Барталомей Соло
Отель «Монти Дад»
– Тем не менее, мое предложение все еще в силе, – ответил Палмер.
– И что же вы хотите поставить?
Палмер достал из кармана пиджака смятый чек и бросил его на стол.
– Что это? – спросил Дормер.
– Чек на полмиллиона долларов, – ответил Палмер. – Я получил его за дом в Майами. Живые деньги, здесь и сейчас. Никаких слов, только действия.
Взгляд Дормера был недоверчив и суров. Он взял чек, пристально его изучил, затем проговорил:
– С собой таких денег у меня нет.
– Кто же в этом сомневался? – съязвил Палмер. – Но я не буду воротить нос и строить из себя аристократа. Допустим, я поверю вам на слово. Дайте слово, что в случае проигрыша вы выплатите мне пятьсот тысяч долларов наличными по возвращении в город, и пускай эти джентльмены станут свидетелями нашего уговора.
– Вы, наверное, не в себе, господин Палмер. У вас нет шансов на победу, и поэтому я ничем не рискую. Мое слово, и пусть все присутствующие здесь джентльмены это запомнят, мое слово, что в случае проигрыша я обязуюсь выплатить господину Палмеру пятьсот тысяч долларов наличными.
– Шанс у меня равен один к ста тысячам, и я этот шанс, конечно, использую, – улыбнулся Палмер. – Так давайте же закончим эту партию и выпьем независимо от результата!
Дормер косо поглядел на Алису, которая лишь улыбалась, окруженная мужчинами со всех сторон, и как-то игриво поглядывала на него. Затем он подошел к столу и совершил прицельный удар. Удар этот был отточенным, профессиональным – шар направился прямиком в лузу с идеальной скоростью, и все в холле замерли в ожидании. Бьорн поднялся с кресла, и даже мистер Эрикссон теперь потерял интерес к общению с Алисой. Шар под номером три неудержимо двигался точно в цель, однако прямо перед самой лузой, точно так же, как и шар Палмера в прошлом, замер как будто по щелчку и остановился под возмущенный возглас наблюдателей. Алиса прыснула и, не сдержавшись, засмеялась в голос, обнажая белые зубы, ярко контрастирующие с помадой. Дормер обмяк, и даже в гамме эмоций было слышно, как скрипнули его зубы. Лицо его стало красным, затем резко побледнело, на лбу вырисовалась синяя вена. Палмер же спокойно подошел к столу и вогнал шар в лузу легким ударом, не глядя. Партия закончилась быстро – никто и глазом моргнуть не успел, как все шары были распределены по своим местам. Дормер так и продолжил стоять в оцепенении, а победитель не спеша отложил кий в сторону, взял свой чек, взял оба ключа с кресла и отправился к бару.
– Как такое возможно? – буркнул Дормер.
– Один к ста тысячам, господин Дормер, – не оборачиваясь, ответил Палмер. Он взял бокал с виски и уселся в свободное кресло рядом с мистером Эрикссоном. – И теперь я хочу выпить за самые быстрые полмиллиона в моей карьере. Ах да, пятьсот восемьдесят тысяч. Все-таки время, проведенное с обдолбанными казиношниками, пошло мне на пользу, не находите?
– За победу господина Палмера! – поднял бокал Бьорн, с опаской поглядывая на остолбеневшего Дормера. – Это было блестяще, будет сказано не в обиду господину Дормеру. Вы изрядно пощекотали нам нервы, не успев обосноваться. Что за удача! Я даже не представляю, какое разочарование сейчас испытывает ваш бедный партнер.
– О, это не разочарование, – махнул рукой Палмер. – Он пытается понять, где ему найти такие деньги. Я вижу, что господин Дормер не из вашей тусовки – в его счетах нет семи нулей, это ясно по повадкам, по вещам, по разговору. И поставить полмиллиона он согласился только потому, что был уверен в своей победе. Что ж, думаю, эта поездка запомнится вам надолго.
