Айрин Мацумото
49 оттенков индигово-сиреневенького
Я поняла, что в лицо – не хочу. По крайней мере, не зная, кому и за что. И может быть, даже, не смогу. Если – человеку, а не мерзкой скотине.
Так что я выдернула пистолет обратно и, откуда стояла, вылила обойму в мешок. Который задёргался, выгибаясь от выстрелов. А потом пару раз выгнулся в агонии и обмяк.
Деск, застывший… за пару секунд до первого выстрела, повернулся и посмотрел на меня вопросительно. Недоумённо. Но – понимающе. И с ноткой насмешки.
Я выплеснула эмоции тихим рявком. На английском.
«Don’t waist my time!»
Засунула пистолет за пояс, развернулась и пошла. Тщательно печатая шаги, чтобы скрыть дрожь. И от тошняка убийства. И от отдачи с рявка.
Дошла до оружейки. Раскидала на столике сбоку пистолет. Молча сунула деду пустую обойму.
Он хмыкнул, поставил коробку патронов, и тряпку, шомпол и масло.
Почистила. Собрала. Набила.
Успокоилась.
Повернулась к Деску который стоял рядом. Протянула ему пистолет.
Он махнул рукой «оставь».
Развернулся и пошёл.
И я – за ним. В состоянии… готовности пострелять ещё в кого-нибудь, если подбросят нервных сюрпризов.
Но нервных – не было. Кроме пары. Но – скорей приятных.
В одной комнате – отфоткали у голой бетонной стены ростовые. В разных позах и типа эмоциях. Точней, мимиках.
То есть «Ладно, Теперь ты типа улыбаешься, показывая, что оценила шутку с предложением сыграть в ихнем баре за чаевые…» И разные лица. С «посмотри через камеру на зрителя и передай ему что-нибудь. Ладно. Скажем, передай ему, что ты разрешаешь ему жить дальше… ладно. До него не дошло, скажи это ещё раз. И ещё раз»
Потом был первый сюрприз.
Мы перешли в гостиную. Обставленную. С накрытым столом и полукруглым диваном.
Там стояли Марина и очень напуганная девица. Вот, почти такая, как я представляла себе девятнадцать пруфридеров. Она метнула на меня взгляд, в котором прострелила зависть. Точней, очень, очень внезапное для меня чувство. Желание быть такой, как я.
И я – пошла к окну. Переварить вот этот взгляд. Что она, – в туфлях, чулках, бизнес-костюме, украшениях, косметике, с длинными ногами, жопой, титьками, – завидует – мне.
За спиной вспыхнул диалог. Девица сказала, что актёр не доехал, ДТП, звонил из больницы. Рыжих бородатых в оперативном резерве пока нет. И надо гримировать кого-нибудь из коридора, о чём она как раз пришла договориться с Мариной, чтобы узнать, через сколько времени будет готово.
Потом чуть колыхнулся воздух. И за спиной все замерли.
А потом раздался отчаянно-яростный крик Деска:
«О-о-о! Здорова, братуха! Сколько лет, сколько зим!»
И ответный:
«Ай, скотина, пусти… я на минутку, ирландцам маякнуть…»
Обернулась – увидела, что Деск тискает в объятьях рыжего мужика. С лицом, которое мне вот тогда показалось – если б у меня был старший брат, у которого черты лица стояли ровно, то – вот.
А остальные почему-то стоят и пялятся на всё это в шоке. Особенно – девица.
Тёк подошёл к девице, повернул и подтолкнул к двери.
Деск отпустил рыжего, и посмотрел ему в глаза.
Тот растёкся в улыбке и сказал:
«Не-не, это ты сам себе вселенную крутанул»
Деск – отошёл. Рыжий посмотрел на Марину, достал из кармана кусок рыжих волос, протянул ей, ткнул в подбородок, выставив его вперёд.
Марина, натужно преодолев оцепенение, подшагнула, начала прилаживать парик. А рыжий покосился на меня. И сказал:
«Сестрёнка, мне не хочется часто значки менять. Так что чуть попозже».
А я – не поняла, о чём он. Меня оцепенило от понимания, каково оно, когда тебя на самом деле видят до дна целиком.
Марина приладила бороду. Рыжий – подошёл ко мне, обнял и прошептал в ухо:
«Люблю тебя, извращенка мелкая и засранка голосистая».
И меня – отпустило. Разжало. От понимания, что меня рассмотрели и приняли… ну, со всем говном и немытыми ногами.
