– Предвосхищая ваши вопросы. Вы славянских корней, и тюркских, – Я посмотрел на Тимура. – Большинство из вас крещеные, а это значит, что вашей душе открыта дорога в свет, а дух не будет метаться, если вы уйдете из этого мира спокойно, без эмоций. Сильные эмоции: ярость, гнев, страх привязывают дух человека к Земле, месту смерти. Человек спокойно ходит по земле, но если в земле много воды, то земля становится болотом, в котором ноги человека увязают. Так и сильные эмоции во время разделения с физическим телом могут стать связующей водой. Сильные духом всегда улыбаются жизни и её продолжению через смерть. Если человек жил без веры в Иисуса или Аллаха, то его пример род, пылающий как этот костер. Идущие другим путем, по-разному воспринимают момент перехода между жизнями.
– А буддисты и их книга мертвых? – Олеся смотрела, подняв глаза над костром, в пустоту между звёзд. – Иудаизм, тоже говорит о демонах, подстерегающих там… во мраке.
– Будда призывал людей стать просветленными – стать свечой, а каждой свече свое место. Долог и труден путь восточного человека. Их «жизнь» после перехода сродни туристу, путешествующему дикарем, без карт и компаса. Легко ли простому человеку передвигаться в горах, ночью? – Я поднял глаза к ласкающему свету звезд. – Даже, вы, грамотные, образованные люди не сможете определить по звездам направление к ближайшему городу, время года и время, оставшееся до рассвета. А после смерти, звезды светят иначе. Христиане, мусульмане переживают переход как туристы VIP класса – в назначенное время их заберут и отвезут в нужный им «отель». Каждому человеку, его душе, после перехода предлагается на выбор: искать дорогу самому; проводник (род); комфортная экскурсия.
– Благодарю за гостеприимство, – я поднялся на ноги, – вы получили от меня компас-указатель, теперь выбирать вам, куда двигаться и каким путем. Коснувшись тьмы, мое тело начало растворяться во мраке ночи, а я переместился за спину Игната. Пора делать начертания.
Михаил
Я вздрогнул, когда из темноты, окружавшей костёр, вышел… дядька Игорь? Нет, старик ещё крепкий с седой до белизны бородой, густые седые брови, цепкий взгляд. Но как похож! Если тому дядьке Игорю, из детства, прибавить годков, хорошенько отмыть… Нет, всё равно негатив остаётся. Его странная ухмылка, вечно ищущий взгляд (чего бы стырить). Мама не отказывала своему «юродивому» брату в тарелке с супом, но за доброту Игоряша отплачивал украденным утюгом, испарившимся столовым серебром, моим великом, исчезнувшим из прихожей. В общем, симпатии к гостю, Михаил не испытывал.
Люба обняла меня. И меня отпустило. Я вспомнил, что именно дядя Игорь подарил мне тот велосипед, а ещё, что он, заступившись за меня перед дворовой шпаной, свёл меня с Игнатом.
Я перевёл взгляд на Игната (он с благоговением смотрел на гостя). Почувствовав мой взгляд, Игнат посмотрел на меня. «Это и есть тот человек, которого мы ждали?» – спрашивал я Игната взглядом: – «Он должен дать нам ответы на наболевшие вопросы»? Игнат утвердительно кивнул мне и снова перевёл взгляд на гостя.
Внимательно посмотрел на гостя. Тот, выпив воды, как мне показалось, поморщился (трудно сказать о мимике человека, лицо которого скрывает густая борода и усы). Пустили «чарку мира» и когда пришла моя очередь сделать глоток из пластового стаканчика, то там оказалась водка. «То-то старик к нему так приложился» – подумал, глядя как стаканчик завершает круг вокруг костра (все чуть касались губами жидкости внутри). Стаканчик вернулся в руки старика. «Ну, сейчас залпом хлопнет», – усмешка появилась на моих губах. И вдруг, раз – стаканчик оказывается в середине костра. Стаканчик стоит в огне целёхонький, а спирт в нём загорелся.
– Как так? – Замер вопрос на моих губах. – Водку и в огонь? Нет, дядя Игорь на такое не способен. Удивление, растерянность вытесняют из меня негативные воспоминания о дяде Игоре и… в мои руки всунули тарелку с едой.
«Что с ней делать?» – я наморщил лоб, повернулся в сторону старика.
– Прими от нас от всех, – подсказал слова Игнат.
«Ну, нет, больше я его кормить не буду», – с этими мыслями поставил тарелку на камень, со словами: «Прими от нас, от всех». Повернулся к старику, ища в его глазах голодный упрёк, спросил (с издёвкой в голосе): – Вы за вегетарианство? Или против?
