Ася Исай
Измена всему виной

Глава 11

Ловушка для комаров противно взвизгивает, когда в ее сети попадается очередная жертва. Старый холодильник “Днепр” ворчит, будто возмущаясь на сорокаградусную жару и орущих за окном цикад. Занавески колышет нагретый за день щедрым южным солнцем воздух. Он наполнен липами, жасмином, горячими абрикосами и… пирогами. Это точно тетя Маша затеялась утешительно-примирительной выпечкой. Значит, нужно с доктором поговорить быстрее, а то опять не дадут.

Он сидит напротив и тоже молчит. Зажигалку перекатывает в длинных пальцах, а я стараюсь не смотреть, как иногда мелькает необычное кольцо на большом. Кажется, будто в широкое кольцо из белого металла вплавили тонкое золотое. Оно угловатое, неровное, но взгляд цепляет моментально. Доктор замечает мое внимание, скалится, и я тут же прячу взгляд в своей кружке.

Теть Маша уже прибегала на мой крик, которым я всполошила всю округу, когда поняла, что за мной наблюдают. Этот оборотень в белом халате стоял как ни в чем не бывало, уперев руки в бока, и с улыбкой, выслушивал все мои аргументы в пользу того, что человек он так себе. Тут-то и прискакала запыхавшаяся теть Маша.

– Василиса! Что стряслось?! – открывает дверь в душ еще шире, вытирая пот со лба и обмахиваясь кухонным полотенцем.

Перед ней открывается восхитительная картина. Я – в пене, прикрываюсь полотенцем, пока с волос стекает вода, а этот гад стоит… Улыбается. Действительно, чтобы здесь могло произойти…

– Он ко мне в душ влез! – срываю с крючка мокрую мочалку, вырывая петельку с мясом, и запускаю в вынужденного соседа. Увы, он непринужденно отмахивается, и мочалка падает, разбрызгивая пену по дорожке и его спортивным брюкам. Ну хоть что-то.

– Приставал, что ли? – почему-то очень радостно всплескивает руками теть Маша, чем окончательно выводит меня из себя.

– Да нет же! Не успел. К счастью!– топаю от досады, что меня никто не слышит. – Он смотрел на меня голую, пока я мылась! – слезы уже наполнили глаза обидой и разочарованием, но это был не последний удар.

– Васятка, ну что ты за дуреха?! – вздыхает устало. – Ну, посмотрел. От тебя не убудет. А всех кур своим ором своим мне переполошила. На кой глотку драть-то? Если ты так орать каждый день будешь, у меня Нюська молоко давать перестанет! – разоряется теть Маша, а доктор разворачивается и уходит смеясь! – Велика беда! Мужик позарился! Да радоваться надо! За ним вся деревня бегает!

И ведь… не поспоришь. Только я не вся деревня. И мне с моим багажом ни сосед, ни тем более мужик не нужен. Я психанула окончательно. Прямо так, в пене, вернулась в дом. Чуть не поскользнулась в мокрых тапочках, но ушла, не обращая внимания на слова теть Маши. Наконец от души хлопнув дверью, заперлась у себя в башне.

Плакать – дело бессмысленное. Хоть и очень хочется. Самое время переплавить все самые острые эмоции в энергию. И я принимаюсь разбирать коробки с вещами, аккуратно сложенные в уголочке. Чудом в верхней коробке попадаются и мои собственные вещи. Мамины джинсовые шорты и моя безразмерная футболка Олимпиада 92 оказываются идеальным выбором.

Нужно заканчивать весь этот бардак с сожительством. Долго решалась, но все же спустилась, чтобы поговорить с нахалом. Проходя мимо зеркала, заметила, что волосы высохли идеально-рыжей волной. Я все больше становлюсь похожей на ведьму. Вдруг удастся убедить?

Начать говорить первой – невыносимо. Топлю очередную ложку сахара в чае, внимательно наблюдая, как растворяются крупинки сахара, создавая фантастические вихри. Стыд никак не смешается со злостью. Я закипаю где-то глубоко внутри, но снаружи потупила взгляд в кружку и никак не могу сдвинуть себя с места. Божечки, да он же видел меня голой! Меня муж в таком виде ни разу не видел, а этот стоял, пялился. Взглядом пожирал, пока я не пришла в себя от шока и не завопила… Точнее, не прикрылась полотенцем.

Всплывшее в мыслях “муж” бьет током прямо в нерв, заставляя выдернуть ложку из получившегося сиропа и отбросить ее на блюдце. Не так дерзко, если бы прямо на стол. Скатерть жалко, но все равно ложка звонко звякнула о фарфор с возмущением. Бабулин сервиз не пострадал, а вот я насладилась мученическим стоном доктора.

