Бадди Леви
Станция 81°44'. Триумф и трагедия полярной экспедиции лейтенанта Адольфа Грили
«Я не леди Франклин»
Когда «Нептун» вернулся, так и не добравшись до форта Конгер, генералу Хейзену из Корпуса связи по долгу службы выпала на долю пренеприятная обязанность поставить об этом в известность Генриетту Грили. Она с двумя дочерьми в сентябре 1882 года обитала у себя в Сан-Диего, где и получила лаконичную телеграмму: «До залива Леди-Франклин не добрались. Судно вернулось невредимым. Хейзен». Поначалу придя в смятение, Генриетта быстро собралась, ибо была дамой с крепким характером, и перенаправила эмоции на поиски позитивного и действенного решения.
Будучи уроженкой Швейцарии, Генриетта Несмит некоторое время жила с родителями в Техасе, а затем недолго в Мексике, прежде чем её отец Томас Несмит не обосновался с женой, тремя сыновьями и единственной дочерью в Сан-Диего. Состоятельный и трудолюбивый Несмит вскоре стал председателем правления банка и директором Техасско-Тихоокеанской железнодорожной компании. Генриетта – Ретти в кругу семьи – почти всю жизнь так и прожила в Сан-Диего, а после смерти матери приняла от неё эстафету главной домохозяйки и взвалила на себя обязанности по уходу за одряхлевшим к старости отцом. В конце 1877 года она познакомилась с осанистым и серьёзным военным по имени Адольф (Дольф) Грили, возглавлявшим в Сан-Диего Западное управление Корпуса связи и отвечавшим за постройку телеграфной линии от Сан-Диего до Санта-Фе, Нью-Мексико. Она была им крайне впечатлена и с готовностью приняла ухаживания.
Грили вывозил её на пикники и ужины – и, хотя ему доводилось и раньше приударять за женщинами, Генриетта его просто-таки очаровала и статью, и умом. Сам он описывал её так: «…очень рослая, 5 футов 9 дюймов[28]… властная фигура… чёрные волосы, тёмные глаза. Необычайно изящная, учитывая её рост». Его восхищало в ней буквально всё – от осанки и походки до ума и эрудиции. Она была крайне начитана и благовоспитанна, но при этом внушала ему уважение силой воли и независимостью. Адольф Грили вообще-то не был склонен к спонтанным поступкам, но тут предложил ей руку и сердце уже в ноябре, вскоре после знакомства.
Генриетта, однако, была личностью вдумчиво-созерцательного склада. Ухажеров у неё хватало и раньше, и ей нужно было узнать Адольфа Грили получше, прежде чем дать ответ. К тому же и по жизни они были людьми очень разными: она – дочерью видного банкира из Сан-Диего; он – сугубо военным человеком, часто откомандировываемым в далёкие места. Когда он поведал ей о своих амбициозных планах отбыть на два долгих года в Арктику во главе полярной экспедиции, Генриетта ему ответила: «Я не леди Франклин». Тем самым она сразу дала ему понять, что слава вдовы знаменитого исследователя её ничуть не прельщает. Грили вскоре предстояло вернуться в Вашингтон в свете завершения работ по строительству телеграфной линии Сан-Диего – Санта-Фе, и она предложила им провести некоторое время порознь, чтобы Дольф как следует всё обдумал и затем явил ей серьёзность своих намерений и «покорил её письмом».
