Б. Л. Громбчевский
Путешествия по Центральной Азии
Глава XIV
Отъезд в Хотан. Агрокультура края. Кашгарские персики. Выращивание риса. Китайская почта. Заезжие дома (лянгары). Город Янги-Гиссар. Уличные зеваки. Меновая торговля. «Лекарь поневоле». Беседа с торговцами из Ферганы и ее последствия
Я выехал на рассвете; в моем распоряжении были пятеро казаков, сопровождавших меня на всем пути из Ферганской области, двое туземцев и две вьючные лошади. Взамен погибшей лошади я купил себе другую у подхорунжего консульской конвойной сотни: срок службы этого казака закончился и он возвращался на льготу в родную станицу, а потому охотно продал мне свою киргизскую лошадь, немного нескладную, с удлиненным туловищем, но с хорошим ходом и отлично выдрессированную по-казачьи.
В переводчике я не нуждался, ибо кашгарцы говорят на том же тюркском наречии, что и жители Ферганы, разве что речь их отличается гортанным выговором и подчас они не произносят тех или иных звуков – к примеру, яркендцы не выговаривают букву «р». Но поскольку тюркский и таджикский языки я знал превосходно, то к этим отличиям легко приспособился. От селения к селению нас сопровождали представители местной администрации, которые по распоряжению даотая указывали нам путь и осуществляли закупку необходимых на ночлегах съестных припасов. Мне приходилось мириться с нежелательным для меня присутствием этих людей, поскольку их знание местных обычаев избавляло меня от необходимости самому ходить по лавкам и покупать продукты, ибо ни один из казаков местным наречием не владел.
Когда мы проезжали через Янги-шаар, я послал цзунтуну свою визитную карточку. В Япчане, где мы остановились на первую ночевку, я получил его приказ, обращенный ко всем военным властям Южной Кашгарии, о необходимости оказания мне всякого рода помощи и обеспечения безопасности в пути. Я был, конечно же, благодарен ему за очередное проявление любезности, однако ни разу не воспользовался им в течение всего моего путешествия. Мы ехали по дороге, ведущей в город Янги-Гиссар, расположенный в 66 км от Кашгара, где находилась резиденция окружного начальника.
Китайцы, сознавая, какое значение имеют вода и искусственное орошение полей для местных жителей с экономической точки зрения, поделили Кашгарию на округа в зависимости от того, откуда население берет воду. В результате к Кашгарскому административному округу относятся все селения, получающие воду из р. Кызыл-су, которая на выходе с гор разветвляется на сотни больших арыков, а каждый из них в свою очередь делится еще на сотни арыков меньшего размера.
Граница между Кашгарским и Янги-гиссарским округами проходит по линии водораздела. В соответствии с этим, к Кашгарскому округу принадлежат все селения, получающие воду из Кызыл-су, а к Янги-гиссарскому – те, что берут воду из горных речек Упал, Янги-Гиссар и Игиз-яр.
Дорога почти все время идет среди селений; некоторые из них насчитывают по несколько сотен домов (хозяйств). Селения тянутся километрами и утопают в зелени садов. Повсюду множество фруктов, однако они не столь сочные и вкусные, как в Ферганской долине; это наверняка можно объяснить тем, что эта провинция расположена на высоте 1200 м, вследствие чего здесь не бывает такой сильной жары, как в Русском Туркестане.
Уже наступила осень. Повсюду в селениях на прилавках небольших базаров высились горы арбузов, дынь, винограда, абрикосов и персиков. Что касается последних – меня заинтересовал один сорт, не встречавшийся мне ранее в Средней Азии. Это были персики, размером и цветом напоминавшие средний апельсин, с мякотью того же цвета, но столь плотной и твердой, что лучше ее резать ножом; персики эти отличались большой косточкой, не отделявшейся от мякоти, и приятным кисловатым вкусом, с небольшой горчинкой, особенно в мякоти вокруг косточки. Я полагал, что они были завезены в Кашгарию из Китая, однако позднее, на протяжении всех моих многолетних странствий по разным китайским провинциям, я не встречал таких персиков ни на юге – в Гонконге, Кантоне или Фучжоу, ни на севере – в Пекине, Тяньцзине или Чифу.