– Да уж, – согласился мистер Эрикссон, стараясь прервать нарастающее напряжение. – С вами играть в азартные игры я не буду даже под дулом пистолета.
Раздался хохот, и к компании приблизился Дормер. Он присел в кресло, достал сигару и задымил. Какое-то время в холле стояла тишина, разбавляемая треском пламени в камине. Сам же Дормер эту тишину и нарушил:
– Я присоединяюсь к поздравлениям, – наконец проговорил он. Голос его был спокоен и тяжел, злобы в нем не ощущалось. – Это было эффектно. Настолько эффектно, что трудно смириться со столь позорным поражением. Но разве стоят такие эмоции каких-то жалких полмиллиона? Конечно, нет. Признаюсь, вы мне сразу не понравились, господин Палмер. Я не видел в вас человека, который чего-то добился в этом мире. Вы показались мне случайным пассажиром в этом поезде класса люкс. Только посмотрите на всех джентльменов тут – какой типаж, какие манеры! Все они повелители жизни – влиятельные и прозорливые, интеллектуалы и воротилы. Да, это место не для отребья, так что я снимаю шляпу и еще раз поздравляю вас с этой победой. Что же касается моего статуса, смею вас заверить, что обладаю таким богатством, которое многим и не снилось, и пусть господа из Америки и я, выходец из Великобритании, отличаемся в повадках, ваше заявление обидело меня куда больше, чем этот досадный проигрыш.
– Спасибо, господин Дормер, за столь яркую речь, – допив виски, ответил Палмер. – Но раз уж вы решили высказаться, выскажусь и я. К вашему разочарованию, я и есть отребье. Да, меня не назовешь ни повелителем жизни, ни влиятельным или прозорливым джентльменом. Я – самое настоящее отребье, которое проводит время в казино, глотает таблетки, покупает дорогие машины, может подраться в пабе или в один миг поехать и прыгнуть с парашютом. Что там говорить, я женился на этой девушке, зная ее несколько часов, – он указал на Алису.
– Я бы поступил точно так же, – вставил мистер Эрикссон и усмехнулся.
– Конечно, я не человек из высшего общества, – продолжил Палмер. – Я рос в трущобах, мой отец пил, что мул, а мать пила еще больше. Мой старший брат бил меня каждый день по голове, и я радовался, когда он сдох в тюрьме от наркоты. Кстати, я и сам был в тюрьме за кражу. Знаете, что я украл? Пачку сигарет в супермаркете. Но та жизнь осталась в прошлом. Сейчас я богат благодаря моему богатому дяде, который скончался совсем недавно. Подумать только, еще пару лет назад я думал, как мне погасить кредит за дом, а теперь мой дом на берегу океана, у меня есть яхта, свой джет, автопарк из десятка машин, миллионы на счетах, как бы я ни старался их спустить, количество нулей не меняется, только растет, мать их! Да об этом мечтает каждый, черт возьми. И вот что я бы хотел сказать. Я всегда недолюбливал богатеев – думал, что все они жирные коты, которые отбирают деньги у малоимущих, пренебрежительны ко всему, слишком придирчивы, расточительны в собственных желаниях. Черт возьми, я был настоящим коммунистом! А теперь, когда я сам богат, я стал ненавидеть бедняков. Меня тошнит от их вида и от их убогости, от их грязных ногтей, от дешевых машин, от мозолистых рук. От их запаха и больше всего от их вечного нытья. Теперь я богат, но не это главное. Главное, что я всю жизнь был бедным. Это сочетание делает меня по-настоящему счастливым. Я чувствую себя всесильным, всемогущим, ведь мне ничего не страшно. Мне не страшно сидеть в тюрьме, мне не страшно есть фастфуд, мне не страшно заболеть. Поэтому, господа «хозяева жизни», я пью за вас. За всех вас здесь сидящих, наслаждающихся этой скучной жизнью, вечно вспоминающих свои прошлые заслуги. За вас, тех, кто видит счастье, коротая дни в этом убогом и забытом месте, застрявшем где-то в семидесятых годах. За вас!
