Автор, пиши еще!
Декабрец! Второй сезон
Это, бро, реальность!
Автор: Александра Старикова
Редактор: Наталья Замковая
Да в натуре я не знаю, как это вышло! Так-то Мишаня – четкий пацан, свой в доску. Костюмчик завсегда правильный, реальный. Зеленый, правда, но с лампасами. Шапчонка на ушах простецкая, без моднявых наворотов. Хаер сбрит наглухо, партак имеется – все как полагается, короче. И тут такое!
А, ну да, вы ж не знаете. Дык я расскажу.
Мы скорешились, когда Мишаня пришел на наше заповедное озеро работать. Я там в охране, ага. Типа, летом охраняю базу отдыха от чужаков и пришлых, а в другие сезоны – ваще от всех. У Мишани тоже должность маленькая – помощник лесничего, да вы знаете. «Старший куда пошлют», одним словом. Чего-то он там официально шуршит, не пойму, чего. На самом деле, его реально во все запрягают. То с егерями катается, то с птицеловами, то цветы-деревья сажает-лечит, то туристов непрошеных гоняет, когда не сезон. Ни разу проколов не было, во всяком случае, со зверьем. Они его за своего принимают, даже лисы. Даже зимой. Слово он, что ли, эдакое знает?
Когда выходной, то Мишаня завсегда к нам в охранную каптерку приходит.
– Чо каво, Васек? – говорит мне (Васек – это я, значит). – Побежали?
Мы бегаем вокруг озера, форму поддерживать надо ж.
– Да, – сплевываю, – можно и побежать. Ща, напарника предупрежу.
И бежим. Обычно спокойно все проходит, шлепаем себе, да трындим про всякое. Опосля Мишаня с нами все равно тусуется, до вечера. Хотя не пьет почти, максимум – пузырь пивной всосет – и в отказ. Душа, мол, не принимает, и лес против. Ну, хрен его знает, у всех свои заскоки. Пацик-то правильный в остальном. Книжек читал много разных, нам с Толяном как начнет трепать, а мы уши развесим, как лохи, и слушаем до полуночи. Сны потом прикольные снятся.
А еще у Мишани всегда нал с собой имеется. Вот, прям, всегда. Хотя в город он редко ездит, не любит. Душнила, грит, город ваш, типа, дышать в нем нечем. Я не понял ваще, чойта внезапно, воздух-то везде одинаковый. Зато когда в магаз Мишаня идет за бухлом и закусоном, то завсегда налом расплачивается. И лопатника я у него не видал. Клад, что ли, раскопал? «Где взял?» – пристал я как-то. Мишаня смеется: «Где взял, где взял… Купил, блин! Зенки протри: банкомат за магазом стоит. Бабло с карты снимаю. Вот и вся фигня».
Я спецом ходил проверить: нет там никакого банкомата, пацаны. Елки есть и забор расфигаченный. Стемнил Мишаня, одним словом.
А в аккурат под Новый год занесло нас в город, типа, отчет конторам своим посдавать и потусить – праздник же. Напарник мой, Толян, в семью вернулся аж до десятого, а мы с Мишаней стрелу в центрах набили, чтобы на тусу новогоднюю пошлепать. Иду я такой, вечер уже. Хоба – гопота из подворотни напрыгнула. Сзади наскочили, руки скрутили, я пикнуть не успел – какую-то хрень в рот затолкали и куртку на голову завернули, гаденыши. Карманы обчистили, куртку сняли и котлы и уже, чую, ботинки с меня тащат. Хорошие ботинки, кожаные, меховые – дорогущие. Жалко, блин! Тут Мишаня из-за угла выдвигается и давай разруливать. «Зырьте, – говорит, – чуваки: вот банкомат, вот карта. На ней десять тыщ. Пин ― 2323. Отпустите лоха – и карта ваша».