Грили на поверку оказался истинным мастером эпистолярного жанра. Ему в полной мере удалось развеять её первоначальные страхи относительно близящейся арктической эпопеи, заверив её, что, в отличие от других подобных путешествий, у их экспедиции будет комфортабельное жильё со всеми бытовыми удобствами, включая современные кухонные плиты и печи, а припасы будут ежегодно пополняться пароходами снабжения. Также он сказал ей, что никогда в жизни не брался за работу или миссию, не будучи полностью уверенным в успехе: «Если бы я не полагал план годным и не знал наверняка, что вернусь в твои руки целым и невредимым, у меня не возникло бы ни малейшего желания это возглавлять». В заключение он с такой же уверенностью написал: «Если бы тебе могло угрожать какое бы то ни было испытание, подобное выпавшему на долю леди Франклин, я бы в жизни туда не отправился. Никаких сомнений относительно моей судьбы нет и быть не может, и мы там просто не можем оказаться брошенными или отрезанными от кораблей, прибывающих из года в год». Написано было убедительно. Она ему поверила и наконец-таки влюбилась в него. Их свадьба состоялась в июне 1878 года в фамильном доме Несмитов в Сан-Диего, вскоре после неё они перебрались в Вашингтон, где за три года, остававшиеся до отбытия Грили на север, Генриетта родила ему двух дочерей – Антуанетту и Адолу.
И теперь осерчавшая Генриетта Несмит-Грили по-прежнему не собиралась мириться с участью второй «леди Франклин». Услышав о том, что «Нептун» не добрался до её мужа и его людей, Генриетта инициировала переписку с генералом Хейзеном. Тот быстро осознал, что эта женщина впечатляюще неутомима и к тому же с обширными связями в глубинах финансовых и политических кругов, унаследованными от её воротилы-отца, и плюс к тому дама в высшей мере начитанная, как и сам Грили, относительно всего, что касается исследований Арктики. Оказалось, что она знает о высоких широтах не меньше, а много больше, нежели любой из вашингтонских политиков, отправивших её супруга в те края. Осознав это, Хейзен стал писать Генриетте более подробные письма, объясняя, что особо тревожиться ей ни к чему, поскольку угля для отопления и готовки у Грили на Земле Гриннелла в достатке благодаря наличию там его природной залежи, и провизии у его экспедиции имеется на два года, и к тому же там полно овцебыков, тюленей и прочей дичи для охоты.
Но она продолжала тревожиться, особенно в свете последних газетных отчётов о судьбе экспедиции Делонга на «Жанетте», вызвавших всеобщую озабоченность и болезненно будораживших воображение. «Жанетта», как выяснилось, в конце 1881 года была раздавлена льдами за 300 миль от сибирского берега. Команда на шлюпках и санях пустилась отходить в направлении дельты Лены, но шлюпки разметало штормом. Публиковались сенсационные рассказы выживших о неимоверных страданиях перед лицом смерти от холода и голода. Из 34 членов команды выжили лишь 13 во главе с главным механиком Джорджем Мелвиллом, спасшиеся на китобойной лодке. История имела в Америке громкий резонанс, и «родственники части погибших в Сибири требовали расследования на уровне Конгресса».
Генриетта преисполнилась решимости не сидеть сложа руки, а что-то предпринять. Она написала Хейзену письмо, в котором вполне справедливо указывала на то, что «Нептун» не пробился к расположению экспедиции во многом из-за его запоздалой отправки, и настоятельно требовала снарядить и отправить спасательные суда как можно раньше по весне, «насколько это в человеческих силах». Она в полной мере понимала всю степень ледяной медлительности вашингтонской бюрократии, особенно в той её части, которая находится в подчинении военного министра Роберта Тодда Линкольна, не просто не жаловавшего полярных исследований, а всячески им препятствовавшего.
Помимо генерала Хейзена, Генриетта вступила в переписку также и с отцом лейтенанта Локвуда генералом Генри Хэйсом Локвудом, ветераном Гражданской войны и видным экспертом по военной тактике. Тот пользовался влиянием в Вашингтоне, и Генриетта сочла, что он способен помочь приблизить начало реальных усилий по вызволению её мужа с людьми из Арктики. Также Генриетта вступила в переписку и с матерью лейтенанта Локвуда, которой искренне сочувствовала. Миссис Локвуд, естественно, испытывала глубокую тревогу за сына и вполне могла стать ей ещё одной союзницей.
Генриетта и генерал Локвуд давили и наседали, и 1 ноября 1882 года генерал Хейзен представил на рассмотрение военного министра Линкольна план спасательной экспедиции с датой отправки из Сент-Джонса в бухту Дискавери залива Леди-Франклин не позднее 15 июня следующего года.