Он взял бокал Алисы, осушил его до дна и со звоном опустил его на стеклянный столик. Остальные нехотя пригубили, слегка недоумевающие от столь пламенной речи.
– Что ж, – заключил Палмер. – Думаю, на сегодня достаточно приключений. Желаю всем прекрасного вечера… джентльмены. – Он посмотрел на жену. – Алиса?
– Я хочу еще выпить и побыть тут, – сказала она.
– Как знаешь, – пожал плечами Палмер и отправился наверх.
Часть четвертая
Случай на завтраке
Утро было белым. Палмер стоял на балконе, вглядываясь в снежную белизну. Метель выла волком – крупные хлопья снега метались в хаотичном танце, резко меняли направление, били по лицу. Балкон номера два ноль семь выходил на задний двор отеля «Монти Дад», да только видно ничего не было. Вот высоченные сосны, покрытые слоем снега, там внизу какая-то площадка, тоже вся усыпана сугробами, небольшой заборчик, какие-то ящики, дизельная подстанция. Палмер глянул на экран своего смартфона, в очередной раз наблюдая надпись «нет сети», и вернулся в номер. В лучах дневного света комната выглядела не так роскошно, как в блеске ночных жирандолей. В углах на потолке проглядывалась паутина, кое-где чернели трещины, обои порядком выцвели и кое-где даже отклеились. Алиса беспробудно спала в постели. Палмер знал, что она вернулась в номер в четыре часа утра, а точнее в четыре одиннадцать. Он решил не будить ее в подобную рань, зная предпочтения супруги, и сам отправился на завтрак.
Утро действительно было ранним – на часах с кукушкой, что расположились в холле, едва только пробило семь. Патрик, который работал в отеле и инженером, и водителем, и метрдотелем, мыл полы в холле. Он почтительно поздоровался, как будто всех тех матерных слов, сказанных им в грузовике, и не было вовсе. Палмер поздоровался в ответ, подмигнул ему и оглядел холл. В камине по-прежнему горели дрова, даря этому месту тепло, о вчерашних посиделках мало что говорило, лишь только старая гончая все так же тихо грелась у камина. Палмер спустился ниже, следуя указателям, расположенным вдоль широкой мраморной лестницы, туда, откуда доносился запах яичницы с беконом, томатов и фасоли, кофе и свежего хлеба. На нулевом этаже на удивление было полно народу. Все из вчерашних постояльцев, за исключением Вильяма, уже завтракали. Мистер Эрикссон и Бьорн сидели за одним столом, облаченные в лыжные костюмы. Дормер пил кофе в одиночестве. Директор Варгинс с тетрадкой сидел возле раздачи, а вчерашний бармен наливал кофе и наполнял тарелки едой. Здесь было прохладно, и Палмер пожалел, что облачился лишь в джинсы и легкий свитер.
– Доброе утро, господин Палмер! – воскликнул мистер Эрикссон и махнул рукой. – Присоединяйтесь к нам, сделайте милость!
Палмер кивнул присутствующим и направился к линии раздачи. Бармен поинтересовался, что гость желает на завтрак. Гость пожелал черный кофе, два вареных яйца и тост с малиновым джемом. Директор Варгинс записал пожелание в тетрадь, а бармен быстро подал ему желаемое. Палмер проследовал к столу, где завтракали мистер Эрикссон и Бьорн. Он опустился на стул, отпил немного кофе и принялся есть.
– Как спалось? – спросил Бьорн. Лицо его было гладко выбрито, глаза блестели, а пахло от норвежца свежим одеколоном. Подле него располагались несколько тарелок, в которых, судя по всему, некогда были все блюда, которые только подавали на завтраке.
– Я всегда сплю плохо, чутко, как будто готовый к тому, что меня все время пытаются убить, – ответил Палмер. – Последний раз я спал хорошо, когда мне было двенадцать. Но спасибо за беспокойство.
