Берк Джеймс
Дар топора
Специалисты-ханаане обучались в египетском коммерческом центре и, скорее всего, имели представление об основных торговых формах письменности того времени – иероглифах и пиктограммах, – ни одна из которых не подходила их языку, слишком сложному и трудному в написании. Возможно, именно поиск более легкого способа ведения дел натолкнул кого-то из ханаан на упрощенную форму выражения. Или же изобретение было сделано где-то еще, а на Синай его занес кто-то из рабочих. Так или иначе, независимо от того, кто стал автором идеи и какую цель он преследовал, новшество едва ли не мгновенно облегчило ведение торговли и технический прогресс.
Египтяне (как и месопотамцы, критяне, киприоты и западные семитские народы) уже начали сокращать сложные формы рисуночного письма, пользуясь слоговой азбукой. Слоговая азбука позволяет уменьшить количество знаков через принятие общего знака для всех вариантов одного согласного. Такой способ значительно облегчил, например, использование египетских иероглифов, которых насчитывалось не менее 700. Слоговая азбука получалась так: знак, обозначающий слово, содержащее соответствующий согласный звук, становился общим обозначением этого звука, где бы он ни встречался (например, «майем», волнистый знак воды, представлял еще и букву «М», потому что слово содержало звук «М»).
Использованию слоговой азбуки в других языках мешало то, что в египетском, например, для выражения всех возможных модификаций согласного и гласного («ма», «мо», «ми» и т. д.) употреблялось 24 знака и еще 80 представляли пару согласных с вариациями двух гласных («тими», «тама», «тима» и т. д.). А так как некоторые гласные звуки были не совсем простыми или присутствовали только в каком-то одном языке, то для правильного воспроизведения звука читателю требовалось знать язык. Возникало что-то вроде лингвистической уловки-22.
Синайский писец, вероятно, усовершенствовал известную ему слоговую азбуку (возможно, западносемитскую, применявшуюся в финикийском, иврите и арамейском), упростив ее и сократив число необходимых букв. Он просто убрал модифицированные формы. Таким образом, письменная транскрипция звуковой системы могла удовлетворить потребности любого языка, без обязательной ссылки на полный набор пиктографических знаков, из которых складывалось слово.
Обнаруженные в Серабит-эль-Хадеме знаки выцарапаны на известняковых плитах и представляют собой буквы, написанные плавным, непринужденным стилем, характерным скорее для кисточки и чернил, чем для резьбы по камню. Неизвестный ханаанский Создатель топора изобрел первый настоящий алфавит для того, чтобы облегчить деловое общение между представителями разных языковых групп, но когда этот новый способ письма наконец достиг Греции, он превратился в нечто большее, положив начало современному мышлению.
Таким образом, на протяжении почти 10 тысяч лет – от первых поселений земледельцев до изобретения чисел и алфавита – иерархи употребляли дары Создателей топора для поддержания, укрепления и централизации своей власти над обществом, в то же самое время, обеспечивая все возрастающее число его членов средствами, позволявшими вести более полную и материально обеспеченную жизнь. Однако все это время продолжала расширяться пропасть между меньшинством, владевшим эзотерическими знаниями, даровавшими возможность разделять и контролировать общество, и большинством, ими не обладавшим. И хотя на всем временном отрезке от шаманского жезла до алфавита процесс изготовления орудий и инструментов сопровождался увеличением объема становившихся доступными знаний, нужно помнить, что этот доступ был открыт лишь крохотной части населения.
По мере расширения знаний развивались и эзотерические практики, углублялась специализация. Самое главное, увеличившиеся знания создавали более сложные общества и виды деятельности, что требовало еще более тщательного управления. Последствия социального упадка для густонаселенного месопотамского города, обеспечение которого продовольствием зависело от организационной слаженности и согласованности, были потенциально куда опасней, чем для маленькой, не скованной границами группы охотников и собирателей, живших десятью тысячами лет раньше. Кроме того, перспективы безопасности и непрерывности привлекали не только тех немногих, кто получал огромные выгоды от концентрации рабочей силы в пределах городских стен, но и громадную массу черни, существовавшей на опасной черте между пиром и голодом, ограниченной теми же стенами и отрезанной от источников пищи и одежды. В этих условиях прагматизм диктовал подчинение и послушание. Вы скажете, дьявол.