– Я думал, там никого нет, – вздыхает, потирая колючую на вид бороду. И как ему не жарко с этой растительностью на морде?

– Но ты же слышал, что течет вода…

– Думал, снова сорвало заглушку. Такое было уже.

– Мог просто спросить! – наконец отрываюсь от кружки, чтобы посмотреть на наглеца. Но он спокоен. Неужели ничего не может вывести его из себя? Он даже не ночью не удивился, когда я оказалась в его постели.

– Прости, что привык жить в своем доме один, – разводит руками. Правда, ничего не понимает?

– В моем. – отрезаю.

– Я думал, мы об этом уже поговорили. Какого хрена ты вообще дверь приоткрытой оставила?

– Какого хрена ты стоял и пялился? Голых женщин никогда не видел? Можешь посмотреть в журналах или профильном видео. Я-то тут при чем?

Он встает из-за стола так резко, что стул перекрикивает и цикад, и холодильник, и даже часы с боем. Он наклоняется ближе ко мне, чтобы точно поняла, что он говорит. В его глазах клубится тьма. Я почему-то точно знаю, что ей нельзя на волю. Иначе его точно не остановить.

– Я сам знаю, что мне делать. А свои советы можешь давать кому угодно. Ты ни хрена обо мне не знаешь, девочка.

Глава 12

– Я сам знаю, что мне делать. А свои советы можешь давать кому угодно. Ты ни хрена обо мне не знаешь, девочка, – его рык звучит слишком грозно.

Волоски на теле встают дыбом и пробегаются по коже колкими мурашками, предупреждая об опасности. Глядя в его потемневшие глаза, где-то в глубине души, рождается страх и то самое желание бежать. Я задела какую-то рану или просто самолюбие? В любом случае хочется прошипеть ему в ответ что-то очень несвойственное для меня и максимально ядовитое.

Встаю, чтобы быть наравне. Я не стану ему объяснять, что в старом летнем душе вентиляция так себе, мало света и живут пугающие соседи – пауки. Никакие доводы в пользу приоткрытой дверцы не исправят ситуацию. Потому что наш спор далеко не об этом. Просто хочу впервые в жизни высказаться. Отстоять себя.

Он не виноват, просто стал последней каплей в целом океане лжи, злобы и ненависти от мужчин. И получит за всех-всех, кто меня когда-то обидел. Одноклассники, отчим, Руслан… В этот список входит и мой отец, которого я никогда не знала.

– А я и не хочу. Не хочу не просто ничего о тебе знать, но и о существовании твоем с радостью бы забыла. Я приехала сюда, чтобы побыть в одиночестве. Чтобы хоть немного остановить карусель событий. Но благодаря тебе она только набирает обороты. Я даже в тишине побыть не могу! Все время какая-то ерунда происходит!

И в подтверждение моим словам на кухне совершенно без стука появляется теть Маша. И не одна, а с корзинкой, источающей невероятные ароматы, даже несмотря на то, что прикрыта полотенцем.

– Не помешаю? – ох как хочется ответить, что очень даже помешает, но не могу. Она почти семья. Последнее, что осталось. – Васяточка, я твоих любимых пирогов напекла. Ладные получились, с корочкой золотистой. Давай на стол накрывать!

Слезы рвутся наружу, но я сдерживаю соленое море. Впиваюсь взглядом во тьму доктора. Видишь? Ты же точно видишь, что я права! Но, кажется, ему плевать, а теть Маша то ли не замечает отчаянья в моих глазах, то ли искренне пытается разрядить потрескивающее в воздухе напряжение. Она ловко перестилает скатерть, достает из корзинки ароматные пироги и бутылку самогона. Все, безусловно, паршиво. Но настолько?

– Теть Маш, а самогон зачем? – горло дерет так, словно я кричала на разрыв не один час и связки выдают звук из последних сил.

– Ты уже взрослая деваха. Можно и чарочку. За здоровье, – подмигивает улыбаясь и пока я не начала возмущаться, начинает суетиться. – Тут же, смотри, пирог со щавелем, твой любимый, я помню. Огурчики малосольные, хрустящие! Сало домашнее. С мясом. А на десерт вот! – из бездонной корзинки выныривает полная тарелка пирожков. – С вишней и клубникой.

– А без самогона нельзя? – она с таким теплом и заботой обо всем этом рассказала, что я не могу не улыбнуться.

