Астрид Шольте
Исчезающая в бездне
– Ты ожидала другого, не так ли? – И она жестом показала вокруг. – От Палиндромены?
– Нет. – Я уже забыла о том, что я уже когда-то была здесь в детстве, хотя, судя по всему, это правда. Выходит, что все мои сны про лес были воспоминаниями об этом дереве и о полях с культурами?
– Ах! – Она заметила, что мой взгляд устремлен на дерево за открытой дверью. – Оно прекрасно, не правда ли? Последний двухцветный эвкалипт, которому более пятисот лет. Мои родители построили станцию вокруг него, они – основатели Палиндромены, – сказала она, и по глазам было видно, что ее захлестнул поток воспоминаний. – Пятьдесят лет назад они обнаружили в коралле протеин, который не только предотвращает разложение мертвой органической материи, но и обладает восстанавливающими свойствами. Его лечебный эффект увеличивается в десять раз, если начать новый жизненный цикл организма, запустив сердце.
Она улыбнулась мне, думая, что я все поняла. Но она ошиблась.
– Ты знаешь, что у деревьев есть пульс? – спросила она.
– Разве у них есть сердце?
Нессандра по-доброму засмеялась.
– Нет, но у некоторых из них есть сердцебиение. – Нессандра положила руку на грудь. – Так же, как по нашим жилам течет кровь, так и по дереву циркулируют соки в течение суточного цикла. Все это контролируется командным центром из клеток, схожим с нашим мозгом. При попытке реанимировать погибшие растения родители обнаружили, что, когда они восстановили пульс у дерева, его командный центр тоже ожил. А значит, его «мозг» исцелился. Однако они увидели, что новая жизнь деревьев длится всего один суточный цикл, которого не хватает для созревания плодов, – рассмеялась она снова.
Когда я не поддержала ее веселья, она продолжила.
– Тогда родители начали думать о другой области применения, в которой двадцать четыре часа были бы на вес золота, а не считались разочарованием. Мы по-прежнему не сдаемся и продолжаем искать способ сделать так, чтобы смерть не повторялась. Пока речь идет о растениях, но, возможно, однажды мы добьемся этого с нашими пациентами.
Выходит, что и Палиндромена, и рифы хотели одного: выращивать съедобные плоды там, где повсюду вода, но ни у кого пока не получалось.
– Но ты ведь не за этим сюда прибыла, не так ли? – уточнила директор. Было видно, что ей нравится рассказывать эту историю, несмотря на то, что она делала это очень много раз. – Ты готова к началу самых ценных суток в твоей жизни? – И она указала на дверь с номером шестнадцать.
Я не знала, что ответить.
– Разумеется, готова! – улыбнулась она, но при этом ее глаза оставались серьезными. Возможно, мое молчание ее слегка нервировало. – Твой смотритель будет здесь с минуты на минуту, он останется рядом с тобой на двадцать четыре часа. Его зовут Рэйлан Бассан. Он с Эквинокса, как и ты. Возможно, вы с ним знакомы. Раньше он был подводным охотником, – шепнула она заговорщическим тоном, будто это должно было произвести на меня впечатление. – Причем одним из лучших.
Я не знала никого по имени Рэйлан. Мы с Элизией почти не общались ни с кем из детей после того, как бросили школу после смерти родителей. Как бы то ни было, я не хотела, чтобы кто-то был рядом во время моего разговора с сестрой. Я хотела поговорить с ней наедине.
Видимо, Нессандра поняла мое молчание по-своему.
– Тебе нечего бояться, Темпеста.
Я пожала плечами и кивнула.
– А сейчас, – сказала она обеспокоенным голосом, – обещай, что твоя сестра не узнает, что она умерла.
– Почему? – спросила я, хотя это не входило в мои планы.
– Так будет спокойнее для всех участников, – ответила Нессандра. – Представь, что бы ты почувствовала, узнав, что тебе осталось жить всего сутки.