Уже к тому времени дары Создателей топора наделили нас способностью творить чудеса. Мы воспользовались ими, чтобы выйти из джунглей, обосноваться сначала в небольших, относительно сытых земледельческих поселениях, а затем перебраться в большие, упорядоченные города. Там, в обмен на безопасность и защиту, собственность и пищу, мы расстались с тем, чем обладали древние охотники и собиратели – со свободой передвижения и правом менять своих вождей, приняв власть династий, правивших по божественному праву и ограничивавших наше поведение законами.
Сосредоточенные по городам и принадлежащие им, связанные строгими требованиями, мы были готовы к следующей великой перемене, уготованной нам Создателями топора. В обмен на дар алфавита мы согласились, были вынуждены согласиться принять новую меру единомыслия в самом отношении к мышлению.
Глава 3
Алфавит логики
Для них я изобрел уменье счета, основы всех наук, искусство букв соединенья, память всех вещей, Мать муз и исток всех наук.
Эсхил. «Прометей прикованный»
Дары Создателей топора часто запускают в действие самоисполняющиеся пророчества, потому что создают проблемы, которые только они сами способны решить. В Египте, Месопотамии и других речных цивилизациях сам факт совместного проживания больших масс людей (что оказалось неизбежным в силу причин, которые заставили нас перейти к оседлости) вызвал потребность упорядочивать и учитывать необходимые для выживания продукты сельскохозяйственного производства. Излишки продовольствия увеличили численность населения и подняли торговлю до такого уровня, что регуляция через письменность стала единственной альтернативой хаосу. Регуляция в свою очередь стандартизировала поведение посредством внедрения правового режима. Жизнь за стенами неизбежно приводила к новым иерархическим отношениям людей. Освободившись от превратностей природы, мы оказались рабами регулярного питания.
Теперь тот же цикл начинался снова. Через несколько столетий после изобретения алфавит попал в руки греков, небольшого народа, выделявшегося особенно прагматичным образом жизни. Среди них было много мореплавателей, отличавшихся безграничным любопытством, вообще характерным для людей, сталкивающихся с изменчивыми обстоятельствами, не в последнюю очередь с погодой и неведомыми берегами. Алфавит в итоге предложил им (а потом и нам) средство удовлетворения этого любопытства, но вместе с тем наложил на них (а потом и на нас) новое ограничение: алфавитное мышление.
Это ограничение действует и сейчас, когда вы читаете эти слова. Вы настолько перепрограммированы 2,5 тысячами лет алфавитного процесса, что не находите ничего странного в том, как буквы сливаются в слова. Как «естественно», по мере движения глаза слева направо, слова выстраиваются в прямую строчку. Однако сами буквы существуют относительно недолго, а время, когда их читают слева направо, еще меньше.
Для записи информации люди использовали много разных форм и форматов: знаки, символы, насечки, стенографию. Знаки можно написать от руки, снизу вверх или сверху вниз. Изменить можно и направление чтения, сначала справа налево, потом слева направо или сначала вниз, а потом вверх. Информацию можно передать через пиктограммы, читая их вверх и вниз, вправо и влево, по спирали и многими другими способами.
Один формат, латинский алфавит из двадцати шести букв, с написанием слева направо, обрел свою нынешнюю форму в Греции 2500 лет назад. Подобно жезлу шамана, наборному шрифту Гутенберга и компьютеру, он стал одним из основных строительных блоков современного мышления.
Появившись впервые в примитивной форме в Серабит–эль–Хадеме, алфавит затем возникает в Финикии, современном Ливане. Первый полный текст состоит всего лишь из нескольких слов, написанных с использованием системы из двадцати двух согласных букв на саркофаге умершего в 1000 году до нашей эры финикийского царя Ахирама в Библе. Новый алфавит особенно понравился финикийцам, потому что, как уже отмечалось, фонетическая основа букв облегчала общение на любом языке. Финикийцы постоянно контактировали с другими народами, так как были самыми великими путешественниками древнего Средиземноморья.
