Аркадий Олегович Никитин
Мельников

С Родионом его связывали не то чтобы дружеские, скорее приятельские отношения – и тот и другой, по сути, не завели в новом месте пребывания никаких знакомств, и потребность в общении часто сводила их вместе, несмотря на разные интеллектуальные касты.

– Ахах, здорова, бандюга! – в дверях стоял кособокий паренек со светлыми волосами, отливавшими ржавчиной, в новенькой олимпийке, надетой прямо на голый торс и сильно стоптанных сланцах поверх черных носков, слегка побуревших от неприлично долгой близости с ногами владельца. Но бросался в глаза, принимая огонь внимания на себя, совсем не «модный look», и даже не цвет волос, а огромный рот, застывший в постоянной то ли саркастической, то ли искренней, от души, улыбке. Но Родион знал, что Санек носит эту улыбку, не снимая, из-за детской операции на «заячьей губе», и не снять ему ее теперь никогда. Санек держал в каждой руке по переполненному черному пакету, и долго не раздумывая, швырнул их один за другим мимо Родиона, в прихожую, – в одном из пакетов что-то глухо звякнуло. Перехватив его тревожный взгляд, гость махнул в сторону пакетов рукой, захлопнул дверь, звякнув задвижкой и приобнял приятеля, похлопав по спине.

– Не, я лечу к нему, думаю, он тут пластом лежит, а он как живой, ахахах! – все еще придерживая Родиона одной рукой, он фамильярно потер его по ежику на голове ладонью другой, – не, ну реально! Я думал, Родю там порезали, а ему только причу подровняли! – он слегка хлопнул Родиона по спине, – не, кроме шуток, здоровья тебе, братан, пошли, расскажешь, че-каво. – они прошли в комнату, Санек увидел включенный компьютер, и кивнул в его сторону, – рубишься в че? Я в «Варфейс» бывает по приколу гоняю, знаешь такую тему?

Родион отмахнулся:

– Да не, ты ж знаешь, я не игровой. Так по мелочи. Больше кинцо какое глянуть.

– Ну, епт… – Санек промычал с легкой досадой. – да и х*ли нам! – Не давая Родиону опомниться, он подхватил пакеты, один отшвырнул еще дальше, к компьютерному столику, – из него выкатился крупный апельсин и проследовал по неровному полу хрущевки до балкона, а второй небрежно опорожнил на диван – из него одна за другой выпали четыре бутылки вина и россыпь пластиковых коробочек и пакетов с непонятным содержимым, – кальмары там, еще всякая шняга, тебе щас по-любому полезно! – он потряс одной из коробочек, недолго думая, метнул ее на стоящий у стены столик, быстро подтащил столик к дивану, отгреб принесенные богатства в сторону, уселся, закинул ногу на ногу, засунул руку в карман олимпийки, и, пытаясь достать оттуда что-то большое и неудобное, кивнул Родиону в сторону дивана, – ну давай, рассказывай!

Родион вздохнул и плюхнулся рядом.

– Да было б че рассказывать. – он покосился в сторону винного арсенала, – заказал по Интернету один девайс для компа, поехал на Западный забирать, утром очнулся в грязи, разваленный. Все.

– А отмутили че?

– Телефон и косарь денег. – Родион хлопнул ладонями по коленям. – не, я все понимаю, но на фига меня так шатали, я не понимаю. Там в телефоне жизни на раз-два уронить оставалось. Вот такая хрень.

Санек наконец освободил из карманного плена томившийся в нем предмет:

– Прикинь! А я вот чем разжился! – и как бы небрежно подкинул в сторону Родиона новенький широченный смартфон, еще пахнущий свежим пластиком, совершенно такой же, каким Родион пользовался в клинике – тот едва успел его поймать, – че, видал, какая прилада?

– Девайс! Девайс, а не прилада! – Родион саркастически улыбнулся и потер лоб указательным и средним пальцем, – ты дома как хочешь его называй – хоть фигня из-под коня, а тут, если будешь так говорить, далеко не уедешь. И на фига купил вообще, двадцатка или там тридцатка лишние?