Возделанных полей очень много, и обрабатываются они превосходно, хотя земля здесь не особенно плодородная: преобладают глиняные и солончаковые почвы, распространенные на территории между Аральским и Каспийским морями. Население выращивает пшеницу, ячмень, кукурузу, джугару (сорго), просо различных сортов, хлопок, марену (из которой производят красители). Овес и лен здесь неизвестны. Рис сажают везде, где только имеется в достаточном количестве вода. Обработка рисовых полей отличается особенной тщательностью. Поля эти, продолговатой формы, окружены валами высотою 30–40 см и расположены террасами одна над другой. Орошение начинается с самой верхней террасы. Как только вода покроет всю террасу целиком по самый край вала, излишки воды попадают на следующую террасу, расположенную на 30–40 см ниже первой, и так повторяется вплоть до уровня канала. Поле стоит, залитое водой, в течение 2–3 дней, до тех пор пока вода не впитается в землю. В результате образуется жидкая грязь, в которой под палящим солнцем буйно разрастаются всевозможные сорные растения. Они, естественно, заглушают рост риса. Тогда на полях появляются мужчины и женщины в больших шляпах, которые, передвигаясь в грязи выше коленей, осторожно ведут прополку, выдергивая при этом болотные травы, препятствующие росту риса. Поля прекращают заливать водой тогда, когда рис зацветает. Собранный урожай риса обмолачивают в примитивных жерновах (молотилках), которые имеют следующее устройство. Вода в арыке вращает колесо, зубья которого нажимают на две балки длиною 4–5 м; на толстых концах балок прикреплены два чурбана, выполняющие функцию молотов. При нажатии колесом на один конец балки другой ее конец с молотом поднимается вверх до тех пор, пока зубец не соскользнет с колеса; тогда тяжелый конец вместе с молотом падает на слой риса, обмолачивая его, очищая белое рисовое зерно от желтой шелухи. В конструкции таких молотилок нет ни обработанного камня, ни железных элементов, а потому они могут быть сооружены в каждом селении и используются повсеместно.
В любом хозяйстве помимо фруктового сада есть также огород, где выращивают овощи: лук, морковь, репу, огурцы, китайскую капусту (не кочанную, как у нас, а с распушенными листьями), баклажаны, горлянки всевозможных форм и размеров – большие, из мякоти которых варят кашу, или полые внутри, из которых изготавливают кувшины и ведра и которые используют для ношения воды и в качестве кальянов и чилимов в трубках. Овощи, фрукты, хлеб и рис – таковы основные продукты питания. Мяса кашгарцы едят очень мало, да и то его могут себе позволить только городские торговцы и зажиточные жители. Из-за недостаточного количества пастбищ в Кашгарии разводят очень мало скота, в основном держат лошадей. Сообщение между селами и завоз товаров на городские рынки осуществляется преимущественно с помощью ишаков, корма для которых нужно совсем немного, а при этом они способны перевозить 110 кг груза, тогда как лошадь, которую, помимо сена, требуется кормить еще и кукурузой или ячменем, может унести лишь 145 кг.
Поскольку поголовье домашнего скота невелико, ощущается нехватка навоза, которого едва хватает для удобрения огородов. Поля удобряют лессом, который местные жители нередко привозят издалека, с гор, и рассыпают тонким слоем на полях.
По дороге нам попадалось немало незасеянных полей, лежащих под паром. Дело в том, что во время последних политических междоусобиц погибло много народа, а многие бежали за границу или перебрались в другие места, так что возделывать эти поля стало некому, и они оказались заброшены.
