Антонина Крейн
Шолох. Орден Сумрачной Вуали

Полная версия

3 
Я артефактор

Ut vivas, igitur vigila.

«Чтобы жить, будь настороже».

Памятуя о репликах преследователей, не спешащих покидать чащу, я кралась сквозь ночной лес как можно тише. Вскоре впереди послышался монотонный плеск и ровный шум воды. Прекрасно, именно эту реку я и искала, чтобы, зайдя в воду, наконец перестать оставлять за собой отпечатки сапог.

На берегу я сорвала несколько цветов деричавки, знаменитой тем, как сильно и терпко она пахнет. Крестьяне каждое лето обмазывали ею чучела на полях, чтобы как следует отпугивать птиц. Я энергично растерла синие цветочки между пальцами и помазала получившейся кашицей уши и запястья. Что ж. Теперь даже самые добродушные поэты едва ли стали бы воспевать мой запах в песнях, но и браксы, чем бы они ни были, вряд ли смогли бы взять след.

Я пошла по реке вверх, против течения, размышляя о том, что сейчас случилось и как мне с этим быть.

Я слукавила, сказав Тилвасу Талвани, что не знаю, кто меня нанял. Да, имя заказчика действительно было мне неизвестно, но ведь он пришел от Полуночного братства. От самого Мокки, прах бы его побрал.

Полуночное братство – это столичная гильдия воров. Раньше в городе процветало три воровских сообщества, но, когда одно из них возглавил Мокки Бакоа, два других были стерты с лица земли. Теперь у Полуночного братства монополия, и черноглазый Бакоа играючи катается на жерновах судьбы, без видимых усилий удерживая власть. Многие ненавидят его, но еще большее количество горожан полагает, что при Мокки в Квартале Гильдий наконец-то наступил порядок.

Иногда Мокки отправляет клиентов ко мне: если считает дело подходящим для меня или если не хочет по тем или иным причинам поручить его своим ребятам. Официально я не принадлежу к гильдии, существуя сама по себе.

Я могла бы вступить в братство в любой момент, но не спешу это делать. Как минимум меня отталкивает тот факт, что воры живут все вместе в огромных особняках и тайных убежищах, тем самым разделяя не только работу, но и повседневность. Они ведут себя как дружная семья, но при этом половина из них готова воткнуть нож в спину соседа.

Впрочем, это касается не только воров, но и всех других гильдий в квартале.

«Преуменьшаешь, – фыркает Бакоа, если он в добродушном настроении. – Это касается всех человеческих обществ вообще. Не говори мне, что вокруг тебя такого не было. Всегда есть те, кто больше увлечен своим мастерством. И те, кто вместо этого предпочитает плести интриги, – ненавижу этих маленьких грязных паучков с липкими лапками. Те, кто дает, и те, кто берет. Те, кто в центре – и те, кто на периферии. А самая задница в том, что даже если ты отвергаешь свою систему, Джеремия, ты все равно уже в ней – просто в роли отшельницы».

Пожалуй, он прав.

Но если Мокки нравится царствовать в Квартале Гильдий, наслаждаясь опасностями, стычками, властью, плетя чарующую преступную сеть, то я все-таки предпочитаю коротать свои дни в относительном спокойствии тихой улицы Непрощенных.

В любом случае мой следующий шаг – это добраться до Мокки и выяснить, какого такого неприятного человечка он выдал мне в качестве заказчика.

Река начала резко забирать вверх, в горы. Я последовала за ней. Вскоре подниматься стало невозможно, течение усилилось, речные пороги постепенно превратились в водопады. Я выбралась из воды и теперь, сжав зубы, занималась незапланированным скалолазанием.

Это было тяжело – особенно при том, что никакой страховки у меня, естественно, не имелось, а стоящая над горами луна не могла похвастать ярким светом. Но я полагала, что выбранный путь, каким бы пагубно-вертикальным он ни казался, – это лучшее решение. Потому что даже если я в максимально удобной одежде и с большим опытом в подобных делах еле справляюсь, то моим преследователям в их тяжелых сапогах, если они даже нащупают мой след, придется совсем туго.

