Антонина Крейн
Шолох. Призрачные рощи
1. Дело о танцующем лепреконе
Я слышу голос, что зовет неведомо куда,
Прозрачной поступью уводит сквозь листву,
И расступается трава, поет вода,
И шепот сердца оттеняет тишину.
Я слышу голос. Вновь.
И начинаю путь…
Старинная дэльская песня
– То есть вы утверждаете, что лепрекон по имени Эндерлан Очоа мертв?
– Не утверждаю, а надеюсь!
Я подняла глаза от изумрудной ведомственной папки и удивленно посмотрела на свидетеля. Он был травником. Вынырнул откуда-то из чащобы и теперь отвечал на вопросы, сжимая в руках пучок зверобоя.
Рядом с ним позевывал Полынь из Дома Внемлющих – мой куратор в Иноземном ведомстве, одетый, как всегда, эксцентрично, но позой своей воплощающий истинную невозмутимость. В ответ на реплику травника Полынь эдак с сомнением приподнял проколотую левую бровь.
Вокруг нас троих шумела кленовая роща, напоенная мягким утренним светом. Поскрипывала кора, будто предвкушая интересный день; за холмом журчала река. Птицы с шорохом пролетали над лесной тропинкой, по краям обозначенной светлыми камешками. Шепталась листва… Весь мир был зеленым и золотым.
И только лицо нашего свидетеля по имени Ми́ртилл Добрый – красным от гнева.
– Мертв лепрекон, надеюсь! – повторил он, несколько противореча своей фамилии, и грозно потряс кулаком.
За спиной у Миртилла будто в знак согласия пыхнула дымом печная труба лесной хижины. Возле нее на аккуратных грядках шуршали целебные травы, а на деревьях покачивались стеклянные домики, подвешенные на нитках и заполненные колокольчиками. Они предназначались для вайтов.
Сами вайты – прозрачно-голубые духи воздуха – были тут как тут, играли в своих владениях. Травник держал для них приют.
– Господин Добрый, но ведь надеяться на чью-то смерть – это не очень-то хорошо? – осторожно намекнула я. – Ну или как минимум не стоит с ходу говорить об этом двум Ловчим, пришедшим к вам для допроса.
– Милая! – травник патетически прижал руки к груди. – Если бы вы знали этого лепрекона, вы бы не только надеялись на его кончину, но и сразу перешли бы к активным действиям по его умерщвлению! – Миртилл кивнул на Полынь: – Вы – так точно!
– Хм. Предположим, это комплимент, – хмыкнул куратор и потер подбородок.
От этого жеста многочисленные браслеты на запястьях Полыни зазвенели, а в прическе дружно звякнули бубенчики и крысиные косточки на цветных нитках.
Манящее бряцание породило неожиданный эффект…
А именно: вайты – любители всего необычного – неверяще замерли в стеклянных домиках, а потом все, как один, повернулись к нам и, бросив игры, по зеленому саду рванули к Ловчему со счастливым писком.
– Ох, – только и сказал Полынь, оценив летящую к нему армию, любвеобильную и трепещущую.
Не прошло и мгновения, как Ловчий исчез за пеленой волшебных существ.
– Полынь? Ты как там? – опешила я.
И, расслышав за гулом вайтов что-то вроде «Все под контролем! Продолжайте!», вновь обратилась к флегматично-мрачному травнику:
– Хорошо, господин Добрый, могли бы вы тогда рассказать, пожалуйста, чем же так плох ваш сосед?
Вот тут-то его и прорвало.
– Начнем с того, что он чучельник-браконьер и совершенно бессовестный! – прогремел Миртилл Добрый. – Потрошит даже туманных ланей – а ведь это такие редкие существа!.. И никак его не прижучишь: у него влиятельные заказчики. А еще Эндерлан Очоа – культист! Вместе с другими такими же умалишенными он ночами пляшет вокруг костров. Голый! И ведь плохо пляшет, бесстыдник!