Потом он отшагнул, взял за руку и сказал:
«Пошли уже фоткать привет всем от лица ирландцев».
И – потянул.
Сели за столик… Ну, короче, нафоткали за пяток минут, как мы типа общаемся с Деском и Мариной на другом конце стола.
Деск – командовал… мне. Рыжий делал до команды.
Потом Рыжий покосился на Тёка, встал, призывно махнул ему рукой. Деск метнулся, нажал спуск фото. И ещё – пяток фото.
Потом Рыжий хитро покосился на Марину. Подшагнул, обнялся с ней. Потом – со мной, с Деском, пожал руку Тёку. И с хлопком исчез.
Вот только тут до меня дошло наверняка.
И я даже посмотрела на Деска и прошептала вслух:
«Это Ангел был?»
На меня посмотрели все трое.
Переглянулись. Марина и Тёк уставились было на меня, но их взгляды отдёрнулись на захохотавшего Деска.
Он через пяток секунд резко убрал хохот внутрь, под маску лица. Посмотрел на злобно-обиженную меня, сказал с восхищением:
«Сейчас почти вся Империя знает Ангела в лицо. Но теперь она чётко делится на тех, кто впервые увидел его на фото или экране, и на тех, кто – вживую за прошлый год, обычно – при получении Пайдзы. И мне кажется, что ты, Ринка, последняя из тех, кто сначала – вживую».
Я нервно маякнула «Я – не Пайдза».
Он внимательно посмотрел, сказал «Тебе русским языком сказали, что Медную Длань – хоть сейчас. Просто остальные поля пока в стадии роста и определения, и как только стабилизируются – так сразу»
Я подумала. Ещё подумала, пытаясь сообразить, за что я могу получить какие-нибудь Перст и Око. Потом вспомнила, что – редактор. И речь про сбор фактов. И поняла, что, наверное, став редактором с Медной Дланью, буду доучиваться на что-то ещё и получу Медное Око.
Погоняла мысль, что хочется что-то ещё.
Люка тем временем повернулась к Деску и тихо спросила:
«А так про смахнуться на ножичках – это не понарошку? И вообще позвольте удовлетворить любопытство, как ныне учат в роду Мацумото»
Я – вспыхнула. И уставилась на Деска с вопросом. Ну, меня накрыло яростью. Где-то рядом была привычное «не надо, что ты творишь, заткнись, задрипыш». Но… это был первый раз в жизни, когда кто-то чуть-чуть докопался до деда. Точней, до рода. Раньше – вообще никто не знал, и потому – некому было.
Деск посмотрел на меня, и сказал:
«Если хочешь дуэль в формате тренировки – легко. Только – сама договаривайся. И после выздоровления. И – голосом. Пока что, с твоего позволения, я отвечу за тебя»
Он – подождал. Я поняла, что ждёт моего разрешения – за меня. Всего за пару секунд поняла. Кивнула.
Деск повернулся к Люке и сказал:
«Рин – лесная. В городе на снайперках у неё есть варианты, хотя мало-мало. В лесу у тебя – нет. Ещё её не берут собаки. Принципиально никакие. Завидуй молча, пожалуйста.»
Люка бросила на меня очень завистливый взгляд. Вернула на Деска, который продолжал:
«В помещении на пистолетиках вот прямо сейчас – у неё почти без вариантов. Хотя на голом стрельбище где-то наверное, процентов на тридцать от тебя отстаёт».
Люка бросила на меня очень заинтересованный взгляд, вернула. Деск – продолжил
«Вот чисто по ножичкам – не знаю. Просто первые раз-два на нежданчике, наверное, она тебя. А потом, поняв её, всё остальное – ты её. Но в реальной резне этого потом у тебя не будет.
И чисто по ножичкам – это приложение к общей рукопашке. А вот тут вы обе – две смерть-машинки с перекошенными мозгами».
Тут мы с Люкой уставились друг на друга. И она, подумав, ткнула в часы, помахала рукой вдаль и поклонилась с кулаком в ладонь. Ответила ей. Посмотрели на Деска, который завис. Потом посмотрел на меня и спросил:
«Рин, ты же ката Сётокана знаешь?»
Подумала. Выкинула ему «двадцать четыре – норм, восемь – так себе»
Он посмотрел на меня, сказал:
«Я ничего не обещаю! Пока не понятно, что получиться ли. Но обещаю – без неприятных сюрпризов»
Люка посмотрела на меня мрачно-напуганную, а потом на Деска – очень зло.