Учитывая такие условия, пожалуй, хорошо, что Тилвас Талвани отказался объединять со мной усилия по побегу из ущелья. Вероятно, он бы не смог быстро двигаться под таким уклоном и тормозил бы меня.

Мои мысли вернулись к аристократу. Интересно, что с ним не так. Пусть господин Талвани и заявил, что он «нормальный», это утверждение показалось мне глубоко сомнительным. Как минимум нормальные люди не носят на шее что-то, без чего они готовы мгновенно откинуться. И не пестуют годами образ беззаботного шалопая, при встрече с неприятностями схлопывающийся, как карточный домик, и обнажающий какую-то весьма опасную личность…

Я пожевала губами, прикидывая, какого размера будет синяк на моей щиколотке, так долго пробывшей в хватке аристократа. А потом старательно выкинула Тилваса Талвани из головы – потому что мысли о нем неумолимо превращались в воспоминания о том, как он умирал на дороге, а они, в свою очередь, готовы были соскользнуть в омут моих кошмаров, которым нет и не будет конца.

* * *

Прошло несколько часов, прежде чем я оказалась в горах достаточно высоко и далеко для того, чтобы счесть себя в безопасности.

Передо мной дремал уютный высокогорный луг – по утрам здесь наверняка пасут не одно стадо овец и коз. Но сейчас луг был пуст и тих, и только сверху на него с любопытством таращились сотни тысяч слабо мерцающих звезд. Небольшой дорожный указатель уведомил меня, что за соседней скалой располагается таверна «Приют пилигрима» для странников, которые совершают паломничество к горному монастырю богини Селесты.

Я долго кружила вокруг таверны на манер беззастенчивой ищейки. Проверяла отходные пути и заглядывала в окна, чтобы убедиться, что внутри привечают только благостных путников в плохой одежде и без оружия. «Ora et labora^[1], и будет тебе счастье» – так и читалось на их добродушных лицах.

Потом я старательно смыла с себя деричавку, воспользовавшись водой из бочки: она была не по сезону холодной и пахла клевером. Я вывернула свое двустороннее таори наизнанку (шерсть стала черной, а не зеленой) и сняла кольцо иллюзий, позволив волосам вернуться к синему цвету. Наконец я развязала широкий лоби на талии и свободно обмотала им шею, превратив пояс в длинный шелковый шарф.

Нырнув в таверну, я устроилась в самом темном углу за барной стойкой – так, чтобы в висящем на стене зеркале видеть дверь.

Каково же было мое удивление, когда полчаса спустя в нее зашел не кто иной, как Тилвас Талвани. Мое лицо окаменело.

– Я передумал, – как ни в чем не бывало сообщил аристократ, залезая на соседний от меня табурет. – Работаем вместе.

– Как ты здесь оказался?! – прошипела я, хватая его за грудки.

Тилвас проигнорировал мои руки. Он лишь с достоинством приподнял указательный палец, подзывая бармена, и сказал: «Фирменное блюдо, пожалуйста!» Тот подозрительно воззрился на рваные полы темно-синей робы и на запекшуюся кровь в уголках рта Талвани, но мой несостоявшийся клиент улыбнулся так ослепительно, что бармен мгновенно оттаял.

Потрясающе.

Я изобретала способ сменить внешность в полевых условиях, а он даже умыться как следует поленился. Да еще и амулет с двуглавым вороном до сих пор висел поверх одежды.

– Ты придурок, – обреченно резюмировала я.

– Нет, я Тилвас, – вежливо возразил он.

– Хорошо, Тилвас, а теперь отвечай быстро и честно. – Я демонстративно сдвинула руку поближе к его амулету и погладила двуглавого ворона большим пальцем – так, чтобы угроза была понятна. – Что ты делаешь в этой таверне?

Аристократ преувеличенно нежно накрыл мою руку своей. Теперь со стороны казалось, что мы парочка возлюбленных, а не готовые убить друг друга незнакомцы. Пожалуй, это было хорошо – для остальных посетителей таверны. Пусть лучше умиляются при виде нас, а не пугаются. Так безопаснее.