– А откуда вы знаете? Наблюдаете на досуге?
– Да, было дело!
Я поперхнулась, и Миртилл обиженно объяснил:
– Мне пришлось… Прошлой осенью эти культисты не уследили за костром. Если бы я не вмешался, сгорело бы наше Лесное королевство к праховой бабушке! Я тогда хорошенько их шуганул, и теперь они танцуют где-то ближе к городу, что тоже опасно. Но при этом животных лепрекон продолжает убивать здесь.
И он рукой широко обвел поляну. Как раз в этот момент волшебные цветы кармайны, чем-то похожие на маки, очень кстати раскрыли алые лепестки навстречу взошедшему над лесом солнцу и теперь, при должном воображении, могли показаться лужами крови.
– Кстати, о животных. – Я побарабанила пальцами по документам. – У нас сказано, что последний раз вы видели лепрекона три дня назад. Если он браконьер, то, возможно, просто сидит в засаде?
– Нет. Точно нет! Во-первых, он не явился на пляшущий обряд своего культа – его так называемые коллеги пришли ко мне узнавать, где их друг… Дело в том, что для них танцы – чуть ли не смысл жизни, так что по своей воле лепрекон не пропустил бы собрание.
– О каком культе вы все время говорите?
– Культ Жаркого Пламени. Слышали о таком?
Я кивнула. О нем изредка писали в газетах, а недавно у нас в департаменте Ловчих сотрудники посмеивались над рекламным объявлением, чей бодрый заголовок гласил: «Культ Жаркого Пламени – горячее хобби для отчаявшихся!»
Все сходились на том, что участники культа были достаточно безобидными ребятами. Они полагали, что время шести богов-хранителей ушло, сами хранители мирно рассыпались в прах и во вселенной уже давно царят новые божества. Если начать поклоняться им прямо сейчас – танцуя вокруг костров без одежды, ага, – то можно войти в ряды избранных. Застолбить себе местечко в грядущем золотом веке, так сказать. И, конечно, завести интересные знакомства, подтянуть физическую форму и закалиться: ведь ночи в лесу бывают ужасно холодными…
Будучи человеком, знающим наших богов-хранителей лично, скажу прямо: Культ Жаркого Пламени катастрофически ошибается в своих постулатах. Но если люди хотят танцевать – пусть танцуют! Голой попой в чаще сложно кого-нибудь оскорбить.
– Вы сказали «во-первых», – напомнила я свидетелю. – А что во-вторых?
– А во-вторых, две ночи назад над рекой пронесся страшный вопль. Я сначала не среагировал: мало ли, может, он так поет, идиотина? Но сегодня утром я отправился на рыбалку и увидел, что лодка лепрекона стоит у его островка, привязанная. А ведь он бы без нее никуда не делся! Вот тогда я в Шолох птичку и послал.
Пока я пыталась понять, что же такое «утро» для фермера, если к нам в департамент его жалоба поступила уже в пять тридцать, Полынь успел полюбовно договориться с вайтами и освободиться от их навязчивого внимания.
Куратор прочел им краткую, но емкую лекцию о соблюдении личного пространства. И, судя по тому, как осторожно духи зависли в полуметре от Ловчего, они впечатлились. Теперь даже крылышками, кажется, не шевелили. Просто смущенно висели, и все: прерогатива потусторонних.
– Что ж, – сказал Полынь. – Покажите, где живет ваш сосед. И одолжите лодку, пожалуйста.
* * *
Золотая паутина солнечных зайчиков дрожала на реке. Нежно-зеленые ветви плакучих ив стелились вдоль берегов, как русалочьи волосы. Тихое жужжание вайтов навевало сон: духи воздуха все-таки увязались за нами и теперь, полные обожания, вились вокруг нас, вырисовывая сердца.