Они упоминаются у Гомера: «известные мореходы и плуты, на кораблях своих черных везущие тысячи разных вещей». Нагруженные товаром, финикийские купцы добирались до всех уголков известного тогда мира. Финикия экспортировала сосну и кедр из Ливана, тонкие ткани из Библа и Тира, металл и стекло, соль и рыбу. Импортировали они драгоценные металлы и камни, папирус, страусиные яйца, слоновую кость, шелк, специи и лошадей. Они научились добывать краску из моллюсков, столь редкую и дорогую, что ее назвали впоследствии «царским пурпуром». Отправляясь в далекие путешествия, финикийские купцы брали с собой новый алфавит, и оставленные ими надписи находят на Кипре, в Марселе, Испании, на Сардинии и Мальте.
Примерно в IX веке до нашей эры финикийцы встретили на севере первые греческие колонии в Малой Азии, на острове Родос и, возможно, на Крите и Кипре. Эта встреча имела огромное значение для западного мира. На то, что она состоялась, указывают немногочисленные археологические находки, датируемые VIII веком и содержащие греческие алфавитные надписи, главным образом, на горшках. Век спустя их уже больше; в частности, таким способом написаны имена умерших на могильных камнях и посвящения богам. Иногда приводится и алфавитная версия имени горшечника. Переняв у финикийцев алфавитные знаки, греки сохранили за ними прежние названия. Новые буквы стали называться phoenikia, что означало «финикийские штучки».
Ко времени этого контакта греки только что оправились от многовекового хаоса, последовавшего за падением города-государства Микен, и расселялись по островам Эгейского моря. К этому моменту они могли похвастаться сложной социальной системой, традиционным правом и богатыми устными знаниями, передававшимися в форме эпической поэзии. Свое стремление к новшествам они уже проявили в том, что позаимствовали арифметику у Месопотамии, геометрию у египтян, металлургию у ассирийцев. Греческие колониальные города-государства, например Милет на нынешнем турецком побережье, были богатыми, с динамичной экономикой, основанной на морской торговле с другими береговыми сообществами.
Вероятно, греки поощряли небольшие группы финикийцев к оседлости и торговле, чтобы освоить финикийскую технологию изготовления украшений и косметики. Где именно произошло заимствование алфавита, остается загадкой. Таким местом могло быть возникшее в VIII веке до нашей эры греческое торговое поселение на сирийском побережье, в районе нынешнего города Эль-Мина. Свидетельства контактов есть также на островах Крит и Родос, где финикийский и сирийский импорт появился в IX веке до нашей эры. На Родосе, например, в 1000 году до нашей эры жили семитские ювелиры. На Кипре найдена чаша с финикийской надписью IX века до нашей эры. Семитские предметы роскоши того же времени попадали в материковую Грецию через прибрежный остров Эвбея.
Но где бы ни случилось это важное событие, скорее всего, говорить можно о разовом заимствовании, потому что во всех обнаруженных впоследствии версиях нового алфавита имеется путаница в транскрибировании одних и тех же четырех финикийских звуков: «зайин», «цаде», «самех» и «син». Знак «зайин» ошибочно стал знаком «цаде» (гр. дзета), знак «цаде» знаком «зайин» (гр. сан). То же и со второй парой – «самех» стал «син» (гр. Кси), а «син» – «самех» (гр. сигма).
Греки также слегка изменили алфавит, потому что в их языке меньше шипящих. Вскоре после заимствования они добавили четыре буквы для специфических греческих звуков: фи, хи, пси и омега. Эта усовершенствованная греческая версия phoenikia представляла все звуки речи таким образом, что их можно было легко прочитать. Другими словами, решилась вековая проблема: как найти форму, которая автоматически включала бы акустическую память.
Вначале новый алфавит рассматривался, скорее, как помощник памяти в устных или не достигших грамотности культурах, где память играет большую роль, чем в нашей культуре. В таких культурах традиции общества передаются рассказчиками. Это означает, что обряды, правила, манеры и история общества должны кем-то запоминаться. По мере усложнения общества делать это становится все труднее.