– Да пох. – Санек отмахнулся, – Пока деньги есть, надо брать. Хочешь, тебе подгоню по-братски? – Родион чуть не выдал «да не, вот только юзал». Увидев, что он сделал большие глаза и не выражает стремления стать обладателем модной штуковины, Санек быстро сменил тему, – че мы про гусли, ты колись, как сам?

Родион поморщился и положил телефон на столик.

– Да сейчас нормас. Башка только бывает по утрам гудит, если ты заметил, мне ее нехило так заштопали.

– Слушай… – Санек нахмурился, – а тебе винчик-то можно вообще? А то я чет размахнулся.

Родион секунду подумал.

– Да, вроде врачи ничего такого не говорили. – он задумался еще на секунду, сомневаясь в перспективе обильных возлияний, но совесть решительно молчала, – да, не, норм все! Я за штопором.

– Ты погоди! – Санек схватил его за руку, – сиди, епт. – и извлек из уже порядком растянутого кармана новой олимпийки очередной недешевый артефакт – швейцарский нож и, кайфуя от представившейся возможности показать свое приобретение в деле, схватил подвернувшуюся первой под руку бутылку сливового вина, сорвал с нее пленку и колпачок, расписанный японскими иероглифами и улыбающимися гейшами, нашел среди инструментов штопор, проворно вытащил из бутылки пробку и с видом победителя посмотрел на Родиона. Родион молча сделал «facepalm».

* * *

– …Я тебе самую приколюху не рассказал!

– М? – продолжительное употребление некрепкого алкоголя пробуждало у Родиона философскую разновидность апатии.

– Пока тебя чинили, два денечка были ниче так норм по погоде. Ну, сижу я, в ящик втыкаю по клипам, а там бегущая строка, ну это, типа знакомства. Ну я и думаю, – ну а х**е? Скидываю СМС: «Девчонки, кто хочет отдохнуть, звоните, М, 20 лет» и хоба! Сразу звонок, по голосу ниче такая вроде кралька. Че молчишь епт? Хочешь заценить, что дальше было?

– М-м?..

– Ну я набрал знакомому таксеру, уломал его за фиолет на вечер, покататься… – тут Санек разглядел на посоловевшем лице товарища тень сомнения, – не ну не чисто за фиолет, по плюхам обещал малец отсыпать, он на эту тему п****ц падкий. Ну и как он подъехал, я ему накинул, ну типа, такая постанова, ты на этот вечер мой личный водила! – Родион гыгыкнул, – во! Его примерно также на га-га пробило, потом еще едем, у дороги мусор машет своей муйней полосатой, Миха, ну мой водила, очканул не шутя вообще, а мусор ему такой: не, не, ты езжай, я не тебя тормозил. Едем дальше, и Миха такой выдает: б**, пронесло, а то я щас под плюшками. Прикинь, да?

Родион выглядел разочарованным:

– И, все, что ли?

– Да не! Это все х***я, ты дальше слушай. Деваха эта, не помню, Таня или Тамара, б**… Ну короче, ее встречаю, а она с подругой причаливает, сначала думаю – х***я, но не затупил, говорю: ну с подругой, так с подругой. Короче, заехал в магаз, взял мяса, мангал, мартини-х**ни, а Миха вообще красава, я как с магаза вышел, встречает такой, пакеты кидает в багажник и выдает: шеф, мы надолго? Встреча в офисе отменяется? И, с**а, серьезно так, я еле сдержался, говорю: едем на берег. Э-э!.. Ты погоди спать, ща дорасскажу уже! – Санек пихнул Родиона в плечо, от чего тот вздрогнул, резко выпрямился и часто заморгал. Санек, казалось, даже слегка обиделся, – ну, короче. Девки в восторге, пьем, Миха в машине сидит, дует, я жарю шашлыки, а ночером я их обеих жарил! – Санек неудержимо загоготал, видимо, этот каламбур уже довольно долго прожигал ему язык. Родион от неожиданности хрюкнул и засмеялся, – бля, Родя, это еще не все! Короче, я снял номер в «Зеленом мысе», ну типа мотель, сразу как на залив поворачиваешь, не, ну не на квартиру их везти, я же типа весь на элеганте. – Родион снова заскучал и решил подлить себе вина, – отпустил Миху, один *** у него уже дым шел из ушей, засветил девахам трубку. – переполняемый приятными воспоминаниями, он нежно погладил многодюймовый экран, – ну я там заранее нашарил в инете музон – «Два часа музыки для секса», – и тут то, о чем приятель говорил вполне серьезно, вызвало у Родиона истерический смех, несколько капель вина то ли у него изо рта, то ли из носа, даже долетели до Санька. Тот, правда совсем не смутился, – ты харе плеваться, дай рассказать! Ну, короче, я такой сверху на Танькиной подруге, ее Лиза зовут, она ваще бомба, сиськи размер где-то третий и по форме офигенные. Ну я такой на кураже ускоряюсь… – Родион хрюкнул, – и тут она такая: Родя! Не, ну меня че-то пробило, для солидности сказал, что меня зовут Родион. – настоящий Родион вяло поднял руку, хотел что-то сказать, но сдержался, – ну и выдает: ты только не в меня кончай, а в подругу, я такой думаю, ну блин, мало ли у кого какие закидоны, а утром мне Танюха рассказала, говорит, Лизе четырнадцать, я п****ц в осадок выпал! Там такие формы, фасад тоже ниче, на сто процев е***ельная, но один х** не скажешь, что ей мало лет! Э, Але, ты че? – Родион прикрыл глаза рукой и трясся от приступа беззвучного смеха с легким, почти неощутимым налетом стыда.