Поцики не поверили, канеш, послали одного проверить. Меня держат, а Мишаню не трогают. Черт знает, почему, у них даже в мыслях не прожужжало, что Мишаня – фраер. Слышим: свистнул посланец и не возвращается. Те, что меня держали, озлились вконец, дотумкали, что посланец их кинул. А Мишаня дальше прессует:
– У всех же карты есть?
– Допустим, – ему отвечают.
– Так идите тоже к тому банкомату, – опять Мишаня грит, – он типа, волшебный, на любую карту по десять тыщ даст, если пин 2323 завести.
Гопота заржала и отвалила, ток тюкнули меня напоследок по кумполу.
Я когда в себя пришел, до Мишани крепко доколупался. Сели мы, на дороге прямо, закурили.
– Во-первых, за лоха ответишь, Мишань, – говорю. – Че ты, блин, а?
Тот рожу скривил:
– Надо же их было отвлечь… А во-вторых? – и смотрит эдак ехидно.
– А во-вторых, – говорю, – я тя вычислил, кароч, Мишка. Ты что, шейх саудовский, а служба охраны за тобой банкоматы таскает? Или Гарри Поттер инкогнито? Стой, да может, ты ваще рептилоид? Давай, колись, Мишаня.
Он стоит и ржет, как конь, и цигаркой трясет.
– Чего ржешь? – кричу. – Я помню, как ты тогда историю рассказывал про лоха с ходячим сундуком-многоножкой… Ну, который пальцы откусывал всем, кто в него лапы совал, и везде за хозяином бегал, даже в другие миры. Это ты про себя, что ль, чесал? И твой банкомат у тех поциков пальцы тоже пооткусывает?
– Ну, пальцы не откусит. Но фоточек наделает и отпечатки снимет. А мы это к полицаям снесем. И маляву накатаем, – меланхолично сбивая пепел, говорит тот.
– И кто ты после этого? – я тоже задымил.
Мишаня чет загрустил, вздыхает, башкой вертит: пробивает, одни ли мы.
– Хороший ты чел, Васек, да ваще ненаблюдательный.
Стащил шапку, поворачивается одним, другим профилем. Я смотрю во все глаза: че он от меня хочет, не секу.
И вдруг как увидел! Ушки у Мишани острые. Чутка так заостренные, но явно не наши. Не человеческие.
– Это прикол такой? Пластика? – пытаюсь я соорудить понимающий хлебальник.
– Не-а, – отвечает. – Это, бро, реальность.
– В натуре рептилоид?! – я аж отпрыгнул, а он ниче, сидит. Курит.
– Да не, эльф я. У вас это называется «попаданец». Хрен знает, каким ветром я сюда попал, и он же знает, как отсюда выбраться.
– Ишь ты, – прозреваю прямо. – И че, там у вас тоже бабосы по картам из ящика раздают?
Мишаня губы поджимает, чтобы не ржать:
– Не, – грит, – это очень сильное колдунство.
– Ты колдун, типа?
– Типа того, – соглашается Мишаня. – Только у вас не все работает. Вот лес местный дружит со мной, зверье всякое. Банкомат опять же – удобно очень вы придумали: деньги из коробки железной доставать. Трудно спалиться. Ну, и так, по мелочи, разное…
Я призадумываюсь. Прикольное, должно быть, родное местечко у Мишани: колдуй не хочу.
– Как, говоришь, твоя страна называется?
– Милирия. Хочу на родину, братуха. Как у вас говорят: на волю, в пампасы. А, ты все равно не читал… Ну лан, ты сиди пока, – Мишаня шапку нацепил, чинарик выкинул, встал. – Пойду я, фоточки козлов этих соберу.
И ушел. А я все курю. Офигеваю. Встретили, епта, Новый год. От души потусили, ага.
Пока в ментуре сидели, пока то да се – уже и утро наступило. Туса погорела, мы с Мишаней обратно на базу вернулись. Посидели, бахнули. Смотрю, он по карманам себя хлопает.