– А что она подумает о том, что произошло? Наши родители работали на Палиндромене. Думаете, она не догадается?
– Когда она очнется, врачи скажут ей, что произошел несчастный случай, после которого она несколько дней находилась в коме. А теперь ей нужно остаться под наблюдением в больнице на Эквиноксе. В ее комнате все сделано так, будто она не покидала рифа.
– И это сработает? – Я не могла в это поверить, ведь все на Эквиноксе знали про Палиндромену. – Она не заподозрит, что это обман?
– Мы оживляем людей со всего света, – пояснила Нессандра. – Большинство не знают о том, что мы делаем, за исключением жителей Эквинокса. Тем пациентам, которые проживали неподалеку, мы даем лекарства, чтобы они забыли свои самые последние воспоминания. Они не вспомнят последние часы их жизни. Элизия не будет знать о том, что она утонула. Поверь мне.
Я надеялась, что она вспомнит ту ночь, когда погибли родители. А иначе какой в этом смысл?
– А если она все же догадается?
– Тогда сотрудники дадут ей снотворное, чтобы избежать паники. Естественно, нам бы этого не хотелось. Мы бы предпочли, чтобы вы провели как можно больше времени вместе. Для всех будет лучше, если она не узнает правду, но уверяю тебя, мы готовы к любому развитию событий. Нам важно облегчить твое горе. – И она тепло улыбнулась. – Надеюсь, наступит тот день, когда мы полностью победим смерть, чтобы на земле больше не было страданий. – Я поняла, что она тоже кого-то потеряла, увидев боль в ее глазах.
Хотела бы я жить в таком мире.
– Жди здесь, – сказала она изменившимся голосом. – Твой смотритель скоро появится.
– Спасибо.
Затем Нессандра пожала мне руку.
– До чего же ты похожа на маму! – Видимо, она хотела подбодрить меня, но я вновь почувствовала грусть от того, что ее больше нет.
– Спасибо, – повторила я.
Она понимающе кивнула.
– Темпеста, скоро начнется твое приключение на Палиндромене.
Глава пятая
Лор
Счетчик еще не запущен
Понедельник, 11:00
За час до оживления
Понедельник. Наступил тот день, когда я наконец-то выйду из сумрачного Аквариума. Только если смогу уговорить себя встать с постели.
Я не стал подниматься, когда Нессандра оставила возле входа миску с ягодами. Она всегда приносила мне еду перед началом работы, зная, что я не хожу наверх в столовую для сотрудников. То, что я прятался в подвале, не означало, что я одобряю то, чем занимается ее компания. Поэтому, когда она пришла, я притворился спящим.
Я избегал общения с ней на протяжении почти двух лет после того, как она заставила меня пройти церемонию оживления с Каленом, уверяя, что это даст нам возможность проститься – ведь у нее не было такого шанса с ее родителями. Ужас в глазах Калена, когда он понял, чем все закончится, будет преследовать меня до конца моих дней. Осознание того, что каких-то двадцать четыре часа отделяет тебя от вечного сна, сложно принять спокойно.
Последним, что он чувствовал, был страх. Можно было бы винить во всем Нессандру, но на самом деле я сам виноват.
Сегодня я нарушу клятву, данную самому себе два года назад. Я обещал оставаться в подземелье вместе с мертвецами до последнего вздоха, чтобы искупить свою вину. Однако Рэй обратился ко мне за помощью. На этот раз я решил помочь ему, поставив благополучие друга выше своих интересов, как я должен был поступить с Каленом. На этот раз у меня получится.
Поскольку в компании было всего около пятидесяти смотрителей и меня легко могли вычислить, вчера вечером Рэй сам участвовал в процедуре подготовки к оживлению с учеными. Они настроили специальный эхопорт для оживления и выдали ему цифровой планшет с подробной информацией о смерти пациентки. Рэй оставил оба устройства у меня. Я спрятал их под подушку, надеясь, что утром их там уже не будет, а наш уговор окажется всего лишь страшным сном.
