До прихода адвоката я считала, что холод и те женщины – настоящая мука. Нет. Все познается в сравнении. Телесные испытания даже пережитые унижения ничто в сравнении с предательством. Меня убили заживо. Вроде бы продолжаю дышать, могу двигаться, все тот же человек, нет, меня больше нет. Есть бьющееся в агонии тело, у которого умирает душа. Я ощущаю каждую ее конвульсию, каждый жалобный стон.
Тот, кому я верила, просто взял и растоптал мое сердце. У меня в ушах звучит его радостный хохот. Серж доволен собой, обманул наивную дурочку, поверившую в любовь. Представляю, с каким наслаждением он будет расспрашивать Вениамина подробности нашего разговора, смаковать их, как изысканный деликатес. Он разорвал на куски мое сердце, превратил в ходячий труп.
Как справиться? Как пережить? Как унять эту боль, которая подобна кислоте разъедает меня изнутри. Выжигает, выпаливает все. Я все превратилась в комок боли, первобытной, дикой, необузданной. Ее невозможно усмирить. Никак не заглушить. Она пульсирует во мне, сильнее и сильнее, заставляет раз за разом переживать картину предательства.
Вениамин скоро вернется за ответом. Дикость, как я могу добровольно согласиться на такое. Мне все кажется, что я смогу донести свою правду в суде. А где гарантии, что я вообще доживу? Что они еще могут устроить, если в стенах тюрьмы у них такая власть? А на что я обрекаю себя, отправляясь в Шантару?
Пытаюсь вспомнить все, что когда-либо слышала об этой стране. Мыслить сквозь агонию удается плохо. Все мои познания остаются на уровне слухов и сплетен. Но одно ясно точно – это чужой и жестокий мир. Там все подчиняются какому-то чудовищному волку, который пьет кровь вместо воды, и уничтожает с удовольствием всех, кто посмеет даже бросить косой и недовольный взгляд в его сторону. Насколько это правда, я могу лишь догадываться. Но не бывает дыма без огня. Не просто так ведь эти оборотни выбрали обособленное существование. Ведь среди нас живут оборотни, которые прекрасно адаптировались к нашим законам. Их не так много, но они есть и не доставляют проблем. Мои познания об оборотнях поверхностны. А Шантара и вовсе кажется песчаным адом на земле.
С другой стороны, там неизвестные мне монстры. А тут близкий человек оказался сущим дьяволом. Тут такие оборотни, называющие себя людьми, что не представляю, может ли быть еще хуже. Они прикидываются нежными и добрыми, пролезают под кожу, а после бьют прямо в сердце, не давая даже шанса выжить. Безжалостно. Подло. Гадко.
По всей видимости, меня решили подтолкнуть к нужному решению. Через какое-то время за мной пришел полицейский.
– Время принимать ванну, завонялась совсем, – демонстративно закрыл нос двумя пальцами, и издал то ли отрыжку, то ли смешок.
В то, что мне действительно дадут помыться, я уже не верю. Иллюзии рассыпались на мелкие куски, и каждая вошла под кожу, разрезая меня изнутри. Невольно вспомнился тот полицейский, что вез меня сюда. Ведь он был прав. Только что толку? Моя любовь уже завела меня в те дебри, из которых я вряд ли выберусь.
Мы пришли в комнату с обтертыми белыми стенами и пятнами ржавчины. В углу стоит ванная. Обшарпанная, доисторическая, грязная. И еще двое полицейских. Они уже смеются, словно находятся в цирке. Хотя так и есть я для них забавная зверушка.
– Залезай!
Отрицательно мотаю головой.
– Это незаконно. Вы нарушаете мои права!
Зачем я это говорю? Ведь прекрасно понимаю, чхать они хотели на мои слова, на закон.
Один из них хватает меня и кидает в ванную, наполненную ледяной водой. Там даже плавают кусочки льда. Ухожу под воду. Высовываю голову. Отплевываюсь под их смех. Им так весело, что один из них хватается за живот и сгибается пополам.
