«Соприкоснувшись с магией, я подумал, что в ней неизбежно присутствует нечто театральное. Это лишь способ манипулировать чувствами и вниманием людей. Но иногда, надевая маски, актеры снимают с себя другие маски, под которыми привыкли прятаться в жизни. Тогда начинаешь видеть истинные лица тех, кого считал друзьями».
– из личных записей Малкиэля Гринфельда
В том, чтобы встречать шаббат в такой дали от цивилизации, когда на километры от тебя тянутся леса и холмы, и во всем этом пространстве почти не видно признаков человеческого присутствия, есть что-то романтическое. Ты словно становишься факелом, освещающим сгущающиеся сумерки – островком божественной святости посреди океана дикой природы. Именно таким ощущал себя Малкиэль, когда молился в этот вечер вместе со своими товарищами по ешиве. Наверняка он был не единственным, кто испытывал нечто подобное. После нескольких псалмов, которые традиционно читают перед наступлением шаббата, они стали петь «Леха Доди». Их молодые, звонкие голоса раздавались в зале, вылетали из окон, поднимались к небесам.
Окружающий мир оживал. Звуки этих песен, прославляющих Бога за его доброту, сливались с порывами ветра, который разносил их по округе. И вот, казалось, уже сами деревья своими листьями шелестят друг другу те же слова, а птицы выкрикивают их в вечернем воздухе. Природа отзывалась на порыв человеческой души и тихим оркестром аккомпанировала ему, а человек с удивлением открывал для себя, что она вовсе не дикая и не мрачная, но сама полна света незримого, пропитана божественной благодатью, щедро разлитой рукой Создателя по бескрайним просторам мироздания.
Завершив молитву, ребята перешли в столовую, где для них уже была приготовлена трапеза. Омер, которого назначили за главного, следил, чтобы на столах стояла вся необходимая посуда. Впрочем, посуды на этот раз много не требовалось: чтобы восемь человек, оставшихся в ешиве, могли сидеть рядом и общаться, в центре были сдвинуты вместе два самых больших стола, а остальное пространство расчищено. Кухней заведовал Самир – он был арабом и жил в соседней деревне, приходя в ешиву с утра на работу, а вечером возвращаясь домой. В шаббат, поскольку огромная часть привычных действий по законам Торы евреям запрещена, на Самира возлагались особые задачи: он включал и гасил свет, занимался плитой, разрезал упаковки, мыл тарелки, чистил столы и убирал мусор.
Все еще чувствуя себя не совсем привычно в компании малознакомых людей, Малкиэль подошел к Ицхаку:
– Может, познакомишь меня с остальными, кто остается в ешиве?
– Я бы с радостью, – начал тот, – но я как-то неважно себя чувствую. После нашего дела у меня голова болит.
– Что конкретно с тобой произошло? Я видел, как ты упал на песок.
– Давай в другой раз об этом поговорим, – без особого энтузиазма ответил Ицхак.
Пока рядом находились другие люди, он старался натягивать на лицо улыбку и желал всем «хорошей субботы», но вид у него был бледноватый и слегка страдальческий. Впрочем, Малкиэлю не пришлось долго оставаться одному – на помощь к нему пришел Эйтан:
– Можем за столом вместе сесть, если ты не против.
Это было очень кстати. Прочитав кидуш над бокалом с виноградным соком, который в ешиве предпочитали пить вместо вина, и произнеся благословение с двумя хлебами, все стали накладывать еду себе в тарелки. Буквально через пару минут кто-то стал разговаривать, другие подхватили, и в компании из восьми человек началось оживленное общение. Атмосфера была непринужденной, и каждый говорил, с кем хотел.
– Расскажешь мне про людей, которые с нами сидят? – спросил Малкиэль.
Эйтан слегка наклонился к нему и стал негромко, чтобы не привлекать внимание тех, о ком шла речь, перечислять:
– Тот, что справа от остальных, – Моти Шейнберг. Он у нас, наверное, самый молодой. Пока не пришел к нам, был членом организации Арахим. Я его не особенно близко знаю. Но здесь, в ешиве, он учится неплохо. Пару раз я с ним садился за Гмару, но для меня он какой-то скользкий. Говорит то одно, то другое – не поймешь его. Мне надо, чтоб все конкретно было.
Человек, о котором они говорили, был поглощен дискуссией с другим парнем и совершенно не замечал направленных на себя взглядов. Овальное лицо с ямочками на щеках производило впечатление чего-то мягкого, однако в голосе его чувствовалась напористость. Несколько расстегнутых пуговиц выдавали невнимательность к одежде.