Мы вдвоем сидели в очаровательной лодке-плоскодонке. Лучи солнца приплясывали на плотной шелковой ткани наших плащей-летяг: моем бирюзовом и темно-фиолетовом – Полыни. Было достаточно жарко для первого весеннего месяца, даже с учетом того, что климат в Лесном королевстве куда приятнее, чем в соседних странах. Уже в феврале у нас начинается цветение, а к концу марта, как сейчас, Шолох и вовсе полон красок. И не только в природе. Так, на моих скулах уже переливался персиковый румянец – предвестник загара, в волосах появлялись более светлые рыжие пряди, да и Полынь казался особенно ярким – отдохнувшим и благополучным, что было удивительно с учетом нашего сегодняшнего слишком раннего подъема.
Догребя до середины реки, Полынь бросил весла и позволил течению мягко потащить нас вниз, к югу – туда, где минут через пятнадцать должен был появиться островок с хижиной лепрекона. А пока Ловчий деловито достал из сумки стопку бумаг с ведомственными гербами в углах.
Тина́ви из Дома Страждущих.
Характеристика сотрудника,
рекомендованного к повышению, —
гласила шапка документа. Первые страниц двадцать уже были густо исписаны летящим, с резким наклоном почерком Внемлющего.
Сейчас Полынь открыл двадцать первую и стал что-то строчить, прикрывая текст шелками хламиды. Легкая полуулыбка, притаившаяся в уголках губ куратора, и долгие взгляды в мою сторону – ну о-о-очень задумчивые – вызвали у меня нервный тик.
– Небо голубое, Полынь! – наконец не выдержала я, своим криком спугнув лягушку на ближайшей кувшинке. – Ну зачем ты всегда пишешь мою характеристику при мне? Это же пытка какая-то, честное слово!
– А может, я боюсь без тебя потерять вдохновение? – прищурился он.
Черкнул еще одно слово и вдруг вслух хохотнул – всего один раз, но очень уж злодейски.
– Да что там такое?! – Я сиганула вперед по лодке.
Нас качнуло, вайты прыснули прочь, жужжа и посвистывая.
Полынь отдернул руку с бумагами назад, угрожающе опустив их к речной воде. Другую руку он эдак утешающе положил мне на плечо – заодно не позволив грохнуться – и покачал головой:
– Нет. Я не могу тебе этого показать, сама знаешь: правило департамента.
– Почему ты следуешь правилам только тогда, когда тебе это выгодно? – насупилась я.
Коллега с сожалением развел руками: ну вот так получилось. Грешен, Тина́ви, грешен. Увы.
Я вернулась на место и оставшееся время речной поездки завороженно следила за тем, как Ловчий заполняет характеристику – загадочный рассказ о моей работе, сильных и слабых сторонах, а также профессиональных перспективах на его, куратора, взгляд.
Я сопела. Он ржал.
Так мы развлекались уже несколько месяцев, с тех самых пор, как закончились стандартные полгода моей стажировки в департаменте Ловчих.
Если что, Ловчими в Шолохе называют детективов по делам чужестранцев и представителей иных рас. Убийства и кражи, авантюры и таинственные исчезновения – вот классика нашей жизни. Кроме того, мы в отделе занимаемся всякими чуть более скучными делами вроде миграционных документов. И тайно следим за некоторыми гостями королевства. А других гостей – высокопоставленных – сопровождаем открыто, как телохранители.
Первые полгода в карьере каждого Ловчего – это тестовый период. Стажировка, во время которой тебя приписывают к кому-то из старших сотрудников ведомства. Ты помогаешь им во всем, даже можешь решать дела самостоятельно, – но ты все равно «малек», и твой куратор отвечает за тебя головой.
Если ты с успехом прошел стажировку, то тебя автоматически повышают до Младшего Ловчего. При взаимном желании ты можешь продолжить работать вместе с бывшим куратором. Если стажировка не удалась, с тобой попрощаются.