– Ты че? – спрашиваю.
– Гляжу, чтоб ничего не забыть, – отвечает. – Портал сегодня открывается на том берегу озера. Хочу попытаться, вдруг домой приведет. Бывай, Васек, – грит, – не поминай, мол, лихом!» И руку мне жмет.
– Слышь, Мишань, – говорю я тогда ему. – Я тоже в твою эту, как ее… Лирию хочу.
– Нафига тебе? – равнодушно спрашивает Мишаня, закуривая.
– Интересно же, ну.
Тот долго молчал. Потом башкой помотал:
– Не, Васек, тебе туда не надо. Зуб даю! – и пока я соображал, чего б ему ответить, рукой так махнул и ушел. – С новым годом! – орнул через плечо и все. Больше я его не видел.
***
Директор заповедника Николай Семенович Дужин откинулся на спинку кресла и в задумчивости побарабанил пальцами по столу. Ваську Дементьева он знал давно, более того, сам пристроил его на благодатную синекуру: охрану заповедного озера. Умом парень не блистал, зато взял силушкой и врать не умел. Поэтому, рассматривая мнущегося под директорским взглядом парня, Дужин старался осознать услышанное.
На новогоднюю тусовку Васька, видимо, попал. С переносом празднества на охраняемую им территорию пустующей турбазы. Потому что когда третьего января утром Дужин приехал на базу, то празднично-винный дух витал по всей вверенной Ваське территории, казалось даже, что в озере тоже налито что-то спиртное вместо воды. Глаза юного стража ворот покраснели от количества выпитого, руки мелко тряслись. Но вот помощника участкового лесничего, Михаила, за которым Дужин собственно и приехал, на территории не оказалось. В городе его тоже не было, ни на квартире, ни у девушки.
– Странно… – Дужин встал, прошелся по кабинету, прислушиваясь к поскрипывающим в такт шагам половицам. С одной стороны, Васька не врет никогда, а с другой стороны… Эльф? Не может быть… Хотя нет его нигде, надо заявление писать, что ли? Кстати, о заявлениях…
– Ладно, Василий, свободен, – широким жестом отпустил Дужин страдальца. – Запиши мне вот здесь номер отделения, в котором вы с Михаилом Новый год «встречали», и иди. Отсыпайся. Да смотри: не рассказывай больше никому!
– А че? – не понял Васька и громко икнул.
– Психом прослывешь, – пояснил Дужин. – А там и до дурдома недалеко.
– А-а-а… – протянул охранник, оставляя несколько кривых слов на подсунутой бумажке. – Понял, че там. Дык я пошел?
– Иди-иди, – Дужин даже не повернулся.
Васька еще раз икнул, прошептал: «Вот блин!» и качаясь выбрался из кабинета, только слегка хлопнула за ним некрашеная дверь. Дужин все стоял у окна, внимательно всматриваясь в озерные берега. Ему показалось, что на той стороне сверкнула слабая вспышка и мелькнула радуга. По воде прошла внезапная рябь, будто от подземного толчка. И снова все затихло.
Мишаню, кстати, так и не нашли.
Карнавальная ночь
Автор: Ирина Енютина
Редактор: Юлия Баранова
Таня хотела перемен. Хотела так, что сводило зубы. Сводило давно ― дней десять. Сначала Таня побежала к стоматологу, но тот проблем не увидел, хоть и предложил ― на всякий случай ― поставить пломбы сначала в нижние пять зубов, потом в верхние шесть.
– Итого, двести пятьдесят тысяч, ― произнес мурчащим голосом мужчина, потирая руки. И вот тут Таня поняла ― она замуж. Желательно прямо здесь и сейчас, и вот за этого парня. «Ну а что? И овцы сыты, и волки целы», ― размышляла она, сползая с кресла.