– Ах, вчера был просто великолепный вечер, – подхватил мистер Эрикссон. – Ваша супруга просто душка. Жаль, что она не смогла уделить нам больше времени и ушла всего через час после вас. Какой прекрасный из нее собеседник! И как она влилась в нашу компанию – просто блаженство общаться с такой красотой.
– Да, и с чувством юмора у нее все в порядке! – покачал головой Бьорн.
– О чем же вы говорили целый час? – спросил Палмер. – Меня разве что на двадцать минут хватает.
– А вы шутник! – улыбнулся мистер Эрикссон. – Мы расстроились, что вы так рано нас покинули.
– Думаю, я мало чего упустил, – пожал плечами Палмер. – Все же, о чем это вы говорили с моей супругой? Не открыла ли она вам какую-нибудь страшную тайну?
– Она все больше общалась с господином Дормером, нежели с нами, – ответил Бьорн. – Наверное, у них было множество интересных тем для интересного диалога. Осадок, который остался у него после поражения, еще не скоро забудется.
Палмер бросил взгляд на Дормера, сидящего за дальним столом. Тот кивнул ему и подмигнул, едко улыбнувшись.
– С погодой вам совершенно не повезло, – дополнил мистер Эрикссон. – Пурга сильнейшая. В такую метель мы здесь совершенно одни без шансов на спасение. Знаете, когда нет связи с большим миром, чувствуешь какое-то волнующее уединение. Это не страх, нет, это как будто кто-то водит ладошкой всего в миллиметре от твоей кожи, понимаете, о чем я?
Палмер оторвал взгляд от Дормера, который и не собирался отводить глаз, и ответил:
– У меня совершенно иные мысли на этот счет.
– Так поделитесь же! – воскликнул Бьорн.
– Я считаю, что это идеальное место для серийного убийцы, – тихо сказал он. – Ни тебе полиции, ни помощи. Стоит лишь взять инструмент поизысканней и начать приводить в жизнь тайные желания. Автоматическое оружие, бензопила? Нет, слишком банально. Я бы выбрал сварочный аппарат или огнемет – тут есть простор для фантазии. Люблю яркие представления. В Вегасе с этим проблем нет, а вот в подобном захолустье, где люди радуются каждой мелочи, совсем печально.
Мистер Эрикссон побледнел, а Бьорн даже поперхнулся. Они переглянулись и со страхом в глазах уставились на Палмера, который как ни в чем не бывало продолжил пить кофе.
– Это я так шучу, – улыбнулся он. – И эти шутки не всегда могут быть поняты. На самом деле не представляю, что можно делать в этой дыре больше одной ночи. У меня нет иных чувств, кроме угнетения от холода и белизны вокруг. В тюрьме и то было веселее.
Ни Бьорн, ни мистер Эрикссон шутки не оценили. Они оба помрачнели и тут же умолкли. Послышались шаги, а затем в проходе показалась фигура господина Вильяма – самого престарелого джентльмена в этом отеле. Он был одет в тот же махровый халат, в те же массивные тапки, а на носу виднелись очки в золотой оправе. Старик двигался медленно, едва передвигая ногами, шаркая подошвами о мраморный пол. Постояльцы в один голос поздоровались с ним, Вильям поздоровался в ответ с каждым из присутствующих, называя всех по имени, в том числе и Палмера. Патрик помог ему спуститься и усадил его за свободный стол. Вильям заказал себе черный кофе, осмотрел зал и насупился, как обычно это делают люди, у которых что-то болит.
– Уважаемый сэр Вильям из Лондона, – горделиво заключил мистер Эрикссон. – Самый богатый человек, которого я когда-либо знал лично.
– Чем же он зарабатывает на жизнь? – спросил Палмер, доедая тост.
– Крупный застройщик, владеет тысячами акров недвижимости от Лондона до Сингапура. Настоящий джентльмен и рыцарь, завсегдатай на званых ужинах королевы Великобритании. Именно он основал компанию «СтарсТрип Девелопмент» в далекие восьмидесятые.