– А тот, с кем он разговаривает? – спросил Малкиэль у приятеля.
– Это Яаков-Цви Лифшиц. Мы его кратко зовем просто Цви. Ты к нему можешь обращаться, если что-то понадобится, он обычно отзывчив и любит всем помогать. Хотя я с ним мало общаюсь, он часто начинает болтать без умолку, так что не знаешь, как его остановить. Хочешь о нем больше узнать – лучше спроси у Ицика, они дружили еще в Хошене.
Цви был высоким и тонким, со светловатым оттенком волос. Практически забыв о еде, он целиком сосредоточился на том, чтобы отвечать Шейнбергу, тогда как тот успевал между своими бойкими репликами активно засовывать в рот ложку с салатом.
– А сам-то ты до этого где учился? – поинтересовался Малкиэль у Эйтана, коль скоро беседа коснулась других ешив.
– Да так, одно маленькое местечко, ничего особенного… Скажем так, бывают ешивы, где кроме Гмары есть и другие вещи. А так все как у всех.
Столь явное нежелание рассказывать о своем прошлом озадачило Малкиэля. Однако его сосед совершенно не почувствовал какой-либо неловкости от того, что предпочел скрыть подробности о себе. Он перевел взгляд на третьего парня, сидевшего левее, и продолжил говорить:
– Пинхаса ты уже видел, когда в комнате у Аарона сидели. У него родители раньше были далеки от религии, но потом отец вроде стал соблюдать. Ну и в итоге сын тоже последовал за ним. Во всяком случае, это то, что я знаю. А сам он довольно умный, но иногда просто совсем не догоняет, что ему говорят.
– Тебе, по-моему, вообще никто не нравится, – возразил Малкиэль, – один скользкий, другой болтает много, третий не догоняет…
– А что? – равнодушно отреагировал Эйтан, – я предпочитаю быть объективным. Лучше сразу знать слабые стороны.
– Может, что-нибудь хорошее лучше скажешь?
Тот постучал пальцами по столу, напрягая память:
– Ну, если хочешь хорошее, могу сказать, что Пинхас два раза обыграл меня в шахматы.
Сам Пинхас в этот момент обменивался фразами с Аароном, сидевшим напротив него с открытой книгой на столе. Даже на трапезе он не мог расстаться с учебой. Омер Мазури, расположившийся рядом, тоже иногда вставлял отдельные замечания.
– А про Омера что скажешь? – снова обратился Малкиэль к своему соседу, – он тоже тебе чем-то не угодил?
– Омер – сефард13, – ответил Эйтан, – я вообще удивляюсь, что его взяли в ешиву.
– Так что, по-твоему, если сефард, то уже не может в ешиве ашкеназов учиться?
– Может, – решительно ответил Эйтан, – но с трудом. У нас тут, кроме него, почти нет сефардов. Вряд ли он в прошлом много учился. По-моему, его родители из Беэр-Шевы, отец держит там какую-то мастерскую. Вот и Омер в итоге больше по хозяйству помогает.
Малкиэлю захотелось самому познакомиться с этими новыми для себя людьми. Однако он не успел обратиться к ним, как кто-то предложил спеть «Радость и покой», и все затянули куплеты знакомой песни. После этого Самир подкатил металлическую тележку с порциями риса и жареной курицы. Некоторые из ребят встали из-за стола, чтобы взять тарелки или налить напитки. Ицхак, пожаловавшись на плохое самочувствие, покинул компанию и отправился к себе в комнату.
Затем к Малкиэлю подошел Омер:
– Ты нормально устроился? Тебе всего хватает? – спросил он.
– Вроде да.
– Если что-то нужно будет, спрашивай у меня. Пока рава нет, я за все отвечаю.
Омер был явно постарше, чем остальные ученики «Источника». По его тону казалось, что он уже привык заниматься делами и решать проблемы.
– Рав уже не первый раз тебя оставляет здесь за главного? – поинтересовался Малкиэль.
– Да, я ему часто помогаю. Но он редко куда-то уезжает из ешивы. Для нашего рава «Источник спасения» – это главное дело в жизни, – тоном глубокого одобрения сказал Омер.
– А сам ты здесь давно?
– С первого дня, – в его словах чувствовалась гордость, будто это он сам помогал создавать ешиву.
