Астрид Шольте
Четыре мертвые королевы
Глава третья
Киралия
Макель Делор-младший сидел за массивным дубовым столом и, побрякивая перстнями, вертел в руках гладкий металлический футляр. Вид у него был хмурый. Заполучив коммуникационные чипы, он подозрительно притих, и его молчание длилось всю дорогу от Города Согласия до Аукционного Дома на полусгнившей торианской пристани. Я не видела его таким тихим с того дня, когда погибли его родители.
От Макеля-старшего ему достались темные волосы и бледная кожа, в остальном он был мало похож на отца. Болезненную худобу он скрывал под широкими жилетами, а чтобы казаться выше, носил котелки. И все же в нем была частичка отца, частичка того, кем он хотел стать.
Макель-старший мечтал о крепком, грозном наследнике, а получил тщедушного мальца. Он боялся, что сын не будет внушать клиентам конторы «Импорт и экспорт Делор» того же благоговейного страха, с каким относились к нему самому.
И напрасно.
Макель разглядывал футляр с таким выражением, будто чипы и пугали его, и приводили в восторг.
– Открывать не будешь? – поинтересовалась я.
– Зачем же портить товарный вид? – Он с улыбкой погрозил мне пальцем. – Ты же знаешь, котик, этого делать нельзя.
Я села в кресло напротив и тут же зашипела от боли.
– Потрескалась, фарфоровая куколка? – усмехнулся он. – Ты нам тоже нужна в товарном виде.
Я закатила глаза и осторожно потерла забинтованное колено. На мне была потрепанная черная юбка. Белую я отдала прачке, чтобы она отбила ее хорошенько и вывела кровь. Юбка была мамина, а у меня осталось от нее не так много вещей.
Последний раз я видела родителей полгода назад. Полгода назад с отцом случилось несчастье, после которого я сбежала из дома, не в силах смотреть матери в глаза. С тех пор я больше не оглядывалась на прошлое.
– Игра стоила свеч, – сказала я. Ради Макеля я пошла бы на что угодно. При разнице в возрасте всего в два года он был для меня не только другом, но и наставником. И единственным близким человеком.
– Вот и с тобой так, – вздернул подбородок Макель.
Я промолчала. Макель вечно меня подкалывал, но тут было непонятно, шутит он или нет. Может, он намекал, что нашей дружбе пора перерасти в нечто большее? Интересно, кого он видел, когда на меня смотрел? Для всех я была беззаботной торианской девушкой, но в душе у меня изо дня в день копилась тьма.
Похоже, он чувствовал это, и ему это нравилось.
Кабинет Макеля располагался на чердаке Аукционного Дома и окнами выходил на торианскую гавань. В лунном свете паруса казались призраками, парящими над темной водой. Мне всегда было любопытно, почему он выбрал комнату с видом на море. Попросту потому, что она принадлежала его отцу? Или потому, что хотел ежедневно бороться со страхом в надежде, что когда-нибудь перестанет бояться воды?
Макель потер шею. Иногда его сковывала паника, и ему казалось, что он идет ко дну. Он сам не понимал, какой он сильный. Не то что я. У меня не хватало смелости встретиться со страхом лицом к лицу. В любом помещении меньше моей тесной комнатушки за сценой аукционного зала меня бросало в дрожь. От одной мысли о замкнутых пространствах мне становилось трудно дышать.
Вот и теперь тревога ужом свернулась у меня в животе. «Вдох – выдох, – успокаивала я себя. – Куда есть вход, оттуда есть и выход».
– Сколько, по-твоему, за него можно выручить? – спросила я, чтобы отвлечься.
Макель положил футляр на стол и вынул что-то из кармана.
– Это тебе.
В руке у него лежала серебряная подвеска в форме кварты – монеты, служившей единой квадарской валютой. Когда я потянулась за наградой, он схватил меня за руку, и его черты исказились. Тьма, которая иногда тенью скользила по его лицу, словно вырвалась наружу, и мой друг исчез.
– Слишком долго копалась, – сказал он.
Я выхватила у него подвеску и откинулась на спинку кресла.
– По чьим это меркам? – парировала я. – Разве кому-то удавалось добыть чипы, не угодив за решетку?
– Твоя правда, – сказал он, копируя мою позу. Отцовское кресло было ему велико. Кабинет явно обставляли для человека покрупнее. Все в нем было на тех же местах, что и до кровавой чумы.