Второй день, не переставая, с неба хлопьями падал снег. Словно Снегурочка затеяла генеральную уборку и случайно повредила перину Деда Мороза. Дворники деликатно махали лопатами, но снега на дорогах меньше не становилось. Домой брела по сугробам, отважно уворачиваясь от елок, что прохожие муравьями растаскивали по домам. Елок был целый лес. Повсюду, куда ни кинь взгляд: возле супермаркетов, на остановочных комплексах, во дворах домов. Казалось, люди разбились на два лагеря ― одни елки продавали, другие покупали. На следующий день менялись местами.
«Е-е-е-лки по городу мчатся, сча-а-астье приносят людям, ― навязчиво крутила свою пластинку Верка Сердючка в голове у девушки, ― о-о-о, сколько счастья, что же мы с ним делать будем?»
Стремительно приближался двадцать пятый Новый год в Таниной жизни. «Двадцать пятый, ядрен батон, год! А я до сих пор не замужем! Рухлядь старая! Вот и мама все время бубнит – выходи, дочка, замуж поскорее, а то всех женихов, как горячие пирожки в голодный год, расхватают». Сверлом стоматолога мысли противно буравили где-то под шапкой.
– Ах!, ― поскользнувшись на раскатанной дорожке, неожиданно для себя Таня изобразила глубокий реверанс перед случайным прохожим. Молодой человек резво подхватил девушку и помог удержаться. На миг их взгляды встретились, и Таня ощутила легкий трепет в районе груди. Парень широко улыбнулся, подмигнул карим глазом и поспешил по своим делам. Переведя дыхание, девушка поправила сползающую набекрень шапку, шмыгнула носом и, резко развернувшись в противоположную от дома сторону, бодрой трусцой засеменила к Катьке.
Школьная подруга, в отличие от Татьяны, успела сходить замуж и вернуться с поля боя почти в товарном виде. Замужем оказалось невкусно. Все время пахло носками и перегаром. А хотелось дышать счастьем, розами и одеколоном от «Дольче и Габбана», ну или хотя бы ароматом всепрощающих духов к восьмому марта.
С тех пор как Катя осталась жить вдвоем с котом, Татьяна частенько после работы забегала к ней на чай с плюшками. Посидеть, поболтать и построить грандиозные планы по успешной выдаче себя, любимых, замуж стало излюбленным занятием подруг. Иногда планы, словно штопор в бутылку, внедрялись в жизнь, но каждый раз что-то обязательно шло не так. То штопор ломался, то кавалеры таяли, как туман над рекой, то сами девушки вовремя, спасибо Провидению, уносили ноги. Будет что внукам не рассказывать.
– Танюха, что я тебе сейчас покажу, ― возбужденно, срываясь на всхлип, встретила подруга, ― давай скорее раздевайся!
В доме подозрительно пахло хвоей.
– Ты что, елку прикупила? ― в этом году девушки решили принципиально не наряжать красавицу дома, а встретить праздник в новогоднем путешествии по друзьям и весям. Но сначала отплясать встречу нового счастья в людном месте. Для этой части программы они изрядно потратились, заказав столик в ресторане на тридцать первое декабря. В предвкушении карнавальной ночи осталось подготовить наряды.
– Да нет, ветки подобрала, ― махнула рукой Катерина в сторону кухни, откуда шел стойкий запах, ― на работе елку поставили, а ветки выбросили, вот я и не удержалась. Как без запаха счастья-то? Ты наряд себе придумала? Ну, в чем на карнавал пойдешь? Я сегодня посылку получила, из Китая, только вот принесла, пойдем смотреть. Там такая вещь есть ― закачаешься. Я, правда, не мерила, не успела, ― Катя тараторила, не переставая, помогая подруге скинуть шубу, забросив шапку и шарф на антресоль.
– Смотри! Опля! ― Словно факир курицу, подруга достала из недр коробки что-то очень похожее на бюстгальтер. Темно-синего цвета кружевное чудо болталось на вытянутой руке девушки, переливаясь в свете люстры пайетками. Бюстгальтер был неимоверно хорош, за исключением странных шлангов, змеями тянущихся по бокам почти до пола.