* * *

Вино понемногу заканчивалось, темы для разговора тоже. Звучал аккомпанемент в лице Саньковского телефона, стартовавший под intro в виде ехидного вопроса, на который Родион только отрицательно мотнул головой:

– Родя, кто миром двигает? Ахаха, рабочий класс!

Плейлист был классический, «пацанский», состоящий из русского рэпа и простенького хауса. Сначала Родион морщился. После второго бокала, точнее, кружки – другой посуды он не держал – морщиться перестал, а после четвертой, речитативы в духе «Я вырос на окраине города, в голову ударила моча, пульс отбивает ча-ча-ча» или «Эй, чика, мой пинчер рвется из ширинки моих чинос, я твой дикий латинос» стали казаться скорее жизненными и мотивирующими, нежели глупыми. Вино продолжало наступление на своем невидимом фронте. Выслушав историю про «бедную» Лизу, Родион перешел на темы, о которых в своем нормальном состоянии в десяти случаях из десяти промолчал бы.

– Я тут как муха между стекол. Вон и форточка вроде рядом, и крылья на месте, а… Ты читал про чайку, которая смогла?..

– Че?.. – Санек непонимающе пялился в глаза Родиона, тревожно смотревшие из-под навеса надбровных дуг.

– Книжка такая. Про чайку Джонатана Ливингстона.

– Это че, чайку так зовут?

– Да. Короче, эта чайка то ли опрокинулась, то ли… Я не до конца понял. Пока другие чайки творили бардак и хавали голубей, он качал скилл полета… И каждый раз, когда остальные чайки оставались за спиной глотать дымок, он переходил лигой повыше – хоп, и там он снова андердог. Он снова поднимался до гуру, потом еще левел-ап и еще, еще… До бесконечности ****ь.

Дно пустой кружки чакнуло о крышку стола.

– И че потом-то? – Санька заинтриговала история чайки-вечного аутсайдера, он слегка заерзал на стуле.

– Короче, слушай. – Родион сложил руки между колен и немного сгорбился, – ну вот мы. Че мы тут забыли?.. – он делал большие паузы и говорил медленно, как будто пришел к необратимо-важному заключению, – ну да, нам же говорили дома, – на семнадцатом-восемнадцатом левеле в этой локе ловить нечего, а в очередь на единственный годный спот можно не вставать, все расписано, хах!.. Вот сам смотри – есть в Реченске две шараги, но ты приперся сюда, почему?

Санек легко нашелся:

– Ну епт, ты спросил! Оп! Погоди! – он схватил со стола телефон, стиснул Родиона жилистой рукой так, что тот хрюкнул, гыгыкнув, сделал селфи, и, не дожидаясь, пока тот опомнится, продолжил, – кароч, после дорожного – таксовать или асфальт кидать, а после желдорки подметать вокзал и ждать пока кто-нить из алконафтов выйдет на пенсию или Трофимыч копыта откинет!..