Эпидемию, поначалу казавшуюся простой морской болезнью, привезли торианские матросы, возвращавшиеся из Археи. Когда корабль причалил в порту и экипаж разошелся по домам, чума мгновенно распространилась по всему квадранту. Заболевание не знало пощады. Спустя считаные часы после контакта с зараженным глаза и уши начинали кровоточить. Кровь быстро сгущалась. Первой заразилась мать Макеля, потом – отец.
Макель помчался в эонийский медицинский центр в надежде получить дозу ГИДРы. ГИДРа, или гемотерапевтический исцеляющий дозированный раствор, была лекарством от всех болезней и самым ценным изобретением эонийских ученых. Но препарата хватало лишь на одного пациента в год, и достойного кандидата выбирали сами королевы. Преступнику и его жене рассчитывать было не на что.
Когда Макель вернулся домой, их уже не было в живых.
Прошло три года, но с тех пор мало что изменилось в «Импорте и экспорте Делор». Разве что теперь глаза Макеля угрожающе поблескивали, а его охрана заметно увеличилась. Сегодня его подручные – наполовину люди, наполовину чудовища – снова где-то пропадали, выполняя очередной приказ. Хоть бы они забыли дорогу домой!
– Спасибо, Кира, – сказал вдруг Макель, и я удивленно подняла глаза.
– Не за что?..
Я не знала, как реагировать на его перепады настроения, и ответ прозвучал скорее как вопрос. Мы дружили уже семь лет. Воровство начиналось как захватывающая игра, которая к тому же позволяла набить карманы монетами. Макель был обаятельным двенадцатилетним мальчишкой, сулившим богатство, опасность и развлечения. А мне так всего этого не хватало…
Пока юный Макель играл с эонийскими чудесами техники и лакомился пышными лудскими булочками, мы с родителями ютились в мрачной, холодной хижине, довольствуясь похлебкой, которую мать готовила из подгнивших рыбьих голов и плавников. Отец владел небольшим судном, доставшимся ему по наследству, но лодка часто давала течь и путь между Торией и Археей проделывала с трудом, особенно в шторм. Неделю за неделей мы перебивались с хлеба на воду, но родители верили, что когда-нибудь дела пойдут в гору.
Предложение Макеля вступить в его шайку стало билетом в новую жизнь. Я согласилась не раздумывая.
Но последний год что-то подтачивало его, как морские волны, бившиеся о сваи. Куда делась улыбка, освещавшая его лицо? Может, смерть родителей преследовала его так же, как меня – несчастный случай с отцом?
Полгода назад я переехала в Аукционный Дом – в отдельную комнату, само собой. Я надеялась, что если мы будем жить под одной крышей, то снова сблизимся, как в детстве, когда мы были не разлей вода. Но он целыми днями где-то пропадал, не посвящая меня в свои дела.
– Ты молодец, – улыбнулся он.
Покатав монетку между пальцами, я прикрепила ее к своему воровскому браслету. Макель начал дарить мне подвески за особенно опасные задания около года назад, и их уже накопилось немало.
– Благодарю.
– У меня для тебя еще кое-что, – сказал он, протягивая письмо, при виде которого у меня душа ушла в пятки.
Без лишних слов я вскрыла конверт. Последняя весточка от матери была короткой, но ранила в самое сердце.
Киралия, милая!
Прошу, приезжай в больницу как можно скорее. Отец при смерти. Доктора говорят, что без ГИДРы он протянет от силы несколько недель. Пожалуйста, приходи попрощаться с отцом.
Люблю тебя. Мы скучаем. Ты нужна нам.
С любовью,мама
Тяжело дыша, я сжала листок в кулаке.
Хотя дело было полгода назад, крики отца до сих пор раздавались у меня в ушах. Последним, что я от него услышала, было мое имя. Он выкрикнул его, почти как проклятье, а в следующее мгновение его выбросило за борт, и он ударился головой о камни. Никогда не забуду выражение маминого лица, когда она плакала над его бездыханным телом. Потом его увезли в медицинский центр.
Мама не отходила от его постели две недели, а когда вернулась домой, меня уже и след простыл. Она знала, куда я сбежала, и засыпáла меня письмами, умоляя приехать в больницу, где ей предоставили временное жилье.
Но мама ошибалась. Я ей не нужна. Это по моей вине отец оказался на волосок от гибели. Без меня им будет лучше.