Я – ещё более мрачно, не понимая, в чём дело, уставилась на Люку.
Он – посмотрел на меня, на Люку. Мы с Люкой – посмотрели друг на друга и вцепились в друг друга взглядами. Злыми. И не понимающими. Я – не понимала, что она докопалась до Мацумото. И почему так взбесилась на «неприятный сюрприз». И зачем Деск нас взялся сравнивать.
Её, чуяла, тоже подбесило сравнение. И выбило – явление Ангела и его «сестрёнка» в мой адрес. А вот «неприятный сюрприз» – добил.
Ну и, мы – вцепились. Глаза в глаза. Кто кого передавит. И я бы сама сразу бы отвела. Если бы ранее не было наезда на Мацумото.
Деск пару секунд посмотрел, потом гулко рявкнул:
«Взгляды на меня – дай!»
И мы, взглядами пообещав продолжить потом, повернулись к нему.
Он с еле показанной холодной яростью очень ровно отчеканил, глядя на Люку:
«Рина жила на лесном хуторе. С дедом, который для КГБ был беглым военнопленным. В деревню ходила раз в месяц экзамены сдать, в магазин и на почту за книгами. Полгода назад она самообороной зарезала мента и побежала в город на койкоместо без еды у двоюродной тётки. Одна без нихера и любой подготовки к городу. Без возможности говорить. И протянула четыре месяца без малейшего нарушения УК, не считая проездов зайцем, когда деньги кончились совсем. Я её поймал в прыжке под грузовик за три часа до смерти от голода, пиелонефрита и пульмонита. Потому что телевизор и газеты – пролетело над головой, занятой в попытках найти хоть какую-нибудь работу, где не надо документов и оформления. Но в целом это классическая синусоида кармы. И вектор намеренности на «выгребайте сами» со спуском резонанса по пирамиде».
Я – чуть злилась, что он про меня. А краем глаза косилась на Люку. Которую нагибало стыдом. Особенно на последних непонятных мне предложениях.
Деск повернулся ко мне. И вбил в меня… Мягче, но – всё же вколотил:
«Люка – инструктор по визажу и имиджу. Была на нелегальном внедрении заменой похищенной. Спалилась на паре мелочей. Прокрутили через допросы, но не доломали. Люто, люто переживает за всех своих курсанток, пытаясь взять и жёстко выдрочить их так, чтобы они – не спалились. Била морду подполковнику, отстаивая право тренировать так жёстко, как считает нужным. Бесится, что не знает Японию в полном объёме и не может готовить к заброске туда целиком, а только – внешний вид. А пожить пару лет туда никто не пускал».
Я – уронила взгляд. Со стыдом осознавая, каково ей.
Деск вздохнул и сказал ласково:
«Так что, две собаки страшные, хватит друг на друга рычать.
Люка, блин. Рина не пойдёт, никогда, нипочему ни на какое нелегальное внедрение. Я бы сказал, что скорей, совсем наоборот, так что в некоторых моментах кроме тебя – почти некому. Пожалуйста.
Рина, тоже блин. По ряду вещей, Люка – редкостный мастер…»
Он – замолк, глядя, как я – иду к Люке. Я – подошла, не поднимая глаз, протянула мизинец.
Ну, вообще, очень хотелось поклониться с извинением. Но поняла, что не надо бесить Японией. А ирландка… ну, не знала я, какой аналог у ирландцев. Так что – по детски протянула мизинец и громко подумала «мир?».
Люка горько хмыкнула. Потом взялась за мизинец и сказала:
«Ладно, Маугли, мир».
И – замерли. Я – не вырывала. Она – не отпускала. Я – ждала, чтобы она убрала первой, как старшая.
Она, помедлив, сказала:
«И давай попробуем потихонечку в гражданский мягкий вялотекущий вариант обучения. Заранее извини за жесть, постараюсь сдерживаться».
Я – подняла взгляд. Заглянула в глаза, рассмотрела, что там. Стиснула мизинец. Она – тоже. Потом – разжали.
Деск достал, отдал Люке мой пропуск, сказал:
«Даймё».
Мы с Люкой – пошли.
Я – догадываться, к чему было про ката Сётокана.
Пришли в гардеробную. Там – пофоткались в ростовое зеркало на фоне склада одежды, уходящего вдаль.
Нафоткали с пистолетом.