Мы переночевали в 36 км от Кашгара в небольшом селении Япчан (около 350 домов), в новом заезжем доме, построенном китайцами. Он представлял собой несколько строений, обнесенных высокой стеной, с двумя дворами, в которых помещались конюшни. Комнаты для путешественников были большие и чистые. Здесь также проживали китайский почтовый чиновник и при нем 4–5 конных почтальонов. Заезжие дома, подобные этому, китайцы возвели почти в каждом селении на всем протяжении кашгарско-хотанского тракта, что весьма облегчило передвижение, ибо благодаря этому путешественники, передвигавшиеся зачастую с большим караваном лошадей и товаров, были обеспечены ночлегом и могли не тратить время на поиски пристанища.
Почты в том ее виде, как она устроена у нас – как совокупность учреждений, предназначенных для пересылки писем и посылок, а также для перевозки пассажиров, – в Кашгарии не существует. Однако конная почта, которая развозит распоряжения китайских властей, распространена по всей стране и соединяет самые отдаленные ее концы.
В устройстве почты в разных частях Кашгарии отсутствует какая-либо система. К примеру, на кашгарско-хотанском тракте расположено 15 почтовых станций. На каждой из них проживает чиновник-китаец, получающий содержания 12 сар[128] серебра в месяц и 40 кг муки; он обеспечен жильем и получает 110 кг древесного топлива. В распоряжении этого чиновника находятся 4–5 конных джигитов, получающих по 3 сара серебра и 110 кг муки ежемесячно; ездят они на казенных лошадях и получают на них определенное количество сена и кукурузы в тех селениях, где они квартируют. Получив почтовое отправление, чиновник отмечает на нем время прибытия почтового джигита, а затем и время отправки в дальнейший путь. Таким образом, чиновник, которому предназначается распоряжение, точно знает, с какой скоростью шла корреспонденция и где она задержалась. Обычная корреспонденция должна была идти со скоростью 8 км в час, а срочные почтовые отправления, к которым прилагалось перо, – со скоростью 15 км в час.
В горах, среди кочующих киргизов, обязанность пересылать почту лежит на киргизских беках, которые распоряжаются 4–5 джигитами на собственных лошадях и получают на них по 22 кг муки и 29 кг кукурузы. В горах, где стоят конные киргизские лянзы, например, в Улугчате (в 40 км от Иркештама), почтовую службу несут солдаты, не получая за это никакого вознаграждения.
Пересылка корреспонденции осуществляется днем и ночью без перебоев. Будучи в Хотане, в 500 км от Кашгара, я получал срочные письма уже на второй день после отправки, а обыкновенные – на четвертый.
Следующий наш ночлег был в столице округа – городе Янги-Гиссаре; мы вновь остановились в китайском заезжем доме, построенном на рыночной площади приблизительно таким же образом, что и в Япчане. Я задержался здесь на один день, чтобы изучить особенности местной торговли и промышленности, в связи с чем мне пришлось нанести визит начальнику округа.
Визит этот был необходим еще по одной причине. Мы стали объектом повышенного интереса со стороны городских зевак и китайской солдатни, бесцеремонно являвшихся в занимаемое нами помещение и отравлявших воздух омерзительным запахом местного чеснока (сарымсака), которым пропитываются одежда и все тело. Согласно представлениям китайской медицины, сарымсак является отличным обеззараживающим средством против любых инфекций и особенно против желудочных расстройств, и потому употребление его в пищу рекомендовано военным руководством. Тот, кто сам ест сарымсак, привыкает к этому запаху и не чувствует его от других. Но у любого чужестранца, и в особенности у меня, поскольку я не выношу запаха даже лука и никогда не употребляю его в пищу, запах сарымсака вызывает тошноту.