То ли для того, чтобы усилить эффект маскировки, то ли чтобы поглумиться, аристократ наклонился вперед и почти интимно зашептал мне дальнейшие фразы на ухо, слегка перебирая прядки волос и поставив несколько пальцев в опасной близости от сонной артерии. Я в ответ положила вторую руку ему в район подреберья – туда, где находится одна общеизвестная болевая точка.

Так мы достигли баланса сил.

– Как я оказался в таверне, спрашиваешь? Все очень просто: я прицепил на тебя маячок в дупле, – шепнул Тилвас.

– Гхм. Интересно, зачем? Жить надоело?

– Ну что ты, – расстроился он. – Просто мы достаточно долго и тесно обнимались для того, чтобы я захотел угостить тебя ужином. Видишь, как всё удачно сложилось.

– Я сейчас в тебя нож воткну. И тогда удачно сложишься ты. Пополам.

– А ведь еще недавно ты не желала мне смерти.

– Так то недавно. Может, я тоже передумала?

Тилвас фыркнул, рассеянно провел кончиком носа по моему уху и наконец отстранился, заканчивая нашу маленькую игру. Он скрестил руки на груди, вольготно откинулся, опираясь спиной на стену таверны. И заговорил уже более деловым тоном:

– Я поставил на тебя маячок для того, чтобы убедиться, что ты не заодно с нашими преследователями. Вдруг это всё была история с двойным… то есть тройным, дном. Но судя по твоим метаниям, ты действительно просто воровка, попавшая в западню.

Такой ответ звучал рационально.

Я строго сдвинула брови.

– Как ты залез в гору? Это, мягко говоря, непростая задача. Я бы даже сказала, невыполнимая – для нетренированного человека.

– В любой невыполнимой задаче главное – правильная мотивация. У меня она была.

Бармен поставил перед нами наши заказы. Передо мной – кувшин и два стакана с колодезной водой, перед Тилвасом – тарелку с рисом, козьим сыром, баклажанами и кусочками курицы в пряном соусе. Блюдо, пусть и простое, пахло на славу, и Талвани едва ли не прикрывал глаза от удовольствия, обеими руками пододвигая к себе глиняную миску.

Впрочем, я планировала всячески мешать ему наслаждаться едой.

– Откуда у тебя вообще маячок? – Я закинула ногу на ногу. – Это редкость, даже столичные детективы и заклинатели не носят при себе такие… Ох, только не говори, что ты из Тайной канцелярии. Это было бы просто дурным тоном.

Тилвас оскорбленно поморщился.

– Да брось, неужели я похож на кого-то такого? Они же там все серые, неприметные, одинаковые, чтобы в глаза не бросаться…

– Не юли.

Талвани старательно подцепил самый аппетитный кусочек курицы, прежде чем пожать плечами.

– Я артефактор. Колдун-артефактор, кто бы что ни говорил на этот счет. Поэтому у меня и есть маячок – я сам его сделал.

Я окинула его оценивающим взглядом. Артефактор, значит. Маячки – это достойный уровень колдовского мастерства.

– А та игрушка, которая путает следы?

– Да. Тоже мое производство.

А это вообще высший класс.

Тилвас вновь принялся за еду. Я еще раз внимательно оглядела всех посетителей таверны, затем подошла к окну. Горное плато казалось умиротворяюще пустым. Не хотелось бы на практике выяснить, что наши преследователи тоже разжились маячком. Впрочем, пока все было тихо.

– Артефакторика – это достойная профессия, – сказала я, вернувшись за стойку к Тилвасу. – Почему же ты скрываешь ее ото всех, предпочитая казаться нелепым щеголем? И, хранителей ради, что за убийственная дрянь висит у тебя на груди? Тебе не приходит в голову хотя бы спрятать ее под одежду?

Тилвас доел и, коснувшись сложенными ладонями лба и груди, поблагодарил бармена за еду. Тот ответил традиционным полупоклоном.