– Что это? ― Таня осторожно приподняла одну из голов питона, чем-то напоминающую шланг небезызвестной кружки Эсмарха. Той самой, при помощи которой можно самостоятельно очистить организм от всего лишнего. ― Клизма?
– Сама ты клизма! ― Катя со смехом выхватила шланг из рук оторопевшей подруги. ― Это специальные приспособления, чтобы можно было пить. В нашем случае ― коньяк! Вот сюда заливаешь, надеваешь на себя, вот так крепишь, и ― вуаля! ― ты под хмельком, но без затрат.
На мгновение зубы у Тани опять свело. Теперь уже от зависти к подруге. Мало того, что размер Катиного бюста каждый раз затмевал все интеллектуальные способности Татьяны, так сейчас у нее еще и бронежилет, тьфу ты, бюстье такое оригинальное будет.
– Сколько сюда входит? ― немного заикаясь, спросила девушка, пытаясь на глазок определить, на сколько размеров дополнительно проиграет она в этом неравном бою.
– Нам с тобой хватит, не переживай. В каждую чашечку по ноль семь! Нальем коньячка или, вон, папиной самогоночки, и прикроемся бутылкой шампусика. Пойдем уже на кухню, за рюмкой чая составим план действий. ― Катя схватила Таню за руку и утащила за собой.
Вечерок провели продуктивно, за чаем с коньячком Танюшка расслабилась, распустила стиснутые зубы в улыбку и снова любила Катьку всей душой. Прямо, как тогда, еще в первом классе, когда ухажеров у нее, у Тани, точно было больше.
Катя вытряхнула весь гардероб, и девчонки весело принялись за сбор карнавального костюма. К неописуемой радости девушки, новый арт-объект, он же ― стратегическое орудие, он же ― обворожительное бюстье, не подошел Кате по размеру. Ну, как не подошел? В состоянии покоя, то есть без водного содержимого, бюстье село на грудь, как влитое, отлично держа Катин третий размер. Но вот беда ― влить в него дополнительный объем не представлялось возможным. Зато если влить, а потом надеть на Таню, с учетом ее пуш-апа ― вполне сглаживал социальное неравенство подруг.
Катя расстроилась, но в силу природного добродушия ненадолго, секунд на десять. Потом щедро махнула рукой:
– Форси, пусть это будет мой новогодний подарок тебе!
– Йес! ― запрыгала счастливая, как никогда, Танюха, обнимая и целуя подругу. В этот новогодний вечер у нее тоже будет грудь. Девушка ликовала. Ей так давно хотелось познать это простое женское счастье, когда не надо собирать в кучу весь свой интеллект и тридцать два зуба, а достаточно просто поправить лиф у платья. И ты королева! А они ― у твоих ног! Штабелями!
Дни до новогоднего вечера пролетели в приятных хлопотах. Девушки суетились, как никогда: шили наряды, подбирали бижутерию, духи, туфли. День «икс» был расписан по минутам ― расслабляющий массаж, маникюр, педикюр, парикмахер и даже визажист. Не каждый день, знаете ли, именно в новогоднюю ночь ставишь на карту свою судьбу.
Ровно в десять вечера тридцать первого декабря в зал Дворца творчества вошли две нимфы. Две непревзойденные феи. Две королевы. Таня и Катя. Мир просто обязан был треснуть пополам. Хотя бы в этом малом замкнутом пространстве.
Не замечая убогости убранства, девушки прошествовали к своему столику. Небольшой, но достаточно уютный зал был уставлен столиками впритык, почти за всеми сидели парами, мужчина и женщина, либо девушки. В редком случае за объединенными столами находилась смешанная компания.