Последние слова он произнес в борьбе с подступающим смехом, Родион чуть не поперхнулся вином:

– Трофимыч гыыыг! – оба захохотали, но Родион быстро остановился.

– Ахах, шуганули тогда его как надо! – Санек все не унимался.

Родион слегка нахмурился:

– Я эту жесть несколько раз вспоминал за последнее время – он провел рукой по ежику на голове, – раньше, если случайно вспомню Трофимыча, ору, а сейчас… На**я мы эти маски купили… Дед теперь до конца своих дней заика. Стыдно мне, короче. Или типа того. Не знаю. – Родион пожал плачами, сделал пару больших глотков и не дал приятелю возразить, – че я хотел сказать-то – мы с тобой вроде как пошли на повышение, корочку я получил, если не обделаюсь жидко, вторая светит, ты без корочки, но один фиг профессию освоил, крутишься, бабла имеешь всяко больше, чем…

– Опа! – выражение лица у Санька из благодушно-довольного стало торжествующе-хищным, как у совы, схватившей мышь. Он хлопнул по крышке стола ладонью, на вид грязнее, чем у этой самой совы когти, – я тебе че говорил?! Хочешь жить – умей ве…

– Хочешь секс умей раздеться! Хочешь пресс – умей отжаться… – теперь уже Родион перебил собеседника, подражая его и без того не самому приятному голосу, – знаю я. Дослушай меня, а потом делай че хочешь… – он повертел в руках кружку, допил залпом и поставил на стол, – ну вот мы здесь, а дальше что? Вот вроде недавно это было охренеть как важно – какую музыку слушаешь, какой фирмы у тебя кроссовки, какое место занял на соревнованиях, сколько выпил, да это вообще была мера крутизны, а сейчас мы с тобой сидим и просто хлещем вино, и как-то… вообще все не так. – Родион продолжал, уставившись взглядом в чуть-чуть отклеившийся кусочек обоев, – я точно помню, что в девятом классе это почувствовал, – сейчас кайфуем, ну потом, окей, еще два года по расписанию, потом учеба, а потом что?..

– Родя, я вообще не врубаюсь, о чем ты. Это тебе так сильно по репе настучали или это у тебя от твоей философии крыша едет, пошли лучше проветримся, к девкам или в автоматы, харе мозга е***ь, давай, все, я набираю такси.

Санек принялся неуклюже тыкать пальцами в экран смартфона. Родион оживился:

– Стоп, стоп, какие, блин, девки, я тебе говорил, что спина ноет? А насчет твоих автоматов, скажи, ты реально с этого кайф имеешь?

– В смысле?

– Да в прямом, епт. – в разговоре с Саньком Родион всегда рано или поздно начинал незаметно для себя вворачивать матерные и полуматерные междометия, которыми обычно не злоупотреблял, – вот смотри, неужели кайфово стоять в убитом, обоссанном зале на холодном полу? Сегодня там висит вывеска «Welcome Las Vegas». – Родион поморщился, этот пример насилия над английским языком он действительно лицезрел лично, – а вчера там бичи, например, ночевали. Дергать зашорканную ручку автомата, который списали с какого-нибудь бандитского казино лет 20 назад. Глотать шампунь по 100 рэ за бокал, опять дергать ручку, клацать по западающим кнопкам… – он жестом попросил приятеля не перебивать, – слушай, ты сейчас красавчик, получаешь прилично, и если че, вдруг просядешь по деньгам, есть я, не-не ты не подумай, что мне вломы тебе занимать, я тебе разложить все как есть пытаюсь. – Родион вяло помахал руками в подтверждение исключительно дружеских намерений, – а завтра, прикинь, случится какая подстава, а у тебя на кармане болт, квартиры нет, здоровья нет. В Реченск поедешь? Будешь бухать? С батей за компом по очереди сидеть будешь? – Родион ненадолго замолчал, переводя дыхание. В этот момент он находился на стадии извлечения veritas из vino, – если я че сказал не так, ты поправь, только не втирай мне, какой это, б**ь, не**ический побег из реальности, какое чувство свободы, я тебя сколько знаю, – ты даже шмотки ни одной новой не купил, пока мы здесь. А самое обидное, – ты не дурачок без рук, нашел свою золотую жилу, а золото на г***о переводишь. Короче, когда реальность тебя догонит, не говори, что я тебя не предупреждал. – Родион потянулся к четвертой бутылке, но остановился, тупо уставившись на этикетку. Да не, хватит. – он потер лоб, – время не детское, горшки уже звяк-звяк, не знаю как ты, а я спать.