Мой взгляд встретился со взглядом старика.
– Оп. – старик толкнул моё сознание в прошлое.
***
Чистый, трезвый дядя Игорь читал «Пикник на обочине» Стругацких: – Ты читаешь (ты умеешь читать)? – Миша подошёл ближе к креслу, в котором сидел Игорь, думая при этом: – «да это моя книга, я её взял почитать и сейчас он её испортит». Миша хотел забрать книгу, но как объяснить причину вежливо.
***
– Папа, – Миша забежал в комнату и застыл. В доме были гости (дядя Игорь). Мишин папа и дядя Игорь играли в шахматы, чёрных фигур (которыми играл дядя Игорь) было больше на доске. – А вы умеете играть в шахматы?
***
– Не ходи туда, не смотри, – дядя Игорь стоял на пути Миши.
– Вот ещё, – фыркнул Миша и, толкнув плечом дядю, побежал к дедушке.
***
Мише подарили на день рождение маленького кролика. В городской квартире кролик не очень приятное животное (через какое-то время). В связи с «неадекватным» поведением кролика, его было решено отправить к дедушке Юре (отцу папы).
На каникулах Миша с родителями приехал к дедушке. Миша бежал по двору дома дедушки и звал: «Кролик, кролик Тяпа». Миша увидел дедушку с ружьём на плече, заходящем за угол сарая. Миша побежал к дедушке, спросить «где его кролик». Из дома вышел дядя Игорь: «Не ходи туда, не смотри». Миша прошмыгнул мимо дяди Игоря и побежал за дедушкой. За сараем раздались два выстрела. Миша вылетел из-за угла сарая на задний двор.
– О! Привет, Миша. – Дедушка Юра стоял над открытым деревянным люком, в руках держал багор, рядом с его ногами лежало ружьё. – Ты кролика просил, будет тебе кролик на ужин.
Сзади к Мише подошёл дядя Игорь, положил свои ладони на Мишины плечи.
– А я кроликов в яме держу, – деда Юра опустил багор в проём люка, начал им там шевелить, – так хлопот меньше, не убегут и огород не попортят. – Нашарив, что-то под землёй, дедушка начал, перебирая руками, поднимать багор.
В ушах Миши стоял крик из-под земли (так плакал-кричал Тяпа, когда Миша случайно прижал дверьми его лапку). Миша зажал уши руками, но крик не выходил из его головы. Ладонь дяди Игоря закрыла глаза Миши. Миша с силой зажмурился, чтобы не видеть то, что поднимает страшный багор в руках дедушки Юры.
– Батя, ты же шкурки портишь, – говоря это, дядя Игорь развернул Мишу и подтолкнул в сторону двора, – да и подранков много остаётся.
– Кому нужны летние шкурки. Да и выделывать много мороки, – слышал, убегая Миша, – теперь никто шкурки не покупает, только для собственных нужд. А на варежки наберётся.
***
Металлургический комбинат, на котором работал Миша, раньше был единым целым – таким большим индустриальным «китом». Каждый работник был его частью. Потом началась перестройка и бартер. С Госзаказами ушли стабильные деньги, каждый стал сам за себя – тащить с комбината то, что можно было обменять на деньги: медь, никель, ферросплавы.
Работники комбината стали «планктоном» – никому не нужным, временным материалом, сгорающем в угаре алкоголя и нарушениях техники безопасности, а «синий кит» (редко трезвый) генеральный директор менял мерседесы как перчатки. Каждый раз, идя на смену, Михаил проходил мимо высокого, кованого забора главного управления комбината, любовался чёрными красавцами, сменяющими друг друга как времена года.
***
А потом перед глазами встало пламя камерной печи, на западных воротах третьего проката. Михаил, в тот день, собирался на обед, когда в комнату мастера зашёл дядя Толя из соседнего подъезда.
– О, Мишаня, привет. – Дядя Толик протянул Михаилу (заискивающе глядя ему в глаза) свою сухую и широкую ладонь (с чёрным трауром, под давно не стрижеными ногтями). – Ты теперь большой человек стал.
– Ты чего хотел то, дядя Толь? – Михаил отстранился от запаха источаемого дядей Толей. Запах был свойственен для человека пьющего всякую гадость и меряющего всё на свете ценой мерзавчиков (в ларьках на центральной проходной продавали настойку боярышника в мелкой таре).
– Я к Семён Захарычу (начальнику смены). Назад решил проситься. – Дядя Толя от волнения мял в руках кепку.
– Так иди к нему, пока он на обед не уехал.
– Ты, Михаил, замолви за меня словечко. Я, ведь, без малого, десять лет на комбинате. – Дядя Толя остановился в дверях, говорил, не отрывая глаз от кепки в руках. – Сейчас в завязке, закодировался. Справка есть.