Но я так и не смог уснуть, а вещи под подушкой никуда не исчезли.
Наконец я сел на кровати и достал их из укрытия. Несколько секунд смотрел на иссиня-черный экран эхопорта, пытаясь собраться с силами, чтобы его включить. Я понимал, что после этого пути назад не будет. В замешательстве я держал эхопорт над запястьем, а внутри меня шла борьба. До этого я надевал его лишь однажды – когда навсегда прощался с Каленом.
Когда-то я верил в программу оживления и в Подводных богов. Поскольку я вырос на острове и слышал только о чудесах Палиндромены, я ни разу не ставил под сомнение то, что они делают. Однако после несчастья на Священной горе я не мог смириться с тем, через что здесь приходится пройти людям. Я бы хотел разбить эхопорт на тысячу кусочков.
Но сейчас речь шла не обо мне, я заметил, какой затравленный взгляд у Рэя, и не мог позволить, чтобы он стал таким, как я: грустным, ожесточенным и одиноким. Сегодняшний день был очень важен для него. Мне показалось, что он оставил всякую надежду на исцеление, но ведь только она помогает нам пережить очередной день.
Я стиснул зубы, когда два шипа с нижней стороны браслета прошли через кожу прямо в кровоток. По краям экрана зажегся синий свет, а значит, эхопорт подключился к моему пульсу.
До Великого потопа на всей земле использовали электричество – для освещения домов и улиц. Но сейчас осталась только энергия солнца, ветра и воды, а также наших тел.
Пытаясь оживить утонувших людей, ученые Палиндромены обнаружили, что люди тоже несут в себе электричество. Внедрившись в кровоток, можно было использовать пульс не только для поддержания жизни, но и как источник питания для небольших устройств вроде эхопорта. Это было надежнее солнца. Разумеется, пока вы были живы.
Я не хотел долго смотреть на экран, сделав вид, что это обычное украшение. Затем я надел бежевую футболку, которую взял для меня Рэй, и положил планшет в задний карман, за книгой.
Вчера перед уходом Рэй сказал, что если я буду вести себя тихо, то все пройдет отлично. Но мне с трудом в это верилось.
Я напомнил себе о том, что делаю хорошее дело. Рэй больше всего на свете мечтал вернуться к подводной охоте. Это было у него в крови. Примерно десять лет назад его отец поймал громадного панцирника-тюленя, которого хватило, чтобы накормить ужином всех жителей Эквинокса. А остатки отдали на Палиндромену в обмен на ценные лекарства вроде таблеток для рекомпрессии. В тот день отец Рэя в одночасье стал героем.
В детстве Рэй так часто слышал эту историю про тюленя, что она стала частью его собственных воспоминаний. Поэтому я уверен, что ни у кого бы язык не повернулся обвинить его в том, что он забылся, заметив тень левиафана глубоко на дне под лодкой. Он так заинтересовался этим чудищем, что поздно заметил приближающееся судно.
Я надеялся, что сегодня Рэй сможет начать новую главу своей жизни. Конечно, я понимал его желание вернуться в прошлое. Я бы тоже хотел снова оказаться на той скале два года назад, но это было невозможно, а начать жизнь с нуля я не мог. Однако при всем при этом сегодня я все же собирался сделать шаг во внешний мир.
Здесь, под землей, было проще забыть, что я натворил. Даже несмотря на то, что вокруг меня были одни мертвецы. Но стоит мне выйти наружу, как я сразу вспомню прошлое. Как я считал дни до выходных, когда встречусь с Каленом и его друзьями с Эквинокса. Как мы мчались на вездеходах по песку, жарили рыбу на костре на берегу и сидели далеко за полночь, болтая о мире, который простирался за островом. Тогда я мечтал о том, чтобы увидеть разные места или по крайней мере покинуть этот остров. А сейчас я даже боялся выйти из подземелья.