Санек покрутил в руках телефон и с рассеянным видом встал из-за стола:

– Братан, я чет забыл, что ты только из больницы… И это – я не в обиде, ты по делу все сказал. – горячий спич Родиона, как показалось, возымел эффект, – че-то надо думать насчет движений. А ща попер я домой, проветрюсь чутка, потом на такси.

Парни пожали руки, Санек хмыкнул, спрятал телефон в карман куртки, взгляд Родиона с легкой печалью проследовал за ним до прихожей, задержавшись на рваной пятке его носка. Когда Санек, уже запрыгнул в свои сланцы и принялся ковыряться в засове на двери, у Родиона вдруг загорелись глаза:

– Саня!

– Че?

– Пока не ушел, ответь на вопрос, только быстро, не задумывась. – Родион почти скороговоркой протараторил, – ты перебегаешь дорогу в неположенном месте, и тебя сбивает тачка. Кем лучше быть сбитым – скорой, ментовским бобиком или катафалком?

– А, ну, э-э-э… – Саня на секунду замялся, – да скорой, епт, подберут – и сразу в больничку!

– Неправильно! – Родион говорил быстро и не дал гримасе удивления возможности появиться на Санином лице, – правильный ответ – переходи на светофор. Не делай х**ни, Сань, притормози, прикинь че к чему.

Родион хлопнул приятеля по плечу, Санек махнул рукой:

– Да все путем, не грейся. Ток слушай, у меня тоже вопрос, а за эту чайку ты мне раскидал, она тут вообще при чем?

– Да ни при чем, забей. – Родион вздохнул.

– Ну все давай, братан, я побежал, пока ты мне мозг не взорвал.

Засов глухо щелкнул и Санек зашлепал резиновыми подошвами вниз по лестнице.

Родион остался один. Снаружи давно стемнело, город успокоился и смотрел первый сон, который потревожил знакомый голос:

– Братиш, есть закурить? Благодарствую. – внизу Санек тормознул случайного прохожего.

Родион усмехнулся. Упав в кресло за компьютерным столиком, он ненадолго сложил руки замком за головой:

– Нам ли быть в печали…

Он пробормотал что-то еще, надавил коленом на кнопку «power» на выглядывающем из-под стола системном блоке и принялся убирать с дивана остатки пиршества. Пластмассовая крышечка из-под сливового вина выскользнула из непослушных пальцев и куда-то покатилась. Родион махнул рукой, выключил свет, да так и завалился спать, в толстовке и носках.

4. Доброе утро!

Щупальца света, ласкового, солнечного, ласкали пол в комнате. Родион спросонья пошарил рукой по полу около дивана. Не найдя телефона на привычном месте, он рассеянно промычал, встал и поковылял в сторону туалета, сбрасывая на ходу мокрое от пота вчерашнее обмундирование. Вставал с постели он обычно тяжело, но на этот раз не было ни привычных десяти килограммов песка в легких, ни утяжелителей на ногах, да и пил вчера как будто только детское шампанское. Перемену в самочувствии Родион заметил сразу и связал ее с пребыванием в клинике.

