Бертрис Смолл
Потерять и обрести
Bertrice Small
UNCONQUERED
Печатается с разрешения издательства Ballantine Books, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC и литературного агентства Nova Littera SIA.
© Bertrice Small, 1995
© Перевод. А.М. Фроловский, 2018
© Издание на русском языке AST Publishers, 2018
* * *
Всем тем, для кого главное в мире – любовь
Часть I
Виндсонг
1811 год
Глава 1
– Надеюсь, вы понимаете: то, чем мы с вами сейчас занимаемся, властями наших стран может быть расценено как государственная измена, – медленно выговаривая слова, произнес лорд Палмерстон. – Меня, должен вам заметить, считают чуть ли ни вольнодумцем, так как я предпочитаю реальные действия пустым разговорам в парламенте и правительстве его величества.
Палмерстон ненадолго смолк и перевел задумчивый взгляд на наполненный кларетом бокал. Отблески горящего в камине пламени играли на изящных гранях вотерфордского хрусталя, и вино искрилось, отбрасывая кроваво-красные блики на мужественное лицо лорда. Полночную тишину нарушал лишь ветер за окном, с легким подвыванием гнавший с берега клочья тумана.
– Но, как бы там ни было, – продолжил Генри Темпл, лорд Палмерстон, – я уверен, любезный капитан Данхем, что главным врагом и для вас и для нас на данный момент является Наполен, никто иной. Следовательно, в интересах тех, кого вы представляете, – не ссориться с нами, а объединить усилия на борьбу с ним. Наполеон должен быть разгромлен!
Джаред Данхем отошел от окна и вернулся к камину. Это был худощавый темноволосый молодой человек высокого роста – даже Генри Темпл со своими шестью футами роста был ниже его чуть ли ни на голову. Необычными были и зеленые глаза Джареда, обрамленные черными ресницами, такими длинными и густыми, что казалось, будто веки с трудом удерживают их тяжесть и не могут раскрыться полностью. А его взгляд с прищуром в сочетании с узким прямым носом и резко очерченным разрезом тонких губ придавал лицу сардонически насмешливое выражение. Руки молодого капитана свидетельствовали о недюжинной силе, однако выглядели ухоженными, даже ногти на длинных пальцах были обработаны до безукоризненно правильной полуокружности.
Приблизившись к стоявшему возле камина креслу с высокой спинкой, обитому гобеленовой тканью, Джаред опустился в него и, пристально глядя в лицо военного министра Англии лорда Палмерстона, проговорил:
– В общем, для успешной атаки стоящего у вас поперек глотки неприятеля вы должны быть уверены в том, что за спиной нет других врагов. Я прав, милорд?
– Абсолютно верно! – тотчас воскликнул лорд Палмерстон.
Уголки губ американца приподнялись в едва заметной улыбке, но взгляд зеленых глаз оставался совершенно серьезным.
– А вы откровенный человек, сэр, клянусь Богом, – сказал молодой американец.
– Мы нуждаемся друг в друге, капитан, – как бы подтверждая эту оценку, заявил министр. – Пусть последние два десятилетия или чуть дольше ваша страна и живет независимо от Англии, но это не значит, что ваши соотечественники отказались от собственных корней. У вас английские имена, а обстановка в ваших домах примерно такая же, как в Англии. И даже правительство у вас такое же, как у нас, если, конечно, не считать нашего короля Георга. В общем, как ни крути, – мы с вами связаны множеством невидимых нитей, и отрицать это невозможно. Кстати, и вы сами, если меня правильно информировали, должны унаследовать некогда пожалованные английским королем земли и, следовательно, соответствующий титул.