Знакомство с Макелем открыло передо мной другие возможности, а несчастный случай сжег последний мостик между мной и родителями с их обременительными ожиданиями. Я уже не могла вернуться домой, как бы мне этого ни хотелось.
– Что стряслось? – мягко спросил Макель.
– Отец при смерти.
– ГИДРы не предвидится? – мрачно поинтересовался он.
– Похоже, что нет.
В списке ожидания были тысячи имен. Эонийские ученые уже много лет пытались воссоздать лекарство, но пока что им это не удалось. Прошел слух, что оно и вовсе закончилось.
– Будь они прокляты, эти королевы, – сказал Макель, шлепнув ладонью по столу. – Я тебе сочувствую.
Я сделала глубокий вдох. Слезы иссякли еще полгода назад. Для меня все закончилось, как только папа ударился о камни.
Внезапно здание вздрогнуло и покачнулось. В Аукционный Дом повалил народ.
– Можешь не ходить на торги, – сказал Макель. – Я все пойму.
– Ну уж нет! – натянуто улыбнулась я. – Тогда я не узнаю, кто купил мои чипы.
Макель ухмыльнулся. От его мрачного настроения не осталось и следа.
– Тогда пойдем. Нельзя заставлять публику ждать.
Аукционный Дом стоял на пристани в дальнем и самом грязном конце торианской гавани. В детстве старое здание со сводчатыми потолками и широкими колоннами казалось мне великолепным дворцом. Теперь я знала о нем всю правду. Его давно пора снести. Соленый воздух разъел опоры, и дом покосился на правый бок. Запах гнилого дерева заполнял каждую комнату, включая мою каморку за сценой, где вдобавок ко всему вечно гулял сквозняк. Этот гнилостный смрад преследовал меня, подобно тени, куда бы я ни пошла. Как символично!
Народ стекался к Аукционному Дому с чуть более устойчивой части пристани, где располагались местные достопримечательности: душные игорные заведения, храмы наслаждений, а между ними, точно грибы на болоте, – сырые и грязные пивнушки. Район пользовался дурной славой и носил название «Сваи». Словом, у наших соседей руки были запачканы не меньше, чем у нас самих.
В зале было так тесно, что каждый дышал кому-нибудь в затылок. Казалось, явится еще один человек – и все мы пойдем ко дну. Хотя шум голосов разносился по всей пристани, городские власти не обращали на него внимания. Они давно оставили Макеля с его махинациями в покое.
Торианская королева, напротив, собиралась закрыть «Сваи» уже не первый десяток лет. Недавно она объявила, что все-таки снесет пристань – якобы из соображений безопасности, но мы-то знали, в чем дело. Для королевы Маргариты мы были пятном на репутации «достойного» торианского общества, и ей не терпелось от нас избавиться. Может, поэтому Макель ходил такой хмурый?
Если так, он был не одинок. Днем, когда почти все заведения «Свай» были закрыты, а их владельцы должны были видеть десятый сон, из-за дверей доносились громкие, недовольные голоса. Голоса эти клялись отомстить докучливой торианской правительнице и разорить всех честных торговцев, если «Сваи» снесут. Что бы там ни говорила королева, наша помойная яма – сердце всего квадранта. Без нее Тория придет в запустение.
Впрочем, политика – это не мое.
Я стояла за кулисами и наблюдала за публикой. Переступив порог Аукционного Дома, люди забывали о приличиях, которые соблюдали за его стенами, изображая трудолюбивых мореплавателей и предприимчивых торговцев. Здесь поддавались тайным желаниям и темным порывам. Тела напирали друг на друга, мужики давали волю рукам, а под ногами у всех, точно канализационные крысы, сновали пронырливые дети. Идеальная тренировочная площадка для юных карманников. Любой, кто не попадется с поличным, пройдет к нам отбор.
Понятно, почему в детстве родители просили меня обходить это место стороной. Но мы жили у моря, и Аукционный Дом то и дело попадался мне на глаза.
Я всегда любила плавать и ненавидела ходить под парусом. До мачты я не дотягивалась, а морские узлы у меня не получались – пальцы слишком короткие. К тому же в отличие от отца с матерью, разгуливавших по палубе, как по твердой земле, я вечно теряла равновесие. И чего их так тянуло в море? Лично я не видела ничего хорошего ни в ранних подъемах, ни в лютом холоде, ни в нескончаемой утомительной работе за жалкие гроши.