Штормовой рев унитаза Родиону претил, он поспешил в ванную, прихватив по пути чудо-шампунь. Он щелкнул шпингалетом и включил душ. Пребывание в ванной всегда без исключения настраивало его на философский лад: дверь крашенная несколькими слоями пародий на белый цвет, выглядывающая из-под дешевого тканого коврика потемневшая плитка с сохранившимся кое-где советским знаком качества, свисающая с потолка на полуоголенном проводе лампочка, испачканная известкой в компании псевдоиспанского зеркального шкафчика с LED-подсветкой и ванной, которую предыдущие хозяева по какой-то необъяснимой прихоти залили небесно-голубым акрилом, сеяли в его до недавних пор темноволосой голове семена параллели между обустройством отдельно взятой ванной комнаты и вполне конкретной страны, где приятно фосфоресцирующему шкафчику отводилась роль его, Родиона, скромного мирка, ванне – университета, а пауку, который каждое утро в ней обнаруживался и бросался в бегство с первыми лучами лампочки-солнца – самого обитателя квартиры. Сегодня паука не было. Но Родиону было не до него, он разделся и не торопясь рассматривал себя в зеркало. Нет, он не высматривал на своем в общем-то приятном, с правильными пропорциями, особенно для перебежчика из глубокой провинции, но чрезмерно худом лице шрамы или другие последствия известных событий – в собственном отражении ему сходу померещилось что-то непонятное и незнакомое. Тщательный осмотр, сопровождавшийся нахмуриванием бровей и надуванием щек и завершившийся выдавливанием прыща, вскочившего ночью на самом кончике носа, ответа не дал, точнее, дал, но предположительный – Родион списал беспокойные мысли на непривычный пейзаж в виде скошенного поля на голове с хорошо заметными швами, напоминавшими трещины в почве, потому он это бесполезное занятие бросил, открыл шкафчик и взял с полки электрическую щетку, мирно соседствовавшую с небольшим будильником в виде черного куба – самым главным предметом в ванной (он был последней линией обороны в неравном противостоянии со сном), пару раз щелкнул кнопкой, услышав послушное жужжание, открыл воду, ежась, влез под душ и потянулся за зубной пастой.

– Доброе утро!

Родион резко обернулся, поскользнулся и совершил практически полный оборот вокруг своей оси, больно ударившись локтем о стену, но каким-то чудом вернул себе равновесие и, с перепуга потрясая назойливо жужжащей щеткой, как копьем, принялся оглядывать ванную. Голос был женский, приятный, можно даже сказать, нежный, но откуда он взялся? В голове у Родиона со скоростью двадцать пятого кадра сменяли друг друга все возможные хотя бы на долю процента варианты. Телефон? Отобрали. А на этом – пищалка. Вентиляция? Да нет же, звуки долетают оттуда еле живыми, так что речь не разберешь. Догадка созрела внезапно:

– Блин, меня же били по голове, наверное, это мне мерещится.

Родион выключил воду и успевшую надоесть щетку, с минуту постоял, замерев, – действительно, из вентиляции доносились приглушенные звуки, «как из унитаза» как говорил он сам, – где-то хлопнула дверь, два голоса, грубый женский и мужской, но совсем не мужественный, визгливый, скандалили, и, по всей видимости, на высокой громкости, но разобрать получилось только «…Натаха!… Падла!..» и «…лучшие годы моей жизни!..». Родион не сдержался и хрюкнул вслед мощной реплике. Чего-то более примечательного слух не улавливал. Сбросив с себя последнее, он поежился, торопливо покрутив маховиками, придал душу нужный микроклимат, проворчал что-то бессвязное и какое-то время молча стоял под приятными струйками. Но настоящий подвох таился там, где Родион и подумать не мог – гардина, державшаяся поперек стен на простых распорках справлялась со своей обязанностью и без того слабо, а после недавнего пируэта ехидно накренилась, и теперь, когда он, блаженно закрыв глаза, погрузился, наконец в теплые, приятные мысли о предстоящей кружке кофе, творожном сырке с кокосовой стружкой и утренней порции мемов, сорвалась с постылого места и, как будто в отместку за нелепый принт с покемонами на шторке (Родион считал шторы для душа вещью пошлой, а потому, увидев в магазине товаров из Японии изделие со знакомой желтой улыбающейся мордочкой, выбрал из возможных зол меньшее) мстительно врезала ему по макушке. Родион заматерился, потер ушибленное место, недолго думая, скрутил шторку в рулон вокруг гардины, швырнул на пол, сделал воду чуть погорячее и уселся в ванну. Начинать утро с дозы негатива ему совершенно не хотелось, и он изо всех принялся думать о вещах еще более приятных, чем кокосовая стружка, вспомнил слова доктора о том, что беспокоиться насчет экзаменов не стоит, и, вообще, был близок к тому, чтобы нащупать точку равновесия с бытием, когда все тот же голос заботливо произнес:

– Постарайтесь избежать нежелательных повреждений.

