула из укрытия и последовала за ним в комнату.

– Ох, Кат, милая, что тебе?

Увидев, что она дрожит, граф набросил ей на плечи плащ, подбитый мехом.

– А теперь, любовь моя, скажи, что же такое важное привело тебя сюда посреди ночи?

Катриона оробела. Граф ласково обнял ее и присел с ней у камина.

– Скажи же, сладкая моя.

Ее голос был тих:

– Я хочу… я хочу, чтобы ты любил меня.

– Нет, голубка. Если бы я считал, что так надо, то в один миг раздел бы тебя, и ты была бы уже в постели.

– Пожалуйста, Патрик! Я в самом деле хочу! Ох, милорд, я вопиюще невежественна! Моя мать пыталась исправить это, но она понимает любовь так возвышенно и одухотворенно! А тут еще Эйлис сплетничает и смеется насчет репутации гленкеркских мужчин, и Фиона открыто спит с Адамом и выглядит чертовски надменной и довольной. Это совсем не одухотворенно. Так что… не знаю, чего и ожидать. Пожалуйста, научи меня! Хотя бы немножко!

– Очень хорошо, – сказал он, едва сдерживая смех. – Но если ты испугаешься и захочешь, чтобы я прекратил, то не стесняйся и попроси.

– Хорошо, Патрик.

В комнате стало очень тихо, слышалось только потрескивание огня в камине. Одной рукой он обнял ее, а другой, свободной, медленно и осторожно спустил рубашку, обнажив прекрасную округлую грудь, словно выточенную из слоновой кости. Сосок выделялся темно-розовым пятном. Какое-то время граф разглядывал это совершенство. Затем его ладонь нежно охватила и сжала грудь. Он почувствовал, как девушка легонько вздрогнула. Вытянув большой палец, Патрик стал поглаживать соблазнительное розовое острие, пока оно не затвердело. Катриона затаила дыхание, и у Гленкерка на губах заиграла улыбка.

Граф наклонился, чтобы поцеловать Катриону, и его плащ соскользнул на пол, потому что девушка обвила его шею руками. Он осторожно снял рубашку с прекрасного тела и бросил ее на свой плащ. Потом принялся ласкать свою возлюбленную, поглаживая ее атласную кожу. Хотя Катриону била дрожь, она что-то довольно шептала и льнула к нему. Внезапно Патрик остановился и замер, а Кат взмолилась:

– Пожалуйста, милорд! Еще! Я не боюсь!

Но граф сам испугался, ибо его желание быстро нарастало. Он знал, что следует поскорее остановиться, иначе он возьмет ее здесь и сейчас же.

– Кат! Любимая! Послушай меня. Я начинаю желать тебя очень сильно. Если я не отошлю тебя сию минуту, то не смогу отказать себе в удовольствии обладать твоим телом.

– Прошу тебя, милорд! Я тоже тебя хочу! Пожалуйста, возьми меня сейчас!

Если бы перед ним стояла другая, он с большой охотой подчинился бы ее желанию. Но это была Кат, его невинная суженая, которая только просыпалась навстречу радостям любви.

– Нет, любимая. При свете дня все будет выглядеть по-другому. Если я заберу твою девственность сейчас, потом себя за это возненавижу.

Вздохнув, Патрик снова натянул на нее рубашку, а затем отнес невесту обратно в комнату, уложил в постель и нежно прикрыл одеялом.

– Спокойной ночи, любовь моя, – прошептал он, закрывая за собой дверь.

Катриона неподвижно лежала в тепле своей постели и прислушивалась к звукам зимней ночи. В камине с мягким потрескиванием горел огонь. За окном прокричала сова, и в ответ завыл волк. Теперь девушка понимала, что имела в виду ее мать. Но она теперь стала понимать и Эйлис, и с большей симпатией относилась к своей кузине Фионе. Снова и снова Кат переживала в мыслях последние часы. Ее груди стали тугими, и, заметив это, она покраснела. Весь остаток ночи невеста Гленкерка металась между беспокойным сном и не менее беспокойным бодрствованием. Ее молодое тело томилось по ласкам Патрика.

Наутро, когда суженые встретились, чтобы отправиться на прогулку верхом, граф приветствовал девушку в своей обычной манере. Катриона последовала его примеру и молчала до тех пор, пока они не оказались на безопасном расстоянии от замка. Тогда, медленно повернувшись к нему, Кат сказала:

– Я не жалею ни о чем, что случилось прошлой ночью.

Патрик улыбнулся, почувствовав, с каким напряжением это было сказано.

– А тут, Кат, и жалеть-то не о чем. Мы только целовались и ласкались… невинные забавы, которым предаются влюбленные со времен сотворения мира.