Было бы, однако, ошибкой считать греческое общество до появления алфавита примитивным или уж очень простым. У них уже получили развитие архитектура и геометрия, примерно к тому же времени относятся великие поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея», тогда же жили и ранние философы. Образование было устным, основной упор делался на музыку, запоминание стихов, декламацию и пение. Поэзию использовали не для выражения эмоций, но как средство хранения информации. Запоминать нужные факты легче, если они облечены в рифмованный стих. Нечто подобное использовалось и в средневековой Англии, например, в таком стишке:
Красно небо к вечеру – радость пастуху.
Красно небо поутру – пастуху предупрежденье.
Для транскрибирования такого рода устной традиции и использовался поначалу алфавит, поэтому ранняя греческая литература представляла собой нечто вроде поэтической базы данных. Ее невозможно понять полностью, если относиться к ней только как к литературе в современном смысле. В классическом греческом письменность вначале воспринималась как связующее звено между устной и документированной записью. Мы, современные люди, живущие в грамотном обществе, рассматриваем письменную прозу как прозаическую форму, а поэзию как поэтическую, тогда как в Греции на раннем этапе положение было обратным. Признавая большую важность письма и чтения, мы склонны полагать, что первыми, кто освоил эти навыки, были аристократы. В действительности же они получали образование едва ли не последними.
Хотя поначалу греки относились к письму как к заметкам на память, вскоре его значение возросло и в конце концов оно изменило образ мышления. Прежде всего, алфавит конвертировал традиционное знание в некий внешний, легко доступный для пользования предмет, не зависящий более от памяти. В результате стало возможно по-новому говорить и думать о мире. Например, устная традиция прекрасно срабатывает в описаниях каких-либо действий, что видно в ряде батальных сцен у Гомера и более поздних англо-саксонских поэм, например в «Беовульфе». С другой стороны, письменная культура, в которой слова и идеи можно изучать неспешно, на досуге, более удобна и эффективна для занятий, требующих размышления, таких как философия, повествовательная проза и тому подобное.
Ключ к новому образу мышления в том, что буквы алфавита, в отличие от пиктограмм, не являются изображениями предметов. Например, «А» сама по себе не отображает чего-то специфического. Алфавит систематизирует, кодифицирует мир в нечто абстрактное, что можно разделить и контролировать. Таким образом, алфавит в какой-то степени еще на шаг отдалил нас от окружающей среды. И он же дал нам новый взгляд на прошлое.
Литература была прямым порождением развития алфавита, а концепция истории – менее очевидным. Устная память имеет дело с настоящим, и воспоминания касаются того, что связано с настоящим. Биография в устной традиции не столько предмет тщательного изучения, сколько творческий акт, в котором события сплетены воедино с помощью воображения. Но аккумуляция письменных знаний позволяет отделить настоящее от прошлого. Умеющий читать, способен «оглянуться», посмотреть на случившееся так, как никогда не сможет неграмотный. Письменный материал неизбежно «датирован» и постоянен, тогда как устная традиция «жива» и изменчива. В этом смысле Геродот не столько Отец Истории, сколько дитя алфавита.
В отличие от ранней письменности в Месопотамии и Египте, первый греческий алфавит не использовался для администрирования или отчетности. Это тем удивительней, что заимствование алфавита имело место в торговом поселении. Фактически первый случай использования (около 800 г. до н. э. на Крите) отмечен при публичном оглашении серии греческих и негреческих законов, выбитых алфавитным письмом на стене храма. Новый алфавит появился также на предметах роскоши, таких как керамика, где в надпись часто включалось имя владельца. На итальянском острове Ишиа была обнаружена ваза 720 года до нашей эры, получившая название «Чаши Нестора», со следующим изречением: «Пить из чаши Нестора приятно. Но тот, кто пьет из нее, охвачен будет страстью к Афродите».
