Айрин Лакс
Горячий Декабрь
Глава 1
Мартина
– Скорее, скорее… Трахни! Вставь мне! – громко просит женский голос.
Святые яйца…
Услышав эти звуки, доносящиеся из супружеской спальни, я застываю на пороге квартиры, а пакеты, нагруженные едой, так и валятся из рук.
На пол.
Хрясь…
Вот и два десятка отборных домашних яичек превратились в битые скорлупки, желток вытек.
– Прогнись. Булки раздвинь! – командует мой муж, Георгий.
Говорит с аппетитом, которого я не слышала в его голосе уже давным-давно!
У меня начинают дрожать колени и подмокать трусы, но я приказываю себе не пускать слюни на харизматичный голос любимого мужа, ведь приказывает он не мне, а другой женщине.
Может быть, показалось?!
– Смазки побольше… – попискивает женский голос.
– Бля… Кончилась! Аппетитная жопка у тебя, Людмила… На такую смазки не напасешься. Давай я на кухню сгоняю, возьму какое-нибудь масло. Моя… накупила хуеты всякой, масло для лица, масло для волос, для того, масло для сего. Полхолодильника заставила склянками!
– Еще бы пользовалась! – мерзко хихикает женщина, голос которой начинает казаться мне знакомым.
Нет! Нет… Не может быть.
Что, измена по классике? Муж и лучшая подруга? Не верю…
– Ты права, Людка. Пользовалась бы еще, а так только бабки просерила и результата ноль. Но ничего, мы сейчас это маслице с тобой с большей пользой и удовольствием используем, да?
Звучит сочный шлепок.
– Скорее, Жора. Сил терпеть нет. Горю…
Слышатся уверенные шаги моего мужа вразвалочку.
Я иду ему навстречу. Едва живая…
Боже, лишь бы не сдохнуть на полпути!
Так хочется посмотреть мужу в глаза и в глаза подруге.
Людка, как так могла! Сучка ты… Крашеная! И ведь я не совру – она всю жизнь красится, экспериментирует с цветом волос!
Жора… Жора… Она его еще Жорой называет!
Знаю, муж терпеть не может, когда его Жорой называют, мне так точно в начале пару раз прилетело несколько крепких замечаний!
А ей… Значит… Можно?! Все-все можно?!
Дверь спальни распахивается. Мы сталкиваемся.
– Гоша… – шепчу я. – Как же так?!
Хотела бы я, чтобы он отшатнулся!
Но нет же…
Этот бык откормленный ничуть не шелохнулся, только потянулся за дверь и взял трусы.
Я не смогла перевести взгляд вниз, чтобы оценить, насколько сильно и крепко у него стоит член.
Наверное, там просто аншлаг на Людкин круглый аппетитный зад! Не то что мой – тощий, как у девочки-подростка…
– Манюнь? Ты, что ли!
Муж перекатывает сигару из одного угла рта в другой.
«Еще и курить снова начал», – думаю возмущенно.
Мы же договорились, что он ради рождения второго ребенка курить бросит. И он обещал, клялся, что бросает!
Вот, значит, как он бросает…
Ничего не бросает. Только подбирает… Все самое нехорошее – пить, курить и гулящих женщин!
– А ты чего дома? Разве у тебя там на работе не должен быть завал, аврал? Словом, полный анал! – говорит невозмутимо.
Этого у моего мужа, Декабрина Георгия, не отнять. Он всегда такой – невозмутимый. В любой ситуации.
Я по пальцам руки могу пересчитать случаи, когда видела его тронутым, до самого сердца, полным эмоций. Броня невозмутимости слетала лишь несколько раз, и всегда – из-за меня, из-за чего-то, связанного со мной: когда предлагал мне выйти за него замуж и клялся, что завязал с криминалом, когда я наконец-то смогла забеременеть после множества неудачных попыток, когда родился наш сын – Мирон.
Наверное, стоит забыть, что Декабрин Георгий может быть другим.
Забыть и точка.