Я должен забыть об уговоре с Рэем. Тогда клиентка появится, ни один из смотрителей ее не встретит, процедуру отменят, и Нессандра назначит другую дату. Но тогда Рэю влетит. Скорее всего, его уволят, а его будущее, как и прошлое, которое он так хочет вернуть, будут утеряны навсегда.
Я не мог лишить его всего этого.
Взяв из шкафчика белый кусок ткани, я поспешил наверх, пока решимость меня не покинула. Из ткани я сделал бандану, чтобы закрыть золотисто-белокурые волосы, низ лица закрыл маской, защищающей от микробов. Смотритель в маске не вызовет подозрений, ведь защита клиентов и пациентов была на первом месте у всех работников Палиндромены.
Я сделал глубокий вдох. С силой надавив на ручку, открыл дверь. Я должен это сделать. Ради Рэя. Это будет правильно. Нужно забыть о своем эгоизме. Через двадцать четыре часа я вновь спущусь в Аквариум, и все снова будет, как прежде.
– Не трусь, – прошептал я себе под нос.
С большим трудом преодолев свой страх, я направился в фойе. Мои движения были скованными, будто бы я разучился ходить. Я сжал кулаки. Ничего, справлюсь.
Войдя в фойе, я прищурился при свете солнца, проходящего сквозь стеклянную стену и потолок. Я уже забыл, как здесь светло. На секунду я замер, вспомнив ощущение обжигающих солнечных лучей на коже.
Мама всегда отчитывала меня за то, что я забывал надеть футболки с длинным рукавом. Из-за своей светлой кожи я быстро получал солнечные ожоги, но мне нравилось чувствовать на себе солнечные лучи.
– Простите, – какая-то женщина чуть не столкнулась со мной.
Я отпрянул в сторону.
Сейчас я не могу позволить себе погрузиться в поток воспоминаний.
Все смотрители собрались вокруг эвкалипта. В детстве я обожал деревья и проводил все свободное время, забираясь на несколько уцелевших на острове стволов. А когда мне это надоело, я начал осваивать скалы.
Взволнованные голоса смотрителей эхом раздавались по комнате. Эхопорт на моей руке завибрировал, а значит, клиентка была уже здесь.
– Разбудите тех, кто был в кромешной тьме, – раздались голоса смотрителей. – Выведите их на свет. Дайте им проститься со всеми, прежде чем они вернутся в ваши водные объятия. Мы верим в вас. Мы слушаем вас. Во веки веков.
Один из смотрителей, с темной кожей и длинными кудрявыми волосами, заметил меня, но лишь улыбнулся в ответ. Я быстрым шагом направился в зал оживления, пока меня никто не перехватил. Даже в маске и бандане я не желал, чтобы меня кто-то рассматривал. Только Рэй и Нессандра знали о том, что я обитаю внизу. И я хотел, чтобы так оно и оставалось.
Подойдя к двери с номером шестнадцать, в которой я должен был провести ближайшие двадцать четыре часа, я услышал знакомый голос, раздававшийся из коридора.
Нессандра.
Только не это. Она не должна меня видеть. Маска и бандана не собьют ее с толку. Я поспешил спрятаться за угол.
Я услышал, как она говорила клиентке о том, что следующие сутки бесценны. В негодовании я стиснул зубы. Вся программа оживления – сплошной обман. Она никому не помогала: ни живым, ни мертвым.
Я подождал немного, пока не услышал цоканье каблуков Нессандры в конце коридора. Только тогда я вошел в комнату к клиентке.
Темпесте Алерин.
Глава шестая
Темпеста
Счетчик еще не запущен
Понедельник, 11:30
За полчаса до оживления
Я сидела, покачивая ногой в такт тикающим на стене часам. Прошло всего несколько минут с тех пор, как директор вышла, и я осталась в комнате дожидаться смотрителя.
Я сжимала и разжимала пальцы, пытаясь сбросить напряжение. Казалось бы, я столько лет слышала про Палиндромену, но тем не менее я чувствовала себя не в своей тарелке и не могла представить своих родителей идущими по этим коридорам. Я даже не могла воскресить в памяти их лица и боялась, что наступит тот день, когда я окончательно их забуду. Время стирает все, включая воспоминания.