Алфавит привел к быстрому изменению структуры общества, потому что выучить его было легко и читать теперь могли многие. Многие культуры успешно обходились пиктографической и другими системами письма, но современное распространение грамотности и демократии является, в первую очередь, следствием простоты греческого алфавита. Даже сегодня из-за сложности системы письма в такой культуре, как, например, японская, заимствовавшей много элементов западной жизни, на образование требуется на несколько лет больше (и нагрузка на учащихся тяжелее), чем в западной культуре. Но вернемся в Грецию.
С греческим алфавитом люди впервые получили удобную «внешнюю систему хранения данных», компенсировавшую ограниченные возможности человеческой памяти. Мгновенная память сохраняется без повторения всего две секунды, память на списки слов – около пятнадцати секунд, а на длительное хранение люди способны запоминать лишь пять-семь сообщений. Но самое главное, вся система слишком уязвима для помех, что наблюдаются в случаях с памятью свидетелей, известной своей ненадежностью.
Однако с помощью письма мозг способен манипулировать символами и идеями, не тратя усилий на их воспроизведение. В современных культурах люди, занятые абстрактным мышлением, используют внешнее запоминающее устройство, например письменность, в качестве «рабочей памяти». Внешняя память также демонстрирует мышление, так что идеи можно обдумывать, комментировать и критиковать. Наука является, вероятно, самым убедительным примером того, что стало возможным. С учетом всех этих причин «образованные люди» в греческом обществе получили инструмент, дающий возможность рубить мысль на части и задавать сложные вопросы, не боясь запутаться в процессе.
Сказанное, конечно, не означает, что отдельные личности в более ранних обществах, например в древнееврейском, не обладали способностью к абстрактному мышлению и рассуждению, но эта способность была достоянием крайне ограниченной элиты. Хотя алфавит и облегчил доступ к знаниям, образование не стало доступно всем. Чтение и письмо оставалось уделом власть предержащих.
И все же, несмотря на это, введение греческих букв и как следствие распространение грамотности сумели изменить характер человеческой культуры и отделить общества, принявшие алфавит, от современных им приверженцев устной традиции. Благодаря этому появились демократическая форма правления и более быстрая и эффективная система образования. Отныне детям уже не нужно было заучивать сотни знаков или усваивать общие знания в форме трудных для восприятия, отнимающих время поэтических декламаций, как это происходило в Греции более тысячи лет. Важнее всего, вероятно, то, что алфавит стал еще одним даром Создателей топора, изменившим работу мозга, а следовательно, и способ восприятия себя и своей связи с миром.
Как уже указывалось, написание может принимать различные формы: снизу вверх, сверху вниз, справа налево и слева направо (один из способов назывался у греков бустрофедон, так как повторял движения по полю впряженного в плуг быка – туда и обратно). Писать можно по кругу, от центра к краю, или по спирали. В этом отличие алфавитного письма от древнего иероглифического, в котором знаки шли только справа налево.
Анализ существующих в мире форм письма, проведенный Дерриком де Керкховом, показывает, что во всех системах, представляющих звуки, пишут горизонтально, а в системах, передающих образы, как в китайской, знаки располагают вертикально. Более того, в системах, содержащих гласные, письмо идет справа налево (за исключением этрусской).
Вероятно, не случайно, вскоре после включения гласных греческий алфавит перешел на письмо слева направо, поскольку левое полушарие мозга легче воспринимает текст, написанный таким образом. Это произошло, наверное, когда кто-то обнаружил, что пользоваться одной половиной бустрофедона гораздо легче и удобнее.
Примерно в это же время (500 г. до н. э.) революция мышления происходила не только в Греции, но и по всему миру; достаточно упомянуть Конфуция в Китае и Будду в Индии. Однако алфавиту принадлежит особый вклад в способность человека рассекать и видоизменять мир. Именно его развитие привело к формированию окончательного набора необходимых компонентов, которым было суждено стать фундаментом «современного» образа мышления, начало которого мы, конечно, связываем с греками.
Письменность слева направо читается иначе. Контроль движения глаза вправо осуществляет левое полушарие мозга. Поэтому расположенные слева направо буквы попадают вначале в правую часть поля зрения каждого глаза и затем обрабатываются в левом полушарии, специализирующемся на последовательной, пошаговой обработке и анализе поступающей информации.