Но есть и третий вариант.
Мой.
Когда все полгода прошли хорошо, даже отлично, но… При этом имеются две проблемы, препятствующие повышению. Во-первых, полное отсутствие магии – обязательной штуки в Шолохе, колдовской столице леса. Во-вторых, тот факт, что изначально на работу я поступила обманом.
Поэтому, когда срок моей стажировки закончился, начальство надолго задумалось, что со мной делать.
– Тише едешь – дальше будешь, – наконец решил шеф департамента мастер Улиус. – Давай пока продлим твой статус «малька», Тинавушка. Этого нам никто не запрещает.
– А потом? – спросила я.
– Еще раз продлим. – Улиус задумчиво поскреб соломенную бороду. – И еще. Потому что иначе нам придется созывать комиссию, чтобы она решала, оставить тебя или нет. А мой опыт показывает, что комиссия куда беспощаднее отдельно взятых людей и больше всего на свете боится возникновения неоднозначных прецедентов… Предлагаю всеми силами оттягивать этот неприятный момент. Однако ты, Полынь, – наш полный шеф в цыплячье-желтом плаще-летяге повернулся к Внемлющему, – все равно начни потихоньку писать для Тинави полноценную характеристику. Да побольше, побольше деталей! Не убедим их, так усыпим, если час расплаты все-таки стукнет.
– А что, он может вообще не стукнуть? – засомневалась я.
– Я постараюсь придержать его молоток. У главы ведомства много дел, и не факт, что он вскоре заметит ма-а-а-аленькую карточку с информацией о твоем случае. Очень маленькую. Я сам ее напишу. Думаю, год-другой у нас есть.
Шли месяцы, и шеф снова и снова, беззаботно посвистывая, продлевал мою стажировку. Его помощница и заместительница госпожа Селия из Дома Сгинувших, не слишком любившая нас с Полынью, недобро поджимала губы, но молчала. Я вне рабочего времени усиленно развивала навыки, которые могли бы заткнуть мою профессиональную брешь в виде отсутствия магии, а Полынь вдохновенно писал характеристику.
Увлекся, кажется. Вон как иссиня-черными глазами сверкает.
Я хотела ехидно посоветовать ему пару подходящих для меня эпитетов – что-нибудь вроде «сногсшибательная» и «несравненная», но вместо этого сдавленно ахнула: мы обогнули излучину реки, и из-за деревьев наконец появился искомый остров.
– Кошмар, – емко прокомментировал куратор.
Дом лепрекона выглядел ужасно. Он был большой, сделанный под человеческий рост, занимал островок почти целиком и мог похвастаться одним, но весьма настойчивым мотивом: над каждым окном висели прибитые головы животных.
Да уж, кажется, господин Эндерлан Очоа и впрямь неприятный сосед.
Мы пришвартовали лодку и пошли изучать все это поближе. Дверь в дом была заперта, и на стук никто не ответил. Тогда я достала из волос заколку и под мутным взглядом мертвого оленя начала ковыряться в замке.
Когда дверь распахнулась, выяснилось, что внутри дом выглядел еще хуже.
Везде были чучела. Рассевшиеся на подоконнике индюки; неудавшийся лис в углу; ядовитый угорь, мертвым канатом брошенный в прихожей… Особенно жутким казался огромный аванк, будто спящий прямо посреди кабинета, – трехметровая зубастая тварь, житель речных омутов, похожий на помесь бобра с крокодилом.
На стенах вместо картин висели газетные вырезки. Хозяин дома оформил их в рамочки и старательно подчеркнул названия статей:
«Культ Жаркого Пламени – разочаровывает церковь».
«Культ Жаркого Пламени – главные враги Чрезвычайного департамента».
«Культ Жаркого Пламени – очередная дурацкая мода нового поколения».
Возле каждой такой статьи лепрекон рисовал грустные чернильные рожицы… Кажется, заголовки ему не нравились.