Включая ту фотку… ну, где я с дебильно-напуганым лицом вижу в зеркале Люку, подкрадывающуюся со спины в чёрной толстовке с АКРИ и ножом в руке, и целюсь – в её отражение, то есть – в зеркало.
Потом Люка сказала, что обычно перед зеркалом задумчиво на себя смотрят в нижней одежде или вовсе голой. Я подумала… и решила назло всему побороть смущение и сняться так.
Только порадовалась, что Деска нет. А то при нём бы – не смогла забороть смущение.
Да… техническая деталь. Пистолет… Люка выдала из гардероба кобуру на прищепке, и кобура, если присмотреться, лежит в углу кадра.
Когатана чуть-чуть торчит из-за резинки. И в хвосте на японской фото.
То фото – выставила Люка. То, что вы видели – я б так сама не встала. И если б видела, как это выглядит со спины – тоже б не встала. Ну, разве что на секундочку, после чего б охренела и засмущалась, что так могу… ладно, по порядку.
Я всё это к тому, что вот та фото – это не я. Это Люка мной. С коварным таким «а давай, чтобы никто не царапал взгляд не идеально точным отражением принцесс, выставим тебя как-нибудь необычно. Ну, типа поймаем момент, как ты только что докурила, на себя глядя, и босой ногой затираешь окурок, глаза на себя уже подняв, а голову от пола – ещё нет».
Ну, это вот вам страшная тайна, что на той фото.
Ладно.
Потом – поменяли бельё на чёрное, завернулась в простынь, и Люка переделала меня в японку. С тёмно-претёмно почти чёрными рыжими волосами. Но как-то умудрилась поймать, что это была тёплая тьма, а не холод космоса. Ну и лицо сделала, кремов не жалея.
Так что, глянув на себя в зеркале… я скинула простынь и посмотрела на себя на самом деле, а не для фото. И смотрела на себя минутку. Понимая… чувствуя, что я впервые вижу в зеркале что-то, что кто-то может захотеть. Посмотрела на Люку, которая стояла сзади и глядела на меня через зеркало с понимающим горько-радостным взглядом.
И – очень захотелось… глубоко поклониться. Но не знала, чем заменить. Потом – вспомнила, что вот недавно Ангел всех пообнимал. И подумала, что мне, наверное, тоже можно. Шагнула к ней… неуверенно. Спросила взглядом – можно ли. Потом – обняла. И – прошептала тихонечко «спасибо».
Она – вздрогнула. Потом мягко, плавно отшагнула, не выпуская из рук, посмотрела на меня с удивлением и сказала:
«Вот теперь, наконец, понятно, какого хрена запрет на речь».
Я – уронила взгляд, еле слышно шепнула «извини».
Она еле заметно вздрогнула, сказала:
«Всё, стоп. Молчи, пожалуйста. И – прости дуру, мне-то подумалось, что у тебя словарный запас – феня с матом, и привычка мерзко орать гопническим голосом, ибо другого нету пока. А ещё завидно стало. Я-то леди изобразить – могу. А ты вошла вся такая в «я – принцесса, всем кланяться», будто в крови. Ну и потом вот это «из рода Мацумото». И Император наш – «сестрёнка»… короче, мне всё ещё завидно. Но пролетарскую злобу на дворян я постараюсь закрыть в сундук. Никак не дойдёт, извини, что я – в Империи, мать её, и сама – полный пайдзец».
Ну, я тут поняла – что.
Маякнула «дай посмотреть».
Она – достала. Я – посмотрела. Потрогала. Вздохнула грустно-зависливо.
Люка – заржала. Убрала. Подставила ладошку. Хлопнулись. И пошли фоткаться.
Про позу на фотке – пояснила выше. Только теперь Люка ещё попросила попробовать что-нибудь сказать жопой в объектив.
Ну, я сначала застыла. От стыда. Смущения. А потом дошло, что она – про «выдать попой какой-нибудь жест». Я – попробовала. С лютым стыдом и смущением. Тёк – поймал на фото. Целиком в полном объёме.
Эффект вы знаете.
Потом мы пофоткались у стены, мелькнул Деск, ушёл.
Потом пошли фоткатся за столом. Где рядом сидел Деск, возникший в японском, с бородой и в парике со сложной причёской. А я – изображала его девушку. Стиснув зубы. Чтобы не реветь от горя. Что – надо как-то изображать полное, невозможное враньё, которого у меня – ни за что.
Дофоткались.