Вернувшись из плавания, родители усаживались у очага – в те дни, когда мы могли позволить себе развести огонь, – и предавались воспоминаниям, а я молила всевышних королев, чтобы в гавани разразился шторм и разнес их посудину в щепки. Став постарше, я часто просила, чтобы меня оставляли дома, а если они не соглашались, закатывала скандал.
Долгое время я и не подозревала, что можно жить по-другому, наслаждаться каждым днем, процветать. А потом познакомилась с Макелем.
Я плохо помню свой первый визит в Аукционный Дом. Помню только, что по всему телу пробежала сладостная дрожь. Я ходила между рядами и водила пальцами по дамским сумочкам, запускала руки в карманы мужских пальто. В тот вечер я ничего не украла – но могла, стоило только захотеть, и это стало для меня настоящим откровением.
Чуть позже, когда я болтала ногами на причале, и мои щеки, несмотря на мороз, все еще пылали от возбуждения, ко мне подошел Макель. Представился, протянул руку и предложил работу.
Я постаралась забыть о мамином письме и о ноющей пустоте в груди. Я сама ее создала, когда вслед за Макелем встала на путь тьмы. Поворачивать уже поздно.
Разглядывая толпу, я гадала, кому же достанутся мои чипы и какой будет моя доля. Торианцам не терпелось взглянуть на Эонию и ее продвинутые технологии, поэтому предложения будут сыпаться градом. Как и в других квадрантах, в Тории большинство эонийских технологий были запрещены из опасения, что они бесповоротно изменят наше общество. Но вкусить прелестей чужой жизни все равно хотелось.
Именно такую возможность и давали коммуникационные чипы. Нужно лишь положить чип на язык – и твои органы чувств переместятся во времени и пространстве. Ты погрузишься в воспоминание, настолько реальное, что его трудно отличить от действительности. Послание из чужой жизни.
Макель стоял в ложе – неуклюжей пристройке вдоль одной из стен. После смерти отца он установил на сцене тяжелый красный занавес, чтобы скрыть от публики стол с лотами, так что теперь зал торгов походил не на склад, а на лудский театр. Для Макеля вся жизнь была одним большим шоу.
Места в ложе он приберегал для самых ценных клиентов, которым не пристало сидеть среди грязных простолюдинов. Вот и теперь он провожал туда девушку в бархатном платье и синей шляпке, протянув ей руку и почтительно приподняв котелок. Мне стало тошно при виде обожания на ее лице. Макель посмотрел в мою сторону, и я быстро отвернулась, чтобы он не заметил, как я вспыхнула от ревности.
– Подвинься, – сказал Кирин, ткнув меня локтем под ребра. – Сначала мои лоты.
Я с радостью уступила ему место: от Кирина с его зловонным дыханием лучше держаться футах в десяти. Его светло-русые волосы торчали во все стороны, будто он пытался уложить их по последнему писку лудской моды. Выглядело нелепо. Мы, карманники, одевались просто – чтобы не выбиваться из толпы.
– До сих пор наручными часами занимаешься? – спросила я. Стать хорошим вором Кирину мешал высокий рост, скрыть который было невозможно. Но, надо признать, пальцы у него были ловкие и с любой застежкой справлялись в считаные секунды. – Сколько ты так уже? Лет пять?
– Захлопнись, Киралия, – огрызнулся он.
Я пожала плечами и заправила за ухо прядку волос.
– Не расстраивайся. Годик-другой, и тебе начнут доверять задания посложнее. Видишь, что у меня тут? – Я потрясла у него под носом браслетом с новой подвеской – знаком продвижения по службе. – Разгляди хорошенько. Может, вдохновишься.
На кожаном браслете Кирина одиноко болтались две подвески, а на моем уже не хватало места. Мать с отцом говорили, что мореплавание у меня в крови. Видели бы они, как я снимаю сумку прямо с плеча какой-нибудь дамы или очки с носа ничего не подозревающего старика! У меня в крови воровство.
– Не нужно мне такого вдохновения, – сказал Кирин, отталкивая мою руку. – Не все мы готовы на коленях обслуживать Макеля.
– Я не делаю ничего, кроме своей работы!
Я бессознательно сжала руку в кулак и замахнулась, но Кирин и глазом не моргнул.
– Ну да. Мы, по-твоему, слепые? – Он кивнул на других членов шайки, с интересом наблюдавших за перепалкой у него из-за спины. – Тебе достаются все лучшие задания.