Я обернулась к Полыни:
– Как думаешь, культ не может быть замешан в исчезновении лепрекона? – И сама же себе ответила: – Хотя вряд ли, раз они пытались его найти.
Куратор, неизменно рьяный в поисках загадок, уже с азартом перебирал письма и дневники исчезнувшего, сваленные на столе.
– Да, едва ли, – согласился он. – Эти сектанты – как нежные уточки, ей-небо. Разве что придуманные ими боги заставили Очоа провалиться сквозь землю – в наказание за плохое чувство ритма.
– Пф! Нужно будет рассказать нашим хранителям о конкурентах, когда они вернутся, – повеселим их.
– Если они вернутся, – машинально поправил Ловчий.
– Когда, – упрямо повторила я.
Он глянул на меня искоса, но ничего не сказал.
Дело в том, что трое из шести настоящих богов-хранителей еще в начале осени отправились в экспедицию по Пустошам Хаоса. Карлано́н, Авена и Рэндом ушли в эти стылые земли иного измерения, чтобы понять, что там происходит теперь, после гибели Зверя. И вот минуло уже много месяцев, а от богов – ни единой весточки!
Тенне́т (еще один из их компании, живущий в Шолохе как человек, потому что лишился силы) говорит, что это нормально, ведь время везде идет с разной скоростью. Поэтому нет смысла переживать: возможно, в Хаосе пока что прошла всего лишь неделя или даже всего лишь один день.
Но это ему «нет смысла», бессмертному.
А мы можем состариться и умереть к тому моменту, как вернутся хранители. Даже если у них там все хорошо…
Мне взгрустнулось, как делалось грустно всегда, когда я думала о богах и несоразмерности их жизней с нашими. Но потом мне на глаза попалась еще одна бумажка, на сей раз листовка: «Клуб Жаркого Пламени – найди себе друзей!» И адрес.
М-да. И впрямь как нежные уточки!
Мы с Полынью прошлись по хижине туда и сюда, высматривая улики. Заодно порядок навели, бонусом, так сказать: сам лепрекон не отличался чистоплотностью и жил в жутком бардаке. Аккомпанементом уборке было легкое жужжание за окнами: вайты не стали влетать в недружелюбный дом и остались на улице поджидать своего кумира.
Я нырнула в арку в дальней стене и в конце коридора неожиданно обнаружила еще одну дверь, на сей раз открытую.
– Полынь! Иди сюда!
Дверь вела на обратную сторону островка. Все вокруг захватил густой орешник, но к воде шла прорубленная дорожка, заканчивающая длинной песчаной отмелью. На берегу был установлен навес, под которым висели багры, сети и удочки, разнообразные приманки. Видимо, здесь лепрекон пополнял коллекцию «речных» экспонатов.
Сейчас у порога валялось несколько порванных сетей и сломанных копий, а к реке вел широкий и мрачный след, будто проползло что-то огромное…
Полынь звонко щелкнул языком:
– Ага. Кажется, какая-то из пойманных тварей не согласилась стать чучелом.
«РЕКА», – подтвердили вайты.
Духи воздуха времени даром не теряли – они совместными силами выдули для нас сообщение на прибрежном песке. Мы с Полынью оценили помощь и горячо похвалили вайтов за инициативу.
– Давай поищем записи о том, кого в последнее время ловил Эндерлан Очоа, – предложил куратор, глядя на след, уходящий в воду.
Мы не могли с ходу определить, кто оставил его, ведь подводная жизнь Лесного королевства такая же разнообразная и насыщенная, как наземная. В наших реках и озерах водится бесконечное количество тварей и духов всех мастей – пожалуй, только служащие Лесного ведомства знают весь список.
Надо признать, что обычно мы сосуществуем достаточно мирно: речные обитатели не трогают лодочников и рыбаков (за исключением самых злостных). Но купаться, например, рекомендуется только в специальных зонах, помеченных отпугивающими маг-кристаллами. А вот если ты вздумал поохотиться… Тут уж, извини, каждый за себя.