– Они дружат с директором Варгинсом?
– Да, они старые товарищи, – подтвердил Бьорн.
Директор Варгинс прошелся по залу, заглядывая под столы, проверяя чистоту пола, посматривая на настенные бра. Остановился он возле стола, где сидел Палмер, какое-то время стоял, рассматривая его, а затем проговорил:
– Не стоит переживать из-за погоды, сэр. Здесь такое часто бывает.
Палмер утер салфеткой края губ, положил ее на тарелку, скрестил пальцы домиком и наморщил лоб, поглядывая прямо в глаза директору решительным взглядом.
– А я не из тех, кто склонен переживать, – выпалил он. – Снег так снег, что тут поделаешь?
– Вот и славно, – кивнул директор Варгинс. – Я знаю, как непросто новичкам оказаться в такой ситуации…
– Непросто, когда ты под ЛСД в Диснейленде с тремя детьми, – парировал Палмер. – А это ерунда, поверьте.
– Что ж, у каждого свои жизненные приоритеты, – улыбнулся Варгинс, – не буду мешать вашему разговору, господа.
– И тарелки заберите, – небрежно бросил Палмер. Директор замер на какое-то время, не решаясь шелохнуться. – В чем проблема?
– Я – директор отеля «Монти Дад», а не официант, – с важностью сказал Варгинс.
– Вас тут всего три человека на весь пятизвездочный отель, – ответил Палмер. – И я не настроен сидеть за столом с грязной посудой. Так что при необходимости и унитазы мыть будете.
Он кивнул в сторону тарелки с остатками завтрака. Варгинс бросил взгляд на мистера Эрикссона, затем молча взял тарелку и быстрым шагом удалился на кухню. Кажется, он что-то бурчал себе под нос, но Палмера это даже забавляло.
– Зачем вы так с ним? – насупил брови Бьорн. – Он очень уважаемый человек. Всегда придет на помощь, очень добрый. Он так любит это место и своих гостей. Мы все здесь как одна семья.
– У меня своя манера общения с обслуживающим персоналом, – развел руками Палмер. – А директор Варгинс – это и есть обслуживающий персонал. Уважаемые в этом месте могут быть только гости, благодаря которым он ест свой хлеб. К тому же, он бы выселил меня не глядя, если бы не помощь сэра Вильяма. Это ли не настоящая доброта – выселить людей на улицу в двадцатиградусный мороз? Каковы шансы пережить ночь в таком случае? Думаю, директору Варгинсу следовало бы провести эксперимент.
Мистер Эрикссон и Бьорн переглянулись. Палмер поднялся со стула и взял кружку с кофе.
– Простите, джентельмены, я чувствую необходимость поблагодарить своего спасителя за тот благородный жест, который он оказал мне при заселении в отель. Настоящий рыцарь, который без корысти совершил доброе дело, должен быть отблагодарен по-человечески.
Он прошел мимо стола, где сидел Дормер, на какое-то мгновение остановился, как будто задумавшись. Взгляды их снова пересеклись, но затем он снова продолжил путь. Дормер вернулся к чтению газеты трехдневной давности, которую вечером привез Патрик. Вильям не завтракал – он лишь пил кофе и глядел своими мутными серыми глазами на картину на стене. На ней были изображены небоскребы Нью-Йорка тридцатых годов. Строительные краны, суета внизу, силуэт статуи Свободы вдалеке.
– Прекрасный город, – заключил Вильям, когда Палмер приблизился. – Прекрасные люди.
– Лучше Лондона? – спросил Палмер.
– Лучше Лондона нет ничего.
– Я хотел поблагодарить вас за щедрость, – он присел за стол к старику, не спросив разрешения. – Весьма благородно с вашей стороны оплатить мое проживание здесь. Недаром вы носите все эти титулы.
– Полно, – махнул рукой тот. – На моем месте вы поступили бы так же.