Сейчас передо мной стоит грубиян, мужлан, мудак и сволота в квадрате – именно такой, каким я его встретила впервые.
И, как тогда, ему просто насрать, что и как глубоко меня может задеть. По моему лицу слезы градом, а он прикуривает сигару и расправляет скрученные трусы.
– Хуйня, никак не расправить! – цыкает муж. – Че-то ты дерьмово шмот наглаживаешь…
Я забираю у него трусы, расправляю ткань, протягиваю супругу. Он поблагодарил меня кивком ленивым и снова спрашивает:
– Насчет работы соврала, что ли?
– Всего лишь сюрприз сделать хотела, – говорю хрипло. – Ужин приготовить.
– Борщей наварить хотела?
В последнее время мы с Георгием мало проводили время вместе. Я хотела кое-что исправить. Сегодня я хотела приготовить ужин для двоих. Договорилась, чтобы мама взяла к себе Мирошу с ночевкой.
Ужин для двоих, любимые блюда мужа – на столе, красивое эротичное белье – на мне.
Вот они, планы…
Коту под обоссаный хвост.
– Тошнит меня уже от твоих борщей!
– Позволь спросить. Ты в спальне не один? Я женский голос слышала.
– Не думала же ты, что я порнушку точу и надрачиваю тихонько? – фыркает муж.
– То есть там женщина. И вы… Вы сексом занимались! Гоша, любимый, как же так? Никогда не думала, что ты пойдешь налево! – вытираю слезы.
– Хороший левак укрепляет брак! – заявляет муж, натягивая трусы.
– Ты… Ты мне изменяешь?!
После моего вопроса дверь спальни снова распахивается, и из нее тенью выскальзывает женская фигура. Я вижу, как из нашей спальни бочком протискивается одна из моих подруг, пряча взгляд. Она в одном белье, с одеждой в руках.
Люда покраснела до самых ушей. Краской залило не только лицо, но еще и шею, и грудь.
Стыдно? Нет! Не думаю. Скорее, это от сильного желания!
Даже не смотрит в мою сторону, гадина!
У меня в ушах звенят его похабные приказы и ее смешки в ответ. Они меня обсуждали.
Интересно, долго они трахаются у меня под носом?
Всегда ли в процессе секса меня обсуждают? Хихикают, дурой считают… Может быть, это их возбуждает? Делает секс острее?!
– Люда, ничего мне сказать не хочешь? – спрашиваю я.
Подруга в коридоре торопливо надевает платье, напялив наизнанку, хватает туфли в руки и выбегает босиком, перепрыгнув через брошенные мной пакеты.
Георгий бросает ей вслед:
– Людк, созвонимся!
В ответ моя подруга пищит что-то неразборчиво и громко хлопает дверью.
Я еще раз вытираю слезы со щек и смотрю на мужа с возмущением:
– «Людк, созвонимся?!» – спрашиваю. – Ты серьезно?
– А че такого? – пожимает широченными плечами.
Георгий берет нож для сигар, откусывает им кончик, поджигает и раскуривает неторопливо. В воздухе коридора начинает тянуть ароматным дымом. Декабрин всегда мог рассказать о сигарах по их аромату – хороший ли табак, просушены достаточно или пересушены… А я ничего этого не понимала. Для меня – курево и курево, которое я терпела только потому, что любила его. ЛЮБИЛА!
Но теперь… Теперь я даже не знаю. Нет, я все еще его люблю, но больше терпеть его выходки не намерена.
Я сердито размахиваю ладошкой, отгоняя дым.
– Ты совсем обалдел?! Потуши немедленно! Или на балкон иди курить!
– Курить только на балконе. Курить только на улице. С тобой, даже если поебешься, и сигаретку не прикуришь. Больно ты правильная стала. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.
– Шаг влево – расстрел? – смеюсь горько. – Судя по всему, ты налево ого-го как бегаешь, и ничего, еще жив. А вот это я не потерплю!