От падения Родиона спасло только то, что он уже сидел на пятой точке. Голос, без всякого сомнения, был реален или как минимум неотличим от реального. Родион испуганно пробормотал:

– Что со мной такое?

Голос не заставил себя ждать и нежно прозвенел:

– Вы в полном порядке, температура тела 36.6, вирусных инфекций, потенциально опасных новообразований и других угроз здоровью не обнаружено.

– Каких б***ь новообразований?!.. – у Родиона ненадолго сорвался голос, но вместе с новой догадкой вернулось подобие спокойствия. Он крутанул маховики, вылез из ванны, обернул полотенце вокруг пояса и стал всматриваться в углы комнаты, – если это еб***й пранк, г**на поешьте, уроды!

Он выскочил из ванной, наскоро вытерся, оделся, и хотел было вернуться, дабы поискать скрытую камеру или что-то вроде того, но голос был неумолим в своей заботе:

– Пожалуйста, успокойтесь, я здесь, с Вами!

Родиону стало не по себе, он опустился на диван. В конце концов, будь это воры, все, что можно было бы украсть, еще даже не было куплено, а если пранкеры, то объект для своего «творчества» они выбрали посредственный. Родион напрягся и выдавил из себя целых два вопроса:

– Ты кто?.. Где ты?..

Ответ последовал незамедлительно:

– Я – Евгения. Универсальное вспомогательное устройство. Я внутри тебя.

И действительно, голос звучал прямо внутри черепной коробки! Родион окончательно растерялся. Все, что он смог, – это переспросить:

– Евгения?..

– Да. От слова «евгеника». Но к евгенике я не имею отношения, это метафора. Ко мне скорее подойдет определение «искусственный интеллект».

– А, ну да, метафора, теперь-то все ясно. – хотел сказать Родион, но запнулся, вспомнив слова главврача про «экспериментальный датчик» Он хотел было открыть рот, дабы озвучить свою догадку, но «универсальное вспомогательное устройство» его опередило:

– Вам необязательно обращаться ко мне вербально. Достаточно внутримозговых импульсов. Просто произнесите фразу про себя.

Родион сделал непонятный жест руками, вскочил и заходил по комнате:

– Нормальный такой датчик, мысли читаешь… Не-не-не, погоди, импульсами я никакими общаться не буду… Бред какой-то…

Последних слов Евгения не заметила или сделала вид, что не заметила:

– Как вам будет удобно.

– Давай по порядку. – Родион продолжал отмерять шагами диковинные фигуры наподобие пчелиных танцев, – ты что-то вроде «Сири», да?

Евгения как будто оскорбилась:

– Сири – это несколько простых алгоритмов, она не имеет ни интеллекта, ни индивидуальности. Мое устройство базируется на ультрасовременном сверхмощном нанокомпьютере, моя память по объему примерно равна человеческой. Я способна хранить около миллиона Гб информации. Ну хорошо, – 924 тысячи. Я храню…

– Как ты сказала?.. «Ну хорошо?»

– Если вы о моей реплике, то структура и содержание моей речи максимально приближены к человеческим, не ждите от меня фраз вроде «Ответ отрицательный». – у Родиона на лице застыла непонимающая улыбка, он не знал, смеяться или кричать. – как я и собиралась сказать, примерно 35 % моей памяти хранит полезную информацию: сведения о мироустройстве, технические сведения, данные о выдающихся личностях прошлого и настоящего времени и прочее, но в то же время, я храню и обрабатываю информацию, получаемую непосредственно вами.

– Родион непостижимым образом умудрился сохранить относительное спокойствие, и новая догадка поразила его:

– То есть, ты видишь моими глазами?

– Да, а также слышу Вашими ушами, и получаю данные от прочих органов чувств.

– И ты у меня в голове?

– Тоже верно. Не бойтесь, я не причиню вам физических неудобств, мой основной модуль по размеру меньше капсулы сахарозаменителя.