Следовательно, письмо слева направо способствует обработке и переработке языка, как будто слова есть продукт серийной сборки, отдельные детали, а не иллюстрация. При письме слева направо можно понять текст, даже если вы раньше ничего не знали о предмете (что было обязательно при более ранних, идеографических формах, где символы представляли не звуки, а предметы), и даже слово путем простого репродуцирования последовательности звуков, то есть построения слова.
Хотя это только предположение, у детей, росших в мире нового алфавита, как у тех, кто раньше рос в новом мире топора, мозг, вероятно, развивался иначе. Причина может заключаться в том, что легкий для запоминания греческий алфавит позволил учить детей читать еще на той стадии, когда они только осваивали устный лексикон. Таким образом, обучение письму и чтению проходило намного быстрее и легче в период роста ребенка, когда мозг только развивает языковые навыки. При письме слева направо способность представлять мир абстрактно и комбинировать и перекомбинировать абстрактные элементы становится частью привитого нам образованием взгляда на мир.
Все эти компоненты, вкупе с развитым социальным устройством, налаженными поставками продовольствия и безопасностью сообщества, сделали возможным первый скачок к современному осознанному знанию, потому что теперь существовала культура, в которой между мыслителем и мыслью могла возникать дистанция – через вынесение вовне не только памяти (как в случае с жезлом шамана), но и самого мыслительного процесса. Способ обращения со знанием как с артефактом еще более отдалил Создателей топора от остальных, потому что превратил знание в новый мир в себе, подлежащий разделке и сегментированию специалистами.
Эти изменения в мыслительном процессе стали заметны уже через столетие, когда с развитием новых греческих методов обретения и анализа знаний (получивших название «фило-софия», любовь к мудрости) сложился и получил известность аналитический, последовательный способ оценки мира.
Возможно, в силу новой способности дробить и контролировать мыслительный процесс вовне ранние греческие интеллектуалы были в большинстве своем свободны от религиозного благоговения, пропитывавшего прежде все мышление. Философия в том виде, как мы ее понимаем, зародилась примерно на сотню лет раньше и впервые за всю письменную историю поставила вопросы о природе самого знания, о практических аспектах власти закона и об учреждении общественных договоренностей.
Среди первых, кто бился над такими вопросами, были мыслители VI века до нашей эры из Милета. Все они были практичными людьми, занимавшимися в городе политикой и торговлей, знавшими математику и геометрию. Они первыми дали совершенно естественное, свободное от мифологических ингредиентов объяснение происхождения мира и в целом стремились к большим обобщениям на основе ограниченных, но тщательно проверяемых наблюдений.
Алфавит помог им уйти от старого, политеистического образа мышления и сформулировать общие рациональные законы, основанные на последовательном причинно-следственном объяснении природных явлений. Поэтому же они задавали новые типы вопросов, соотносившие частное («почему огонь плавит металл?») и общее («какова природа огня?»). Этот новый процесс установил модель, на которую с тех пор ориентируются люди, думая о мире и о вопросах, по-прежнему остающимися центральными для современного мышления. Например, одним из фундаментальных различий в сфере человеческого мышления является различие между критическим, аналитическим стилем, пытающимся понять мир, изучая его отдельные части, и синтетическим, созерцательным, старающимся описать целое.
Милетские философы размышляли над абстрактными темами, которые занимают нас и сейчас: есть ли в природе один элемент, образующий в своих сочетаниях все сущее, или таких базовых элементов несколько, и они, перемешиваясь, составляют мир? Парменид считал, что существует лишь неизменная природа, тогда как Гераклит утверждал, что все находится в постоянном, изменчивом движении. Другой вопрос, который они ставили перед собой, звучал так: является ли базовая субстанция мира непрерывной и текучей или атомической и делимой? Мы сейчас считаем ее атомной, как и Демокрит из Абдеры. Он, с помощью метафоры слов, составленных из букв алфавита, объяснял, что материальный мир состоит из частиц, которые возникли из первоначальной грязи и соединяются друг с другом в разнообразных комбинациях.