Я еще раз посмотрела на размер следа на песке. Судя по всему, тварь, не поддавшаяся лепрекону, может легко закусить и Полынью, и мной.
Ладно, сейчас разберемся!
* * *
– Знаешь, что кажется мне даже более странным, чем предполагаемое поедание лепрекона? – пробормотал Полынь несколько минут спустя.
Куратор пытливо смотрел на меня из-за этажерки. Впрочем, его взгляд не шел ни в какое сравнение со взглядом десятка глазных яблок, распиханных по стеклянным банкам там же… Завороженная этим жутким зрелищем, я лишь молча покачала головой.
Полынь помахал лепреконьим журналом доходов и расходов:
– Кто-то в департаменте Шептунов, защитников природы, на постоянной основе покупает у браконьеров чучело туманной лани.
– Насколько часто?
– Несколько раз в год. Это весьма лицемерно, не находишь?
Я хотела ответить что-нибудь философское, но тут вайты, оставшиеся на улице, вдруг по-мушиному забились в окно. Весьма, я бы сказала, самоотверженно. До голубоватых пятнышек на стекле.
– Зачем же так убиваться! – ахнула я.
Потом подпрыгнула к столу, перегнулась через него и распахнула окно, пуская в душную хижину свежий весенний воздух. Вайты, жужжа, рванули не в комнату к Полыни, чего я ожидала, а развернулись и по улице полетели за угол дома, явно желая что-то нам показать.
Я выбежала в коридор, распахнула ведущую на задний двор дверь и увидела, что надпись, сделанная духами, стала немного длиннее.
«РЕКА => ДОМ!» – теперь она выглядела так.
Секунда на осмысление, и…
– Полынь!!! Чучело – не чучело!!! – Я ворвалась обратно.
В тот же миг огромный аванк – зубастый житель речного омута – вдруг открыл глаза и, распахнув пасть, испокон веков не встречавшуюся с дантистом, неожиданно пружинисто прыгнул мне навстречу.
Все завертелось, как в воскресных комиксах «Вострушки».
Я с визгом упала, подныривая под тварюгу. Аванк перелетел через меня. По ходу дела он снес письменный стол, этажерку, Полынь и – стеклянный шкаф с инструментами. Веселый звон разбитой витрины донельзя обрадовал вайтов, которые смутились было из-за своего запоздалого предупреждения.
Я перекатилась вправо и сорвала с бедра любимую спортивную биту. Аванк – бугристое чудовище – уже несся по направлению ко мне, широко раскрыв пасть. Я, будучи весьма субтильным созданием, при желании могла впрыгнуть туда целиком, вот только желания что-то не возникало.
– Мне нужно буквально полминуты, Тинави! – крикнул из угла комнаты Полынь, которого слегка так придавило шкафом.
– Хорошо-о-о-о! – проорала я в ответ, вновь откатываясь вбок. Аванк не отставал, лишь сипло хрипел и стучал по полу жестким хвостом-лопатой.
Колотить по нему битой было решительно бессмысленно. Тогда я начала беспорядочно метать в чудовище попадавшимся под руку скарбом. Аванк, кажется, счел это приятной закуской. Глаза его были блаженно зажмурены, пасть так и оставалась открытой.
Полминуты прошло. Подручные метательные объекты кончились.
– Ар-ар-ар! – заревел аванк, сам себе желая приятного аппетита перед главным блюдом. То есть мною.
Я приготовилась прыгать через морду монстра, как через спортивного козла.
– Сайген, р`га, булээй! – Полынь громко выкрикнул последние слова боевого заклятья Робогайя.