Проникнув в занимаемое нами жилье, непрошеные гости – солдаты и досужие горожане – с интересом разглядывали наши вещи, пытаясь при этом до всего дотронуться руками; они наблюдали за тем, как я пишу или наношу на планшет результаты топографических измерений, или хватали руками заряженное оружие. Все мои попытки выпроводить их были безрезультатны, а закрыть двери я не мог, так как в комнате окон не было и свет попадал в нее через большой и широкий дверной проем. Казачий караул, стоявший у дверей, мне пришлось снять, поскольку китайцы, используя свое численное превосходство, начинали с часовым ссору, которая легко могла перерасти в драку.
Конец этим неприятностям положил визит ко мне начальника округа, к которому я обратился с просьбой о защите. Он прибыл неожиданно для моих непрошеных гостей, приказал схватить тех, кого застал в комнате, вывести их за ворота лянгара и всыпать прямо на улице по сто палок каждому. Распоряжение было моментально выполнено. Не успел начальник округа допить традиционную чашку чая, как уже утихли крики провинившихся, которых подвергли экзекуции у ворот. Такой расправы я не ожидал и не смог ее предотвратить, мне она была совсем не по душе. Перед отъездом начальник выставил перед входом в лянгар двух часовых, державших в руках длинные дощечки, оклеенные красной бумагой, на которых было записано объявление, гласившее, что каждый, кто войдет в мою комнату или будет трогать мои вещи, подвергнется порке. Это распоряжение, весьма меня смущавшее, было тем не менее необходимо ввиду исключительной бесцеремонности китайских солдат.
Утром того же дня, еще до визита начальника округа, я отправился на рынок, чтобы обойти тамошние лавки, изучить продаваемый в них товар, выписать цены и тем самым выяснить, какие из этих товаров можно доставлять из Ферганской области. Следом за мной, от лавки к лавке, протискивалась толпа китайцев, ощупывавших мои одежду и оружие. Я старался не обращать на них внимания и сосредоточился на выписывании в записную книжку нужных мне сведений. В какой-то момент, делая записи в одной из лавок, я оперся ногою о стул и, не подозревая, что один из китайцев разглядывает мои шпоры и держит их пальцами, двинулся к другой лавке – и неожиданно, ибо меня крепко держали за шпоры, растянулся во весь рост на земле, больно ударившись о прилавок.
В городе Янги-Гиссаре насчитывается около 3 тыс. домов и 30 тыс. жителей. Янги-Гиссар – это центр торговли с кочевниками, населяющими горы Музтаг-ата, Памир, а также таджикские ханства Вахан, Рошан и Шугнан. Отсюда в горы ведут относительно удобные дороги, по которым торговцы везут свой товар: кустарные изделия, нитки, иголки, кольца, ножи, ножницы, кумганы, медные миски, железные изделия, фарфор, рис, муку и пр. вещи, необходимые кочевнику в повседневной жизни. Все это они обменивают на баранов, лошадей, верблюдов, войлоки, шкуры, меха разных животных или на ковры киргизской работы.
Торговля эта чрезвычайно выгодна. Кочевники денег не ценят, так как им негде и не на что их тратить. Но они охотно обменивают свой товар на необходимые им вещи или на приглянувшиеся безделушки.
Я убедился в этом позднее во время моего путешествия по Памиру. Однажды, то ли из-за того, что у меня не было времени поохотиться, то ли охота была неудачной, но случилось так, что я нуждался в мясе для себя и моих людей и платил по пять-шесть рублей за барана, которого мне продавали к тому же крайне неохотно. В то же время в обмен на безделицы, припасенные в качестве небольших подарков, – серебряные колечки, дешевые сережки, упаковки иголок разных размеров, цветные платки на голову, пару аршин кумача (красная хлопчатобумажная ткань по цене 15–20 коп. за аршин), мелкие новые серебряные монеты, которые киргизки любят вставлять в бусы, – мои люди с легкостью могли раздобыть баранов или войлоки. Масло, сметану и другие продукты, сделанные руками женщин, можно было выменять только на такие безделушки.