– Хорошо, дядя Толь, – Михаил дружески положил руку на плечо дяди Толи, – после обеда зайду к Семён Захарычу. Ты в который раз возвращаешься на комбинат?
– В четвёртый.
***
Я задержался с обеда, так как ходил в управу (пришёл приказ на назначение меня мастером крановой службы). Возле входа в главное управление стоял новенький «Ягуар».
– Чей это? – спросил я у охранника Гриши.
– Генеральному хозяин подогнал из Москвы, – Гриша бросил окурок в урну, – на мерсах ныне не престижно ездить. Салон ручной работы, телячья кожа, красное дерево, спецзаказ.
***
Войдя в цех третьего проката через западные ворота, я увидел группу людей возле открытой третьей камерной печи (в неё до обеда должны были поместить заготовку). Уже пройдя через молчаливую группу (Глаша – крановщица, Егор, Мишка, Вадик – слесаря, Михалыч – дежурный электрик и ещё человека три из смены) я увидел на краю печи Семён Захарыча и кепку дяди Толи (аккуратно сложенный в неё пачка Беломора, носовой платок, паспорт, всё прижато крупным камнем).
– Я ж ему говорю, – увидев меня, заговорил Семён Захарович, – тебя последний раз по статье… на проходной взяли пьяным, с тремя килограммами меди.
Семён Захарович хотел бросить окурок сигареты в недра печи, но передумав, бросил под ноги, раздавил носком правой туфли, махнул рукой и пошёл в сторону своего кабинета.
Я подошёл к краю каперной печи. Она была пуста, почти. Заготовку в неё не успели опустить. На дне печи, в белом пламени, выделялась тёмная клякса человеческого тела, свернувшегося в позу эмбриона.
***
– Позвольте, – Услышал я голос, свой голос, поднял глаза на Игната, – мы готовили три вопроса. – Глаза слезились, толи от дыма, толи от огней мира моей памяти, – Первый вопрос был смерть, второй жизнь, а третий…
***
В языках пламени костра мне виделись дядя Игорь, дядя Толя, Пашка – токсикоман с армейки. Каждый из них представлял отдельный лепесток цветка пламени на чёрном стебле – ветки из костра, поднятой гостем. Жизнь этих людей была коротка как отблеск пламени костра в ночи и с рассветом ничего не останется в остывшей золе.
Я поднял большой палец правой руки вверх от сжатого до боли кулака.
«В моей жизни вы оставили след», – думал, глядя как язычки пламени стремятся вверх, к звёздам от такой тяжёлой Земли.
***
Старик, совсем не похожий на дядю Игоря, говорил о духовном росте, о соучастии в творении. Отпустил с ладони язычок пламени (как семечко одуванчика) в небо.
«Какие творческие потуги», – хмуро думал я, – «когда жрать нечего. Вон язычок пламени без древесины улетел к праотцам, потеряв силы жизни (свою ветку – пищу для жизни), а на ветке, поднятой старцем из костра, огонёк плотно сидит на ветке, ни какому ветру не задуть».
Никита
К костру подошёл (тихо подкрался) крепкий мужик, уже седой (похож на моего дядьку-охотника, дальнего родственника по отцовской линии с берегов реки Лены). Попросил попить воды и не шуметь: – «а то козлов распугаете», – подмигнув, сказал он доверительно.
Выпив до дна из пластикового стаканчика, дядька-охотник предложил пустить круговую, за знакомство. Хохмач Мишка подлил в круговую «чашу» спирта, а охотнику на охоте пахнуть нельзя, вот охотник и поставил стакан со спиртом в костёр, а сам отодвинулся подальше от костра. Спирт, естественно, загорелся, выдав подставу Мишки.
– Ой, а вы есть не хотите? – моя любимая Ксюша, заботливая и ласковая. Каждому котёнку готова налить молока, даже на последние деньги (что не раз бывало в студенческие годы). – «Да что же ты моя любимая, голодному мужику, охотнику миской с салатом тычешь», – думаю я. – Вам мясное можно? – спрашивает она! – «Так надо спасать положение рачительных хозяев», – думаю, доставая мясное, говоря вслух: – Собственно об этом и был спор.
В общем, наложил полную тарелку нормальной пищи, оставив немного места под салат (чтобы не обидеть Ксению). Полную тарелку передал Мишке (он опять что-то придумал, его глаза так и блестят). Мишка повернулся к дядьке-охотнику, отсевшему от костра, и со словами (подсказанными Игнатом) – «Прими от нас от всех», – ставит полную тарелку еды на камень. Ещё издевается, спрашивая про вегетарианство: – Вы за вегетарианство? Или против?