Наконец дверь в коридор открылась, и в комнату вошел высокий молодой человек. Я почувствовала себя свежепойманной рыбой, которая перешла от одного рыбака к другому.
Судя по его виду, он был на несколько лет старше меня. Его лицо наполовину было закрыто маской. Он был таким же светлокожим, что и директор, с той разницей, что у него на носу красовались веснушки.
Я поймала взгляд его ярко-голубых глаз. Целую минуту мы смотрели друг на друга.
– Привет, – наконец сказал он, протягивая мне руку. Было видно, что она слегка дрожит. – Я Ло… люблю свою работу смотрителя.
Я поджала губы. Любит? Что-то не верится. Он не выглядел радостным. Несмотря на то, что почти все его лицо скрывала маска, было видно, что у него плотно сжаты зубы.
Он был намного младше, чем я ожидала. По моему мнению, все смотрители должны были выглядеть, как мой отец: высокий худощавый мужчина с веселой улыбкой. Он умел успокаивать, невзирая на возраст, и давать советы, не читая нотаций. Рядом с ним людям начинало казаться, что они знают его всю жизнь. Я восхищалась его умением находить общий язык с незнакомцами, тогда как я не могла сохранить дружбу даже до конца учебного года.
Слишком скромная. Слишком серьезная. Слишком ранимая.
Я никогда не соответствовала людским ожиданиям.
Моими единственными друзьями были Элизия и ее лучший друг Даон, который проводил со мной время лишь потому, что был без ума от моей сестры. Иногда по ночам я лежала, уставившись в потолок, и думала: вот бы мне стать другой, более дружелюбной, лучше, чем сейчас, – а еще я размышляла, можно ли считать Элизию моей подругой, или же она была вынуждена общаться со мной потому, что мы сестры.
Была ли я обузой для нее?
– Рэйлан, – представился смотритель, нарушив тишину. – Рэйлан Бассан, а ты Темпеста?
– Темпе, – поправила я его и наконец-то согласилась пожать ему руку. Я знала за собой привычку ставить людей в неловкое положение, но при этом я также заметила, что, если помолчать чуть дольше, чем принято, люди покажут больше, чем им хотелось бы. Иногда мне нужно было это время, чтобы собраться с мыслями.
Когда наши руки соприкоснулись, Рэйлан посмотрел на мои загорелые, темные пальцы, сравнивая их со своей бледной рукой. На его запястье я заметила красивый браслет с круглым черным экраном. На нем ничего не было, кроме синей полосы по краю. Я отпустила его руку, и из моей груди вырвался вздох.
Это же эхопорт.
В последний раз я видела его, когда отец еще был жив. Такие эхопорты носили только смотрители, чтобы следить за оживлением мертвых. Когда мы были маленькими, он одновременно завораживал и пугал нас с Элизией. Отец запрещал нам к нему прикасаться.
– Это не игрушка, – говорил он нам.
– Для чего он нужен? – интересовалась я.
Каждый раз он многозначительно смотрел на маму, прежде чем ответить:
– Не вашего ума дело.
Мы с Элизией думали, что в нем заключена власть над жизнью и смертью, и если до него дотронуться, то сердце станет черным, как круглый экран, а в груди образуется глубокая дыра. В детстве мы на спор подбивали друг друга пробраться в комнату родителей, пока папа спит, и дотронуться до экрана. Но убегали, так и не добравшись до него.
Рэйлан несколько раз кашлянул, и мне пришлось отвести глаза от его руки.
– Я буду рядом с тобой на протяжении всей процедуры оживления твоей сестры.
Что этот мальчик знает о горе и смерти? Держа его за руку, я почувствовала, какая она мягкая и слабая. Обойдусь без него.
Я подняла брови, ожидая, что будет дальше.
– Тебе выдали таблетки на случай, если тебе станет плохо? – Из-за маски его голос звучал приглушенно.