Остаток вечера пролетел незаметно. К ночи, оставшись наедине с собой, Малкиэль вернулся мыслями к тому необычному действу, в котором участвовал днем. Что же в итоге принес этот странный ритуал? Имело ли какое-то отношение к действительности то видение, что посетило его под конец? Аарон и Эйтан с того момента вели себя буднично, словно ничего не изменилось, а вот недомогание Ицхака вполне могло быть следствием этого опыта. На короткое время Малкиэля снова охватила мысль о том, что, быть может, не следовало так легко соглашаться на эту затею. С другой стороны, ничего страшного ведь не произошло. Нужно будет обсудить с друзьями их впечатления, когда выдастся подходящая возможность, а до тех пор выбросить лишние опасения из головы.
Утром в бейт-мидраше царил беспорядок. Некоторые еще с вечера оставили на столах сваленные грудой книги и пластиковые стаканы с остатками кока-колы. Поскольку десяти человек не набиралось, никто не проводил организованной молитвы, а потому ученики не спешили вставать после сна.
Однако, когда настало время дневной трапезы, никто не хотел пропускать удовольствие. Неожиданно оказалось, что у кого-то из ребят была с собой большая бутылка со сладким ликером, которую ему подарили на день рождения. Учитывая, что глава ешивы отсутствовал, никто не стал возражать, чтобы отведать алкоголя.
– Странно, что вечером ее не достали, – поделился Малкиэль своей мыслью с Аароном, рядом с которым сел за столом.
– Лично я пить не буду, – сказал тот, – хочу голову ясной держать.
– Нам стоило бы обсудить то, что у нас вчера произошло, – намекнул Малкиэль.
– Давай потом, когда вокруг будет меньше людей.
Реакции Аарона выглядели какими-то черствыми, словно реплики Малкиэля докучали ему. По выражению его лица было очевидно, что он совершенно не тяготеет к общению.
Под конец застолья в помещении неожиданно появился рав Бронаверт. Похоже, его прихода не ожидал ровным счетом никто, так как еще накануне он во всеуслышание объявил, что проведет шаббат в другом месте. Впрочем, не пускаясь в долгие объяснения, он быстро сел за стол с остальными и начал рассказывать что-то из недельной главы Торы.
– Он что, из того поселка сюда пешком пришел? – спросил Ицхак, сонно потирая глаза. По-видимому, со вчерашнего дня ему все еще было слегка не по себе.
– Если есть эрув14, можно проходить разрешенное расстояние, – с серьезным видом пояснил Аарон.
Было видно, что рав не хочет никого напрягать своим присутствием. Заметив на столе ликер, он не стал возражать, лишь посоветовал не пить больше половины стакана.
– Есть заповедь получать удовольствие в шаббат – с улыбкой заявил он, – главное знать меру во всем.
Впрочем, полезные советы не всегда достигают нужных ушей. Когда Малкиэль опустошил целый стакан ликера, он почувствовал туман в голове. Нет, он не был пьян, просто почему-то язык стал слегка заплетаться в разговоре. Он пытался пообщаться с Пинхасом, чтобы самому узнать его получше, но заметил за собой, как странно стал выговаривать слова.
Когда трапеза закончилась, Малкиэль вышел во двор. Ему вспомнилось высказывание из одной старой книги о том, как разные люди реагируют на спиртное. Те, в ком преобладает элемент огня, – говорил автор, – становятся агрессивными; у кого больше воздуха – болтливыми; у кого больше воды – начинают плакать и жаловаться, а людей с элементом земли клонит в сон.
«Наверное, во мне преобладает земля», – подумал Малкиэль. Его действительно клонило в сон, несмотря на то, что с утра прошло еще не так много времени. Без особого успеха посидев за книгами, он поднялся в свою комнату и прилег на кровать. Время летело быстро, и до самого вечера он почти ничего не делал. В конце концов, отдыхать в шаббат – дело святое, и ничего стыдного в этом нет.
Уже к вечеру, когда стемнело, Малкиэль снова стал вспоминать об опыте, в котором участвовал накануне. Никаких видимых результатов этого странного эксперимента он у себя не наблюдал. Наверное, то же самое могли бы о себе сказать и его товарищи, – думал он, – иначе почему они не спешат делиться впечатлениями? В конце концов, все это напоминало пустую трату времени. Если бы демоны реально отзывались на призыв человека, их присутствие наверняка трудно было бы не заметить. Быть может, теперь после шаббата наконец-то появится время, чтобы все обсудить с остальными. К тому же, в пещере еще оставались свечи, которые предстояло забрать. По-видимому, мысли о свечах посетили не только его, поскольку Эйтан, выждав удобный момент, подошел к нему и заговорщическим тоном спросил:
– Ты не забыл, что у нас есть незаконченное дело?