Тут ещё Олеся, со своим «экологически чистым» подходом к жизни: – Да наши мальчики не хотят отказаться от мяса. Не видят пользу в здоровой пище. – «Посмотрел бы мой батя на тебя с твоими огурчиками, помидорчиками, когда пришёл на зимовье за соболем, а за стеной на улице за минус тридцать. Одной кашкой на воде сил не наберёшь для обхода засветло всех ловушек».
– Олесе зайчика стало жалко, – я смотрю на огонь, вспоминаю, каким милым зайчиком была Олеся на детском утреннике (фигурой статна, а умом из детского сада не вышла). – Наверное, она хочет иметь такие же большие уши или маленький хвост.
Тут в дядьке проснулся охотник и он начал рассказывать нам: чем отличается беляк от русака; чем питаются летом; чем питаются зимой; какие следы оставляют; признаки лёжки зайца; в какое время суток активны. Подведя итог, можно сказать, что взрослый русак – царь полей, которому нестрашны ни лиса, ни волк.
– Только человек способен добыть здорового, матёрого русака. Человек он как «синий кит» в океане жизни, любая дичь для него становиться мелочью (если подобрать соответствующий калибр). А если подойти с умом, то можно добыть зверя и шкурку не попортить.
***
Китов я в живую не видел, а вот сома, на креветку, мы с отцом ловили.
Началось всё с того, что отцу порекомендовали попробовать креветок. Он поехал в магазин «Океан» и купил три килограмма мороженных креветок.
– Как их варить? – спросила мама.
– Как раков, – ответил «добытчик», – вскипятила воду с солью, опустила туда креветок, покраснели – доставай.
У мамы все креветки разом не вошли в кастрюльку, несколько штук она убрала в маленькую кастрюльку (про которую благополучно забыла). Вспомнили про креветок когда нужно было вскипятить молоко.
– Нужно выкидывать, – огорчилась находке мама.
– Зачем выбрасывать? – говорил папа, наслаждаясь маминым борщом, – сосед звал на рыбалку в выходные. Говорил, сома видел. Вот молодость и вспомню. Сомы на всякую экзотику с душком падки.
***
Дядя Боря (наш сосед по дому и гаражу) выделил нам на ночной лов свою лодку: – Днём он вон там, на мелководье, плескался. Вон в том омуте у него, стало быть, лёжка.
– Хорошо, до утра мы и сома поймаем и лодку твою вернём, – Папа проверял крепость плетёной лески.
– Фонарик то взяли?
– У меня хороший, шахтёрский, – папа повернулся ко мне, – Ник, посмотри в багажнике, мы заморских раков не забыли с собой взять?
Ночь, лодка, звёзды. Мы свою палатку не брали, так как дядя Боря собирался на зорьку, а палатка у него была большая, вместительная.
От воды тянуло холодом, я плотнее укутался в отцовскую штурмовку.
– Отдохни пока, сынок, – отец заметил моё шевеление, по раскачиванию лодки, – как сом пойдёт на наших креветок, то будет не до сна, попотеем.
– А сомы они большие? – зевнув, спросил я.
– Сом он как синий кит среди местной рыбы. Бывают очень крупные экземпляры. Может и размером с эту лодку.
– Хорошо бы с лодку, – пробормотал я, закрывая глаза.
Я стал вспоминать прочитанное из библиотечной книжки. Сом живёт в самых глубоких местах. Охотиться ночью. Днём может выходить на мелководье, чтобы погреться. Представляя себя большим, толстым сомом, который не имеет такой тёплой штурмовки и мёрзнет на дне реки, в полной темноте. Смотрит своими большими, чёрными глазами на проплывающих рыб, плавунцов, головастиков и тут в темноте – луч света. Он ослепляет меня, я не вижу ни чего кроме этого света. Весь мир для меня становится светом.
– Ник, сынок, – трясёт меня папа, повернув ко мне голову, на которой ярко светит шахтёрский фонарик, – заснул что ли? Вставай, помогай тянуть сома, – протягивает мне толстое удилище.
***
Я шевелю этим удилищем и понимаю, что это ветка, а вместо вод реки, я ворошу прогорающие угли костра, – Позвольте, – говорю я, приходя в себя, оглядываю всех собравшихся. «Да, это то мероприятие, на которое нас затянул Игнат», – собираюсь с мыслями. Игнат мне кивнул, Тимур пожал плечами, Олеся помотала головой, Люба кивнула, Михаил показал большой палец правой руки, Ксюша кивнула и погладила меня по коленке. – «Что там Игнат просил меня? Ах да». – Я собрался и выдохнул (как отче наш): – Дух и душа, смерть и жизнь, взаимосвязь.