Шоу завершилось мгновенно. Электрический хлыст гадюкой взметнулся под потолок, срезал потолочные маг-светильники, «добил» этажерку, перерубил парочку несущих столбов хижины и располовинил аванка. Столь смущавшая меня пасть с хрустом захлопнулась. Мерзкая тварь упала, дымясь. Дом дымился не меньше – на этажерке, видимо, хранились кое-какие горючие склянки.
Мы с куратором переглянулись, сраженные учиненным нами разгромом.
– Ну, – обескураженно протянул Полынь, – дело закрыто.
И принялся старательно тушить огонь.
– Закрыто?! Нет – ЗАКРЫТО?! – вдруг раздался визгливый, надрывный голос откуда-то… изнутри чудовища.
После чего передняя половина аванка странно задергалась, а тот, кто находился внутри, начал агрессивно и витиевато сквернословить, все громче и громче, сообразно тому, как, кажется, продвигался наружу.
– Наверное, нам надо ему помочь… – слабым голосом проблеяла я.
– Помогай, душа моя, возражать не буду, – проворчал Полынь. Но все-таки сам шагнул вперед и, как мог, поспособствовал процессу освобождения.
И вот под нашими неверящими взглядами на пол хижины вывалился лепрекон.
Целехонький.
Рыжий и миниатюрный, господин Эндерлан Очоа был одет в защитный костюм для работы с токсичными материалами: глухая форма и шлем с воздушным пузырем и брызгалкой. Видимо, именно это и позволило лепрекону прожить столь долго в животе у чудовища.
– Вы! Убили! Моего! Аванка! – возопил господин Очоа, не размениваясь на приветствия или похвалу.
– И спасли вас, – кое-как вернув самообладание, скромно напомнила я.
– Шкуру попортили! А кости-то, кости! А-а-а! – продолжал бесноваться лепрекон, бегая кругами.
Радовало хотя бы то, что за своей профессиональной скорбью он не замечал общих разрушений.
Полынь изловчился, поймал его за шкирку и подсунул ведомственный бланк для подписи. Лепрекон, кажется, хотел цапнуть Внемлющего за запястье, но потом что-то очень красноречивое во взгляде куратора заставило его передумать.
Эндерлан Очоа поставил подпись. Полынь опустил его и молча вышел из дома.
– Вам как-то помочь с уборкой? – вздохнула я, оставшись с пострадавшим наедине. Чучельник чучельником, а хижина его теперь долго не простоит. Без вот этих двух чудных балок-то.
Лепрекон вновь заголосил…
– Все, поняла. До свидания!
– Никаких пепловых свиданий! Валите отсюда, Ловчие!
Заткнув уши, я смылась вслед за Полынью.
* * *
Время близилось к полудню: мы уже вернулись в столицу и теперь шагом вели лошадей вдоль цветущей набережной реки Арген.
Вокруг нас сиял утренний Шолох. «Город магии, загадок и уюта», как гласят рекламные афиши Лесного ведомства, которое несет ответственность за непрекращающийся поток туристов и такую приятную вещь, как связанное с ними золото.
Буйство набережных и аллей, бульваров и знатных поместий, шелестящих рощ и причудливых министерских зданий. Плеск воды, птичье пение, смех, запахи свежего кофе и сдобной выпечки; мальчишки-газетчики, лодки, кентавры и уютные магазинчики – все это обступило нас прельстительным шуршаще-звенящим водопадом.
– Сдадим лошадей и пойдем завтракать в «Сонный грош»! – решил Внемлющий. – Никаких новых дел нам до сих пор не прислали, а значит, мы свободны и вольны греться на солнышке, сколько влезет.
– В последние дни вообще что-то тихо, – прикинула я.
– Да, это классика марта-апреля. Преступность слегка подморожена после зимы и берет передышку перед летним сезоном. Так что весна скорее по профилю Лазарета: несчастные влюбленные, насморки да нервы. Ближайшие два месяца мы с тобой, скорее всего, будем заниматься какой-нибудь мелочовкой. – Куратор расслабленно пнул камешек, тотчас запрыгавший по мостовой.