Я не кричу. Не плачу. Нет. Холод действует отрезвляюще. Он словно входит в меня, замораживает боль. Я принимаю холод, впитываю его в себя, словно лекарство. Я меняюсь, безвозвратно. Так, что пока сама не могу понять насколько.
Разум проясняется. Больше нет сомнений. Я принимаю решение. Поеду в Шантару. Тут пытки и издевательства, тут беспредельная жестокость. И я очень сомневаюсь, что в той стране может быть хуже. Люди – вот где настоящая угроза.
А еще во мне просыпается чувство ранее неизвестное, чужое для меня, но теперь только оно и может прижиться в замерзшем, ледяном сердце – месть. Не представляю, каким способом, но я хочу вернуться. Хочу, чтобы все они заплатили, чтобы отведали свое же собственное блюдо жестокости.
У меня нет плана. Нет иллюзий, но во мне все сильнее растет жажда мести. Теперь я знаю для чего мне надо выживать. Цепляться за жизнь и бороться.
Не помню, сколько меня держали в ванной. Что говорили. Я отгородилась. Закрылась в своем холодном коконе, и взращивала то, что во мне выросло. Это придавало сил.
Вдоволь потешив себя, они вернули меня в камеру, мокрую, голодную. Только я уже так сроднилась с холодом, что он скорее успокаивал, держал в тонусе, не давал упасть духом, чем причинял дискомфорт.
– Ну как ты приняла решение? Или тебе дать еще денек на раздумья, – не сдержался и заржал как конь.
– Поеду, – мой голос ледяной, таким же стало сердце.
– Подпиши тогда, – просовывает ручку и какие-то бумаги.
– Что это?
– Договор, что ты добровольно отправляешься в Шантару. Иначе нас не пропустят через границу.
– Серьезно? Я должна подписать, что соглашаюсь быть проданной в рабство? – тут все же мои брови от удивления поползли вверх.
– Это их законы и требования. По мне, так плевать, вы куски мяса, – смотрю на него и уже не вижу человека, через весь его видимый лоск, проглядывается мерзкий слизняк.
– Требования какого-то безумного волка, который возомнил себя вершителем судеб?
– Он Владыка пустыни, – эти слова адвокатишка произносит с каким-то трепетом, неприкрытым страхом, – И если тебе хоть немного дорога твоя жалкая жизнь, мой совет, никогда ни в мыслях, ни в словах не выказывай неуважения к Алифару Суад аль-Фалиху. Там только он власть и закон. Без его ведома и муха не пролетит в страну.
– Вот бы он тебя как муху прихлопнул, – я даже представила, как неведомый мне волк, раздирает в клочья визжащего Вениамина.
– Я не еду, – чуть ли не выкрикивает от радости. – Так что давай подписывай, и на этом попрощаемся. Надеюсь, навсегда.
Подписываю чудовищную бумагу, и во мне растет уверенность – мы встретимся. Обязательно встретимся. Только расстановка фигур на доске жизни будет совсем иной.
Той же ночью меня выводят из тюрьмы. За мной пришел тот же охранник, что кидал меня в ледяную воду. Дыхнул смесью перегара и ментоловой жвачки.
– Пикнешь, закричишь, любое движение, которое мне не понравится – шею сверну в момент. Усекла.
Кивнула. Сейчас решение принято. Ия готова цепляться за жизнь любыми способами, ради своей цели.
Он ведет меня по темному сырому коридору, освещает наш путь маленьким тусклым фонариком, от которого исходит лишь тусклое мерцание. Вцепился в мою руку чуть выше локтя, сжал до боли, и при любом удобном случае дергает так, что едва удается устоять на ногах. Терплю. И в уме записываю его в свой список, тех с кем я обязательно должна расплатиться.
Мы выходим на улицу. Темнота. Ничего не видно. Он гасит даже фонарик. Тащит меня волоком за собой, открывает дверь, вталкивает внутрь. И снова путь вниз по узкому коридору. Потом проход сужается, потолок все ниже и ниже. Приходится ползти на четвереньках. Раньше я бы испугалась, еще день назад, я бы дрожала от страха, а теперь все равно. Просто следую за ним. Мне надо выжить.