Теперь оставалось правильно выбрать корабли и их капитанов.
Крайняя западная точка
Весна снизошла на форт Конгер и первыми же лучами солнца пробудила в обитателях станции оптимизм и энтузиазм. Брэйнард, обычно не слишком склонный к цветистым эпитетам, вдохновившись, оставил в своём дневнике чуть ли не стихотворение в прозе:
Солнце точно в срок явилось сегодня, пролив потоки золотого света над гаванью Дискавери. Как и в прошлом году, диск его был сильно приплюснут, но от этого не менее желанен. Но несоизмеримо прекраснее была окраска неба. Синева переходила в дивные зелёные тона, а над всем этим господствовало роскошное карминовое зарево, пусть и сокрытое частично чередой лениво плывущих волнистых облаков.
Сразу видно, что зима выдалась воистину мрачной и долгой.
Крайняя северная точка в багаже у Грили уже имелась, но он был мужем амбициозным, а его вера в способности Локвуда и Брэйнарда безмерной. Прошлогодние весенние походы на санных упряжках также в полной мере открыли ему глаза на то, что опасности в этих краях таятся повсюду и могут исходить от чего угодно – от дьявольски низких температур до слепящих бликов солнца и от предательски ломкого льда до внезапных поломок оборудования. Ещё в ходе первой разведывательной вылазки в Гренландию чудовищной силы шквал поднял на воздух гружёные сани и обрушил их на голову сержанту Ралстону, так что стальной полоз раскроил ему кожу до черепа и только что не снял с бедолаги скальп. Рядовой Уислер вернулся в форт Конгер с другого берега пролива Робсон в форт Конгер с жалобами на боли в груди и слёг с пневмонией и кашлем до крови. Но самым опасным, конечно же, были постоянно и непредсказуемо меняющиеся лабиринты дрейфующих паковых льдов, способные в любое мгновение разверзнуться и снова сомкнуться, бесследно поглотив людей и лодки, сани и собак. Прошлогодний опыт научил его, что после 1 июня путешествовать по арктическим льдам в целом небезопасно.
Памятуя об этом, Грили тщательнейшим образом сформулировал приказы и инструкции в адрес своего заместителя Локвуда, выступающего в поход во главе партии из трёх человек:
В полной мере полагаясь на Вашу рассудительность и осмотрительность, не могу воздержаться от того, чтобы ещё раз не предостеречь Вас от лишних рисков, которых можно избежать. В пути Вас ждёт множество очевидных и серьёзных опасностей. Если вдруг поймёте, что дальше, чем в 1882 году, Вам не пройти; если полярный пак явит признаки утраты целостности; если лично Вы почувствуете себя не способным к продолжению путешествия в достаточно быстром темпе; если кто-то в Вашей партии получит тяжёлую травму; Вам надлежит немедленно возвращаться на станцию [и в любом случае] явиться в расположение лодочного лагеря Полярис не позднее 31 мая.
27 марта Локвуд, Брэйнард и эскимос Фред с упряжью выступили на север в надежде побить собственный прошлогодний рекорд, добравшись до 84-й параллели или выше, а возможно, и до северной оконечности Гренландии, острова, за что никто в ту пору достоверно поручиться на мог[29]. На пересечение пролива Робсон и выход под приметный утёс Чёрный Рог[30] в сотне миль к северо-востоку от форта у них ушло на этот раз всего 6 суток против прошлогодних 22. Но, увы, лёд в этом году оказался там несказанно слабее. Сначала часть лаек провалилась под него и приняла весьма неприятные водные процедуры, а затем у подножия Чёрного Рога, который им предстояло обогнуть, они натолкнулись на тонкую корочку молодого льда, не способного выдержать даже брошенного на его поверхность камушка. И далее к северо-востоку вдоль береговой линии скал простиралась необъятная полынья.