– Ты про это, да? – Малкиэль едва не упомянул ритуал и пещеру, но вовремя осекся: здесь, посреди бейт-мидраша, их легко могли услышать посторонние.
– Про это, про это, сам все понимаешь. Пошли к Аарону, решим, как лучше сделать.
Аарон, как он обычно и делал на исходе субботы, пожимал руки товарищам по ешиве, желая всем хорошей недели. В данный момент рядом с ним находились Цви и Пинхас. Нужно было как-то поскорее перехватить его, пока он, быстро обменявшись со всеми добрыми пожеланиями, не погрузился в книги. Когда двое друзей приблизились и подали ему знак глазами, он с веселой улыбкой попрощался с теми, кто не входил в их узкий «клуб», и повернулся к товарищам.
– Помнишь про свечи? – сразу перешел к делу Эйтан.
– Помню, конечно. Вы пойдете забрать их оттуда?
Малкиэль с Эйтаном переглянулись.
– Думал, мы пойдем вместе. И Ицика возьмем. Вместе ведь все делали.
Глаза Аарона стали бегать по сторонам. Он больше других опасался, что кто-нибудь посторонний услышит их разговоры и поймет или, по меньшей мере, начнет догадываться, что за ними стоит.
– Чтобы забрать свечи, большого ума не надо. Вы и вдвоем управитесь. Вы извините меня, если я останусь здесь?
Глаза Эйтана сверкнули, но в тот же момент он сделал деревянное лицо и произнес «управимся», после чего резко развернулся на пятках и, прихватив Малкиэля за край одежды, повел его прочь из бейт-мидраша.
Когда оба парня вышли во двор, Эйтан резко выдохнул. Сказать, что вся эта ситуация была ему не по душе, пожалуй, было бы серьезным преуменьшением.
– Не очень-то он сегодня любезен, а? – осторожно спросил Малкиэль.
– Ну что ты! Еще бы! У него же такой великий ум. Разве нужен такой ум, чтобы забрать какие-то жалкие свечи?! – у Эйтана явно неплохо выходило передразнивать их ученого товарища.
– А ведь ты не забудь, – поддержал Малкиэль, – он же «принял решение» проходить по четыре листа Гмары в день! Решение принял! Куда ж теперь деваться?
– Да уж! Деваться-то некуда. Он будет сидеть до ночи за своими четырьмя листами и плевать ему на всех и вся!
Оба приятеля рассмеялись. Пародия на педантичного Аарона помогала им развеять неприятный осадок на душе от того, что их используют как мальчиков на побегушках, которых отправили прибраться после общего кутежа. И все же Малкиэль не мог скрыть от себя чувство досады: на прошлой неделе ему казалось, что между тремя «вызывателями демонов» царит полное единодушие и крепкая дружба. Принесенные клятвы и общие девизы придавали еще больше чувства солидарности. Но теперь, когда бесполезный, ничего не давший ритуал остался позади, в душах словно поселилось разочарование, и отношения явно стали давать трещину. Вызываемый демон не явился, а это значит, что вся их затея с самого начала была совершенно бестолковой.
Пока они пробирались через деревья и холмы, Малкиэль решил еще поговорить со своим спутником. В том, что их «клуб четырех» уже не казался таким дружным, заключалась и своя положительная сторона: на этом фоне некоторого отчуждения от Аарона ему незаметно удалось лучше сблизиться с Эйтаном, а ведь это был его сосед по комнате. Если уж придется жить рядом с ним, хорошо бы хоть с ним поддерживать открытость и взаимопонимание.
– Скажи, я все хотел спросить тебя, ты почувствовал что-то необычное во время нашего ритуала?
– Сказать по правде, нет.
– Я помню, ты задавал в конце какие-то вопросы. Ты пытался разговаривать с… демоном?
– Я всегда пытаюсь все довести до конца, – категорично заявил тот.
– Что значит «довести до конца»?
– Мы же вызывали демона, чтобы задать вопросы. Вот я и задал свои.
– Но если демон не пришел, зачем задавать…
Эйтан покосился на своего собеседника:
– Поди знай, пришел, не пришел. Кто его разберет? Решили задавать вопросы, вот я и задал.
– И что? Ответа не получил?
– Я же сказал: ничего особенного я не почувствовал!