– Да, – решила я ему помочь. – Когда я приплыла на остров.
– Отлично, – односложно ответил он. Кажется, он такой же немногословный, как и я. Как же тогда он собирается меня успокаивать? Я снова вспомнила, что рядом с папой каждый человек чувствовал себя важным и услышанным.
Я уже не помню, сколько ночей отец сидел у моей постели после одного неудачного дня в школе. Я пожаловалась ему на детей, которые меня обзывали и говорили, что на мне отметина мертвых, потому что мои родители работают на Палиндромене, тогда как почти все другие родители работали на затонувших объектах – мореходами или рыболовами. В каком-то году мои одноклассники распустили слух о том, что я родилась в резервуаре и являюсь плодом одного неудачного научного эксперимента.
Папа сказал, что они высмеивают то, чего не понимают, и людей, непохожих на них. Особенных. Что они нападают от страха. Он называл меня своей огненной рыбкой, освещающей самые темные воды. Сейчас он вряд ли бы это сказал.
Я прогнала воспоминания и сосредоточилась на Рэйлане.
– За нами находится зал оживления, – он указал на дверь за моей спиной. – Здесь твоя сестра будет находиться сутки после воскрешения.
Я бы хотела хоть на мгновение увидеть папу, чтобы сказать, как сильно я его люблю. Но Элизия отняла у меня эту возможность.
– Я уже это проходил, – сказал он, показывая вокруг себя. – И знаю, как это непросто.
– Ты тоже кого-то потерял? – спросила я и заметила, как его лицо исказилось от боли. Неужели на Палиндромене требуют, чтобы смотрители сами прошли процедуру оживления со своими близкими? Наверное, это помогает им почувствовать сострадание к клиентам. Возможно, он на собственном опыте понял, что горе накладывает отпечаток на каждое пробуждение, и после благословенных часов сна, когда ты наконец забываешь обо всем, оно делает часы бодрствования невыносимыми.
Неужели папа тоже прошел эту процедуру с кем-то из своих близких, будучи смотрителем? Он никогда не говорил об этом, а его родители и старшая сестра умерли от соли в легких и не могли быть оживлены.
Рэйлан кивнул.
– Эта процедура позволила мне провести еще немного времени с моим другом.
Я увидела, а точнее, почувствовала печаль в его голосе.
– Ты был рад снова его увидеть?
Из его груди вырвался тяжелый вздох, задержавшийся в маске.
– Да.
Звучало не слишком убедительно.
Он дрожащими пальцами поправил бандану, как будто нервничал.
– Сколько оживлений ты провел? – спросила я. Он вел себя так, будто ему предстояло прожить эти двадцать четыре часа. Хотя, с другой стороны, возможно, это я так на него действовала. Ведь только папа считал меня огненной рыбкой, а остальные говорили, что я слишком пристально смотрю в глаза или, напротив, слишком быстро отвожу взгляд. Дети считали меня странной из-за того, что я была тихой, серьезной и спокойной. Они не понимали, что у меня на уме и полагали, что я замышляю недоброе.
Они часто окружали меня, бросали песок мне в волосы, крича: «Водная ведьма, водная ведьма, водная ведьма». И скакали вокруг меня. Так они хотели защититься от Подводных богов, защититься от меня.
Но я никогда не желала им ничего плохого. Зачастую я вообще о них не думала, а была погружена в свои мысли о том, как общаться с этими детьми, которые сразу меня возненавидели. Как показать им, что я такая же, как они. Пока я молчала, они пришли к выводу, что я странная и отталкивающая, а значит, со мной лучше не иметь никаких дел.
– Я присутствовал при десяти оживлениях, – сказал Рэйлан, когда я уже забыла о своем вопросе.