Таким образом, в Янги-Гиссаре процветает мелочная торговля, которая зависит от нужд кочевников. Помимо этого, в окрестных селах высевается значительное количество хлопка, из которого в местных мастерских изготавливают дабу – плотную белую ткань, пользующуюся большим спросом не только у кочевников, но и среди сельского населения. Эта ткань, окрашенная в синий или темно-коричневый цвета, идет на пошив верхней одежды и одеял. Множество мастерских занимается изготовлением обуви: из черной кожи – для мужчин, а из зеленой или красной – для женщин. Остальные товары составляют изделия и продукты, привозимые либо из России (набивной перкаль, сахар, изделия из железа и стекла и пр.), либо из Индии (ткани ярких расцветок, тонкий муслин для тюрбанов, парча для женских шапок и зеленый чай). Изделия местного производства, такие как шелк, атлас и адрас, последний в виде пошитых из него платьев и халатов, также имеют большой спрос у кочевников.
Вернувшись с рынка, я обнаружил во дворе заезжего дома множество больных, ожидавших медицинской помощи. Я пытался убедить их, что не являюсь врачом и не имею при себе лекарств, однако это не помогало. Туземцы привыкли в каждом иностранце видеть лекаря, посему они мне не верили и мой отказ истолковывали по-своему. Так, один китайский офицер из местной лянзы, больной глазами, явился ко мне с просьбой о помощи. Попытки объяснить ему, что я не умею лечить такого рода болезни и не располагаю нужными лекарствами, были тщетными. Офицер уселся на моей кровати и заявил, что не уйдет без лекарства, потому что глаза у него болят очень сильно; при этом он уверял меня, что в состоянии дорого заплатить за мои лекарства.
В моей походной аптечке был Liq. plumbum acetate[129]. Будучи не в силах избавиться от назойливого посетителя и опасаясь, что он перепачкает мою постель или заразит меня глазной болезнью, я отлил некоторое количество жидкости в склянку и посоветовал ему разводить по 5–6 капель в миске с водой и делать ватные примочки.
При этом я предупредил его, что если через два дня улучшения не наступит, то компрессы следует прекратить; я боялся, что холодные примочки могут навредить ему, если имеется какое-то воспаление. К счастью, мои опасения не подтвердились. Вернувшись в Кашгар, я обнаружил благодарственное письмо и отрез шелка на курму вместе с просьбой выслать еще немного этого замечательного «эликсира». Шелк и лекарства я переправил больному офицеру через цзунтуна.
Не имея при себе никаких лекарств, других настырных больных я был вынужден лечить порошками соды, небольшой запас которых у меня был. Вид холодной воды, которая начинала бурлить, словно кипяток, производил на них столь сильное впечатление, что, выпив этого напитка, каждый чувствовал себя немного освеженным, и в результате успех этого «средства от всех болезней» был обеспечен. Я упоминаю здесь об этом для того, чтобы те, кто планирует путешествие по отсталым странам, не забывали о необходимости брать с собой определенный запас лекарств.
Город Янги-Гиссар стен не имеет и поэтому застраивается шире, чем другие кашгарские города. Крепость Янги-шаар примыкает непосредственно к городу с северо-востока. Она представляет собой четырехугольник около 500 м в ширину и длину, окруженный рвом с водой. Высота вала составляет около 5 м, толщина, насколько я смог определить, проезжая через ворота, около 10 м. В крепости трое ворот: с западной, восточной и южной сторон.
В крепости проживают начальник округа и приближенные ему чиновники. Там также размещаются одна конная лянза с командованием, продовольственный склад и более десятка китайских лавок с товарами, без которых китайцы не могут обойтись. Вообще же, все китайцы проживают именно здесь, так как в результате частых беспорядков они боятся жить вне стен крепости, которая на ночь наглухо закрывается.