– Я приду к тебе снова, – сказала она.

Патрик усмехнулся.

– Нет, ты останешься в своей постели как хорошая девочка, – велел он, – иначе я за себя не отвечаю.

Девушка надула губы.

– Я не останусь одна.

Гленкерк внимательно посмотрел на нее и вдруг, к своему крайнему изумлению, понял, что именно так она и поступит. «Боже мой, – подумал граф, – это тигрица!» А вслух сказал:

– Если ты ослушаешься меня, то я возьму лещинный хлыст и исполосую твою прелестную попку. Я не шучу!

Ночью Катриона снова появилась у него в комнате. Вручив ему лещинный хлыст, она резким движением плеч сбросила свой плащ. Другой одежды на девушке не было. Граф отшвырнул хлыст в камин и, схватив ее и притянув к себе, нежно поцеловал, позволив своим пальцам прикоснуться к тайному местечку между ног. Она едва слышно застонала, но не остановила его.

Каждую ночь Кат приходила в комнату Патрика, и граф чувствовал, что если не передохнет от пытки, на которую она его обрекла, то сделает нечто, о чем оба будут потом жалеть.

Закончились празднества Двенадцатой ночи, и родственники отбыли по домам. Граф упросил Катриону вернуться к себе в Грейхевен на несколько недель, чтобы потом приехать снова в Гленкерк для приготовлений к свадьбе. Девушка уезжала с большой неохотой.

За две недели до свадьбы Катриона вернулась, привезя свое приданое – одежду, драгоценности, белье и обстановку. К ужасу Патрика, девушку поместили в покои графа и графини Гленкеркских, частью которых была и его собственная спальня. На дверях между всеми этими спальнями никогда не существовало замков. И если сейчас он прикажет поставить замок на свою дверь, то какие же вызовет пересуды!.. В первую ночь по возвращении Катрионы граф допоздна засиделся в библиотеке, беседуя с Адамом, в надежде, что, когда он придет к себе, девушка будет спать.

Наконец Патрик пожелал брату спокойной ночи и отправился в свою спальню. Дверь между двумя комнатами стояла открытой. Граф прислушался, но ничего не услышал. Поспешно, стараясь не шуметь, он начал раздеваться.

– Патрик, – прозвучал нежный голос.

Гленкерк повернулся и обнаружил, что Катриона стоит в двери, такая же голая, как и он сам. Девушка простерла к нему руки, и граф застонал.

– Пойдем, любовь моя. Моя постель уже согрета.

Патрик не мог отвести глаз от ее роскошной груди и соблазнительных длинных ног. Медового цвета волосы, тяжелые и густые, ниспадали ниже тончайшей талии, а глаза сияли так ярко, как никогда прежде.

– Если я сегодня заберусь в твою постель, Кат, то пути назад не будет. Я больше не стану играть с тобой в игры. Если я приду в твою постель, голубка, то лишу тебя девственности. Не обманывайся! Если начну, то и закончу!

– Пойдем, Патрик!

Катриона направилась в свою спальню. Граф последовал за ней.

– Ты уверена, любовь моя?..

Она повернулась и положила руку ему на грудь, вызвав волну возбуждения.

– Я не в силах больше ждать, милорд. Пожалуйста, не заставляй себя упрашивать.

Забравшись на свою огромную кровать, Катриона протянула к нему руки. Патрик торопливо последовал за ней и, прижав к себе, с силой поцеловал. Он почувствовал, как по телу девушки пробегает дрожь, и отодвинулся, чтобы посмотреть на возлюбленную.

– Ты уверена?..

– Да, милорд.

Когда его жадные губы побежали по ее телу, Катриона затрепетала, словно плененное дикое животное. Поцелуи будто насквозь прожигали ее тонкую кожу, а когда губы Патрика обхватили жесткий сосочек, девушка испытала восхитительную смесь страха и удовольствия. Его рука бережно обследовала у нее тайное влажное место между ног – поддразнивая, поглаживая, лаская. Нежным движением Патрик всунул внутрь палец, и Катриона выгнулась ему навстречу. Она была нетронутой. Граф понял, что придется действовать крайне осторожно, чтобы причинить ей как можно меньше боли.

Однако он мог не торопиться. Впереди была целая ночь, и граф хотел возбудить Катриону до крайности. Он уже и прежде не раз лишал девушек невинности и обнаружил, что распаленная девственница чувствует меньше боли, нежели та, что напряжена и испугана. Патрик взял руку Катрионы и приложил ее к своему органу. Катриона не отвела руку, а стала поглаживать член робко и нежно, а потом вдруг склонилась и поцеловала его пульсирующую головку.

