Сначала гости дичились Бондарева и жались по углам, но когда он рассказал два-три смешных анекдота и какой-то пикантный петербургский случай – все оттаяли.
Обильный ужин, украшенный десятком бутылок с различными этикетками и разнообразным содержимым, окончательно сломал лед. Все зашевелились, оживились.
Бондарев, сидя рядом с обаятельной Стамякиной, не сводил с нее глаз, подливал ей вина и без умолку рассказывал о Петербурге, о себе, сообщал тысячу смешных, забавных вещей, отчего Стамякина, красиво усмехаясь, придвигалась незаметно к Бондареву ближе и изредка бросала на него из-под трепещущих ресниц сладкий, доходивший до самого сердца взгляд.
– Да ведь она прелестна, – думал Бондарев, оглядывая ее. – Хорошо бы увезти ее в Питер… Фурор бы…
Пили много, но никто, кроме хилого маленького Стамякина, не пьянел. Инспектор Хромов, сидевший сбоку Бондарева, бросал на него восторженные взгляды и все подстерегал удобный случай, чтобы вступить в разговор. Подстерег. И спросил робко, тронув литератора за рукав:
– Как вам приходят в голову разные темы? Я бы думал, думал и целый век ничего не придумал!
– Профессиональная привычка, – благодушно ответил Бондарев. – Мы уже совершенно бессознательно всасываем все, что происходит вокруг нас, – впечатления, наблюдения, факты, – потом перерабатываем их, претворяем и отливаем в стройные художественные формы.
– Да… претворяем… в формы, – засмеялся инспектор. – В хорошую бы форму я бы претворил что-нибудь. Из всех редакций помелом бы выгнали.
Наливая своей соседке вино, Бондарев наклонился немного и шепнул одними губами, как шелест ветерка:
– Ми-ла-я…
Красивая Стамякина закрыла густыми ресницами глаза.
– Кто?
– Вы.
– Смотрите, – улыбнулась тихо и ласково Стамякина, – вы играете я огнем. Я опасна.
– Пусть. Я с детства любил пожары.
– А как вам платят за принятые сочинения в редакциях? – любовно смотря на Бондарева, спросил инспектор. – Авансом или после?
– Большей частью авансом, – улыбнулся Бондарев. – Мы стремимся вперед и спешим жить.
– По-моему, – заявил Хромов, – нужно бы людей, подобных вам, содержать за счет казны. Ешь, пей на казенный счет, веселись и не думай о презренном металле! Пиши о чем хочешь и когда хочешь… Гм… Или вас должно содержать общество, которое вас читает.
– Это прекрасно, – сказал Бондарев, – пожимая под столом руку соседки. – Но это утопия.
– Конечно, утопия, – подтвердила Стамякина, гладя бондаревскую руку.
– Форменная утопия, – пожал плечами Бондарев, кладя руку на круглое колено соседки.
– Безусловная утопия, – кивнула головой соседка и попробовала потихоньку снять руку, которая жгла ее даже сквозь платье.
– Пусть так, как есть, – сказал Бондарев.