– Ну, если это и произойдет, то очень нескоро, милорд. Мой кузен Томас Данхем, восьмой лорд острова Виндсонг отличается отменным здоровьем. И слава богу! Честно вам скажу, я не учитываю возможность получения этого наследства в своих жизненных планах. – Капитан немного помолчал. – Америка нуждается в рынке для своих товаров, – продолжил он через несколько секунд, – и Англия нам такой рынок предоставляет. А мы, в свою очередь, покупаем у вас предметы роскоши и многие другие товары, в которых нуждаются американцы. С Францией мы смогли бы разойтись миром, если бы приобрели у нее обширные территории Луизианы, но вместе с этим мы, те, которых называют новыми англичанами, получили и проблему. Нас в нашей стране стало меньше, чем активных парней с горячими головами, которые выросли на легендах о том, как лихо в семьдесят шестом американцы наподдали англичанам, и теперь эти люди рвутся в бой. Как деловой человек я не одобряю войну. О, да, я могу заработать хорошие деньги на блокаде Англии. Товары из-за нее дорожают, и, прорываясь к вам на своем корабле, я каждый раз получаю дополнительную прибыль. Но я прекрасно понимаю, что в конечном счете проиграем мы все. Ведь для того, чтобы каждый раз прорываться, попросту не хватит кораблей, и нехватка многого необходимого начнет ощущаться как в Англии, так и в Америке. Уже сейчас в доках наших портов Саванна и Чарльстон стоят суда, опасающиеся отправиться в Англию. Они доверху загружены хлопком, который некуда продавать. А ваши прядильщики из-за отсутствия сырья работают по три дня в неделю, и безработица растет. Так что складывающаяся ситуация угрожает нашим странам.
Генри Темпл кивнул в знак согласия, но Джаред Данхем сказал еще не все, что хотел.
– Да, лорд Палмерстон, – продолжил он после небольшой паузы, – Америка и Англия нуждаются друг в друге. Очень нуждаются. И американцы, которые понимают это, будут сотрудничать с вами. Пока тайно. Но мы постараемся помочь вам разбить нашего общего врага – Наполеона Бонапарта! Мы не хотим, чтобы в нашем правительстве заседали иностранцы, а вы, англичане, не можете воевать одновременно на двух континентах. Однако я должен выполнить поручение мистера Джона Квинси Адамса[1] и заявить, что ваш правительственный декрет, запрещающий американским судам осуществлять торговые операции с другими странами без предварительного захода в порты Англии или подвластных ей территорий, должен быть отменен. Этот ваш акт – высшая степень высокомерия и пренебрежения! Мы независимое государство, сэр!
Генри Темпл, лорд Палмерстон, тяжело вздохнул. Он и сам считал этот поспешно проведенный через парламент запрет излишне самонадеянным и бесполезным.
– Я сделаю все, что смогу, – пообещал лорд Палмерстон. – Однако и у нас достаточно парней с горячими головами, причем как в палате общин, так и в Палате лордов. Большинство из них не держали в руках ни шпаги, ни пистолета, не говоря уж об участии в сражениях, но они считают себя куда бо́льшими знатоками военного дела, чем вы или я. Они до сих пор убеждены, что ваша победа над нами всего лишь неудачный эпизод в нашей колониальной политике, который можно исправить. Пока эти джентльмены не поймут, что ключом к успеху в борьбе для нас и для всех является равноправное сотрудничество, мне будет весьма непросто проводить намеченный курс.
Джаред Данхем кивнул.
– Я отправляюсь в Пруссию через несколько дней, а затем планирую посетить Санкт-Петербург. Фридрих Вильгельм и царь Александр Первый смотрят на альянс с Наполеоном без особого энтузиазма. Надеюсь, доставленная мной информация о возможном англо-американском сотрудничестве сделает такой альянс еще менее вероятным. Хотя надо отдать должное этому корсиканцу… Ему удалось объединить почти всю Европу в нечто целое.
– Да, Наполеон сумел слепить из нее стрелу, нацеленную в сердце Англии, – сказал лорд Палмерстон с нескрываемой ненавистью в голосе. – А если он одолеет нас, то незамедлительно пересечет океан и примется за вас, янки.
Джаред Данхем рассмеялся, но веселья в его смехе не чувствовалось.
– Я не хуже вас знаю, сэр, что Наполеон решил продать нам Луизиану только потому, что нуждается в американском золоте, дабы расплатиться со своими солдатами. К тому же Франции тяжело содержать гарнизоны на такой большой территории, заселенной в основном англоязычными американцами и дикими краснокожими. Даже говорящие по-французски креолы, живущие в Новом Орлеане, скорее американцы, чем французы. Кроме того, они считают своим тот режим, который называют исконно французским, то есть признают короля, свергнутого революцией, которая и привела к власти Наполеона. Если бы император был уверен, что сможет забрать американское золото, но при том сохранить американские территории, он, вне всякого сомнения, сделал бы это. Однако такой уверенности у него не было, причем как раз потому, что он хорошо помнил, чем закончилась война Англии против американцев.