– Я думаю, тебе достаточно информации обо мне, воровка. Ты и так, я вижу, неплохо осведомлена, даже лучше, чем мне бы хотелось. А вот я знаю про тебя только то, что тебя зовут Джеремия Барк, ты неплохо бьешь в горло, промышляешь воровством и приятно пахнешь. Кажется, сандал и кедр? – прищурился он. – Ах да. Еще в твоих жилах течет голубая кровь. И ты явно занималась акробатикой или танцами.

Я непроизвольно поджала губы, услышав такое количество аналитики.

– Ничего себе «только».

– Я был бы не против узнать больше. – Мой собеседник подпер щеку рукой. – Однако в наших обстоятельствах считаю сближение неразумным. Поэтому я не буду ничего рассказывать о себе – только то, что потребуется для дела, – но и у тебя сказки на ночь не попрошу. Взаимное право на тайны и анонимность – как тебе такое, Джеремия?

Я пожала плечами.

– Привычно. Вот только никакого такого «дела» у нас с тобой нет. Я не собираюсь с тобой нянчиться: мое предложение касалось только Плачущей рощи. И ты, и я выбрались из нее живыми. Конец сотрудничеству. Пересаживайся от меня на другой конец зала, а лучше поищи себе другую таверну и другой город.

– Вот как? – аристократ вскинул брови. – А не разумнее ли объединиться, чтобы выяснить, кто и зачем хочет нас убить, а потом вместе помешать им в этом крайне сомнительном начинании?

Я скорчила сочувствующую мину.

– Господин Талвани, ты, кажется, что-то не понял. У меня уже есть план, и ты в нем не участвуешь. Предполагаю, что именно ты был первичной целью заказчиков – а мне просто не повезло стать твоей «плюс один» на этой убийственной вечеринке. Если ты не знаешь, кому помешал, то от тебя, туриста, мне никакого проку – одна головная боль.

– Хм, – сказал он, оценивающе меня оглядывая. Судя по тому, что сразу не стал возражать, Тилвас чувствовал – я не блефую. – А если я тебя найму?

Я закатила глаза.

– Я воровка. Для чего ты меня наймешь?

– Своруй мне немного времени для жизни, – подмигнул он. – Раз уж кто-то поместил мое имя в графу смертников.

– Метафора? Хорошая попытка.

– Сколько?

– Иди в задницу.

– Да ладно, у нас с тобой ведь одна цель. И у меня есть кое-какие полезные навыки. Единственное, чего мне не хватает – это знания вашего города и порядков. Я готов за него заплатить. Щедро.

– Если я погибну из-за того, что прицепила тебя на хвост, никакие деньги мне уже не помогут.

– Но ведь наверняка есть что-то интереснее денег?

Я вздохнула. Какой… упёртый аристократ.

4 
Тилвас, горы, рёххи, я

Cuilibet fatuo placet sua clava.

«Каждому дураку своя палка нравится».

Талвани терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Я, по привычке крутя кольца на пальцах, размышляла.

Пожалуй, если не считать того факта, что ситуация в принципе удручающая, у меня нет особых причин отказываться от сотрудничества на данном этапе. Бросить Тилваса я всегда успею.

И да. Он артефактор, из-за чего я не могу не почувствовать к нему некоторого расположения, пусть и непредумышленно, почти против собственной воли.

Ведь поиск артефактов, которым я занимаюсь, – это не только моя работа, но еще и одна из немногих вещей, которая напоминает о моей прошлой жизни, оборвавшейся пять лет назад. Несмотря на то что моя нынешняя деятельность по большей части связана с расхищением гробниц и раскопками в древних святилищах – делами грязными, коленкообдирающими, лопатомашущими, – этот поиск странным образом протягивает призрачную ниточку к той эстетствующей студентке, которой я была когда-то.