Алфавитный процесс образования слов из набора абстрактных элементов, дающих бесчисленное множество комбинаций, подтолкнул греков к мысли, что так же устроен и материальный мир. Как буквы составляют слова, так и атомы разных форм и размеров, возможно, составляют реальные предметы. Точно так же различные субстанции могут обладать различными свойствами, потому что их атомы имеют разную форму, занимают разное положение и по-разному группируются.
Именно об этом писал в «Метафизике» Аристотель:
Эти мыслители [Левкипп и Демокрит], которые провозглашают одну основополагающую субстанцию, выводят все другие вещи по ее качествам, полагая Редкий и Плотный в качестве принципов всех остальных меняющихся качеств. Потому эти мыслители говорят, что причина различия всех вещей – в различиях. Различий есть три: Форма, Порядок и Положение. Они говорят, что предметы отличаются только контурами, расположением и поворотом, и из оных контур есть форма, расположение есть порядок, а поворот – положение. Потому что А отличается от N по форме, AN от NA по порядку, а Z от N по положению.
Теперь, когда многие умели читать, появилась возможность дебатов между образованными членами общества. Аристотель, например, указывал на проблемы, с которыми сталкивались атомисты, пробуя объяснить изменения в физическом состоянии вещей, когда они плавятся или испаряются. Греки пытались ответить и на вопрос, который до сих пор ставит в тупик сторонников теории Большого Взрыва: как что-то возникает из ничего? Один из милетских философов, Анаксимандр, живший за 150 лет до Платона, высказал предположение, что мир развился из айперона, неопределенного и бесконечного нечто, породившего четыре основных элемента: тепло и холод, влажность и сухость. Его ученик Анаксимен развил взгляды учителя, выдвинув теорию, согласно которой первоначальная материя мира остается неизменной, проходя через разные состояния (верный шаг в направлении законов термодинамики).
Ранним предшественником эволюционной теории и выживания самых приспособленных был Эмпедокл, утверждавший, что в начале существовали отдельные части животных (головы, руки, ноги), которые соединялись во всевозможных монстров, и уже из числа последних выживали наиболее организованные. Анаксимандр полагал, что сухопутные животные были когда-то морскими и что люди произошли от морских существ, вынашивавших молодняк в сумке.
Дело не в том, что некоторые греческие теории выдержали испытание временем (многие, разумеется, его не выдержали), а в том, что сам стиль мышления и вспыхивавшие споры покончили с типом мышления, который господствовал до тех пор. Вместо магического, суеверного мышления, отыскивавшего причины в сходстве или приписывавшего неограниченную и деспотическую силу богам, философы стремились строить объяснение мира на основе того, что можно наблюдать в соответствии с постоянными принципами. Другими словами, алфавитное мышление позволяло смотреть на мир со стороны, изучать его и обсуждать.
Ставшие возможными благодаря алфавитному мышлению разбор и анализ еще дальше, чем когда-либо, отодвинули неграмотного человека с улицы от понимания мира и его устройства. Типичным для Создателей топора способом новые мыслители описывали «реальный» мир совсем не таким, каким он представлялся неподготовленному наблюдателю. И пусть глаз видит деревья, дома и людей, на самом деле они всего лишь атомы, вечная, лежащая в основе всего субстанция или, как полагал Пифагор, только числа.
Начиная с первого топора, орудия изменяли мир, а алфавит был самым могущественным на данный момент инструментом перемен. Но он был также и очень легким в применении. Если бы грамота распространилась слишком широко, стоящие у власти люди могли потерять контроль. Впервые эта опасность проявилась во вполне мирской проблеме, причиной которой стали экспансия и дифференциация греческой экономики, породившие острую потребность в большем числе образованных граждан. С VI века до нашей эры начальное образование стало в целом доступно всем свободным людям, но система еще не была развита настолько, чтобы поставлять обученные кадры бюрократии, которая могла бы вести дела в новых колониях, управлять общественной казной, финансировать и вести войны, взимать таможенные сборы и так далее.