– Черт меня побери! – воскликнул министр. – Вы не попали в самое яблочко, сэр!
– Я типичный американец, милорд, и многие у нас думают именно так.
– Клянусь Господом, янки, вы мне нравитесь, – с улыбкой сказал лорд Палмерстон. – Подозреваю, что вместе мы сможем горы своротить. К тому же вы уже успели многого добиться… – Он взял графин и наполнил бокал гостя. – Кстати, позвольте поздравить вас с избранием в члены клуба «Уайтс». – Лорд снова улыбнулся. – Такого, как вы, там еще не видели. Американец, зарабатывающий на жизнь собственными руками!..
– Да уж, – усмехнулся в ответ Джаред, которому все больше нравилось чувство юмора собеседника. – Я понимаю, что очень немногих американцев принимали в члены этого сакрального заповедника английской аристократии.
Палмерстон рассмеялся.
– Так и есть, янки! Вы наверняка понимаете и то, что членство в этом клубе является главным богатством некоторых истинных джентльменов. Многие из них кругом в долгах и не могут самостоятельно заработать даже на карманные расходы, но считаются уважаемыми людьми. У вас, должно быть, имеются весьма влиятельные друзья, янки, если вы попали в «Уайтс».
– Я попал туда только потому, что вы этого хотели, милорд. И я думаю, нам не стоит подшучивать друг над другом. Между прочим, меня зовут Джаред, а не янки.
– А меня – Генри, а не милорд. Что ж, Джаред, коль скоро у нас все получилось… Полагаю, ты сможешь наладить здесь, в Лондоне, отношения с весьма нужными людьми. Однако вместе нас должны видеть только при наличии очевидных для всех и вполне безобидных причин для встречи. Очень хорошо, что мы познакомились через твоего кузена сэра Ричарда Данхема. Кстати, потом у тебя может возникнуть надобность в каких-либо светских контактах. Я имею в виду возможное наследование Виндсонга.
– И конечно же, – сухо заметил Джаред, – причиной может быть мой толстый кошелек.
– Совершенно верно. Его толщину с благоговением отметили мамаши всех юных девиц, достаточно оперившихся для дебюта в этом сезоне, – с ухмылкой согласился лорд Палмерстон.
– О боже, это не подойдет. Боюсь, я сильно разочарую этих мамаш, Генри. Я слишком привык к наслаждениям холостяцкой жизни, чтобы так просто с ней расстаться. Интрижка с опытной женщиной – это пожалуйста, но жениться… Зачем? Нет уж, слуга покорный!
– Насколько я знаю, недавно из Америки приехал твой кузен лорд Томас с женой и двумя дочерьми. Ты уже был у них? Слышал, что одна из дочерей – настоящая красавица. Говорят, наши джентльмены уже исписали горы бумаги посвященными ей стихами.
– Я знаю самого Томаса Данхема, – ответил Джаред, – но ни с кем из членов его семьи не встречался. Я даже в его поместье на острове Виндсонг никогда не был. Да, я помню, что у него есть две дочери-двойняшки, но, кроме этого, мне ничего о них не известно. Честно сказать, у меня просто нет желания тратить время на обсуждение хихикующих дебютанток. – Он одним глотком осушил свой бокал и резко сменил тему разговора. – На Балтику я отправляюсь за мачтовым лесом. Думаю, что Англии он тоже понадобится.
– О, Боже, конечно! Наполеон сейчас, может быть, и превосходит нас на суше, но моря по-прежнему контролирует Англия. А прибалтийский регион, к сожалению, единственный, откуда можно получить качественный мачтовый лес. Скажи, а, после того как завершишь дела там, ты вернешься в Англию?
– Нет. Из России я направлюсь прямиком домой. Я, видишь ли, помимо всего прочего, известен как американский патриот и дорожу этим. Как только вернусь, выведу мой балтиморский клипер на патрулирование. Будем снимать с английских судов незаконно завербованных на них американских матросов.
– Ты и в самом деле этим занимаешься? – удивился лорд Палмерстон.
– И этим тоже. – Джаред Данхем рассмеялся. – Знаешь, Генри, мне порой кажется, что весь мир сошел с ума. Здесь я действую как тайный агент своего правительства, которое направило меня, чтобы организовать сотрудничество с вашим. А потом, выполнив в Европе то, что должен выполнить, поспешу домой, чтобы включиться в борьбу с британским флотом. Не кажется ли тебе, что в этом есть что-то от безумия?