Как будто невидимая Джеремия Барк из прошлого всегда стоит у меня за плечом с фонарем в руке и подбадривает:

– Давай-давай. Копай, моя хорошая. Справа упырь приближается, готовь кинжал. Это стоит того. Будет так интересно воочию увидеть браслет Анаита из героической поэмы VII века, верно? Помнишь те строфы, которые вы учили на четвертом курсе:

 
И день падёт, восстанет черная луна,
И небо, расколовшись, сгинет в море,
Всшипит песок, взбурлит вода,
И Анаит, крича, утонет в горе…
 

– «Всшипит» песок, ну с ума сойти! Вы тогда всей группой возмущались, что это странный перевод. Помнишь: сидели на подоконниках на третьем этаже, там такие широкие, розоватые подоконники, а за ними – один из этих шпилей с эмалированным украшением в виде цветка анемона. Ты обычно забивалась к самому витражу и уже оттуда декламировала стихи, и Кашфиэль делал пометки по истории, а Финна лихорадочно искала все аллюзии к предыдущим поэмам автора – наставник говорил, их должно быть сорок две штуки. И вот это «всшипит» вас всех выводило из себя, всю группу! Вы потом специально пошли на берег проверять и… Неожиданно поняли, что вообще да, именно так это и звучит, древний поэт был прав, хоть и фриволен с языковыми средствами. Кажется, ты так хорошо помнишь эту поэму, потому что как раз после нее Финна перевелась на отделение теологии – и вы уже общались не так часто, к сожалению… А потом… – пауза, наполненная пылью и хриплым дыханием. – Эх… Копай, Джеремия. Ищи окаянный браслет! Пора увидеть его своими глазами!

Эта призрачная Джеремия Барк, топчущаяся за моим плечом в иные моменты, – то еще трепло. Однако я отношусь к ней с определенной нежностью, как и к поиску артефактов, заполняющему мои ночи звездами, пещерами и тишиной. Ведь всем нам нужно какое-то утешение в этой изменчивой жизни, которую в любой момент может слизнуть тяжелая, необъяснимая тьма, даже годы спустя удушающая тебя во сне.

Я со вздохом протерла лицо руками, отгоняя непрошеные мысли. Unum et idem. Опять и опять.

Раз Тилвас Талвани настолько хорош в своих изобретениях, значит, у него, как у ценного колдуна, наверняка есть доступ в закрытые библиотеки Сената. В те, которые не рискнет взломать ни один вор, ведь собственную жизнь, какой бы поганой она ни была, не хочется обрывать посредством неснимаемого проклятия, запускающего у тебя в груди безнадежный обратный отсчет. А библиотека Сената усыпана такими проклятиями, и все они замаскированы так толково, что даже Мокки в свое время отказался идти туда. И именно в этой библиотеке хранятся книги по магическим языкам, информацию о которых нельзя найти больше нигде.

В общем, есть шанс, что именно Тилвас косвенно поможет мне с разгадкой одного шифра, над которым я так отчаянно бьюсь последние годы.

Артефактор смотрел на меня, наклонив голову набок, и смиренно ждал вердикта.

– Я назову свою цену потом, – наконец прохладно объявила я. – Когда пойму, что полезного ты сможешь мне дать. А если окажется, что ничего, – прости, но я просто уйду.

– Мм. В роще у тебя это не получилось, – сочувственно напомнил Тилвас.

– Хорошо: уйду, предварительно задушив тебя. Так лучше?

– Гораздо. Люблю честные предупреждения.

– Тогда лучше не поворачивайся ко мне спиной.

– Воткнешь нож?

– Пинка дам.

В честь обозначенного сотрудничества мы торжественно приподняли стаканы с водой. Бармен закатил глаза, не радуясь таким трезвенникам-клиентам, но возражать не стал.

После этого Тилвас Талвани заказал еще две порции риса, одну из них – мне, что меня определенно обрадовало. Не размениваясь на пустую болтовню, мы начали прикидывать план ближайших действий.

* * *

Мы решили переночевать в горах и отправиться в Полуночное братство утром. Потому что, во-первых, перед долгим днем явно нужно набраться сил, а во-вторых – если Мокки Бакоа за что-то и убьет меня наверняка, так это за то, что я разбужу его за час до рассвета.

– Куда ты? – нахмурился Тилвас, когда мы обо всем договорились и я целеустремленно направилась к выходу из таверны.