Послеобеденное время я целиком посвятил беседе с купцами из Ферганы, торговавшими с кочевниками и бывавшими на Памире. Они сообщили мне массу любопытных сведений об этих краях, тогда еще совершенно не изученных[130]. С двумя из них я засиделся до поздней ночи, забыв, что нахожусь под постоянным надзором полиции, которая сообщала обо всех, побывавших у меня. В результате сразу же после моего отъезда местный окружной начальник (амбань) вызвал к себе моих гостей и под каким-то предлогом велел всыпать каждому по сто ударов палками. Весть об этом, распространяемая самими китайцами, опережала меня по пути следования и отбила у туземцев всякую охоту к доверительным беседам. Разумеется, узнав об этом беззаконии, я немедленно сделал представление даотаю против амба-ня. Даотай наложил на него штраф, выплаченный избитым в качестве компенсации. Все это произошло уже после моего возвращения в Кашгар, между тем описанная экзекуция сильно затрудняла сбор нужных мне сведений.
Глава XV
Дорога в Яркенд. Вблизи пустыни Такла-Макан[131]. Заезжие дома. Растительность. Добыча соли. Яркенд. Караван-сараи и медресе. Деление Кашгарии на округа. Китайская администрация. Взяточничество. Переводчики. Суды. Пытки. Смертная казнь. Сравнение практики наказаний в Китае с аналогичной практикой в английских колониях
Из Янги-Гиссара мы отправились дальше в сторону Яркенда и за три дня преодолели расстояние в 126 км, разделяющее эти города.
Уже при подъезде к Янги-Гиссару стала сказываться близость пустыни Такла-Макан, которая в иных местах преграждала дорогу барханами[132] сыпучих песков. После Янги-Гиссара пустыня напоминала о себе все чаще. Отсутствие осадков и сухие, горячие ветра из пустыни привели к уменьшению снегов на склонах гор, окружающих Кашгарию с западной стороны. Небольшие речки пересохли, а за неимением воды для искусственного орошения огромные угодья, пригодные для выращивания самых разных культур, превратились в абсолютную пустыню. Песчаные барханы, надвигающиеся со стороны пустыни, вносят свой вклад в разрушительный процесс, который происходит хотя и очень медленно, но неотвратимо, и можно не сомневаться, что со временем Юго-Западная Кашгария будет поглощена пустыней. Лишь на протяжении последних 10–12 км перед Яркендом дорога пролегает по культурной и густо населенной полосе, чему способствуют обильные воды Яркенд-дарьи. Эта река вбирает в себя воды с северных склонов Гималаев, пересекает очень высокий горный хребет Раскем и в разных местностях носит разные названия (Яркенд-дарья, Зеравшан, Раскем-дарья).
Большей частью дорога идет по каменистой степи, лишенной всяческой растительности; таков отрезок между селениями Кызыл и Кук-рават: на протяжении 40 км приходится ехать по безводной местности, где справа (на западе) виднеются горы Кизил-тау, а слева (на востоке) – до самого горизонта простираются бескрайние сыпучие пески. На протяжении всего этого перехода есть только два заезжих дома: Утекчи-лянгар[133] и Ак-рават. Первый из них был построен из развалин равата, возведенного еще во времена Абдуллы-хана[134], когда на этом месте находилось большое селение. Жженый кирпич, оставшийся от равата, был столь хорошего качества, что спустя несколько столетий по-прежнему оставался крепким, и китайцы использовали его для постройки новых раватов, а также дорожных знаков пу-тай[135], указывающих количество пройденных километров (пу-тай равен 10 ли или 4 км[136]). Эти знаки стоят каждые десять ли на протяжении всего пути от Кашгара до Хотана. Рядом с раватом Утекчи-лянгар вырыт колодец глубиной 15 м, вода в нем хорошая, однако ее немного и едва хватает, чтобы напоить 30–40 лошадей. Рядом с Ак-раватом вырыто два колодца; один из них заброшен, а другой исправен, но количество горьковато-соленой, находящейся на глубине 43 м воды незначительно, так что летом и во время оживленного движения торговых караванов вода расходуется до последней капли, и порой караванам приходится ждать по несколько часов в очереди, чтобы напоить лошадей.