Генри Темпл, не сдержавшись, присоединился к смеху своего американского гостя.
– Моя точка зрения, конечно, не столь радикальна, как твоя, Джаред, но я с тобой согласен – многое сегодня смахивает на безумие. И первую очередь это касается Наполеона с его ненасытной жаждой власти, породившей желание стать императором мира. Когда мы победим его, элементы безумия в отношениях наших с тобой стран исчезнут. Подожди немного, мой американский друг, и сам в этом убедишься. Жди – и обязательно увидишь!
Посидев еще немного, собеседники распрощались. Выходили же поодиночке. Первым из отдельного кабинета в клубе «Уайтс» выскользнул лорд Палмерстон. Джаред Данхем ушел несколькими минутами позже.
Оказавшись в своей карете, Джаред провел ладонью по обитому бархатом сиденью и нащупал оставленный на нем футляр для хранения украшений. В небольшой шкатулке находился украшенный бриллиантами браслет – его прощальный подарок Джиллиан. Конечно, Джиллиан будет разочарована, поскольку ждала от него гораздо большего, чем браслет. Джаред знал это так же точно, как и то, что никогда не сделает того, чего она хотела.
Джиллиан ожидала, что он объявит о готовности узаконить их отношения сразу же после того, как она станет вдовой, – а в том, что это вот-вот произойдет, сомнений практически не было. Однако Джаред жениться не собирался, по крайней мере сейчас, а если когда-то и соберется, то уж только не на Джиллиан Аббот, успевшей переспать чуть ли не со всеми лондонскими любителями клубнички. Но она почему-то думала, что он об этом не знал. Нет уж, он, Джаред, последний раз воспользуется ее благосклонностью, затем вручит подарок и распрощается, объяснив, что должен вернуться в Америку. Бриллиантовый браслет, без сомнения, смягчит ей боль разлуки. А иллюзий относительно того, почему Джиллиан хотела соединить судьбу именно с ним, у Джареда не было – ей требовался состоятельный муж.
Но Джаред Данхем вряд ли бы стал столь богатым человеком, если бы не прозорливость его бабушки по материнской линии. Сара Лайтбоди любила всех своих внуков, однако трезвый расчет подсказал ей, что наследником ее состояния должен стать лишь один из них, а именно Джаред. Дочь Сары была хорошей любящей матерью для своих троих детей, никого из них особо не выделяя. Но ее муж Джон Данхем всю свою религиозную нетерпимость – а большего ханжи Сара Лайтбоди не видела – обращал на младшего сына. Если Джон Данхем считал, что требуется кого-то отчитать или наказать, то таковым всегда оказывался Джаред.
Сара Лайтбоди долго не могла понять причину такого поведения зятя, часто граничавшего с жестокостью. Ведь Джаред был весьма симпатичным мальчиком, внешне очень похожим на своего старшего брата Джонатана. К тому же он быстро усвоил хорошие манеры и был весьма умен. Но если братья попадались на проказах, то организатором почему-то всегда объявлялся Джаред. Соответственно, он и подвергался порке. Джонатан же отделывался словесными внушениями. Более того, за одни и те же дела Джареда ругали, а Джонатана хвалили. Прозрение пришло к Саре, когда она взглянула на проблему с финансовой точки зрения. Джону, как и всем остальным, было очевидно, что наследником основной собственности семьи должен стать лишь один из братьев Данхемов, по логике старший. Джареду же следовало готовиться к тому, что ему мало что перепадет, поэтому он окажется в подчиненном положении. Для этого, по мнению Джона, надлежало еще в детстве сломить его волю и укоротить амбиции. Тогда Джонатан, став владельцем верфей Данхемов, получит в лице брата не завистливого соперника, а послушного сотрудника, не требующего особой платы.
К счастью, интересы и устремления братьев оказались совершенно разными. Джонатан унаследовал любовь Данхемов к судостроительному делу и стал прекрасным инженером-корабелом. Джареда же, как и большинство их родственников Лайтбоди, всегда тянуло к торговым операциям. Он очень рано понял, что самой увлекательной игрой на свете является делание денег, и с наслаждением играл в нее. К тому же скоро выяснилось, что Джаред обладает отличным чутьем, отчего практически никогда не проигрывает.