– Зайду за тобой на заре, – объяснила я. – Я не собираюсь спать прямо здесь. Хотела изначально, но… Ты явился сюда ровно в таком же виде, как был в чаще, и если посреди ночи нагрянут наши преследователи, то бармен с ходу укажет на твою спальню, и тогда вся таверна – до свидания. Я не хочу подвергать себя такой опасности.

– …Джерри, прости: а ты всегда ходишь с таким суровым выражением лица?

– Да. Спокойной ночи.

Я прихватила в конюшне при таверне попону – свежестираную, ждущую своего часа в соломенной корзине. Конь, которому она предназначалась, растерянно заржал мне вслед, но я проигнорировала его возмущение. Добрых полчаса я петляла между острыми скалами, венчающими луг и похожими на скрюченные пальцы поднятых мертвецов, пока наконец не нашла себе удобную площадку для сна.

Относительно удобную, конечно.

Но мой жизненный опыт уже включал в себя ночевки в грязных переулках, на крышах и в подвалах, в полях и на побережье, даже в тюрьме. Так что я не жаловалась. Небо над головой – потолок, который мне по-своему нравится, ведь под ним как минимум никогда не бывает душно.

…Когда я уснула, ветер тоскливо пел в скалах и кедрах, а луна кокетничала, то и дело выглядывая из-за веера облаков. На лугу стрекотали цикады.

А когда я проснулась, рядом со мной сидел в позе лотоса Тилвас Талвани, подставивший лицо нежным лучам рассветного солнца.

– Мать твою! – рявкнула я от неожиданности. – Что ты здесь делаешь?!

– Медитирую, – он приоткрыл один глаз. – Тебе бы тоже не помешало. Доброе утро.

* * *

После некоторого допроса – краткого, но выразительного, – выяснилось, что Тилвас Талвани нашел меня с помощью все того же маячка. Я чувствовала себя облапошенной, ведь перед сном я старательно осмотрела всю свою одежду и ничего не обнаружила. И поэтому решила, что маячок, как и многие одноразовые артефакты, саморазрушился через некоторое время после активации.

Теперь же, прижав артефактора к скале, я требовала ответа: где на мне спрятана эта неэтичная дрянь. Тилвас в ответ шутил, говорил, что забыл, и советовал мне устроить стриптиз, чтобы уж точно избавиться от маячка.

К его вящему удивлению, я и впрямь начала раздеваться.

– О, – только и сказал он.

– Что, засмущался? – вскинула бровь я, но в самый интересный момент ушла за скалу.

Маячка так и не было. Странно.

Тем не менее я сменила свою одежду на вещи, прихваченные в таверне. В ней имелся ящик для пожертвований – он пользовался популярностью, ведь «Приют пилигрима» находился на дороге к монастырю – и я без особых угрызений совести взяла оттуда штаны и тунику с длинными рукавами.

Еще одни брюки, безрукавку и льняное таори я швырнула в Тилваса, выйдя обратно.

– Переоденься, – велела я. – И пойдем в город.

Когда он, в свою очередь, появился из-за скалы, я раздула ноздри.

– Парень, тебе следует спрятать свой паскудный амулет под одежду. Иначе наш маскарад не имеет смысла. Еще на лбу напиши: я Тилвас Талвани. И то привлечешь к себе меньше внимания: идиотов в Пике Грёз много, а вот богатых идиотов с такими побрякушками – уже ограниченное количество.

Аристократ ощерился.

– Я не могу его убрать.

– Почему это? Ностальгия заест? – ядовито поинтересовалась я.

Тилвас не стал отвечать, просто взял амулет и закинул его за ворот. Я удовлетворенно кивнула, но… мгновение спустя неверяще сузила глаза.

Амулет был снаружи. На ткани.

– Стоп, – сказала я.

– Пха, – сказал Тилвас.

– Сделай это еще раз.

Он убрал амулет. Я моргнула. Амулет вернулся.

– Не утруждайся догадками, Джеремия, – пропел аристократ, заприметив тяжелую работу мысли на моем свеженьком поутру лице. – Это необъяснимо. Я потратил шесть лет, пытаясь спрятать эту штуку – раз уж снять пока не судьба, – но, увы, он неизбежно оказывается сверху.

