Антонина Крейн
Шолох. Призрачные рощи
8. Роща любовников
Знать, на сколь многое ты способен, – и не знать зачем. Экзистенциальный кризис – наиковарнейшее дерьмище. Он тем сильнее, чем более думающим человеком ты был.
Доктор Морган Гарвус
Сидя на замшелом бревне в лесу возле фермы, мы дождались прибытия Андрис Йоукли и Инвернесса Дуба. Коллеги помахали нам и, не теряя времени, пошли за студентами.
Полынь как раз отвязывал свою кобылку от дерева, когда ферма за нашими спинами расцветилась веселым грохотом боевых заклятий. Тренькнула арфа, брызнуло оконное стекло…
– Небо голубое, зачем они сопротивляются? – застонала я, разворачиваясь. – Они же значительно ухудшают свое положение!
– Пепел! – Полынь бросил веревку и, гремя браслетами, кинулся к «Жухлым яблочкам». – Прах с ним, с положением, но у них есть зелья, которые…
Низкий гул поднялся со стороны дома. Коттедж подпрыгнул, с деревьев у входа слетела свеженькая листва, а на соседском участке пронзительно взвыла собака.
– …которые лучше не ронять, – со вздохом закончил Полынь.
Из печной трубы дома посыпались кусочки мха. Комковатый зеленый водопад скатывался по крыше, достигал земли, а там из него поднималась, стремительно вырастая, устрашающая фигура…
Фигура отчасти была похожа на человека, только ростом в несколько метров. Две ноги. Две руки. Вместо кожи – мох. Лицо скрыто деревянной маской с красными полосами, на голове – острые уши и ветвистые рога, на которых висят мертвые мыши.
Это был буххшо.
Злой дух, Зеленый Охотник, которого колдуны-Каратели используют для облав на нечисть. Если буххшо встанет на чей-то след, то не сойдет с него, пока не догонит жертву и не сожрет ее. Если не дать буххшо следа, то он начнет громить все вокруг.
Убить его невозможно. Единственный вариант – как следует спрятаться и подождать, пока он выдохнется. Через несколько часов силы выпущенного буххшо иссякают, и он превращается в камень, покрытый мхом. Вот только не все выдерживают несколько часов.
На крыльцо «Жухлых яблочек» выскочила целехонькая Андрис Йоукли. Инвернесс, судя по всему, уже скрутил студентов в доме – заклинания сменились руганью.
– Что это вырвалось?! – непонимающе крикнула Андрис, поправляя очки на лбу.
Буххшо был с другой стороны дома от нее.
– Продолжайте арест! И не ждите нас! – приказал Полынь, и мы с ним наперегонки сиганули к Зеленому Охотнику, как раз расправляющему плечи, хищно поводящему головой в поисках жертвы.
Его рога возвышались над крышей фермы.
– Не вздумай дать ему свой след, малек! – рявкнул на меня Ловчий и на полпути отнюдь не по-джентельменски спихнул меня в придорожный овраг.
– Все равно же вместе разбираться будем! – взвыла я оттуда.
Но было поздно.
Полынь уже выскочил перед буххшо, и два желтых глаза сфокусировались на Ловчем. От Зеленого Охотника к нему протянулся будто бы луч из частичек мха, и Полынь охнул, сгибаясь пополам.
А потом развернулся и бросился прочь.
Я выбралась из оврага аккурат в нужный момент, чтобы присоединиться к нему в новом забеге – на сей раз от чудовища.
Деревья ломались у нас за спинами, птицы вспархивали из кустов, испуганные приближением буххшо. Рассветное солнце – нежно-розовое – в такой атмосфере казалось скорее зловещим.
– Нам надо где-то спрятаться! – крикнула я. – Эта штука бегает явно быстрее нас!
И впрямь: каждый тяжелый шаг буххшо, от которого подрагивала земля, соответствовал пяти нашим.
– Идеи? – скрипнул зубами Полынь и, обернувшись, кинул в охотника сильнейшее боевое заклинание Бо́остова. Ноль эффекта, хотя он попал прямо в грудь монстра.
По лицу, шее и рукам Внемлющего бежали всполохи травянистого цвета, а одежда медленно зарастала островками мха: это была сеть, брошенная буххшо, которая сейчас, насколько я знала, доставляла Полыни необъяснимую ноющую боль в груди. И вызывала тоску и тревогу, подбивающую жертву Зеленого Охотника на то, чтобы самостоятельно сдаться буххшо. Ешь меня, ешь скорее.
– Либо Фиалковое ущелье, – на ходу мучительно прикидывала я, – либо Роща Любовников!
– Роща! – решил Полынь.
Мы перепрыгнули через узкую речку, пронеслись галопом мимо одинокого лесного трактира – выглянувшая в окно хозяйка завизжала, – вскарабкались на косогор и чуть ли не кубарем скатились оттуда в величественную рощу деревьев лоори.
Она и называлась Рощей Любовников.
Лоори – лиственные деревья, которые почти дотягивают до размера секвой. А еще у них есть удивительный эффект: если в кроне лоори оказываются два живых существа, которые касаются друг друга, то дерево прячет их, делая невидимыми и неслышимыми. Именно поэтому Роще дали такое романтическое название.
И она так хороша для пряток.