– Потому что я лучше всех!
– Лучше всех работаешь ртом.
Я уже готова была кинуться на него с кулаками, но мое запястье схватила рука, от ногтей до костяшек увешанная перстнями.
– Что здесь происходит? – спросил Макель, переводя взгляд с одного лица на другое. Уголок его рта приподнялся.
– Ничего, – процедила я сквозь зубы. Мне не хотелось обсуждать эти слухи, пока мы с Макелем не расставим все точки над «i». – Кирин рассказывал о своем последнем трофее – восхитительных часиках из Лудии. – Я сладко улыбнулась. – Правда, Кирин?
– Неужели? – усмехнулся Макель и пошлепал меня по щеке. – Милая… – Шлеп! – Маленькая… – Шлеп! – Кира. – Шлеп!
Я вырвалась и отступила назад. Все это время Кирин, скотина такая, за нами наблюдал. Бывало, мы с Макелем засиживались у него в кабинете допоздна, обсуждая будущее Аукционного Дома, но между нами никогда ничего не было. Пару раз мы балансировали на грани чего-то большего, во всяком случае так мне казалось, но за последний год он, похоже, потерял ко мне интерес.
– Что я вам всегда говорю? – Голос у Макеля был властный, но приятный. Его взгляд по очереди задержался на каждом из нас.
– Не оставляйте товары без присмотра, – хором ответили мы.
Я для верности лягнула Кирина в голень. Он крякнул и отошел подальше.
– Вот именно, – сказал Макель, вертя в руках котелок. – Тем более что сегодня у нас отличный улов. Так давайте не отвлекаться.
Отличный улов? Я вопросительно взглянула на Макеля. Он так и не ответил, сколько можно выручить за чипы. Почувствовав на себе мой взгляд, он покосился на меня, быстро отвел глаза и почесал шею. Странно… Макель никогда не волновался из-за торгов. Теперь, после смерти отца, он ради них жил.
– По местам, мальчики и девочки, – скомандовал он. – Пора начинать!
С этими словами он выпорхнул на сцену. Его длинное пальто эффектно взметнулось.
– Какой-то он рассеянный, – прошептал мне на ухо Кирин, обдавая меня дурным запахом изо рта. – Вчера не задалось?
На этот раз я что есть силы наступила ему на ногу. Шипы с восхитительным звуком проткнули ботинок и впились ему в кожу.
– Сука! – простонал он, прыгая на одной ноге. – Когда-нибудь ты получишь по заслугам!
Я протиснулась мимо Кирина и его приятелей, застывших с разинутыми ртами, и бросила через плечо:
– Может, и так, но точно не от тебя.
«По крайней мере, пока на моей стороне Макель», – мысленно прибавила я и стала пробираться к выходу, чтобы наблюдать за происходящим с последнего ряда. Огромный зал был забит под завязку, и на лбу у меня выступил пот. От духоты спасал только соленый ветерок, струившийся сквозь щели между досками.
Здание со скрипом накренилось, и зрители сделали несколько шагов влево, чтобы перераспределить нагрузку.
– Добро пожаловать в мой дом! – взревел Макель, заполняя своим голосом весь зал. – Сегодня вечером вы – моя семья. А семья заслуживает лучшего!
Реплика принадлежала еще его отцу, но публика неизменно радовалась ей, будто слышала впервые.
Свое подпольное дело мистер Делор построил с нуля. В юности, когда он был немногим старше Макеля, ему пришло в голову, что на любопытстве торианцев можно неплохо заработать. Не все могли позволить себе путешествовать в другие квадранты или покупать официально импортируемые товары, вот он и стал продавать привозные диковинки по сниженным ценам.
– Вам крупно повезло, – сказал Макель. – Сегодня мы собрали для вас все самое лучшее.
Он повторял эти слова каждый вечер, но на сей раз это была чистая правда. В зале поднялся гул, и я с улыбкой предвкушала начало торгов. По остроте ощущений они уступали разве что воровству. Мысли о мамином письме вылетели из головы.