В Ак-равате размещаются китайский почтовый чиновник и пятеро подчиняющихся ему джигитов. Там имеются запасы сена и кукурузы, заменяющей в Кашгарии овес для лошадей. Эти запасы продают проезжающим по цене, указанной на воротах лянгара и подтвержденной подписью и печатью начальника округа. В целом китайские власти делают все от них зависящее для облегчения караванного движения: в пустынях они строят большие заезжие дома и роют при них глубокие колодцы, возводят мосты через реки, а рядом с Янги-Гиссаром, в невысокой горной гряде с отвесными склонами был проложен туннель, по которому прошла дорога. Между упомянутыми заезжими домами, в стороне от дороги, виднеются верхушки деревьев. Это солончаковые болота, поросшие лесом высоких туграковых деревьев. Я уже говорил, что листья туграка[137] высыхают прямо на дереве, крошатся и затем разносятся ветром; потому-то под деревьями не образуется перегной. Еще одной особенностью этого вида тополей является многообразие форм листьев, встречающееся на одном и том же дереве. Туграк хорошо растет на соленой почве, а поскольку под деревьями нет перегнойного слоя, то при передвижении по туграковому лесу поднимаются клубы соленой пыли, весьма вредной для глаз. На стволах, в местах изломов коры, видны отложения белого порошка натриевых солей.
В Кашгарии нет соляных шахт. Население добывает соль из имеющихся почти повсеместно солончаков. Для этого в солончаковой почве выкапываются квадратные ямы шириной 10–20 м и глубиной 1,5 м. Осенью эти ямы, как правило, наполняются дождевой водой, а при отсутствии атмосферных осадков воду проводят из небольших речек в количестве, зависящем от объема конкретной ямы.
Во время летней жары вода испаряется, а на поверхности ямы густым слоем оседает белая, блестящая соль, которая после очистки от песка вполне годится к употреблению и поступает в продажу. Добытая таким образом соль не отличается чистотой и имеет горьковатый вкус, но за неимением лучшей используется во всей Кашгарии.
Рядом с селением Кук-рават виднеются следы старого арыка, который, по преданию, выведен был из Яркенд-дарьи Абдулла-ханом. Сейчас арык этот заброшен и не используется. Согласно порядкам, заведенным китайскими властями, Кукрават относится уже к Яркендскому округу, поскольку получает воду из Яркенд-дарьи.
Река эта настолько многоводна, что туземное население имеет возможность, особенно в осеннее время, когда вода уже не требуется для полива, отводить ее излишки меж песчаных барханов. Там образуются небольшие озерца, заросшие высоким камышом, где гнездятся самые разнообразные пернатые. И поскольку китайцы не охотятся, а местным жителям, так же как и в русском Туркестане, запрещается иметь огнестрельное оружие, то птиц там разводится несметное количество. Туземцы охотятся с помощью силков, однако на численности птиц это почти не сказывается. Тростник, обильно растущий в этой местности, служит источником заработка для целого селения Сугучак, жители которого посевов не делают, а занимаются выделкой тонких тростниковых подстилок (буйра) под войлоки и ковры или толстых плетенок (барданов). Последними выстилают крыши, а затем покрывают глиняной штукатуркой. Глина, смешанная с рубленой соломой, высыхает и заменяет в этих краях листовое железо, гонт или черепицу.
В Сугучаке есть большой ручей с ключевой водой, не замерзающий зимой. На нем стоит мельница, не прекращающая свою работу и в зимнее время, а потому имеющая важное значение для окрестного населения на расстоянии десятка километров, поскольку в других мельницах вода замерзает и они простаивают. Ветряные и паровые мельницы, распространенные у нас, в Кашгарии неизвестны.