Ближе к одиннадцати стало понятно ― соблазнять некого. С горя девчонки расслабились, и понеслось веселье. Благо ведущий не подкачал с конкурсами и музыкой. Наблюдателям со стороны было непонятно: откуда столько задора у двух девушек с одной бутылкой шампанского? И что это за странные отношения, когда одна девушка постоянно обнимает другую? Но подруг уже трудно было остановить. Их веселило одно то, что никто из персонала не догадывается о тайне шикарного бюста нежной блондинки в васильковом платье. Девчонки отжигали, как в последний раз. Папина самогоночка не подкачала.
Таня и Катя не пропустили ни одного конкурса. Все, как в том фильме:
– Кто на шпалопропиточный?
– Я!
– Кто на ликероводочный?
– Я!
Тут были и игры в салочки, и отгадывание загадок (в них Катя блеснула не только шикарным бюстом), и даже караоке. Девчонки не заметили, как к двенадцати часам их одинокий столик присоединили к трем другим, а компания превратилась в смешанную. Позабыв про начальную цель ― найти в новогоднюю ночь мужа ― подруги веселились беззаботно, словно на утреннике в третьем классе. Совершенно не замечая, что Танина грудь предательски уменьшается и странно подрагивает в вольных танцах.
Ровно в двенадцать под бой курантов и громкие крики «Ура-а-а!», под шутки и смех Танина грудь сдулась окончательно. К этому моменту так же бесповоротно растворились гордость и предубеждение. Наступил момент истинного блаженства, когда море становится по колено.
– Да и пофиг, гуляем, ― возвестила хмельная, но не менее прекрасная в своей простоте Таня, выдергивая бюстье на глазах у изумленной публики и лихо крутя за змеиные головы над головой в ритмичном танце, сорвав овации зала.
Дальше в празднике смешалось все: кони, люди, Дед Мороз, Снегурочка, фейерверк, катание с горок, знакомые карие глаза («Боже, где же я их видела?») и мужские руки.
Стоп! Мужские руки. Таня с трудом разлепила глаза. Прислушалась к телу, потом к звукам. Никого. Фууух! Она у себя дома. В своей постели. Одна. Но… Мужские руки!
– О-о-о! ― глухой стон вселенского стыда вырвался и заполнил звуком набата комнату. Что это было? Кто это был? Как она так могла себя вести? Не-е-ет, провалиться со стыда. Но… Какие же это были руки! Теплые, спокойные, надежные, уверенные… И глаза! Карие. Смеющиеся. И улыбка. Та самая…
Таня смутно помнила: вот руки подхватили ее в танце, а вот накинули шубку, когда они с Катей побежали смотреть фейерверк, а вот выдернули ее из толпы, в тот самый момент, когда следующий поток, летящий с ледяной горки, на которой непременно нужно было покататься, чуть было не снес ее, со смехом распластавшуюся на льду…
Кто? Кто этот ангел-хранитель? Девушка резко села в постели, подогнув ноги, и огляделась. На стуле напротив лежало кружевное бюстье… Таня силилась вспомнить, чем закончился вчерашний праздник. Картинки всплывали в сознании одна за другой. Вот они с Катюхой лихо отплясывают на сцене. Как их туда занесло? Ах да, конкурс на лучшую песню! А вот она танцует медленный танец. С кем? Было так весело, что какая разница с кем? Хоть с самим Дедом Морозом…
– А-а-а, ― застонала Таня, потирая лоб и падая навзничь на спину. ― Дед Мороз! Это же был он! В памяти всплыли карие смеющиеся глаза. – Как же стыдно, Господи. И как я теперь его найду? Что делать?
Девушка снова села, потом спустила ноги на пол и побрела на кухню. Очень хотелось пить. В тот момент, когда Таня наполнила стакан водой, в дверь позвонили. На пороге стоял курьер с букетом роз. А в нем торчала записка. Замирая от волнения, она прочитала:
«Прекрасная Незнакомка, буду рад увидеть вас сегодня в 19 часов в парке…»
И подпись: «Дед Мороз».