– Пока мы не начали, позвольте напомнить вам правила аукциона. – Толпа застонала, как старый пружинный матрас. – Полноте, – прищелкнул языком Макель. – Я всегда говорю: сначала работа, а развлечения потом. – Он ухмыльнулся и мгновенно вернул расположение публики. Его тяга ко всему театральному не только не позволила конкурентам переманить клиентов его отца, но и увеличила число участников аукциона в разы. Что до конкурентов, те сами частенько заглядывали к нам на огонек. – Как вам известно, полную стоимость на месте у нас не выплачивают. Слишком большое искушение для нечистых на руку. – По толпе прокатился смешок. Участники аукциона прекрасно знали, каким путем добываются товары и что главные мошенники – сами устроители. – Чтобы лот закрепили за вами, достаточно внести десятипроцентный залог. После торгов мои ребята проводят вас до дома и соберут оставшиеся девяносто процентов. Если нужной суммы у вас не окажется, они отнесут лот обратно, и на следующий день он снова будет выставлен на продажу. Но запомните: тем, кто со мной играет, я поблажек не делаю.
Зрители не догадывались, что Макель давал провожающим всего час, чтобы забрать деньги и вернуться в Аукционный Дом. За свои труды они получали пять процентов от вырученной суммы. Бывало, новички прикарманивали больше, чем им причиталось, или оставляли украденное добро себе. Раньше Макель за такое выгонял и лишал доли, но теперь с предателями разбирались его подручные.
Стоило мне только представить, какова на ощупь их кожа, или вспомнить их жуткие, целиком залитые черным глаза, и по спине пробегала дрожь. Они работали здесь уже два года, но я до сих пор к ним не привыкла. Под их влиянием Макель изменился. В детстве он, помнится, спасал из канализации крыс, а теперь сбрасывал туда трупы.
– Подручные немного увлеклись, – говорил он в таких случаях. Глядя в его полные мрака глаза, я спрашивала себя, не стал ли палачом и он сам. Сказать по правде, я не горела желанием узнать ответ.
Макель продолжил:
– Результаты аукциона не оспариваются. Если я увижу свой лот в другом торговом доме, скажем так: на порог этого дома вы больше не ступите.
Он широко улыбнулся, но смысл сказанного был ясен: «Тот день, когда вы попытаетесь меня надуть, станет для вас последним».
– И наконец, мое дело, мои услуги… – он улыбнулся еще шире, и его глаза заблестели, – и моя персона – это роскошь, доступная лишь торианцам, и ее надо ценить. Поэтому прошу вас не разглашать мое имя и имена моих работников. Секретность превыше всего.
Участники аукциона теряли терпение. Они все это уже слышали и хотели поскорее увидеть лоты. Поскорее урвать какую-нибудь диковинку из чужого квадранта. Лучше что-нибудь полезное, скажем лекарство, но сойдет и безделушка на каминную полку на зависть гостям.
Но мечтой каждого торианца были коммуникационные чипы, способные показать жизнь в других краях.
Я вся взмокла, белье липло к телу. Давай уже, Макель! Хватит тянуть волынку!
– Ну что же, – сказал он наконец. – С делами покончено, пора начинать шоу!
Под бурные аплодисменты он рывком открыл занавес, и публика увидела первый лот. Сначала выставляли товары попроще: тканые одеяла, шали и носовые платки из Археи, картины, украшения и краски для волос из Лудии. Расходились они медленно – никто не хотел спускать все деньги в начале вечера. За часы Кирина – самую распространенную добычу карманника – дали лишь немногим больше первоначальной цены. Я тихонько усмехнулась. Сегодня Кирин не сорвет куш.
Макель хмурился, на его лице было написано разочарование. Он хотел предлагать покупателям только лучшее. Впрочем, для этого у него была я.
Участники аукциона были недовольны. Им хотелось большего. Новизны. Товаров из Эонии, самого необычного квадранта. Я подвигалась из стороны в сторону, пытаясь разглядеть за чужими шляпами сцену. До моих чипов очередь еще не дошла. Макель всегда приберегал самое ценное напоследок.
Когда он объявил следующий лот – рукав от эонийского органического костюма – толпа волной подалась вперед. Штука бесполезная, но куда интереснее часов. В разных концах зала стали подниматься руки. Я увернулась от чьей-то мокрой подмышки, маячившей у меня перед лицом, и тут мой взгляд упал на него.
Он неподвижно стоял в самой гуще возбужденной толпы. На нем была мятая белая рубашка и синий жилет, а на голове – поношенный цилиндр, надвинутый на лоб. Но я сразу его узнала – из-под воротника выглядывал черный органический костюм.
Это был гонец.
Он пришел за чипами.