Туннель заканчивается. Выползая, вижу деревья вокруг и слышу шум автомобилей. Мы где-то у трассы.
– Грабли свои давай! – шипит.
– Что? – не понимаю его. Все не могу надышаться свежим воздухом. Вроде бы черта города, а не сравнить с запахом тюрьмы. Кажется, пока была там и не дышала вовсе. А ведь это последние минуты, когда я вдыхаю родной воздух. Хочется запомнить его, ощутить все ароматы до капли. Неизвестно, когда вернусь, увижу ли еще родину. Я смогу, даю себе очередную установку. Ведь у меня еще тут столько незаконченных дел.
– Руки! – снова обдает перегаром.
– Ааа, – протягиваю, все еще пребывая в своих мыслях.
На запястьях защелкиваются наручники.
– Зачем?
– Тебя забыл спросить. Пошла, кляча, – толкает меня в спину.
Мы выходим к дороге. Там стоит довольно большой грузовик. Вижу двух мужчин во всем черном. Залажу в середину. Тут же в нос ударяет запах аммиака. Ничего не разглядеть. Темнота полнейшая. Раздается рев мотора, вот и началась моя дорога в неизвестность.
– Проходи, не стой там, сейчас, как качнет, лоб расшибешь, – слышу женский голос.
– Кто тут?
– Такие же путешественницы, – хриплый смешок.
Иду, как мне советовали на ощупь. Вскоре кто-то подает мне руку и помогает сесть на что-то деревянное.
– Ты тут одна? – интересуюсь у женщины. Сейчас вблизи различаю ее силуэт.
– Неа… до хрена нас тут… вроде три десятка, но могла малехо просчитаться, – у нее хриплый прокуренный голос. Девушка явно не испытывает страха.
В тишине действительно различаю чужое дыхание, плач, глухие стоны.
– И все мы едем в Шантару?
– Ага, свежее мяско для волков везут, – она говорит все так буднично, спокойно, что у меня невольно мурашки пробегают по коже. – Тебе еще повезло, не придется долго ехать в этой вонище. Часок и мы в аэропорту.
– А вы долго едете уже?
– Кто как, нас по разным городам с тюряг собирали. Я вот успела войти в контакт с охранником, – издает какой-то пошлый, мерзкий звук. – Теперь хоть по курсах, чего да как.
– Зачем волкам мы? – мне нужна информация, буду собирать ее по крупицам. Неизвестно, что может пригодиться в будущем.
– Мы низший сорт. Так поиграть и выкинуть. Если подохнем, никто за нами плакать не станет. А вот есть высший сорт, мадам, что за бабки добровольно едут, вот им условия шикардос, – издает чмокающий звук. – Я и сама планировала туда податься. По договору все тонкости узнавала. И почти добазарилась. Но вот не задалось, в каталашку загремела. Клиент помер на мне, а на меня еще кучу всего навешали, висяки скидывали. А тут все же выбор, или всю молодость в тюряге, или попробовать так чертовых волков ублажить, чтобы в живых оставили. С моим-то опытом, думаю, справлюсь.
От ее откровений меня начинает мутить. Мы еще не в Шантаре, а я уже попала в какой-то адский лабиринт, и чем дальше продвигаюсь. Тем больше увязаю в грязи.
– Слишком о себе много думаешь, Марыся, – раздается еще один голос. А потом еще и еще. Вскоре это все превращается в такой гомон, что хочется закрыть уши, иначе голова разорвется.
Неизвестная мне девушка оказалась права, мы действительно ехали недолго. Грузовик остановился, охранники открыли двери, приказали выходить. Пока мы шли к выходу, я смогла смутно разглядеть свою новую знакомую, блондинка, чуть выше меня ростом, огромный выпирающий бюст, большие губы, вздернутый вверх нос, лицо измазано какой-то сажей, волосы взлохмачены.
К нам присоединились еще двое мужчин, и погнали нас как стадо к трапу самолета. Девушек действительно было около тридцати. Опущенные головы, грязные, потухшие. Жутко смотреть. До сих пор разум не хочет верить в реальность происходящего. Мы не проходили никакого контроля. Тут вообще, кроме нас, не было никого. Частный самолет, который везет в конец света к новым мукам.