Деск встал, сказал:
«Отлично, фото – всё. Работа – близко к идеально, для первого раза с притиркой команды – выше идеального. Я в охренении и очень благодарен»
Ну, мне пришлось… подпрыгнуть мозгом, чтобы не воспринимать это за сарказм. То есть понять, что он – в курсе, что мы с Люкой… притёрлись.
Ну, мы похлопались ладошками, что – сделано. Тёк пошёл проявлять. Деск посмотрел на меня, сказал:
«Пойдём, покажешь своё каратэ».
Люка – сразу попросила:
«Можно с вами?»
Он – глянул на неё удивленно. На меня, смущённо опустившую взгляд. На неё. Сказал:
«Ну, пойдём. Только, Люка…»
И изобразил жестами, что «рот – застегнуть, каску на голову – натянуть и постучать, выставить перед собой стенку и смотреть в амбразуру».
Она – кивнула. Деск подхватил какой-то рюкзак. И мы пошли.
Шла, вспоминала, как это всё. Ну и с силами собиралась. Потому что всё это мы – впроголодь. Только сок из коробок прихлёбывали.
Вот тут наверное, самое место вставить… высказать, наконец. Ну, про болезнь с голодухой вы поняли. И далее – вам не логично будет, наверное – а как это я осилила-то? Сама-то я тогда тупила и не задумалась. Сильно позже удивилась – а как это я? И спросила…
Эта скотина меня обманула. Что такое Бустеры Иммунитета и Регенерации все ныне знают. В каждой индаптечке есть. И что БИР-7 есть много разных, все тоже знают. Ну так 40 руб. из прайса – это была указана цена доставки. Потому что зелья Иридиевого уровня производства просто не поступают в продажу за деньги и не имеют ценника.
Скотина он.
В общем, мы пришли по коридорам, зашли в зал. В додзё. Борцовское. С зеркалами и пластиковыми татами. Деск – первый, отвесил поклон. Я – за ним. Люка – тоже, чуть скривившись.
Разулись, прошли.
В углу зала на лавочке сидела пара пожилых японцев и один зрелого возраста азиат. Ну… я как-то сразу ощутила, что – японцы. А вот зрелый – непонятно.
Люка – прошла, села на лавочку. Деск посмотрел на меня, протянул руку. Сняла, отдала пистолет.
Потом он сказал, очень тихо:
«Мацумото! Тут – никого, кроме теней. Ты – не показываешь. Ты – делаешь ката с тенями».
Мелькнуло, что видимо, он с дедом одни учебники читал. Потому что дед примерно с теми же словами выколачивал из меня привычку показывать ката ему, а не драться с тенями. Ну, деда я – довела. Что он натянул всё чёрное, замотал голову и мы несколько раз прокручивали все ката с чёрным человеком. А не просто с расшифровкой каждого движения ката с противником, и описанием, где всё это происходит и почему противники нападают именно так. То есть подбегают по очереди с разных концов коридора, а потом – пройти в комнату. Ну и всё такое.
В общем, я просто вернулась в недалекое детство поиграть в каратэ.
Прошла, села на край татами. Посидела, заполняя собой додзё. Ну и потом – как положено. Встать, выйти якобы из линии учеников на исходную. Поклониться, объявить. Выйти в центр площади исполнения. Пара-пяток секунд с закрытыми глазами выстроить вокруг образ помещения и противников. Открыть глаза, но смотреть на образ. И – бой. Закончить. Поклониться поверженным. Секунду сбросить образ. Отойти на край площадки. Ещё раз поклониться, но уже додзё. Вернуться в линию учеников.
Пауза. И – следующее ката.
На двадцати четырёх вызубренных – разогрелась… почти перегрелась. И решила всё-таки сделать те, что были не отработаны. То есть мы вообще не крутили их с чёрным человеком, с расшифровкой прогнали только в самом начале пару раз. А потом я зубрила последовательность, и – всё. Ну, вот её и показала. Без построения образа. С края татами честно объявляя: «ката такое-то, последовательность действий». И показывая медленно технику, а не ударяя по теням.
После восьмого я вернулась. Села. И замерла, ожидая, что – дальше. Ну и отдыхая. Потому что последние восемь делала плавно из-за утомления.
Деды в углу – переглянулись. Один кивнул другому. Они встали. Вышли на мою площадку татами. Один – судьёй посредине. Второй – противником.
Секунд через десять неподвижности до них дошло, что я без команды – не пойду. И судья сказал «кумитэ».