– Это много? – Я никогда не спрашивала у папы, сколько он видел оживлений за свою жизнь. Я же не знала, что потом будет уже поздно. Мне казалось, что, когда я повзрослею, родители по-прежнему будут рядом и я буду наслаждаться общением с ними, а также смогу задать вопросы, которые не успела задать в детстве. Для меня они были теми, кто меня любит и воспитывает. Я не знала, какими были Минда и Дерен, встретившиеся на Палиндромене и полюбившие друг друга. А сейчас было уже поздно.
– Да, – ответил Рэйлан, отвлекая меня от моих мыслей. – Я работаю здесь всего полгода.
– Ты с Эквинокса? – Я вспомнила, что мне сказала Нессандра, сама я никогда не видела Рэйлана. Подойдя поближе, я разглядела под маской щетину, а значит, он учился на несколько классов старше меня. Но я перестала ходить в школу в двенадцать лет, после смерти родителей. Поскольку у нас больше не было родителей, зарабатывающих деньги, нам с Элизией пришлось нырять, чтобы было, чем платить налоги. Благодаря им тело Элизии могло храниться в резервуаре последние два года.
– Да, – ответил он.
Я в замешательстве посмотрела на его светлую кожу. Большинство из тех, кто жил на рифе, не смогли сохранить столь бледную кожу, поскольку все время пребывали на солнце.
– Я знаю, о чем ты думаешь – что я бледнее костной рыбы, верно? – Он вытянул обе руки, и я слегка улыбнулась в ответ. – Вот что бывает, когда проводишь все свободное время в помещении, учась на смотрителя.
– Ясно, – сказала я, а сама подумала, что я ни разу не видела человека с такой светлой кожей. Даже в классах на Эквиноксе мы были подвержены воздействию разных природных явлений.
– Уже почти полдень, – отметил Рэйлан, указывая на дверь за нами. Казалось, что он хочет поскорее от меня избавиться. – Каждый день в это время на Палиндромене выполняют заказ на оживление пациентов, – объяснил он. – Мы шутим, что само слово заказ тоже является палиндромом.
Мне это вовсе не показалось смешным, но я кивнула.
– Палиндром – это слово или фраза, которые одинаково читаются слева направо и справа налево, – пояснил он. – Наша станция называется Палиндромена, поскольку мы поворачиваем смерть вспять, чтобы она уступила место жизни, но затем пациент вновь умирает.
Я вздохнула, не в силах скрыть своего раздражения.
– Я знаю, почему она так называется.
Он пожал плечами и откашлялся. Теперь я точно поставила его в неловкое положение, но мне было все равно.
– Значит, твою сестру привезут в палату, – и он снова указал на дверь. – А я буду в комнате ожидания. – Он жестом показал на комнату, в которой мы находились. – На случай, если я тебе понадоблюсь.
– Все двадцать четыре часа? – спросила я. – Разве ты не будешь спать, есть? – Увидев, что он и бровью не повел, я добавила: – Ходить в туалет?
Он нехотя засмеялся:
– Если я тебе понадоблюсь, то нет.
Хорошо. Мне показалось, что это перебор, но откуда мне знать? Возможно, людям требуется постоянная поддержка. В ознакомительном фильме сказали, что я могу впасть в состояние шока, когда увижу свою сестру. Но это не входило в мои планы, ничто не должно было меня отвлекать.
– Ты готова войти туда? – спросил он, водя большим пальцем по экрану эхопорта. Интересно, он подал ученым сигнал, чтобы они оживили Элизию? Жаль, что папа не объяснил мне все подробности процедуры.
Я представила, как моя сестра спокойно лежит на кровати, с синими губами и невидящими глазами, обращенными на потолок, а ее кожа покрыта ракушками, как сыпью. Что шевельнется первым? Глаза? Пальцы?
У меня внутри все сжалось. Страх. Это всего лишь страх.
Когда я наконец смогла кивнуть в знак согласия, у меня пересохло во рту. Рэйлан дотронулся до экрана эхопорта, и на нем появился второй синий круг. Он закрыл глаза, будто задумавшись о чем-то, и опустил плечи, а затем открыл глаза и произнес:
– Совсем скоро она будет здесь.