Именно поэтому Джаред стал любимым внуком Сары Лайтбоди, ее сердце всегда было для него открыто. Младший внук отвечал бабушке взаимностью и только ей поверял свои детские секреты и мечты. Впрочем, он никогда не жаловался на несправедливое отношение к нему отца. Мальчик стоически молчал даже тогда, когда бабушка, узнавшая об очередном наказании, готова была запустить в зятя кочергой. Сара вообще не понимала, как ее дочь угораздило полюбить такого человека, и особенно этого не скрывала.
Вскоре после того как Сара Лайтбоди, почувствовав приближение смерти, изложила на бумаге свою последнюю волю, она позвала к себе Джареда и рассказала о содержании завещания. На какое-то время ошеломленный юноша лишился дара речи, затем принялся горячо благодарить. Глупых лицемерных протестов она от него не услышала, зато по глазам внука, увидела, что его острый ум уже начал просчитывать, как лучше воспользоваться наследством.
– Инвестируй деньги в хорошее дело, а как только получишь прибыль, вновь вложи их еще куда-нибудь. Деньги, как я тебя учила, должны не лежать, а работать, – напутствовала Сара внука. – Имей всегда запасной план на случай непредвиденной ситуации. И не забывай оставлять кое-что на черный день, – добавила она, улыбаясь.
Джаред кивнул.
– Я свое состояние никогда не растрачу, ба. Но ты же, конечно, понимаешь, что отец-то попытается запустить руку в оставленные тобой деньги. Мне ведь еще нет двадцати одного года.
– До твоего совершеннолетия осталось всего несколько месяцев, мой мальчик, а до этого твой дядюшка и мои юристы помогут удержать твоего папашу подальше от наследства. Твердо стой на своем, Джаред. Он наверняка будет кричать, что надвигается катастрофа семейного бизнеса. Не дай ему одурачить тебя. Я точно знаю, что верфи Данхемов никогда не были в лучшем состоянии, чем сейчас. А мое наследство – ключ к твоей независимости.
– Отец хочет, чтобы я женился на Честити Брюстер, – сообщил Джаред.
– Она тебе не подходит, мой мальчик! Тебе нужна женщина, которая бы зажигалась от тех же идей, что и ты. Кстати, чем ты собираешься заняться в ближайшем будущем?
– Буду путешествовать. Я хочу отправиться в Европу, чтобы разузнать, какие американские товары там требуются и что полезного они могут предложить нам. Еще хочу побывать на Дальнем Востоке. Сдается мне, что можно наладить чертовски выгодную торговлю с Китаем. Готов поклясться, что если эта идея верна, то первыми за нее схватятся англичане.
– О да! – согласилась пожилая женщина. Глаза ее вспыхнули, но тут же погасли от осознания того, что мечты уже не для нее. – Для нашей страны наступают великие времена, мой мальчик. Как бы хотелось, черт побери, пожить еще немного, чтобы все увидеть!..
Старушка мирно умерла во сне несколько недель спустя.
Как и ожидалось, отец, узнав об условиях завещания, первым делом попытался забрать оставленные тещей средства для своих верфей.
– Ты несовершеннолетний, – напомнил он сыну, до двадцать первого дня рождения которого оставалось всего несколько недель. – И посему распоряжаться твоими деньгами буду я. Да и вообще, что ты можешь понимать в инвестициях? Промотаешь деньги попусту и останешься ни с чем.
– И как же ты намерен распорядиться моими деньгами? – осведомился Джаред.
Присутствовавший при разговоре Джонатан вскочил с кресла, опасаясь, что вот-вот вспыхнет ссора.
– Я не обязан отвечать на вопросы такого сопляка, как ты, – ледяным тоном ответил Джон Данхем.
– Ни одного пенни, папа, – отчетливо произнес Джаред. – Я не дам для твоих верфей ни единого пенни. Деньги мои, все без исключения. К тому же тебе они сейчас не нужны.
– Но ты ведь тоже Данхем! – взорвался отец. – А верфи – это наша жизнь!
– Но не моя! Я не собираюсь ограничивать свои жизненные планы этими верфями. Благодаря великодушию бабушки я теперь – самостоятельный человек, свободный от ваших верфей и от вас вместе с ними! Попробуй взять хотя бы пенни из моего наследства – и я подожгу твои верфи!