Я – встала, вышла на исходную. Поклон додзё. Три шага. Замереть. Судья, помедлив, скомандовал «рей». Поклонились синхронно. Судья – «хаджимэ».
И – мы с дедком перетекли в стойки и замерли. Я – глядя в пустоту за его спиной. Он – пялясь на лицо и пытаясь поймать взгляд.
Он перетёк вправо. Ещё вправо.
Я – перетекла, чтобы он стал слева. Ну, типа «мне лень лишний раз шевелиться, так что ты иди-иди дальше по кругу, я постою, подожду».
Он – помедлил. Сделал подшаг. И изобразил начало удара ногой. Я – не шелохнулась.
Потому что меня дед натаскивал… «веса в тебе не хватит принять боковой ногой. Так что стань воздушным шариком, который просто отбросит ударом, не навредив».
Ну, на пятом ложном замахе – ударил. В почку. Ложный. Переходящий в истинный в голову. И в голову бы попал, если бы я не шагнула навстречу удару и не оттолкнулась от удара блоком, разорвав дистанцию.
Мы – замерли. И я поняла, что больше – не прокатит. Ну и ещё от его атаки я поняла, что он почему-то зол. И у нас – не учебный поединок и бить он будет всерьёз. А у меня – нет сил успевать его обгонять, как делала с дедом в боях без сдерживания ударов и скорости, где дрались в масках, воротниках и жилетках толстой кожи.
Зимой в деревне делать нечего. Почти вся работа – летом и осенью. Ну и дед занимался. Шесть часов – для мозгов, Шесть – разная физкультура и спорт. Но это – из интервью и так знаете.
Там, в зале, я начала пугаться. Что сейчас он пойдёт вблизь, я – не успею и он жёстко уработает меня руками.
И тут на грани слышимости прилетел типа вздох Деска. Наверное, все услышали странный вздох. И только я – волчий вой. И – меня бросило в тот момент с тройкой волков и я со всей дури выдала, «ну давай, убивай».
И дедок-противник дёрнулся в начало атаки и замер. А потом медленно отшагнул. И ещё медленно отшагнул. Потом медленно встал и поклонился.
И я – тоже.
Судья объявил:
«Закончили, ничья».
Противник вздохнул, повернулся, глубоко поклонился судье и сказал:
«Простите, не согласен».
Судья посмотрел на него. Сказал:
«Поправка. Победа…» – махнул на меня рукой.
Я – не поняла. Но – поклонилась судье. Потом – глубоко поклонилась противнику. Он – слегка в ответ. И – разошлись. В смысле, я вернулась типа в ряд учеников и обнаружила, что дедки поменялись местами.
И бывший противник объявил «тэ-машивари». То есть «рукой разбивание предметов». Ну, он – объявил и замер. И я – замерла.
А Деск – встал и достал из рюкзака стопку досок. Вышел на татами с поклоном. Подошёл к судье. С поклоном протянул доски. Судья чуть раздражённо махнул рукой.
Деск – подставил мне доску. Я – вышла. С поклонами. Нервничая, что, наверное, есть какая-то программа, правила, как надо бить. Но я её не знаю. И нервно глянула на Деска. Он – подмигнул. И еле заметно маякнул «правой рукой» и доской «прямой».
Успокоилась.
Разнесла все доски.
Ну, с разбивом чего не очень крепкого… «разбивает скорость, не масса. С твоими мелкими руками скорость – не проблема. Просто научи кулаки и ступни не бояться дерева».
Доски – разбила. А потом Деск выдал. Ну, громко и нагло маякнул всем «заткнитесь»
Достал из кармана яблоко. Достаточно явно показал, что это – горло. И протянул мне на ладони. На уровне адамова яблока.
Это – такая подстава. Бить можно по-разному. Но с брызгами получится только при очень резком уколе сверху вниз, когда яблоко хоть чуть-чуть прижимает к ладони, а не сносит с неё. А тут – разница в росте…
Взбесило. Я, насрав на всё, чуть отшагнула. Потом – подпрыгнула и выстрелила рукой с воплем «кия», выставив фалангу. Яблоко – разнесло. Все – вздрогнули.
Я постояла, удерживаясь, чтобы не задрожать. Потом, как в пустоту накапало чуть-чуть сил шевелиться, медленно, плавно выпрямилась. Молча поклонилась. И вернулась на место.
Деск отряхнул руку, стряхнул с одежды ошмётки яблока, обтёр лицо. Вопросительно посмотрел на судью.