Разозлившись, я привстаю на цыпочки и выдергиваю из губ мужа сигару, сердито топаю на кухню, чтобы погасить ее под струей холодной воды.
– Такую сигару испортила! – вздыхает. – Другую возьму.
Он поворачивается ко мне широкой спиной и неторопливо, с чувством превосходства направляется к припрятанной коробке с сигарами. Как только коробка появляется у мужа в руках, я мгновенно выдираю ее, словно коршун, и бросаю туда же.
В мойку. Под мощную струю воды.
– Ахереть! – хватается за голову муж. – Ты что натворила, дурная?! Ты хоть знаешь, сколько ты бабла сейчас прохерила? ЗНАЕШЬ?!
Муж двигается на меня, испепеляя взглядом.
Я начинаю чувствовать себя кнопкой крохотной, по сравнению с громадной скалой.
– Курить в доме не позволю! – кричу в ответ, сжав кулачки. – У нас ребенок первоклашка, а еще я прохожу курс очищения перед планируемым зачатием. Ты же знаешь, что врач советовал. Тебе тоже надо бросить курить. Ты обещал бросить, а что в итоге?! Куришь, как паровоз… Изменяешь мне! Изменяешь же! Я своими глазами видела и слышала, о чем вы говорили.
– А ты что думала, Манюня? Сама виновата! – продолжает любимый. – Работа-дом-газета-сон. Скучная ты стала, пресная… А я мужик горячий и хочу разнообразия…
– Разнообразия?! Как же верность?! Как же наши клятвы?
– Я не давал никаких клятв! – заявляет муж и демонстративно поднимает большой золотой крест, болтающийся на толстой цепочке.
Он целует его, добавив:
– Я перед богом тебе в верности не клялся, а штамп и свидетельство о браке – это лишь бумажки, которыми подтереться можно.
– Ты обещал. Обещал…
Я должна быть сильной, но снова плакать начинаю. Отвернувшись. Не хватает сил держаться. Схватившись за края раковины, рыдаю над мойкой, пока там шумит вода и размокают дорогущие сигары.
За спиной слышится вздох протяжный.
Сзади накатывает жар мужского тела.
Так близко-близко.
Кажется, он меня сейчас обнимет, опустит подбородок на плечо и начнет раскачивать легонько из стороны в сторону. Декабрин – не самый красноречивый мужчина и точно не мастер по утешению. Когда я плакала, оттого, что долго не могла забеременеть от него, муж всегда утешал меня именно так – горячо обнимал, держал бережно и просто ждал. Ждал, пока я выплачу все, что накипело. Мне всегда становилось легче от его молчаливой, но ощутимой поддержки.
Сейчас я почему-то жду, что он меня обнимет, извинится… Может быть, скажет, что ничего не было? Не знаю, как можно оправдать то, что я услышала и увидела, но вдруг он найдет необходимые слова, и я поверю?!
Я жду, чтобы он спас меня от разочарования, но этого не происходит.
Декабрин проходит по кухне и замирает у окна, разглядывая двор многоквартирного дома.
Мне становится холодно, как тем ноябрьским вечером, когда я встретила Декабрина Георгия. Холодно, страшно… Кругом одни пугающие тени, и никто не спешит протянуть руку спасения.
И он – такой же – чужой, пугающий, грубый мужик.
– Ты мне изменяешь, – повторяю я ломким голосом. – С подругой моей. Потому что… Потому что скучно тебе стало со мной?! Скучно, да?
– Я сказал.
– Все? Ты все сказал, Декабрин? Так вот ты не сказал того, о чем забыл, когда просил меня выйти за тебя, когда клялся, что с твоей прошлой жизнью – разбитной и полной блядей, покончено! Может быть, ты не богу клялся, но ты мне… Мне клялся! Выходит, что твои клятвы – это просто пшик холостой!
Плечи мужа напрягаются. Но он не поворачивается, только крепче хватается пальцами за пластик подоконника. Того и гляди – треснет!
Уже трещит…
Муж разжимает пальцы.