Брэйнард усмотрел на берегу пригодный для подъёма язык ледника, они с Локвудом по очереди нарубили в нём ступеней и, взобравшись по ним на 400-метровый утёс, оценили имеющиеся у них варианты и шансы: таковых не нашлось. Во все стороны тянулись нескончаемые полыньи, в том числе и на северо-запад, к мысу Джозеф Генри. И тут же Локвуд стал свидетелем куда более впечатляющего – и устрашающего – природного явления:
Весь полярный пак внезапно снялся и двинулся на север. Лёд отделился от берега на всём протяжении с востока на запад, докуда хватало глаз, оставляя вдоль всего берега полосу открытой воды шириною от 200 ярдов до полумили. А в направлении бухты Линкольна её ширина и вовсе достигала от 3 до 5 миль.
Локвуд спустился вниз. Переправить собачью упряжь через ледник было невозможно. За береговыми скалами дальше к востоку шла непроходимая цепь высоких гор. В данной ситуации во исполнение прямых письменных указаний Грили Локвуду и Брэйнарду надлежало возвращаться. Нового рекорда не будет, зато получены важные новые знания. Оказывается, нет никакого сплошного и бескрайнего ледяного щита к северу от берегов. «На мой взгляд, не оставалось никаких сомнений, – заключил Брэйнард, – что пак взламывается раз за разом всю зиму, и полярные льды пребывают в постоянном движении». Ещё важнее, рассудил он, то, что «суровость зимы не может служить критерием состояния ледяного покрова». На обратном пути Брэйнард испытывал смешанное чувство разочарования и облегчения. «Лишь теперь мы отдаём себе отчёт, – записал он, – насколько нам улыбнулась фортуна в прошлом году, позволив достигнуть нашего „крайнего севера“, да ещё и вернуться оттуда в целости и сохранности».
Хотя командующий Грили и удивился их внезапному возвращению всего через две недели, он был искренне рад видеть всех троих в добром здравии. Также его впечатлила их скорость и ловкость, когда он узнал, где они успели побывать. Теперь Локвуд хотел поскорее пополнить припасы и предпринять ещё одну попытку выступления на север по альтернативному маршруту, однако Грили, чуть поразмыслив, согласия на это не дал, учитывая состояние льда и неопределённость относительно сроков прибытия за ними спасательного судна. В такой ситуации он не мог допустить отлучки со станции двух лучших людей плюс каюр с упряжью на неопределённый срок вплоть до шести-восьми недель.
В качестве компромисса и вознаграждения Грили отправил всё ту же партию в составе Локвуда, Брэйнарда и Фреда, дав им в поддержку капрала Элисона, вглубь Земли Гриннелла на запад северным берегом фьорда Арчер[31] в надежде открыть проход к «Западному океану» (как тогда именовали Северный Ледовитый). Как и с Гренландией, никто в ту пору понятия не имел, как далеко простирается эта огромная земля (Элсмир) и действительно ли это остров. В юго-западном направлении они выступили 26 апреля 1883 года, через некоторое время успешно миновали гору Артур, покорённую Грили в минувшем году, и вступили на совершенно неведомые земли. Проделывая в среднем по 40 миль в день, они наталкивались на многочисленные ледники. Один из них поразил их своими «колоссальными пропорциями», и они его детально обрисовали. Гористый ландшафт над долинами с озёрами на дне становился всё непроходимее. Собаки сбили лапы в кровь, несмотря на защитную кожаную обувку. Брэйнард отметил явно бурное геологическое прошлое этой искорёженной местности на краю света: «Какими-то гигантскими конвульсиями природа исказила скорбный лик этой земли. Местность вся утыкана скалами, и общий вид её претит как зверю, так и человеку».