Тот сказал:
«Те-машивари – закончили, хорошо».
Деск очень явно посмотрел на сумки, оставшиеся в углу зала и вернул взгляд на судью.
Тот посмотрел на азиата в углу. Тот – быстро подошёл, склонился в поклоне внимания. Дед, спокойно, но излучая презрение, спросил:
«Зачем демонам документы?»
Переводчик – перевёл. А я – поняла, что он перевёл не всё и счас будет непонимание. То есть судья сказал «зачем демонам свитки?». А это – почти «зачем давать демонам палки?» То есть усиливать проблему.
И я – вклинилась. То есть кашлянула и склонилась в поклоне-просьбе.
Судья посмотрел на меня и грубо рявкнул:
«Имеешь мнение высказать?»
Я – тихо, в пол, произнесла:
«Извините за неопытность, и прошу исправить ошибку в моём мнении, что бумага нужна для стен».
Хотелось ещё очень добавить, что «расписных изнутри» и даже пояснить. Но это – подумала громко. И использовала «стен», а не «перегородок».
Судья посверлил меня взглядом. Потом вздохнул. Обмяк. Сказал «тоже верно».
Я – села прямо.
Судья вопросительно посмотрел на Деска. Тот кивнул. Второй дедок принёс сумку. А Деск из коридора – низкий журнальный столик.
Поставил, сел сбоку столика. Дедки сели за столик. Второй – достал, подал книжечку, печать, ручку.
Первый вопросительно посмотрел на Деска. Тот – достал фото и тюбик клея, капнул, размазал, протянул. Дедок вклеил фото. Взял ручку. Написал в книжечке. Вопросительно посмотрел на Деска. Тот достал, протянул бумажку. И мой пропуск. Судья на пару секунд замер, глядя на бумажку и наливаясь бешенством. Потом поднял на Деска взгляд и растянул лицо в злой улыбке.
Деск спокойно пропустил мимо. И сказал по-английски:
«Не надо – выкинь». Переводчик – перевёл на японский. Не поняв и упустив смысл. То есть «выкинь ненужное». Я – вздохнула. Деск и судья посмотрели на меня. Судья махнул рукой. Я – перевела, шёпотом: «жги после ухода». То есть ненужные подарки – уничтожай, выпроводив гостей.
Судья повисел несколько секунд. Посмотрел на Деска. Спросил по-английски: «Подскажете, как по-японски лучше написать Айрин?» Я – замерла. От понимания, что мне сейчас выпишут какой-то документ на псевдоним. И от паники ошибки, которую нельзя исправить. Ну, проще паспорт поменять.
Деск сказал по-английски:
«Простите моё незнание японского, могу только высказать мнение, что на английском начало Айрин пишется так же, как начало Ирландия, остров, который к Британии примерно там же, где Окинава к Японии. Возможно, название Ирландии на японских картах записано в буквальном переводе с английского – страна гнева. Прошу простить, если моё невежественное мнение далеко от истины и бесполезно».
Судья – вздохнул. Потом убрал книжку в сумку. Достал другую. Вопросительно посмотрел на Деска. Тот посмотрел на сумку. На судью. Вопросительно поднял бровь. Судья – не пошевелился. Деск вздохнул. Достал ещё фото, намазал клеем, протянул судье.
Тот взял фото, посмотрел на него. Тихо буркнул себе под нос, но на английском: «худик».
Деск вздохнул, сказал:
«Простите, это, судя по надписи, одежда ассоциации боевых искусств Эдо. И, не будучи уверенными, мы не осмелились».
Судья посмотрел на меня. Я – честно подумала, что да, на толстовке именно такой принт.
Судья помедлил. А потом начал хихикать. И второй дедок – тоже. Хихикая, вклеил фото, вписал в книжку. Проставил печати. Протянул соседу. Тот – тоже расписался и поставил печать из своей сумки.
Судья выдохнул. Перестал хихикать. Встал, вышел на средину зала. Я – вышла к нему. Он – с поклоном протянул мне книжицу. И сказал:
«Поздравляю, Мацумото-сенсей».
Я – замерла. Потом поняла, что тупить, что происходит, буду потом. С глубоким поклоном – приняла, пытаясь судорожно сообразить, что делать дальше.
Подарки – надо разворачивать сразу. И показывать наслаждение. А записки – нельзя, ибо написанное пишут, как раз чтобы было прочитано после ухода.