– Ну уж нет, – усмехнулся Палмер. – Я не привык платить за людей, которых вижу впервые в жизни. Мы ведь не встречались раньше?
Вильям замер, отставил в сторону кружку с кофе, и принялся внимательно изучать своего собеседника. В глазах его на какое-то мгновение проскользнула тревога.
– Где же мы могли встретиться? – наконец вымолвил он. – Я старше вас лет на сорок, я живу в Великобритании, вы в Штатах.
– Мне ваше лицо сразу показалось знакомым, – не отступал Палмер. – Эти черты, этот акцент, взгляд…
– Я часто даю интервью, – пожал плечами старик. – Возможно, вы видели меня по «БиБиСи» или в одном из номеров «Форбс».
– Это вряд ли, – покачал головой Палмер. – Я не смотрю ТВ и не читаю «Форбс». Я богат не так давно, чтобы это вошло у меня в привычку.
– Смотрите, чтобы деньги не вскружили вам голову, – наставническим тоном проговорил Вильям, стараясь сменить тему разговора. – Мои родители были бедняками, первый фунт я заработал в десять, а первый миллион в сорок шесть. Сейчас у меня почти три миллиарда и еще в три раза больше активов в недвижимости и на рынке. И каждый фунт – это результат упорного труда, молодой человек. Я перенес два инфаркта, потерял жену, дважды был на грани банкротства, у меня была сотня врагов – от простых бандитов, до влиятельных финансовых воротил. Но я теперь здесь, у меня еще есть порох в пороховницах, голова все еще соображает, да и фору я могу дать любому сопернику. Я все еще на ринге и пока не собираюсь вешать перчатки на гвоздь.
– Классическая история успеха! Прямо таки «Гражданин Кейн», – развел руками Палмер. – Конечно, не сравнится с моей.
– Поведайте же свою историю, раз уж мы тут в снежном плену и времени у нас на подобные беседы предостаточно, – ответил старик. – Мне будет интересно послушать, правда.
– Почти классика, как и у вас, – кивнул Палмер. – Папаша пил всю жизнь, мамка всю жизнь плакала, – начал Палмер. – Он помер, когда мне было лет двенадцать – попал под поезд по пьянке. С тех пор я жил на улице, среди черных и латиносов. Мы целыми днями ошивались по району в надежде чем-нибудь поживиться. Кошелек с десятью баксами, велосипед или телек – все, что стоило хоть сколько-нибудь. Мы были охотниками, да, в такие времена – либо охота, либо голодная смерть. Тут уж не до моральных принципов. В шестнадцать я сел в тюрьму – сунул нож под ребро одному поганцу, который пристал к моей девушке, она, к слову, сейчас в клинике для наркоманов. Вышел я через семь месяцев. Сразу после тюрьмы умерла мама, говорят, наглоталась таблеток, и меня взял к себе на работу дядя Теодор. Он был богат, о да, к тому времени он был чертовски богат – настоящий воротила бизнеса, лицо успеха и, как бывает редко, порядочный человек. Сначала я работал в одном из его отелей в Остине, затем он взял меня в свой офис в Калифорнии – я помогал с бумагами, вел кое-какие дела, и у меня неплохо получалось. Дядя быстро понял мою ценность – у меня была отменная память, я достаточно наглый и не трусливый. Да, я успел повидать жизнь и хватался за нее, как будто тонущий беженец. Он все больше посвящал меня в свои дела, давал мне больше ответственности, подпускал к интересным делам. Позже он стал брать меня на закрытые совещания с юристами и бухгалтерами. К моим двадцати пяти годам он мог уехать в Индию или Непал и оставить компанию на меня, – Палмер ухмыльнулся. – Двадцать шесть отелей в тринадцати штатах – неплохое хозяйство. И вы знаете, господин Вильям, я справлялся отлично. Уже в двадцать восемь лет у меня был кабриолет, квартира на Манхеттене и приличный счет в банке. У меня – необразованного сидевшего мальчишки. Мои бывшие друзья сидели в тот момент в тюрьме или гнили в могилах, я же проводил воскресенья