Оказавшись в салоне, замерла. Не ожидала такого удара. Слишком еще больно. Серж стоит и мило беседует с девушкой в форме стюардессы.
Рано утром взъерошенный Максимовски поставил всех на ноги, требуя ему немедленно организовать встречу с подозреваемой. Следователь, обливаясь потом, лепетал своим тоненьким голоском, что Гранина неожиданно скончалась. Подсовывал заключение о смерти. Она оказалась невменяемой, раздобыла где-то заточку, подралась с сокамерницами, и в результате драки погибла. Максимовски пожелал увидеть тело. Его отвели в морг и показали окровавленный изуродованный женский труп. Следователь тут же залебезил, осыпая Эдуарда извинениями, объясняя, что подозреваемая так разозлила женщин, что они выместили на ней всю свою ярость. Следователь подлизывал как мог, лишь бы усыпить подозрения Максимовски. Вот только он сильно сомневался, что это ему удалось на сто процентов.
– Чего застыла, шевелись, – один из охранников толкает меня в спину.
Сквозь лед внутри меня течет отрава. Она пробирается в самую глубину, с шипением разъедает меня. Раны еще слишком свежие, они кровоточат, болят, а яд в разы усиливает агонию. Не готова я была вот так сейчас его увидеть. Потом, когда вернусь, когда настанет его очередь. Когда шрамы внутри зарубцуются хотя бы немного.
Сейчас же он даже не посмотрел в мою сторону. Хотя уверена, краем глаза заметил, да и не мог он не знать, что я тут буду. Ведь все подстроено. А вот и хваленый бизнес Сержа, торгует женщинами, зарабатывает таким низким и унизительным способом. Интересно, сколько еще таких же вот дурочек было до меня? Скольким он сломал жизни? Он рассказывал, что занимает пост топ-менеджера в холдинге. А на самом деле подлый и лицемерный работорговец.
От этих мыслей становится дурно. Марыся подхватывает меня под руку, помогает занять место в самолете, усаживается рядом.
– Ты чего это, а?
– Все… нормально… – а сама продолжаю смотреть в его сторону. Не хочу. А оторвать взгляд не могу. Даже после всех его поступков, слишком мало времени прошло, и раненое, заледенелое сердце, продолжает судорожно сжиматься при виде Сержа. Рассыпая внутри осколки разбитых надежд.
– О, понятно… – следит за моим взглядом. – Слушай, а тебя как звать-то?
– Лика… – усилием воли все же заставляю себя опустить голову. Смотрю на свои грязные, с поломанными ногтями руки.
– Ты, эт, не раскисай подруга, все будет нормуль, – похлопывает меня по плечу.
Самолет взлетает, уносит меня от родных краев в неизвестность, и везу я с собой только боль и лед. Каждой фиброй души ощущаю присутствие Сержа. Стараюсь смотреть в иллюминатор, на облака. Отключить мысли. Отдохнуть. Набраться сил. Но то и дело его голос заставляет меня вздрагивать.
То как он нежно шептал мне признания, устраивал романтические вечера, возил на уик-энды в потрясающе красивые места, мы вместе покоряли горы, бродили по музеям. А теперь этот голос отвешивает пошлые шуточки в адрес девушек.
Нет, я его никогда не прощу. Любовь во мне умирает. Только не пойму, почему так долго и мучительно агонизирует. Была бы моя воля, я бы вырвала ее голыми руками вместе с сердцем.
Нас в самолете не кормят. Не дают воды. Зачем? Мы ведь просто товар, нас так между собой называют охранники. Для них мы бездушные вещи. Никто.
А вот сами не отказывают себе в выпивке, до нас доносятся ароматы еды. От голода сводит желудок. Девушка, которая попросила хотя бы кусок хлеба, получила удар кулаком вбок. Больше никто не рискнул обращаться к ним.