Приняла. Деск – поклонился и сказал. В основном – мне:
«Спасибо за экзамен».
Ну и у меня – щёлкнуло, что если это – экзамен, то я должна знать, на что экзаменовалась и что написано в книжице. Так что – почтительно приложила ко лбу, к сердцу и глубоко поклонилась.
Судья – заржал в голос и сказал:
«Всё, демоны, идите».
Деск подхватил столик, и пошёл на выход. Мы – вышли в коридор, с поклонами. И ушли.
Спустились. К Люке. И только там, вернувшись в комнату, где – безопасно, я – расслабилась. И начала падать. На подставленные руки Деска. Который меня, как мячик отпасовал в кресло.
Люка всунула в свободную руку коробку сока. И я жадно присосалась. Потом посмотрела на два взволнованных лица и жалобно сказала:
«Простите, я – всё».
И – потеряла сознание.
Обычно я снов не помню. Но тут – запомнилось. Что под громовое хихиканье японцев, Деск дерётся с Люкой на ножах. Потом кладёт её на столик, рубит в фарш и намазывает меня этим фаршем. Включая лицо. Потом ставит перед зеркалом, и я смотрю, как я – растворяюсь. Ну и смотрю на пустоту в зеркале. Меня – бесит. И зеркало разбивается. И остаётся просто пустота. Которой то очень много, то – только точка, где я.
И много-точка скачет всё быстрее и быстрее, сливается в вибрацию. И я – просыпаюсь с ощущением падения.
Полежала, осматривая комнату и восстанавливая равновесие. Но не работу мозга.
Вспомнила. Подумала, что не уверена, что день – не приснился, а был. Потом поняла, что лежу в трусах и майке. А не в чёрном белье. То есть, или – приснилось, или меня кто-то переодел. В лучшем случае – Люка забрала одежду.
Встала. С трудом. Еле двигаясь. Ощутила боль в кулаках. Посмотрела. Поймала краем глаза, а потом – пальцами и рассмотрела кончики волос.
Убедилась, что вчерашнее – не приснилось. Хотя кажется – сном.
Провела по ноге, понюхала. Убедилась, что она – в остатках какой-то мази. И что мазь – на всех руках и ногах. Поняла, что мазь накладывал – точно Деск. Ноги, судя по мази, заканчивались на копчике.
Стало… ну, сил нашлось – взгрустнуть.
Поплелась, очень аккуратно, чтобы ноги не подламывались, в душ. Потом выползла на кухню, где он сидел и печатал. Упала на стул. Медленно съела омлет, выпила чай с шоколадным тортиком. Без мыслей и эмоций. Машинально. Мозг – всё ещё мотало. Просто было ровно плохо. Ну и грустно, что я – никакая, и ничего не могу, как корявый лысый кустик.
Деск – подсел. Налил себе чаю. Положил кусок тортика. Спросил, ласково, задушевно, с толикой восхищения:
«Ты живая, чудовище?»
Я вяло на него покосилась. Вздохнула. Показала «чуть-чуть». Потому что вообще ни сил, ни желания делать какое-то лицо после вчерашнего не было.
Он – спросил:
«Печатать – сможешь?»
Кивнула.
Он – кивнул на комп, сказал:
«Сможешь как-нибудь по простому накидать статейку про разницу между тупо покрасить волосы от балды под актрису и перекраситься вдумчиво в кого-то? Люку – клинит. Сложные вопли из неё лезут. А надо что-нибудь простое и понятное, на уровне совета двенадцатилетней школьнице. Накидай что-нибудь пожалуйста на пару-пяток страничек. Люка и редактор потом доправят».
Я – кивнула. Переползла до компа.
Села. Потупила в тупой экран. Потом, как-то… ну, как вхлам пьяный, который не осознаёт, что делает, – накидала что-нибудь.
Кстати, мне просто было лень править напечатанное. Так что в «Перекраситься? А зачем? Точней – в кого?» я-то думала, что редактор оставит «Перекраситься – в кого?».
И политическую ложку острого перца я в статью – просыпала. Случайно. Ну, в голове отложилось, что Ангел зашёл привет ирландцам передать. А я про текущую зарубежную обстановку – не в теме. Но откуда-то всплыло… вот это сравнение Японии и Ирландии про «Вся разница – что жителей земли гнева в 18 продавали в рабство на вывоз, на Барбадос, например. А из Страны Восходящего Солнца – не вывозили. И якудза менее интернациональна, чем, например, китайская триада»