По его телу вихрем пронесся безудержный трепет. Снова поджав девушку под себя, граф впился в нее поцелуем. Их языки превратились в огненные копья – пытливые, обжигающие. Катриона корчилась под ним, и Патрик удовлетворенно улыбнулся. Склонившись, он пробирался губами к маленькой родинке, отмечавшей расщелину между ее ногами. Затем пустил язык в саму эту соблазнительную щель. Катриона затаила дыхание от изумления. Патрик любовно, хоть и настойчиво, раздвигал ее бедра. Он нежно вошел в любимую и пришел в восторг, потому что она призывно выгнулась навстречу. С величайшим усилием граф сдерживался, чтобы не давить слишком сильно. На мгновение остановившись, он посмотрел на Катриону. Пот покрывал ее тело, словно мелкий бисер, и было заметно, что она немного испугана.

– Легче, голубка, легче, – вполголоса промурлыкал Патрик и погладил трепетное тело возлюбленной.

– Мне больно, Патрик! Больно!

– Еще мгновение, любовь моя, только один раз будет больно, а потом сразу станет лучше, – пообещал граф.

И прежде чем Катриона успела снова пожаловаться, Патрик откинулся назад и резко ткнулся сквозь барьер. Ее глаза расширились, и она вскрикнула от боли. Этот крик мужчина заглушил своими поцелуями. Но он не обманул. Боль сразу начала стихать. Гленкерк мягко двигался внутри ее, и Катриона, скользнувшая в новый блистательный мир, выгнула свое гибкое тело ему навстречу. Ее омывали волны удовольствия, и чем мощнее они становились, тем глубже ее увлекало в какой-то крутящийся золотой вихрь. Она тоже услышала девичий крик, но не поняла, что это был ее собственный голос.

Столь же неожиданно, как началось, все кончилось. Катриона обнаружила, что лежит в объятиях Патрика и плачет. А тот целиком был во власти угрызений совести и отвращения к самому себе. Покрывая ее мокрое от слез лицо поцелуями, он молил о прощении, каялся, что поступил как ужасная скотина. Катриона прервала его на полуслове, засмеявшись сквозь слезы.

– Ты глупец! – сказала она, улыбнувшись. – За что же мне тебя прощать? За то, что ты сделал меня женщиной за две недели до нашей свадьбы? – Она взяла его лицо в ладони. – Я люблю тебя, милый! Ты слышишь? Я с ума схожу по тебе, милорд! И не могла вынести, что не обладала тобой целиком! Я своевольная девка, Патрик!

Гленкерк склонился над ее лицом и улыбнулся.

– Я побью тебя, если ты когда-нибудь ослушаешься меня! Дитя, я люблю тебя всем сердцем, но я хочу быть хозяином своего дома!

– До тех пор, пока я твоя единственная любовница, милорд! – парировала она.

Граф засмеялся.

– Какая же вы озорница, мадам!

Он опрокинул ее обратно на подушки.

– Давай-ка спать, а не то утром все в замке будут знать, чем мы тут занимались.

В ответ Кат удивленно подняла бровь. Граф усмехнулся.

– На сегодня достаточно, моя ненасытная малышка. Тебя слишком недавно растеребили. И если ты собираешься подняться и куда-нибудь пойти поутру, то одного раза на сегодня хватит. Но в следующие ночи я буду любить тебя без остановки с вечера до утра. Ни один мужчина, если только в нем есть сколько-нибудь огня, не сможет никогда насытиться тобой.

Утром Эллен заметила кровавые пятна на постели Катрионы. Но она промолчала, ибо никого не касалось, что жених и невеста провели свадебную ночь прежде, чем отпраздновали свадьбу. Ее беспокоило другое: возможно, ее молодая госпожа собиралась выйти замуж за мужчину, которого не любила. Теперь же Эллен знала, что все было в порядке: Катриона не отдалась бы Гленкерку, если бы не любила его.

К несчастью, Фиона тоже узнала об этой ночи. Никто не раскрывал ей секрета, но инстинктивно леди Стюарт чувствовала это. Дня за три до свадьбы она отыскала Катриону, когда та была одна, и небрежно заметила:

– Итак, ты все-таки позволила, чтобы он тебе воткнул до свадьбы. Ну ты и смелая!

Катриона покраснела, поняв, что ее тайна раскрыта. Но она вовсе не желала, чтобы Фиона чувствовала себя победительницей.

– Ты ревнуешь, кузина?

Та засмеялась:

– Послушай, малышка. У меня мужики были с тринадцати лет. И среди них не нашлось такого, чтоб я не могла поиметь, когда хотела. И твой драгоценный Гленкерк не исключение!