Через какое-то время, мужчины, если их еще можно назвать этим словом изрядно захмелели. Тогда началось то, что я и в кошмарах не могла увидеть. Они выбирали себе девушек, зажимали их в углу, и удовлетворяли свои низменные потребности. Меня начало мутить. Тошнит так, что хотчется, вывернуть содержимое желудка. Все закончилось лишь рвотными позывами. Я так давно ела…
Я зажмурилась, наклонилась, и попыталась закрыть уши, руками в наручниках. Только бы не видеть. Не слышать. Это бесчеловечно. Так нельзя. И честно, после всего, я очень сомневаюсь, что в Шантаре обитают монстры, хуже этих. Мне кажется, вот сейчас это уже край бесчеловечности, это тот этап, когда человек деградирует и превращается в ничтожество. Нечто, что даже не имеет общего со зверьми. Что-то на последней цепи эволюции.
Только немного прекратились женские крики. Как меня кто-то дернул за волосы.
– Не эта вообще, – сплюнул на пол, – Тьфу, страхолюдина.
Пусть называет как хочет, только бы убрал грязные лапищи от меня.
– А вот эта, – тыкает пальцем в Марысю, опускает руку ниже, сжимаете грудь так, что мне становится больно. – Знатная бабенка.
– Ванек, руки, – к нам подходит Серж. Он слишком близко. Он украл все, и сейчас мне кажется, крадет у меня даже кислород. – Иди, ищи себе другую. Эта занята.
– Не понял, – икает. – Кем?
– Мной. Исчезни, – отвешивает ему подзатыльник.
Я снова смотрю на него. Что со мной? Почему не могу отвернуться? Серж сильно пьян. При мне он позволял себе лишь бокал вина, или полстакана виски – это был его предел.
– Мало тебе моих денег? Жажда наживы сильнее, раз решил еще и людьми торговать, ненасытное ты существо, – говорю это скорее, чем успеваю себя одернуть.
Не успеваю опомниться, как он уже сжимает мое горло. Покачивается, держится нетвердо на ногах, то и дело заваливается корпусом на Марысю, а в глазах, подернутых алкоголем, презрение, ненависть, злость, а их зеленый цвет превратился в пятно слизи. Даже не чувствую, что задыхаюсь, скорее поражена, видеть вот это лицо вблизи, уродливое, отталкивающее. А изо рта исходит такой «аромат», что по сравнению с ним в нашей камере изысканными духами пахло. И дело даже не от алкоголя, такое ощущение – там внутри гниет нутро. Как я раньше этого не видела?
Серж ударяет меня по губам. Не сильно, больше боли доставляет само его касание.
– Еще раз пикнешь, обещаю, до Шантары не доедешь, – сжимает горло сильнее, – Как же ты мне осточертела, зараза, столько времени на тебя убил. Поверь мне, я сделаю все, чтобы отдать тебя туда, где ты будешь у волков вместо половой тряпки. Самые хорошие и извращенные руки для моей супруги, – отпускает меня и сгибается пополам от безумного хохота.
– Серж, а существуют особи хуже тебя?
– Я сделаю все, чтобы ты ощутила разницу. Индивидуальный отбор устрою, все для тебя, любимая, – на последнем слове он скривился, закашлялся. – А ты… встала быстро, – схватил Марысю за шиворот и потащил по проходу, извергая отборные маты.
Девушка вдруг выпрямилась, улыбнулась. Провела рукой по его волосам.
– Расслабься, я ж не против. С таким мужчиной развлечься, самое то…
Серж посмотрел на нее с еще большим интересом.
– Нууу… покажи, чего умеешь, – облизал губы.
Они скрылись из виду. Через несколько минут я услышала громкие крики Марыси. Она орала, расхваливала достоинства Сержа, называла его жеребцом. Даже несмотря на гомон в салоне, ей удавалось перекрикивать всех. А я возрадовалась в душе, что между нами с ним ничего не успело произойти. Если бы он обладал моим телом, мне было бы гораздо больнее.
Конечно, состояние омерзительное, когда тот, кто еще недавно обменивался с тобой кольцами, на твоих глазах вытворяет подобное. К счастью, ощущаю, как мою глупую любовь поглощает жажда мести. Она становится сильнее, и я держусь за нее обеими руками. Это то, что не даст пойти ко дну, поможет выжить.