– Я снова начинаю думать, что зря с тобой связалась, – резюмировала я.

А сама сделала мысленную пометку: шесть лет, значит. Надо будет как-нибудь невзначай выяснить, чем занимался мой спутник в то время, может, и о происхождении амулета догадаюсь.

– Я могу прикрывать медальон рукой, – предложил артефактор и патетически возложил руку на грудь. – Буду изображать туриста, очень растроганного видами города.

– Мы идем в злачное место. Скорее ты будешь испуганным туристом.

* * *

День был погожим и свежим, как лимонное мороженое на палочке. Кучевые облака беспечно шатались по небу, им вторили пухленькие овцы, выгнанные пастухами на прогулку. Светло-зеленая трава шепталась и волнами перекатывалась на теплом майском ветру.

Мы пересекли несколько очаровательных полей. В центре последнего из них находилось небольшое святилище духа горных лугов – груовви. Я попросила Тилваса подождать и направилась туда.

Я не религиозна.

Мои отношения с шестью богами-хранителями ограничиваются тем, что я училась в университете, посвященном Селесте. И, как я уже говорила, моих почтовых воронов зовут в честь богов. Изредка перед походом в какую-нибудь особенно паскудную гробницу я могу зажечь свечу для богини Дану, знаменитой своей способностью выкручиваться из неприятностей.

Однако мне не понять серьезного подхода к культу богов-хранителей. Как минимум достаточно унизительно поклоняться тем, кто так похож на тебя, разве нет? Боги – они ведь… плотные. У них есть тела, сексуальные предпочтения, не самые лучшие, согласно легендам, характеры, слабости и странности, откровенные дурости – как по мне. Они путаются с людьми и совершают ошибки, они самонадеянны и в то же время испуганны – как и все мы, перед лицом бесконечности. Они такие же, как и мы, по сути. И поэтому я им не доверяю. Как и людям.

К тому же однажды, когда я попала в беду, никто из богов не пришел вовремя, хотя в тот раз я искренне воззвала к ним. И знаете что? Я прощаю их за это. Но поклоняться – увольте.

В этом плане мне гораздо ближе культ рёххов – духов природы, населяющих архипелаг Шэрхенмисты.

Рёххи – это бесплотные сущности, которые покровительствуют тем или иным природным зонам, явлениям и состояниям. Домашние духи. Глубоко нематериальные, невидимые. Воплощенные в образе животных – а вот животных я как раз люблю.

Рёххи живут будто на другом слое реальности, практически не связанном с человеческим бытием: люди не могут касаться рёххов, а рёххи не могут касаться людей. Однако при этом духи природы имеют возможность взаимодействовать с другими сущностями и тварями, а также с предметами и вещами – при условии, что у рёхха для этого достаточно личных сил.

Конечно, духам не молятся, как богам. Скорее – просто задабривают их, совершая либации^[2], а еще чаще – используют святилища как возможность посидеть в тишине и прислушаться к собственным мыслям, непостижимо возникающим и толкущимся на черном экране сознания.

В общем, рёххи – это наш маленький островный культ, почти игрушечный, услада для тех, кто уже ни гурха не вывозит психологически, а идти к знахарю не хочет.

Сейчас я подошла к святилищу груовви – духа, который имеет обличье сурка и покровительствует горным лужайкам Шэрхенмисты.

Святилище груовви выглядело как небольшой источник, обложенный по кругу камнями, с деревянным навесом и медным черпаком, висящим на перекладине. На крыше сидела деревянная фигура самого духа – сурок был толстеньким, довольным жизнью и солнечным весенним деньком.

Под навесом шуршали десятки записок, привязанных к балке красными нитками. На каждой была нарисована какая-нибудь руна – в зависимости от того, что хотел попросить у груовви оставивший ее человек.