К середине мая, на исходе второй недели их безостановочных марш-бросков, лёгкий до этого снегопад резко усилился, замедлив продвижение. К тому времени они успели постепенно взойти на километровую высоту, и оттуда просматривался внизу воистину широкий и полноводный путь, ведущий дальше на запад, до которого им очень хотелось добраться. Он простирался до самого горизонта, по их оценкам, миль на 80. Кое-как преодолев коварный путь вниз, на котором сани то и дело приходилось спускать на верёвках, она разбили лагерь у подножия гигантского ледника. Брэйнарда привели в трепет его «монументально-картинные гроты и ледяные пещеры. <…> При входе в одну гигантские сосульки свисали подобно решёткам на тюремных окнах». Они добрались наконец до берега великого водного пути, виденного ими сверху, и, пока Локвуд делал зарисовки видов величественного ледника, Брэйнард подошёл к самой кромке воды и зафиксировал кое-какие наблюдения. Теперь он был уверен, что они достигли Западного океана. Во-первых, он ещё сверху заметил приливные течения, а теперь убедился в этом окончательно, попробовав воду на вкус: она была солёной!
Брэйнард возбуждённо подозвал Локвуда и Фреда, предложив им попробовать воду на вкус самим. Оба подтвердили, что она солоноватая, правда Локвуд предупредил, что это может быть следствием и засолённости почвы, из которой бьют ключи, питающие этот водоём. Перед ними встала проблема выбора: всем троим хотелось продвинуться дальше на запад и категорически удостовериться в том, что они открыли проход к Западному океану, но запасы пищи у них были на исходе, да и метель к продолжению похода не располагала. Они и так были за 200 с лишним миль от форта Конгер, и они решили просто продержаться в этом месте на голодном пайке ещё 19 часов и замерить уровни воды, чтобы удостовериться, что этот водный путь соединяется с океаном. Тут ветер слегка приулёгся, и им удалось продвинуться вдоль фьорда ещё на 26 миль и 14 мая зафиксировать установленный ими рекорд крайней западной точки с координатами 80°48'5'' с. ш. и 78°26' з. д. Открытое ими великолепие Локвуд и Брэйнард нарекли фьордом Грили[32], после чего пустились в обратный путь.
У них был пятидневный запас провианта на шесть дней обратного пути, если всё будет складываться хорошо. Не вышло. Пришлось урезать рацион вдвое. Глубокий мокрый снег сильно затруднял им подъём обратно на хребет-водораздел Земли Гриннелла. Локвуд и Брэйнард пристегнули снегоступы, но и на них то и дело проваливались по пояс. По пути у них кончился собачий корм, и пришлось самую слабую из собак – по кличке Кнопка – пристрелить и понемногу скармливать её мясо остальным. Фред пожертвовал также и подложкой своего спального мешка из тюленьей кожи, искромсав её на тонкие лоскуты на корм лайкам. Через несколько дней издох их лучший пёс Кинг-Диско. Но ближе к полуночи 26 мая трое людей с оставшимися собаками добрели-таки до форта Конгер. За 31 день они проделали 437 миль и стали первыми в истории, кто пересёк Землю Гриннелла.
Грили был тронут их решимостью и стойкостью. Он как зачарованный вглядывался в составленные этими настоящими мужчинами карты и вчитывался в детальные описания внутренней области Земли Гриннелла, был ошеломлён, узнав, что большая её часть покрыта гигантской ледниковой шапкой (позже названной ледником Агасси[33]). Весьма заинтриговали его и ископаемые находки Брэйнарда – окаменелости с кораллами, морскими животными и растениями – вплоть до ветви неведомого дерева, найденного им на высоте 700 метров над уровнем моря. Брэйнард сказал Грили, что вдоль фьорда Арчера там целый лес из окаменевших деревьев, «обширнее которого в этих широтах не видывали». Так что, несмотря на потерю двух отменных и проверенных в деле собак, поход на запад по всем меркам тянул на громкий успех.
Радость Грили по случаю успехов слаженной команды в составе Локвуда, Брэйнарда и Фреда омрачалась не менее бурным недовольством всё более вызывающим поведением Кислингбери и Пави, которые – похоже, теперь ещё и спевшись между собою, – всячески осложняли жизнь командующего фортом Конгер. Грили не раз заставал этих смутьянов вместе, и они о чем-то между собою перешёптывались, нарочито понижая голос, едва завидя его. Нервы у Грили за зиму расшатались совершенно, и ему грезилось, будто эта парочка вынашивает всевозможные коварные планы.
