Лежа в кабинете на диване с книгой в руках, я услышал голоса, доносившиеся из передней…
– Ну что, как твой барин?
– А что-с?
– Его нет дома? да?
– Нет-с, помилуйте – дома.
Долгая пауза последовала за этим ответом. Потом первый голос, проникнутый глубоким изумлением, воскликнул:
– Ну что ты такое говоришь? Неужели?!
– Так точно. Дома.
– Вот-то штука! Ты уверен в этом?
– Барин в кабинете на диване читают книжку.
– И к нему можно? Может быть, он болен? Нынче все болеют.
– Никак нет; не болен.
– Чудеса!.. Ну, проводи меня к нему.
Кирпичев показался в дверях. Этого Кирпичева я уже не видел… не помню сколько.
Петербург странный город: кажется, будто позавчера только встречался на Невском со знакомым человеком. А он за это время или уже Европу успел объехать и жениться на вдове из Иркутска, или полгода как застрелился, или уже десятый месяц сидит в тюрьме.
И, напрягши память, вспомнил я, что действительно не видел этого Кирпичева месяцев пять-шесть.
А может быть, и два года. Странно живут некоторые из нас.
Если не ошибаюсь, последний раз сидели мы с компанией за ужином у «Кюба». За ужин, помню, платили мы с Кирпичевым. То есть платить хотели все, но каждый, кроме нас двух, выразил такое вялое, малокровное желание слазить в карман за бумажником, что мы, как более проворные, в течение пяти минут расплатились за всех. Кто-то, правда, выразил даже протест по поводу нашего поведения, но, выразив этот негодующий протест очень лениво и не докончив фразы, тотчас же задремал.
С Кирпичевым я никогда не был близок, но мне всегда нравилось его спокойное джентльменство в отношениях с окружающими и безбрежное простодушие, которое привлекало все нетребовательные сердца к этому тороватому, благожелательному человеку.
Теперь он казался похудевшим, немного потрепанным, но ясная, благожелательная улыбка все время освещала усталое, потемневшее лицо.
– А, Кирпичев! – приветствовал я его. – Рад, что вспомнили. Пять месяцев не виделись.
– Полтора года. Последний раз, полтора года тому назад, у «Кюба» ужинали.