– Пресный брак, Манюня. Пресный. От преснятины все идет. Прими этот урок в наказание и исправляйся, иначе будет тебе развод и девичья фамилия.
Охренеть. Он еще мне и разводом грозится?!
– В случае развода сына я при тебе не оставлю, – добавляет муж негромко и выходит, так и не посмотрев на меня.
Глава 2
Мартина
Вот так просто!
Привычная жизнь вдребезги. В осколки разбивается. Становится пылью, а я ничего не могу поделать. Только стою в коридоре и смотрю на свое отражение: волосы темно-рыжие, почти коричневые, разделены ровным пробором надвое, собраны в аккуратный бублик, украшенный кружевной сеточкой. Щеки у меня почти всегда румяные, даже красить их не приходится, а от эмоций так вообще горят. Брови широкие… Людка мне как-то сказала, что надо бы эти кусты привести в порядок, но у меня ровные, широкие брови и без всякого начесывания и ламинирования, к которому постоянно прибегает сама Людмила, чтобы сделать тоненькие и жиденькие бровки пушистыми.
Так, может, брови у меня не такие уж ровные и красивые?
Бублик на голове и пробор – скучный.
Во что я одета? Брючки длиной три четверти и объемная толстовка. на ногах суперудобные лоферы. Может быть, так уже никто не носит?
Во что одета сама Людмила? Старается всегда быть женственной! Всегда на каблучке, пусть небольшом, но все-таки.
Чем дольше я смотрю на свое отражение, тем сильнее понимаю: Декабрин прав.
Я скучная. Наискучнейшая.
Кручусь перед зеркалом, пытаясь принять соблазнительные позы, улыбнуться, а выходит так, словно мартышка копирует поведение человека. Тьфу… И фигуры у меня никакой. Стройность после родов вернулась быстро, грудь во время вскармливания была аппетитной, однако после его прекращения пришла в норму. А я же помню, как мужу нравилась моя грудь, пока я кормила Мирошу. Как он играл с ней, сколько всего неприличного и пошлого вытворял, как трахал меня жарче, чем обычно…
Куда все это ушло?
Я скучная, и он меня больше не хочет? Или пока хочет, но не только меня. И как быстро это перейдет просто в «у меня на тебя не стоит, и трахать я буду других».
Что же я могу с этим поделать? Уйти? На развод подать?
Конечно, могу! Могу… Но хорошо знаю, что Декабрин на ветер слов не бросает. Он вообще конкретный мужик, как говорил сам про себя. Сказал – сделает.
Пообещал, что если я подам на развод, то заберет Мирона, значит, так и сделает.
И никак иначе.
Не могу допустить, чтобы он забрал у меня сыночка. Мы долго не могли завести малыша, и вот, когда наконец это случилось, сынишка стал центром моей жизни. Я все-все для него! Ради него…
А муж в это время начал смотреть и трахать других.
В одной из дальних спален хлопает дверь. Я понимаю, что так и стою возле зеркала.
Пакеты брошены возле порога. Все яйца растеклись лужицей на пол.
Надо собраться. Прибрать…
Наклоняюсь, подбираю. Собираю, вытираю. Мою тщательно полы.
Я чистоплотная и старательная. Но теперь тряпка в руках не держится! Возюкаю ею по полу, а к кончику носа слезы стекают предательские. Кому нужно мое старание?!
Людка вон… Никогда сама уборкой не занимается. Нанимает уборщицу, к ней приходят два раза в неделю – и все, а она в это время…
Тьфу, зациклилась я на ней. А как иначе?
Ведь мой муж выбрал не любую девушку с улицы, но мою подругу! Она все-все обо мне знает. Я с ней как-то даже в подвыпившем состоянии делилась откровениями о том, что в сексе нравится моему мужу. Ну, обсуждали мы мужиков, к месту пришлось.
Наверное, она это на практике применяет!
Новый приток слез.
Перетаскиваю пакеты на кухню, разбираю их без энтузиазма.