– Да как же деревня простоит без самогонки? Это же и сердце согреть, и раны залечить, и валюта местная! – смеясь отмахивается от меня, продолжая сервировать стол.

Она сама прекрасно знает, где взять рюмки, тарелки и прочие мелочи. И гад этот все знает. Схватил пирожок и ест так аппетитно, что живот начинает поскуливать от голода. Все знают о моем доме больше меня.

– Валюта? – отвлекаю сама себя от самых темных мыслей.

– Ну а как же. Нужно мне будет, например, чтоб Валерка Гречихин огород по осени трактором вскопал. Денег он не возьмет. Гордый. А вот бутылочка. Это же собственное производство! – наклоняется ко мне поближе и тихонечко шепчет, будто выдает главную тайну человечества. – Я почки березовые ,самые первые, молодые запариваю. Вкус тогда мягкий! Голова не болит! Натуральный продукт! А Илюша наш не пьет. – очень не вовремя включается режим свахи у теть Маши. Говорит громче, выразительнее. Будто представляет главного претендента. – Ты бы присмотрелась, Василис! Таких в городе не найти.

“Илюша” давится сочной начинкой и закашливается, я краснею, а тетя Маша что-то продолжает счастливо щебетать.

– Боюсь, я недостаточно хороша для вашего Илюши. Вы тут угощайтесь. А я пойду проветрюсь.

Ухожу, чтобы не разреветься. Ноги сами несут меня в место, которое даже в тринадцать меня манило своей сказочной нереальностью. Поднимаюсь в гору, пробираюсь сквозь заросли фундука, чтобы устроиться на обрыве. Солнце стремительно садится, уступая ночи, но напоследок заливает все золотом, чтобы мы не забыли до наступления рассвета как оно прекрасно. Внизу загорается подсветкой ближайший маленький город. Фонари словно звезды мерцают, гипнотизируя и успокаивая. Но дурные мысли не отпускают.

Я выгляжу здесь лишней. Чужаком, который непонятно почему вломился в дом и начинает качать права. Мне здесь не место, но идти больше некуда. Если все продолжится так… Даже не знаю где окажусь в итоге. Вдруг меня найдут уже завтра? Нет, нет, нет. Это еще страшнее. Лучше жить в дурдоме, но жить, а не исчезнуть, раствориться в песках пустыни.

Судя по статьям в интернете о свадьбе, ни у кого не появилось вопросы, куда исчезла невеста, почему ее не было в финале вечера. Просто страсть между женихом и невестой такая сильная, что они не выдержали до конца банкета. Вот и все. Потерять меня в эмиратах будет еще проще.

Сзади слышится рык мотоцикла. Все тело холодеет и становится ватным. Неужели я думаю так громко и меня уже нашли? Молюсь, чтобы мотоцикл проехал мимо, но он, как назло, паркуется отрезая мне единственный выход с поляны и ослепляя фарой. Хоть сердце и колотится как сумасшедшее, я стараюсь не подавать виду. Мотор затихает, фара гаснет, а тяжелые шаги приближаются ко мне. Я их едва слышу сквозь грохот сердца.

– Как ты меня нашел? – дрожу. Он, кажется, думает, что это от холода и накидывает мне на плечи свою кожаную куртку. Она пахнет теплым закатом и немного пылью.

– Хреново у нас с тобой вышло. Но ситуация безвыходная. – дрожь понемногу отпускает, когда я слышу низкие, рычащие нотки в его голосе. – Придется общаться. Минимум несколько месяцев. Я не одобряю все это сватовство со стороны Марии Михайловны, но познакомиться заново нам не помешает. Илья Калинин. Врач. И пугать я тебя не хотел. Просто мое прошлое слишком темное для нежных, маленьких девочек.

– Василиса. Мое прошлое слишком темное для грубых взрослых мужиков. – на улице стало совсем темно, я не вижу его лицо, зато слышу, как он тихо хмыкает. – Ну а что ты от меня хочешь, если сам не рвешься откровенничать?

– Давай для начала признаем, что у каждого есть тайная территория, и будем уважать?

Он протягивает мне руку, и я почти решаюсь ее пожать, принимая перемирие, как за нами слышится какой-то невнятный шорох и рык.

– Это что? – осипший от страха голос шелестит, а я вцепляюсь руками в ладонь Ильи и почти залезаю ему на руки.

– Сиди. Я проверю. – Из внутреннего кармана куртки он достает, что-то металлическое. И только по щелчку предохранителя я понимаю, что это пистолет. Что за…

– Эй, эй! Не оставляй меня тут одну!