– Кого я вижу! Какой вы милый, что заехали!
– Настя! – сказал страдальчески Бондарев, целуя ее руки. – Я только сегодня понял, среди какого ужаса, среди какой тины и пошлости ты живешь! Настя! уедем со мной…
Она высвободила свои руки, погрозила ему пальцем и мягко, как кошечка, опустилась на диван.
– Ответьте мне на один вопрос…
– Спрашивай все, что угодно. Милая!
– Сколько вы зарабатываете в год?
– Зачем тебе? Тысяч пять-шесть…
– Ну, будем благоразумны… Вы предлагаете мне уехать с вами. Вы, не спорю, мне нравитесь… Но что же будет!! Положение всеми уважаемой жены известного в городе человека я переменю на какое-то жалкое, двусмысленное положение – любовницы человека, который ведь может меня и разлюбить. И – что такое 6 тысяч? Мы здесь проживаем восемь, а в Петербурге – чтобы жить так, нужно двенадцать. Ну, милый… Ну, не сердитесь же! Будьте рассудительны…
– Настя! – закричал в ужасе Бондарев. – Грежу я, что ли? Где же вчерашнее?!
Она погрозила ему пальчиком.
– Вчерашнее? Не нужно было подливать мне так много вина за ужином.
Хотя Бондарев старался уехать из Плошкина незаметно, но провожать его собралась вся вчерашняя компания. В буфете пили вино. Общество оживилось.
– Милый Николай Алексеич, – сказал любовно инспектор Хромов, – по-моему, несправедливо, что министерство путей сообщения берет с таких людей, как вы, деньги за проезд. Таких людей нужно возить бесплатно, в купе первого класса.
– Эх! – простонал Перекусалов, опуская голову. – Он хоть и вторым классом поедет, но едет на красивую, интересную жизнь. Ах, братцы, если бы вы знали, как я тянусь к красоте!!
– Красота – это страшная сила! – подтвердил Коготь, выпивая залпом вино.
Красивая Стамякина нагнулась к Бондареву, чокнулась с ним рюмкой и шепнула:
– Скажите на прощанье что-нибудь такое, отчего мне было бы хорошо… Что скрасило бы мою глупую жизнь.
– Могу! – громко засмеялся Бондарев. – Господа! Пейте больше! Много пейте! Как можно больше…