Рядом звучат уверенные мужские шаги, начинаю расставлять банки-склянки бодрее, вытираю слезы, отворачиваюсь. Не хочу, чтобы муж видел, как я реву.
Однако краем глаза замечаю, что муж на меня и не смотрит даже, просто собирается в коридоре, наводит последние штрихи: надевает любимые часы, поправляет галстук. Рубашка вот-вот треснет на его широких плечах.
– Я в офис. Вечером с пацанами в сауну, – информирует.
Хочется спросить: будут ли там шлюхи? Но что-то удерживает меня от этого. Остатки гордости…
Я лишь раскрываю холодильник и швыряю на полку банку ни в чем не повинного зеленого горошка.
– Я тоже!
Шаги замирают возле двери.
– Что? – спрашивает муж. – Что это значит? Я сказал, что с пацанами. В сауну. Ты говоришь «я тоже». Что – тоже? В сауну с пацанами?
– Тоже… Не буду. Дома. Ужин отменяется. Смысл мне здесь сидеть? Мирон будет у мамы. Я подумала, у него все равно через день каникулы, пусть побудет у нее в гостях.
– Растютькает мне пацана. Ты и так патлы ему отрастила, как девчонке. Если не сострижешь и не сделаешь ему мужицкую стрижку, заберу с этих танцев, отдам на бокс, оболваню, нах. Под машинку. Пусть мужиком растет!
Я крепко стискиваю пальцы в кулачки. Даже не видя мужа, хорошо представляю, какое у него сейчас лицо, как он поджимает губы, и как глубоко посаженные глаза кажутся еще глубже и мерцают из-под густых бровей.
– Ты в офис собирался? Желаю хорошего дня! – цежу сквозь зубы.
Дверь громко хлопает.
Ушел.
Я без особого энтузиазма разгружаю пакеты с едой. Смотрю на время: пора Мирона забрать из школы. Собираю для него сумку с вещами, еду в школу на такси. Сегодня не смогу быть собранной за рулем своего «Жука». Отвожу Мирона к маме, сообщаю, что он может побыть у нее несколько дней. Радости мамы нет предела.
– Правильно! Отдохните с Гошей, съездите куда-нибудь! Вы раньше так часто выбирались на отдых, а сейчас по уши в работе. Надо развеяться!
Вот и она, моя любимая мама, туда же!
Неужели наш брак стал скучным и без искры, и виновата в этом я?!
Настроение паршивое, плакать хочется.
Домой не хочу. Там все стены напоминают о нашей с Декабриным совместной жизни. Брожу возле дома кругами. Звоню второй подруге – Рите, и сразу же выпаливаю:
– Рит, Гоша мне изменяет, – пауза. – С Людкой!
– С Людкой?! Которая с седьмого этажа?
– Нет! Рит. С подругой. Моей и твоей… Людмила Ситцева.
– С нашей Людкой? Вот прям с нашей, с нашей?! – ахает Рита. – Су-у-ука! Я всегда знала! Всегда!
– Рит, ну что ты знала?!
– А то и знала! Знала! Не зря все кругом тебя отговаривали связывать жизнь с этим уголовником-Декабриным, с рожей криминальной, и только одна Людка тебе в уши напевала, что все достойны второго шанса, что он мужик слова и от тебя без ума. Все было понятно еще тогда! Она сама на его член облизывалась, долго слюни пускала! О, как долго… И вот… результат! Так… Постой! Это точно?
– Точно, точнее не бывает. Я пришла домой, а они в спальне. Смазки анальной им не хватило… Хотели масло с кухни взять. Я все это слышала.
Мне так плохо, что я даже не опустила подробности. Стыдно? Нет, стыдно должно быть не мне, а им!
– Мне так плохо. Мирона к маме отвезла.
– А этот самец где обитает?
– В сауну пошел. С пацанами.
– В сауну? Думаешь, не соврал?! Скорее всего, он Людку отжаривает, я ей звонила, хотела в кафе посидеть, телефон отключен. Совпадение?! Не думаю!