Пока Родион решал, что со всем этим делать и звонить ли в клинику, в прихожей нетерпеливо зачирикал звонок. В глазок Родион смотрел обязательно – уж слишком был ограничен круг возможных гостей, и окажись у порога очередная активистка подъездного масштаба с петицией о перекрашивании урны в желтый цвет, он предпочел бы удалиться обратно в комнату на цыпочках.

Но за дверью стояла одногруппница Маша, кареглазая брюнетка. Такая картина немедленно вызвала у Родиона окончательное смятение чувств – внутри черепной коробки арендует (или занимает на постоянной основе?) квадратные нанометры жилплощади нечто незнакомое и осмысленное, снаружи, наоборот, постоянные жильцы съехали, оставив после себя чистое поле, и, как вишенка на торте, после ликвидации прыща горел красным цветом кончик носа. Аромат вчерашних возлияний успел выветриться, но характерные приметы человеческой активности по-прежнему были разбросаны повсюду. Родион нехотя открыл дверь.

– Привет! Как ты тут? Я… Мы все за тебя очень переживаем. Бедненький… – девушка обняла Родиона так аккуратно, как будто он был сделан из чего-то исключительно хрупкого и погладила по голове. В этих объятиях он сразу ощутил серьезный прилив уверенности, и сразу по нескольким причинам. Во-первых, Маша не побрезговала прикоснуться к его израненному и лишенному растительности скальпу, во-вторых, в него только что уперся грандиозный бюст, какой чаще бывает у персонажей аниме, чем у настоящих (3D) девушек, а в-третьих, Маша была к нему неравнодушна, о чем парень был прекрасно осведомлен. – мы тут скинулись… Вот… – на этом заряд машиной смелости иссяк, и она протянула Родиону увесистый пакет с фруктами, – там еще конспекты по философии, я отксерила тебе свои…

Маша определенно была хороша собой, при том, что она никак не пыталась это подчеркнуть. Из-за почти идеально круглого лица, экстремального размера груди и привычки носить мешковатую одежду, на первый взгляд обычно складывалось ошибочное впечатление, что она слегка пухловата, но ни ее фигура, ни лицо изъянов не имели, разве что щеки были слегка присыпаны веснушками как у Венди из «Гравити Фолз». Родион слегка подвис, косясь на монументальные формы одногруппницы, и вдруг вспомнил в каком состоянии пребывает его обитель:

– Маш, ты разувайся пока…

Он вернулся в комнату и принялся отчаянно запихивать бутылки под диван. Все получилось довольно быстро, Маша даже не успела лицезреть конфуз – щупальца кальмара, которые Санек минувшим вечером не донес до ухмыляющегося рта, так и остались лежать на полу, а сейчас как будто ожили, подставив Родиону подножку – смачно поскользнувшись, он уже морально приготовился ко встрече затылка с полом, но каким-то непостижимым образом изобразил что-то среднее между балетом и тектоником и сохранил равновесие. Коварные щупальца полетели в форточку, Родион выдохнул и предложил Маше сесть.

– …Чеба оборзел совсем со своим эссе, тоже мне нашел философов, мне тройку кое-как поставил, Котову четыре с минусом, остальным сказал переделывать. Вот. А так больше ничего нового. Родион улыбнулся. Она как будто слегка наклонилась к нему. Родион почувствовал, как полная, тяжелая грудь доверчиво уткнулась в него, – неожиданно оказалось, что под кофточкой ее ничто не сдерживало. Маша повернулась к нему уже больше чем вполоборота, Родион слегка растерялся, в черепной коробке, как фигуристка в момент кульминации выступления, крутилась мысль о том, как еще на первом курсе, сидя за партой, он с интересом посматривал в сторону солидных машиных форм и ломал разгоряченную голову – какой же формы у нее грудь, а сейчас его худощавый торс и упершийся в него упругий сосок разделяли микроны ткани. Ее веснушчатое личико было уже в сантиметрах в десяти от его лица, Родион почувствовал, как по ногам и внизу живота пробежали горячие мурашки. Из ее приоткрытого ротика нежно струился тот самый ни на что не похожий аромат женского желания, оттененный наивным запахом фруктовой жвачки. Волна тепла уже полностью завладела им и увлекала за собой, он терял контроль, сердце наращивало частоту ударов, он сам не заметил, как уже медленно тянулся навстречу ее пухлым губкам и горячим щекам…