Через минут десять Марыся вернулась. Серж не появился в поле видимости.
– Ты вообще ничего не потеряла, подруга, – сжала мою руку и подмигнула, – Как мужик он фуфло.
– Мне показалось, тебе понравилось… – снова вспомнились крики, словно она попала в рай.
– А иначе никак, – пожимает плечами. Ее нисколько не заботит, произошедшее только что. Словно просто в туалет сходила. Все. – Подруга, перенимай опыт. Это, – кладет руки себе на грудь, – Все, что у нас есть. И если заставить поверить мужика, что он царь, потешить самолюбие, то можно неплохо устроиться.
– Ты жуткие вещи говоришь, – вот так отдавать себя, продаваться за блага. Наверное, мне никогда этого не понять.
Я жила на улице. Многое видела. Да и на заводе у нас, девчонки ради карьеры или премии могли пойти на подобное. Что тогда, что сейчас, меня передергивает от подобного.
– Ты забыла, в какую страну мы едем? Там по-другому не выжить.
– По-твоему, все вертится вокруг… секса… животного, без чувств. Но есть же вещи важнее! У тех же оборотней, насколько мне известно, есть истинные пары. Когда они берут в жены свою единственную, то больше ни на кого не смотрят, – я рассказала про то, качество оборотней, что меня всегда в них восхищало. Именно о такой связи со своим мужчиной я мечтала.
– О, как все запущено, – она присвистнула. – Ты, подруга, лес дремучий. Ты не сравнивай оборотней в наших краях и обитателей Шантары. Там волки жен не заводят. Оборотням еще при рождении, каким-то магическим обрядом обрезают связь с истинной. Из них делают хладнокровных убийц. Воинов. А женщины у них только чтобы слить сперму. Есть рабыни, а кто очень хорошо постарался, может стать фавориткой, и то положение шаткое.
– Ты хочешь сказать, они даже на своих не женятся? Вообще семью не создают? А как же дети?
– Выбирают бабу, которая им подходит по параметрам, заделывают ей ребенка. Потом забирают и сами воспитывают. А ей если повезет, то живой останется, хотя чаще всего после родов голову откручивают, чтобы истерик не было. Материнский инстинкт он же силу добавляет, бабы за свое дитя и в огонь, и в воду. Потому там все это предусмотрено.
– А если девочка родится? – нет, совсем не такой я представляла Шантару. Понимала, сладко не будет. Но это уже нечто, что не поддается моему пониманию.
– Все равно матери не отдают. Пансионат или что типа, в общем хрень какая-то, где волчицы их голубых кровей живут. Но они скорее больше как мужики, бабского в них мало. Им же тоже все чувства чик-чик, – машет у меня перед глазами двумя пальцами, изображая ножницы.
– То есть волки с волчицами не имеют отношений интимных?
– Бывает. Но редко. И то чисто чтоб дитя заделать, и мать все равно от прав отказывается. Волчицы ж у них поди бревна в этом плане. А наши девули – огонь!
– Я думала, если со своим видом, по идее ребенок сильнее рождается?
– Неа, там сила какая-то в оборотнях, после этого отрезания от истинных, от матери ребенку ничего не достается, все равно волком рождается. Они наоборот считают, если с людьми, то малец сильнее вырастет.
– И ты, зная все это, собиралась туда добровольно? – у меня от услышанного глаза на лоб полезли.
– А чем это от наших козлов отличается? – ухмыляется. – Возьми вон твоего, этого… А там шанс есть подзаработать. Не все ли равно под кого ложиться. Тут надо только постараться выгодней вариант найти.
Я отвернулась. Мне не понять ее рассуждений. Но, вот информация о Шантаре меня озадачила. Все же, надеюсь, что по большей части это сплетни и вымыслы. Хотя я ведь ни на какие связи там не рассчитываю. Буду убираться в чьем-то доме и искать пути к возвращению. Так что меня уклад жизни этих оборотней не должен касаться. Поразмыслив в этом ключе, я немного успокоилась и заснула. А проснулась, когда самолет уже садился на посадку.