Они уже приближались к пещере. В царившей вокруг темноте было трудно разглядеть вход издалека, однако ошибки быть не могло – они точно шли по той же местности, по которой проходили накануне. Эйтан, ненадолго задумавшись, задал встречный вопрос:
– А ты? Ты что-нибудь почувствовал?
– Я отключился на пару минут, провалился как в сон какой-то. А когда очнулся, Аарон уже объявил, что нет времени, и что пора уходить.
– Зато теперь ты хоть в комнате по ночам не кричишь…
Когда подошли ко входу в пещеру, Эйтан снова достал свой фонарик и начал высвечивать путь впереди. Шаг за шагом они продвигались вглубь, наступая на уже знакомый песок. Если днем свет снаружи хотя бы немного проникал внутрь, то теперь ориентироваться в этой кромешной мгле было почти невозможно.
– Мы ведь, кроме свечей, ничего здесь больше не оставляли, верно?
– Вроде ничего. Я точно помню, как чашу и нож Аарон положил в сумку.
– А все эти бумажки? Ну те, по которым читали заклинания?
Ни одному, ни второму как-то не удавалось ничего вспомнить касательно бумаг с молитвой и заклинаниями. Может, они тоже лежат где-то здесь на песке?
– Аарон вряд ли бы стал бросать на землю лист с именами Бога, – заключил Эйтан, – он очень трепетно к таким вещам относится. Наверняка он положил его в сумку.
– Свой-то лист с молитвой он положил, а вот что с теми листами, по которым мы ангелов приглашали?
– Да кто ж их знает!…
Кружок света, идущий от фонаря, суетливо бегал по песку, выхватывая тут и там отдельные неровности. После пятничного «волшебного представления» песок был порядочно истоптан, повсюду виднелись следы человеческого присутствия.
– Так, одну свечу я, кажется, нашел! – заявил Эйтан, нагибаясь, чтобы поднять с земли что-то длинное.
– А вот и вторая!
– Давай хотя бы свечи соберем, потом посмотрим, не остались ли здесь те бумажки.
Он продолжал светить себе под ноги, как вдруг наткнулся на какой-то необычный объект.
– А это еще что?
В первый момент Малкиэль, следуя взглядом за лучом от фонаря, подумал, что им на глаза попался тот огромный камень, на который ставили чашу. Лежавший на песке предмет был крупным и темным. Но по мере того, как луч света двигался вдоль него, становилось ясно, что этот объект гораздо длиннее и, по всей видимости, имеет контуры человеческого тела.
– Это что, человек, что ли?
– Ну-ка, дай взглянуть.
Эйтан встал прямо над странным объектом и направил луч точно на него. Протянув руку, он коснулся его поверхности, пошевелил, затем попробовал перевернуть.
– Действительно, похоже на человека.
– Он не двигается?
Малкиэль почувствовал дрожь в теле. Она напомнила ему те вибрации, которые наполняли атмосферу этого пещерного грота во время ритуала, но в данный момент их причина была очевидна – в сердце его закрался страх. Эйтан прислонил руку к лежащему телу.
– Он не дышит. Пульса тоже не чувствую.
Перевернув лицом вверх голову того, кто лежал на песке, он едва не вскрикнул:
– Это же Моти!
– Ты уверен?
Еще секунду или две оба они смотрели на побледневшее лицо их ешивского товарища, после чего, словно сговорившись, рванули к выходу из пещеры. Крадущийся страх сменился приступом неописуемого ужаса. Выскочив наружу, они еще долго бежали не оглядываясь, пока зловещая пещера не скрылась за холмом. Эйтан наверняка мог бы бежать до самой ешивы, но Малкиэлю слабая физическая подготовка не позволяла такой роскоши. Ему пришлось остановиться и перевести дыхание. Тяжело глотая воздух после скоростной пробежки, он едва не согнулся пополам.
– Ты уверен, что он был мертв? Ты понял, что там произошло? – стал спрашивать он.
Поскольку Луны на небе не было, им с трудом удавалось разглядеть даже друг друга, но все равно Эйтан выглядел не особенно хорошо.
– Ничего я не понял! – почти вопящим голосом отозвался он, и уже чуть спокойнее добавил, – одно я понимаю точно: мы попали в большое дерьмо!
– Что делать-то теперь?
– Надо идти в ешиву, звать Ицика и Аарона. Вместе будем решать.
Они не стали медлить и уже не таким рывком, но быстрым шагом устремились к знакомым зданиям.