Как выяснится в дальнейшем, Полынь, при всех своих достоинствах, – никудышная гадалка. Но пока Ловчий продолжал уверенно вещать:
– Поэтому завтра вместо кабинета мы пойдем в тренировочное крыло: я хочу проверить, чему ты научилась по боевым искусствам.
Я азартно пнула все тот же камень, едва остановившийся, и с интересом вскинула брови:
– Звучит как вызов!
– Это он и есть, – доверительно объяснил куратор. – Проиграешь – дальше буду сам тебя тренировать.
Интереса в моем взгляде только добавилось.
– Ох, зря ты это сказал, Полынь! Ведь теперь у меня есть стимул проиграть.
– Только не говори мне, что весна и на тебя влияет, малек, – намеренно строго прищурился Внемлющий. – Ты что, кокетничаешь со мной?
– Пф, еще чего! Я действую из холодного расчета.
– Ну-ка?
– Ты ведь сам рассказывал мне древнее поверье о том, что учиться надо обязательно у лучших. Причем неважно, умеют они преподавать или нет: куда ценнее сам факт того, что тебе перейдет частичка их энергии, опыта и удачи… Так что я очень хочу тренироваться именно с тобой – с тех самых пор, как узнала, что у тебя были лучшие показатели по бою среди студентов Теневого факультета всех времен.
Полынь усмехнулся, а потом педантично уточнил:
– Высший балл был у моей тетушки Тишь[1]. Но из мужчин – у меня, да. В любом случае следует признать, что все это было очень много лет назад.
– Вот и проверим: вдруг теперь я разобью тебя в пух и прах?
– Да я съем свою хламиду, если ты меня победишь!
Не то чтобы Полынь не считал меня способной на битву на мечах или посохах – именно этому я училась весь год, – но в нашей паре бой действительно считался его стихией. Будучи напарниками, мы обладали разными сильными сторонами – и неплохо дополняли друг друга.
Внемлющий – мощный колдун с набором запредельных Умений, превосходный боец, бывший контрразведчик, гений сыска (ну, не считая сегодняшнего провала с аванком!) и манипулятор экстра-класса. Расчетливый, упрямый, эксцентричный, себе на уме, принципиальный и легко нарушающий правила, которые пришлись ему не по нраву.
Я – эмпатичная симпатяга без капли классической магии, зато умеющая подружиться с кем угодно (опять же, сегодняшнее дело не в счет!), катастрофически везучая на приключения, смешная, наблюдательная, с богатой фантазией и знаниями из самых неожиданных сфер, что бывает очень кстати в работе Ловчих.
В общем, если однажды я побью Полынь в бою – это будет внезапно. И сногсшибательно!
А пока, не успели мы сдать лошадей в ведомственную конюшню, как нам навстречу выскочил один из младших сотрудников департамента.
– Тинави! Это тебе! – он всучил мне какое-то письмо.
Ой.
Темно-изумрудная бумага и жемчужный оттиск с профилем ястреба не давали усомниться: это послание из кабинета А́вена Карли́ннана – главы всего Иноземного ведомства. Я еще не открыла конверт, но уже почувствовала, как ледяные ножницы волнения и страха щелкают по всему телу, обрезая нервы, обдавая холодом.
Такие письма не получают просто так.
– Вот пепел. Кажется, мастер Улиус ошибся в своих оптимистичных расчетах, – пришел к тому же выводу Полынь.
И действительно. На гербовой бумаге было написано:
«Госпожа Тинави из Дома Страждущих,
Мы рады уведомить вас,
что комиссия по делу о вашем предполагаемом повышении или увольнении
состоится завтра в десять утра».
Я скомкала послание, а потом улыбнулась широко, лучисто и немного чокнуто:
– Мне конец!
Полынь только хрустнул пальцами, как перед дракой.