– Прекрати. Мне и так плохо. Не знаю, что делать.
– Больше ничего не говори. Закрываю бутик, через пять минут буду у тебя! – заявляет Ритка. – С тебя салфетки и лимон, с меня коньяк. Мы придумаем план!
– Какой план?
– План, чтобы он слюнями захлебнулся, думая о тебе! Чтобы о всех своих девках забыл! И вот потом ты сделаешь ему ручкой адьес, пусть побегает, кобелина!
* * *
Остановить Ритку – все равно, что вставать на пути у бронепоезда. Честно признаться, я невероятно сильно соскучилась по своей взбалмошной, неунывающей подруге.
Людмила ее немного недолюбливала, говорила, что Рита действует спонтанно, необдуманно, оттуда все ее проблемы. Может быть, Людмила права. Буду откровенно, все так, верно! Ритка – взбалмошная и немного сумасбродная, частенько сначала делает, потом думает! Но зато она честная и точно не выдумает план, как увести чужого мужчину под носом у лучшей подруги.
Впрочем, чего сожалеть, надо держать нос повыше! Однако нос отказывался держаться высоко, так и хотел клюнуть вниз.
Соберись, Манюня. Тьфу, блин… Манюня-Манюня… Я уже и почти забыла, что мое настоящее имя – Мартина. Я – Мартишка, Тиша, Маришка, на худой конец!
Мне, блин, тридцать один год. Какая из меня – Манюня?!
Это все Декабрин, много лет назад меня так назвал: Манюней, и все. Как прилипло!
Хватит думать об этой сволочи. Но как о нем не думать… Хорош же! Люблю я его до сих пор, как кошка. А он… он мне с подругой изменяет. В нашей супружеской спальне. Мне теперь туда заходить не хочется.
Хоть мы демонстративно в четыре руки с Риткой скатали постельное белье и затолкали в черный мусорный мешок, окропили все углы самогонкой и святой водой, зажгли три свечи с ароматом лаванды, все равно мне казалось, что там воняет духами подлой подружки и запахом моего мужа!
Хватит унывать, Мартина. Забудь о Людмиле, с которой со школы дружна. У тебя и хорошая подруга имеется. Верная! За пять минут свой бутик закрыла, прибежала! Ни на минуту не дает грустить, подливает, тормошит меня!
Ритка под коньячок с лимоном один за другим планы выдвигает. Закачаешься…
– Как тебе мой план? Скажи, шик, блеск, красота! И про эту тварину-блядину – Людку тоже забывать не стоит! – воинственно сверкает глазами. – Надо отомстить. Так, чтобы запомнила. Завистливая она! Своего мужика нет, ребенка одна воспитывает – по всем признакам – хищница! Недотраханная! Перед любым мужиком рогатку раздвинет, а перед таким, как Декабрин, сам бог велел раком загнуться! Как только мы ее гадкие промыслы проглядели! А еще, заметь… Она тебе постоянно советовала, как одеваться, как вести себя, как начать заниматься с ребенком совместно, как записаться на тысячу секций… Чтобы насовсем от мужа отдалить тебя, выдать скучной, а сама в это время рядом терлась! Тварь, каких поискать! Лучок у тебя найдется зеленый?
Мне уже от выпитого коньяка тепло-тепло, но только в районе желудка. Сердце ледяной коркой покрыто. Если так подумать, мне тоскливо, мне холодно, мне больно и страшно. Хочется на ручки к своему Гошику – жесткому, иногда озабоченному, но такому родному и здоровенному мужику, который всегда мог меня утешить и поднять настроение. Хочу его любви, хочу секса – напористого, жесткого, спонтанного, опасного, иногда чуточку грязного… Хочу его, и все!
Хоть знаю, что он мне изменил, но чувства так быстро не выветриваются. Страсть не испаряется за секунду.
Выходит, что во мне и любовь, и страсть еще живы, а у него уже мало что осталось.
Так хочется к нему, хоть вой…
Пальцы тянутся к телефону.