Кислингбери раз за разом предлагал – с середины марта, – чтобы Грили отправил партию на юг к острову Литтлтон проверить, не оставлено ли там для них записки насчёт сроков прибытия вывозного судна, а возможно, и дождаться его там, чтобы помочь шкиперу провести его к форту Конгер. Грили с порога отметал все эти схемы Кислингбери как смехотворные и не желал поддаваться ни на какие его увещевания.
Ещё больше проблем создавал Пави, чьи медицинские рапорты теперь поступали всякий раз с запозданием и были исполнены крайне небрежно. Доктору давно полагалось составить сводный отчёт по итогам минувшего года, и, когда тот наконец сподобился его предоставить, Грили нашёл его состряпанным халтурно и непрофессионально.
1 мая, через считаные дни после выступления Локвуда и Брэйнарда в поход вглубь земли, Грили приказал Пави составить – не позднее конца месяца – сводный отчёт с результатами изысканий экспедиции по части естественной истории, включая полное описание всех собранных на сегодняшний день образцов с указанием точного места и даты каждой находки. В дополнение к этому Грили велел Пави предоставить ему «шесть полных комплектов ботанических образцов, упорядоченных таким образом, чтобы они были полностью готовы к надёжному хранению и транспортировке».
Грили продолжал лично руководить всеми научными делами в окрестностях форта. Он регулярно посылал Брэйнарда на продолжение замеров уровней приливов и отливов, а также на сбор образцов горных пород с прибрежных скал в пределах досягаемости от форта. Элисону было поручено добыть и подготовить к вывозу целиковую шкуру овцебыка. И сам Грили работал не покладая рук вплоть до начала июня, занимаясь наблюдениями, а также сбором и сортировкой местных цветов, которых лично насчитал девять видов. Также Грили запретил отстрел птиц, таких как «песочники, камнешарки и пуночки», в радиусе двух миль от форта, чтобы дать ему возможность собрать под вывоз коллекцию образцов яиц из их кладок.
Когда Пави наконец представил требуемый отчёт по естественной истории и коллекцию образцов, Грили пришёл в ужас: коллекция была в полном беспорядке! Артефакты быта инуитов лежали вперемешку с окаменелостями и ракушками; в ящик со шкурами песцов и горностаев были до кучи свалены чучела невесть каких птиц без бирок; другие птицы, также без бирок или с бирками, по которым их было невозможно идентифицировать, были обёрнуты в вощёную бумагу и плотно распиханы по коробкам; насекомые, теперь покрытые толстым слоем пыли, были наспех пришпилены булавками к винным пробкам и распиханы по спичечным коробкам. Шкуры различных животных, которые к этому времени должны были быть выдублены, промаркированы и упакованы под перевозку, всё ещё были разложены для сушки на крыше. Грили приказал Локвуду проверить отчёты и образцы, и Локвуд подтвердил то, что Грили видел и сам. «Если честно, – доложил Локвуд по завершении инспекции, – то полной инвентарной описи [образцов] я не нашёл. <…> Так что мне было трудно судить, что в этих ящиках имело отношение к коллекции, а что нет».
Испытав очередной прилив отвращения к Пави с его безалаберностью, Грили 1 июня отвёл в сторонку безотказного лейтенанта Локвуда и сообщил ему, что назначает его вместо Пави ответственным за инвентаризацию и подготовку образцов к вывозу, а затем письменным приказом освободил Пави от всех без исключения обязанностей, связанных с учётом и сортировкой образцов по коллекциям, перепоручив всё это Локвуду. Тот хоть и не был натуралистом, зато исправно уделял не менее шести часов в день перебору и упорядочению коллекций и за месяц сумел-таки разгрести завалы, оставшиеся после разгильдяя Пави.
Охотники тем временем продолжали выискивать и добывать дичь, наблюдатели – вести научные журналы, и даже ежедневные восхождения на Каирн-Хилл с биноклями и подзорными трубами для высматривания на горизонте дыма долгожданного парохода этим летом начались раньше прошлогоднего.