– А я помогу ему, – к полной неожиданности для отца добавил Джонатан.
Джон Данхем запыхтел, потеряв дар речи. Лицо же его побагровело от ярости.
– Нам не нужны деньги Джареда, отец, – продолжил Джонатан, пытаясь смягчить реакцию, вызванную его заявлением. – Попробуй взглянуть на все моими глазами. Если ты вложишь в семейный бизнес деньги Джареда, мы будем многим обязаны ему, а мне бы этого не хотелось. У меня есть сын Джон, который унаследует наше дело. А Джаред пусть идет своим путем.
В результате Джаред выиграл и, отметив свой двадцать первый день рождения, практически сразу же отплыл в Европу, где и провел несколько лет. Сначала он учился в Кембридже, затем совершенствовал полученные знания в Лондоне. Не забывал молодой человек и о финансовых делах – осторожно вкладывал деньги в надежные предприятия, получал прибыль и осуществлял новые вложения. Проделывал он это очень умело, о чем свидетельствовало полученное от лондонских друзей прозвище Золотой янки. Многие знакомые Джареда пытались войти к нему в доверие, чтобы выяснить, куда он намеревается сделать очередные вложения. Кроме того, Джаред имел знакомства и в высших кругах английского общества. И хотя он был частенько преследуем добивавшимися его внимания женщинами, ему удалось сохранить свою свободу и остаться холостяком. Купив красивый дом на небольшой площади рядом с Грин-парком, Джаред с необыкновенном вкусом обставил его и завел прекрасно вышколенных слуг. В течение следующих нескольких лет Джаред Данхем постоянно курсировал между Англией и Америкой, несмотря на обострение отношений между этими странами и Францией. Во время отсутствия Джареда лондонским хозяйством управлял его секретарь Роджер Брамвелл, весьма компетентный человек, бывший офицер американского военного флота.
В первое свое возвращение в Америку Джаред оказался в массачусетском Плимуте в самый пик разгоревшихся среди жителей Новой Англии споров по поводу приобретения Луизианы. Как и его отец, а также старший брат, Джаред был федералистом, но в отличие от них не считал, что присоединение территорий на западе обернется усилением зависимости экономики Новой Англии от сельскохозяйственного юга. Беспокойство некоторых политиков и банкиров он связывал с их опасениями потерять политические преимущества и влияние, что, безусловно, имело место. Однако многие другие деловые люди резонно видели в присоединенных на западе территориях новый многообещающий рынок, и Джаред придерживался этой же точки зрения.
А в Европе тем временем вновь разразилась война, и Лондон, настойчиво настраивая Санкт-Петербург, Вену и Берлин против французского императора, пытался склонить царя Александра императора Франца и короля Фридриха Вильгельма к созданию альянса против Бонапарта.
Тем не менее ни один из этих монархов к советам англичан особо не прислушался – видимо, каждый рассчитывал, что удастся сохранить нейтралитет и, таким образом, избавиться от французской угрозы. Французская армия на суше оставалась непобедимой, но на море по-прежнему доминировала Англия. Это ужасно раздражало Бонапарта, между тем Центральную Европу он вполне мог контролировать с помощью наземных войск, и Англия мало чем могла помочь этим странам.
После того как в битве при Трафальгаре англичане успешно выстояли против объединенного флота Франции и Испании, Наполеон сделал ставку на экономическое удушение своего главного врага. Находясь в покоренном Берлине, он издал декрет, согласно которому английским судам запрещалось заходить в порты Французской империи и ее союзников, а уже находившиеся на этих территориях британские товары подлежали конфискации. Наполеон полагал, что товары, которыми до этого снабжала Европу Англия, будут производиться во Франции, а поставки того, что в Европе вовсе не производилось, будут осуществляться нейтральными странами, прежде всего Соединенными Штатами.
Англичане немедленно ответили на объявленные в Берлине санкции принятием своего правительственного декрета, который ужасно раздражал Джареда.
Наполеон же сделал следующий шаг, объявив, что любое судно, выполнившее условия английского правительственного декрета, может быть конфисковано, несмотря на принадлежность нейтральному государству. И в самом деле в портах Европы было захвачено множество американских судов. Однако нашлось и немало капитанов, которые научились успешно преодолевать связанные с блокадой препоны, в результаты чего прибыли некоторых американских купцов значительно выросли. Среди таковых был и Джаред Данхем.