Если открыть нашу переписку, можно много чего узнать и покраснеть до самой макушки от некоторых откровений.
Если бы не эта измена, я бы написала ему: «Думаю о тебе. Скучаю».
Он бы ответил что-то вроде: «А поконкретнее? Трахаться хочешь?»
Можно было бы ничего не ответить, просто прислать фото трусиков, спущенных до колен, и Гоша бы прилетел, самое большое, через полчаса, готовый оттрахать хорошенько.
Или, если мне чего-то хотелось, особенно во время беременности Мироном, стоило только написать ему: «Хочу…», и он это привозил. Сам. Или отправлял курьером, если был в разъездах.
Так зудит внутри…
Что, если написать?
– Ты чего делаешь?! – хлопает меня по руке Ритка.
– А чего?
– Ничего. По лицу вижу, что ты хочешь написать этому пиздюку, блядуну и предателю! Не смей…
– А что, если проверить? Просто проверить.
– После рюмашки развезло, да? Мужика захотелось?
– Я просто проверить хочу. Степень его… Эмоциональной привязанности ко мне.
Ритка задумчиво жует стебель зеленого лука, потом машет серьезно.
– Ну что ж. Давай. Но ради чистоты эксперимента я буду наблюдателем. Пиши!
Телефон заплясал в руках.
– Что же ему написать?! Боже… Скучаю?
– Как-то не то… Надо показать! Что ты не тряпка! Нефиг ноги вытирать! Надо дать понять, что чувства вроде бы еще есть, однако на стадии издыхания, – вдохновенно сочиняет Ритка. – Про предательство не забудь!
Я держу палец над экраном.
– Значит, нефиг об меня ноги вытирать. Я тебя еще хочу, но уже не так, чтобы очень. Верность – важнее всего! Если ее нет, то и говорить не о чем… – повторяю, чтобы не забыть.
– И вообще, мужиков хватает! – буркает Ритка.
– И вообще, мужиков хватает. Не ты один с членом в трусах! – подхватываю я, проговариваю вслух, чтобы понять, как звучит.
Вздыхаю. Все не то!
Откладываю телефон.
– Что, передумала?
– Передумала. Не буду ничего писать! Он там в сауне с пацанами зависает…
– Или с Людкой. У блядюшки телефон до сих пор недоступен, а дома ее нет, я проверила!
– Или с Людкой. Нет, я все же ему напишу! – снова наполняюсь решимостью, взяв в руки телефон. – Ой…
– Что такое?!
– Я Гоше голосовое записала, – лепечу, смотря на значок отправленного голосового сообщения.
Еще и прочитанного!
– Когда успела?! Что ты там записала?
Наверное, пока думала, что сказать, сама не заметила, как палец скользнул вверх, на запись.
Ставлю на воспроизведение, слушаю свой голос, он кажется мне чужим немного!
«Нефиг об меня ноги вытирать. Я тебя еще хочу, но уже не так, чтобы очень. Верность – важнее всего! Если ее нет, то и говорить не о чем… – пауза. – И вообще, мужиков хватает! Не ты один с членом в трусах!»
– И он уже послушал! Записывает ответное… Нет, не записывает… Снова записывает.
Пять минут примерно я наблюдаю, как то появляется, то исчезает значок аудиозаписи. В итоге Гоша присылает короткое текстовое сообщение из двух символов: «Ок».
– Ок?! Что за нафиг? Ок… Ну и пошел ты! – выпаливаю в сердцах. – Ок, значит, ок.
– Мамань, тебе тем самым дали добро на блядки.
– Вот что ты меня передразниваешь?! Манюней Гоша меня называет, а не маманей!
– Тьфу. Пусть избавляется. Другую Манюню поищет, а эта рыжая красотка… – Ритка опрокидывает в себе еще стопарик и взвизгивает, поморщившись счастливо. – Эта рыжая красотка прямо сейчас вспомнит, что такое каблуки, и отправится на поиски новой любви!