В 8 км от Яркенда дорога пересекает большой арык Упа-Устанг, выведенный из Яркенд-дарьи и превратившийся теперь в настоящую реку шириной около 200 м. Брода через него нет из-за большой глубины и болотистого дна, зато имеется деревянный мост на трех ряжах, выстроенный Шигаул-Датхою, хакимом Яркенда, еще во времена Якуб-бека. Мост этот держится без поправок до настоящего времени. За ним располагается китайский домик, где местные чиновники встречают приезжие власти. Здесь я был встречен делегацией торговцев – русских подданных, постоянно проживающих в Яркенде, во главе с их предводителем и, согласно обычаю, приглашен на хлеб-соль.
После небольшого отдыха мы продолжили наш путь в Яркенд, пролегавший среди садов. Мы миновали мазар Алтын, рядом с которым возвышался купол, покрытый разноцветной глазурью, и подъехали к воротам крепости Янги-шаар. Обойдя ее вокруг, через ворота Алтын мы вступили в Яркенд. Путь через крепость был бы короче, однако туземцы избегают его, поскольку китайские солдаты, занимающие караулы в воротах, часто бьют их без всякого повода.
Город Яркенд расположен на единственном караванном пути из Индии в Китай и ведет оживленную торговлю с этими странами, а также с Тибетом. Стены, окружающие город со всех сторон, препятствуют его расширению. Дома здесь построены чрезвычайно скученно, и только по двум или трем главным дорогам возможно колесное сообщение, а остальные настолько узки, что проехать верхом среди людской толчеи и скопления вьючных животных крайне трудно. В некоторых местах постройки возведены над улицами, отчего последние получают вид длинных и темных коридоров. В городе насчитывается около 12 тыс. домов и 120 тыс. жителей. Он состоит из 180 кварталов, каждый из которых имеет собственное название. Городских ворот пять: Алтын и Терек-Баг – выходят в сторону Кашгара; Ханак и Масхор – в сторону Хотана; через ворота Кабахат – к Марал-баши и Аксу. В Яркенде имеются 30 больших караван-сараев[138] и 40 медресе[139]. Уровень обучения в этих мусульманских школах после завоевания Китаем Кашгарии существенно снизился из-за того, что прежде они содержались благодаря доходам от вакуфов – движимого или недвижимого имущества, пожертвованного основателями медресе. Во времена Якуб-бека вакуфом распоряжалось специальное правление, тщательно следившее за тем, чтобы доходы шли на содержание школы, как того желал ее основатель. Китайцы, по понятным причинам, упразднили управление вакуфами и наиболее доходные вакуфы передали в казну или в распоряжение государственных чиновников. Школы, оставшись без этих доходов, располагают весьма слабым преподавательским составом и из года в год приходят все в больший упадок.
В Яркенде я остановился в частном доме, принадлежавшем выходцу из Маргелана, сарту Хасан-Джан-баю. Дом находился в самом центре города, и это позволило мне побеседовать с людьми, хорошо знакомыми с положением дел в стране. Посему два дня, проведенные в Яркенде, помогли мне дополнить собранный мною богатый материал, касающийся экономического положения Кашгарии, а также взаимоотношений между властями и местным населением.
Захватив владения Якуб-бека, китайцы разделили Кашгарию на две области, состоящие в ведении двух даотаев. В северную область[140] входят города Аксу, Уч-Турфан, Кара-шаар и Куча, а резиденция даотая находится в первом из них. Южная область состоит из трех округов (Кашгарского, Яркендского и Хотанского), двух районов (Янги-Гиссарского и Марал-башинского) и трех отделов – Кашгарского, Каргалыкского и Керийского, подчиненных, соответственно, начальникам Кашгарского, Яркендского и Хотанского округов.