Я сняла черпак, набрала в него воды и обмыла сначала левую руку, потом правую, а после – прополоскала рот. По правилам воду из источников духов нельзя пить, но я считаю это глупостью – такая вода, напротив, гораздо вкуснее обычной. Я очень сомневаюсь, что даже если груовви прямо сейчас сидит у меня за спиной, пожевывая травинку, добродушный сурок обидится из-за пары глотков, утекших в меня, а не в землю.

Я закончила ритуал низким поясным поклоном, после чего вернулась к Тилвасу Талвани. Он ждал меня, сидя на обочине горной тропинки и играя с ящерицей, которая с какой-то радости его не боялась, а, напротив, залезла на колено мужчины и сладко жмурилась сообразно тому, как Тилвас почесывал ей кожистую макушку.

Артефактор никак не прокомментировал мою внезапную религиозность. Если что-то и роднит всех без исключения шэ́рхен – так это глубочайшее уважение к чужим ментальным проблемам.

* * *

Путь в город был долгим – мы игнорировали проторенные пастушьи тропки и спускались по самым непролазным местам.

В огромной котловине внизу переливался под лучами солнца Пик Грёз – острые спиральные башни, причудливые дома из темных пород древесины, множество веревочных мостиков, поверху соединяющих целые кварталы, ярко-оранжевые храмы богов…

Наконец мы спрыгнули со скалы сначала на крышу какой-то лавки, потом – непосредственно на землю, и, выбирая тихие улочки, отправились прямиком в Квартал Гильдий.

Он представлял собой настоящий город в городе, скрывающийся за высокой красной стеной. На деревянных въездных воротах были вырезаны многочисленные предупреждения о том, что ждет вас внутри. Улицы стали не в пример у́же, прохожие – эксцентричнее, а по каналам, пронизывающим квартал, плавали черные плоты торговцев. Тут и там огромными черепахами выделялись здания гильдий: ассасинов, наслаждений, игроков, охотников, бойцов, виноделов и другие.

Вскоре мы стояли у дверей Полуночного братства.

– Жди здесь, – приказала я Тилвасу. – И постарайся не привлекать лишнего внимания, вокруг бродит много неприятных людей.

– Да уж, я по тебе понял, – отозвался Талвани и еще драматичнее прижал руку к сердцу, пряча медальон.

Я хмыкнула:

– Любуешься городом, как и планировал?

– Нет, сдерживаю тошноту. Любоваться тут правда нечем. Копия нашего Пика Волн, только без моря и с этими ужасными кедрами вместо елок. Почему у вас вообще есть статус столицы? Дыра какая-то.

– Ты неблагодарная дрянь, – жестко осадила я Тилваса. – Именно Пик Грёз зарабатывает деньги для всего государства и зачем-то делится с вами, приморскими городишками.

– Не веди мы морскую торговлю, вы бы стухли в своих горах. А еще мы – культурная столица.

– А мы – настоящая, – с нажимом сказала я. – Сенат заседает у нас, у вас лишь наместник. Что касается культуры…

…Как любые настоящие шэрхен, мы могли до посинения спорить о том, какая столица лучше – береговой Пик Волн или скалистый Пик Грёз. Это являлось настолько классической темой, что, с одной стороны, ее было неинтересно обсуждать, а с другой – начав, ты просто не мог остановиться. Есть мышечная память, а есть, кажется, дискуссионная – твой мозг уходит в отключку, а язык продолжает плеваться остротами в адрес второй столицы.

Впрочем, хотя такие споры нередко доводили до взаимных проклятий с использованием тканых кукол и втыкаемых в них иголок, мы, жители Шэрхенмисты, никогда не злились на оппонента по-настоящему. В глубине каждого из нас живет древняя безмятежность, спокойствие океана, которое позволяет нам относиться к чужому мнению с пиететом и уважением, даже когда оно не совпадает с нашим.

Сейчас Талвани и я с пиететом и уважением обозвали друг друга «портовым шлюхом» и «сенатской подстилкой», после чего с достоинством разошлись. Он нырнул в ближайший переулок, а я поднялась по ступенькам гильдии.

Упоминать о том, что я сама – уроженка Пика Волн, из-за чего вся критика с моей стороны была откровенным притворством, я, конечно, не стала.