К началу 1807 года ему уже принадлежало пять торговых судов. Одно из них сейчас находилось на Дальнем Востоке с заданием выбрать места, где можно было с выгодой закупать пряности, чай и драгоценные камни. Четыре остальных судна продолжали курсировать по Атлантике и Карибскому морю. Пожалуй, нигде в Западном полушарии влияние Франции не было так велико, как на многочисленных островах Карибского бассейна, но крупные взятки надежно гарантировали молчание местных чиновников.
Впрочем Джаред Данхем все отчетливее видел зловещие предзнаменования. Война приближалась с неизбежностью смены времени года, а он не горел желанием лишиться своих судов. Конечно, Джаред сумел немало сделать, чтобы избежать этого: наладил отличные отношения с англичанами, старательно избегал столкновений с французами и снарядил на собственные средства приписанный к порту Балтимора патрульный клипер. Корабль этот занимался спасением американских моряков, угодивших в лапы иностранных вербовщиков, и подобная деятельность обеспечила молодому судовладельцу репутацию истинного патриота (кроме того, позволяла маскировать выполнение более опасных задач).
Джаред часто с раздражением думал о том, что если бы правительства руководили странами как владельцы компаний своим бизнесом, то проблем было бы куда меньше. Однако, как это ни прискорбно, во всех правительствах при принятии решений верх одерживало самолюбие, а зачастую просто глупость.
Тут карета остановилась у дома Абботов, и Джаред Данхем, приказав кучеру ждать, направился к двери. Встретившая его горничная взяла у него плащ, а затем проводила наверх.
– О, дорогой!.. – приветствовала его лежавшая в постели Джиллиан. Она протянула к нему руки. – А я уже и не ожидала, что ты сегодня придешь.
Джаред поцеловал женщине руку. Заглянув ей в лицо, он заметил, что она чем-то встревожена. Интересно почему?
– Я пришел проститься, дорогая.
– Что за шутки, Джаред?
– Это не шутка. В ближайшее время я возвращаюсь в Америку.
Джиллиан надула губки и покачала головой, тряхнув темно-рыжими кудрями.
– Нет, ты не можешь уехать, дорогой! Я не отпущу тебя! – Джиллиан привлекла его к себе, и ноздри Джареда сразу защекотал знакомый мускусный аромат ее любимых духов. – Ах, – прошептала она с легкой хрипотцой, – ведь Аббот долго не протянет. А когда он уйдет навсегда… Ведь нам так хорошо вместе, любимый!
Джаред чуть отстранился и с усмешкой проговорил:
– Если нам вместе так хорошо, то почему же тебе необходимы другие любовники? Верность – это единственное, что я требую от своих любовниц. По крайней мере, в тот период, когда они находятся на моем содержании. А ты не можешь пожаловаться, что я экономил на тебе, Джиллиан.
– О, Джаред!.. – воскликнула она, изображая обиду. – Джаред, как ты смеешь обвинять меня в неверности?!
Снова усмехнувшись, он ответил:
– Джиллиан, дорогуша, в твоих комнатах так пахнет дешевым ромом, что этого просто невозможно не заметить. Это явно не твой аромат, равно как и не мой. Логично предположить, что совсем недавно ты принимала другого мужчину. Впрочем, я пришел лишь за тем, чтобы попрощаться и оставить на память этот знак моей признательности. Посему ты теперь совершенно свободна в выборе развлечений, так же как и до встречи со мной. – Джаред небрежно бросил ей в руки футляр с браслетом, затем поднялся и направился к двери.
– Постой, Джаред! – крикнула она с мольбой в голосе.
Он остановился и обернулся. Шелковая простыня сползла с плеча Джиллиан, обнажив ее великолепные груди. И в памяти Джареда тотчас закружились связанные с этой женщиной волшебные минуты удовольствия. Джиллиан мгновенно уловила его колебания и прошептала:
– Поверь, у меня никого нет, кроме тебя, дорогой.
Джаред по-прежнему медлил. Но тут взгляд его вдруг упал на ручку стоявшего у кровати кресла. На ней висел широкий галстук.
– Прощай, Джиллиан, – холодно произнес Джаред и решительно открыл дверь. Быстро спустившись по лестнице и взяв свой плащ, он вышел из дома Абботов и, не оглядываясь, направился к карете.