в Вегасе или на полях для гольфа. За что он так меня любил? Все просто – я никогда не врал ему, служил, будто преданный пес, и почти никогда не ошибался. Я был верным воином, защищающим тыл своего генерала. Вот в чем состояла моя ценность для предприятия мистера Теодора. За время моей работы в компании я сэкономил ему десятки миллионов, помог приобрести еще три отеля и оптимизировать систему управления. А потом его не стало – разбился на частном самолете вместе со своим партнером. Так сложились обстоятельства, что всем бизнесом заправляли именно они двое. Наследство поделили пополам – часть была отписана жене и детям его коллеги, с которым они вместе начинали. А вторая часть… Вторая часть досталась мне, потому что кроме меня у дяди Теодора никого не было. Уже после его смерти я узнал, что он был геем. Не любил женщин вовсе, я поначалу даже и подумать не мог, почему в его офисе одни мужики работают. Так я и стал человеком, у которого на счетах нарисовалась цифра с семью нолями. Сейчас мне тридцать, господин Вильям, я полон сил, у меня чистый разум, а память по-прежнему отменная. И да, я тоже на ринге, и готов к защите титула прямо сейчас.
– Занимательный рассказ, – кивнул старик, который все это время внимательно слушал. – Ваш дядя, должно быть, очень любил вас.
– Вовсе нет, – махнул рукой Палмер. – Просто я единственный, кто не угробит дело всей его жизни, и он прекрасно это понимал. Он мог оставить все любовникам из Индии. Мог найти более близкого родственника – таких много Миннесоте или Южной Дакоте, – Палмер отхлебнул кофе. – Наверное, неприятно общаться с такими, как я, верно? Мы, получившие богатство по случайности, какие-то неправильные. Незаслуженные богачи без манер, без образования, без титулов и должностей. Я не знаю, как правильно разделывать лобстера, не цитирую Канта, часто бываю груб и прям. Признайтесь, что испытываете подобные чувства, общаясь со мной?
– Что вы, господин Палмер, – неприятно улыбнулся Вильям. – Для меня человек имеет ценность в первую очередь как личность, и совершенно не важно, сколько денег лежит у него на счету. Но прошу меня простить, разговор затянулся, а мне нужно принять лекарства, – старик медленно поднялся из-за стола.
– Конечно, конечно, – Палмер встал следом за ним. – И, да, я вспомнил, где мы могли встречаться, – внезапно заговорил он, когда Вильям уже повернулся в сторону выхода. Старик замер на месте и навострил слух. – Это было лет пять назад в офисе моего дяди в Калифорнии. Вы пили скотч, я проверял бумаги по сделке купли-продажи двух отелей в Манчестере. Это был полдень, и солнце светило ярко. «Что за чудный май в Сан-Франциско», – сказал тогда дядя Теодор. «Что за чудный город – Сан-Франциско», – ответили вы. «Лучше Лондона?» – спросил Теодор. «Лучше Лондона нет ничего», – ответили вы.
Палмер скрестил руки на груди и замолчал в ожидании. Вильям медленно повернулся. Его ястребиное лицо было грозным, как будто у старого хищника, все еще не утратившего хватку. Мрачный тяжелый взгляд, выражающий гнев и смятение одновременно, падал на Палмера исподлобья.
– Тот договор мы так и не подписали, смею напомнить, – вновь проговорил Палмер. – Слишком уж мутная была схема, особенно для человека, нареченного столькими титулами. Дядя очень хотел избавиться от этих отелей, но я его отговорил. Жаль, что вы не помните этого дня и дядю Теодора, но виной этому, скорее всего, служит ваш преклонный возраст. И да, я отговорил дядю от более чем сотни мутных сделок, несущих угрозу нашей фирме. Мы добавляли в черный список ненадежных партнеров, в который, к несчастью, попала и ваша компания. Что ж, я, наверное, утомил вас своими беседами и больше не смею вас задерживать.