Мы двумя бешеными белками взлетели на ближайшее лоори – узловатое, с крупными листьями и нежно-голубыми цветами – и, пока буххшо топтал подходы к роще, судорожно вцепились друг в друга.
Буххшо подошел к дереву и разочарованно взревел, не почувствовав свою жертву. Потом встал навытяжку и замер, как на посту. Не то чтобы мы надеялись, что он уйдет, но поза Зеленого Охотника и тот факт, что его лицо находилось четко на уровне ветки, на которой мы спрятались, отнюдь не вселяли оптимизм.
– Что ж, подождем, – пробормотал Полынь.
И поправил листву так, чтобы она скрыла пугающую морду.
– Я могу тебе как-то помочь с сетью? – спросила я, глядя на то, как браслеты Ловчего медленно покрываются слоем мха. – Больно же, наверное.
– Все хорошо, – успокоил меня Полынь. – Просто слегка тоскливо. Поверь, по сравнению с тем, что мне доводилось чувствовать в своей жизни, это ерунда. И выходить к нему, – кивок на Охотника, – предлагая себя в качестве завтрака, я точно не собираюсь. Да и не понравился бы ему такой завтрак! Одни железки, – и Полынь, фыркнув, подергал серьгу в левом ухе.
– Как знать, может, ему как раз железа и не хватает, – прикинула я. – Как думаешь, а я бы справилась с чарами этой сети?
– Да, – твердо кивнул Ловчий. – Но, с учетом твоей эмоциональности, ты бы переживала такой опыт куда более бурно. И вряд ли бы он тебе понравился.
Светало. Чаща наполнялась утренними шорохами, далеким скрипом колес с лесного тракта, безмятежным пением птиц. Лишь у нас в древесной кроне было сумрачно и прохладно. Многочисленные перстни Полыни холодили мне пальцы. Мерное дыхание Зеленого Охотника парадоксальным образом добавляло уюта.
Я прикрыла глаза и прижалась затылком к шершавому стволу, ощущая тепло и запах мяты справа – от Полыни. По векам у меня ходили зеленые блики – не теневые, конечно, но тоже очень приятные. Сердце гулко билось после гонки, кровь шумела в ушах.
– Я так люблю все это, – неожиданно даже для себя сказала я. – Тайны. Погони. Всю эту безумную кутерьму. И моменты тишины между – когда все затихает и слышно, как бабочка шевелит крыльями на цветке. В общем-то, все люблю. Аж неловко. Очень жизнерадостная Ловчая.
Полынь хмыкнул и шевельнулся.
– Я тоже люблю такие паузы, – задумчиво проговорил он. – И тайны, да.
– Ну, про тайны я не сомневалась!
– А зря. Иногда мне кажется, что уж кому-кому, а не мне их любить.
– Это еще почему?..
– Потому что это был не мой выбор – стать тем, кем я стал.
Я открыла глаза. Полынь так и сидел, расслабленно откинув голову, и прядка с вплетенной цветной нитью падала ему на лицо. По сапогу полз коварный мох.
– Я вчера решил переночевать в ведомстве не только из-за того, что хотел поработать над шифром, – признался Ловчий. – Просто в поместье Внемлющих мои братья и сестра устроили коктейльную вечеринку – будучи верными подданными его величества, они считают, что день рождения принца надо отмечать минимум двое суток. Цветы гибискуса в запотевших бокалах, трюфели, артишоки и все такое. Отговориться не удалось, пришлось присоединиться к домашней вечеринке. Из-за Душицы львиная доля бесед лежала в пространстве сплетен. Когда я предложил не пачкать вечер чужим грязным бельем, разговор перешел на меня и мою работу с королевой. Через несколько минут у родственников получилась прекрасная ретроспектива моей жизни. Я не мог конкурировать с созданным ими образом. Их Полынь больше подходил к атмосфере светского коктейля. Свет обожает плоскость. И тогда мы скатились в перечисление личных счетов и… Я не хотел там больше находиться. Мои дражайшие братья и сестра уверены, что продажа меня Ходящим еще в детстве равносильна выигрышу в лотерею. Якобы умные люди приняли вместо меня все основополагающие решения на старте, благодаря чему я смог резко двинуться вперед, а они остались – сами по себе. «Свобода выбора» – ругательство в нашем доме. А я иногда думаю: интересно, кем бы я был, если бы из меня не сделали Ходящего?
Теперь Полынь тоже открыл глаза. В зеленом освещении было видно, что их радужные оболочки все-таки не такие чернильно-черные, как кажется обычно, – голубые оттенки то и дело закрадывались в их усталый рисунок.
– И кем же? – спросила я.
– А вот не знаю, – Полынь пожал плечами. – Потому что в итоге я именно такой, какой я есть. И любовь к загадкам и желание защищать наше королевство от всякой дряни – пусть даже привитые мне специально – стали неотъемлемой и главной частью моей личности.
Я кивнула. И вдруг вспомнила недавний диалог на Ратушной площади.
– После взрыва Ходящий подколол тебя на тему твоей иллюзорной свободы… Он говорил об этом, как я понимаю.
– Ага. Это проблема всех теневиков. Никто из нас до конца не уверен, кто мы на самом деле. Кем могли бы стать. Впрочем, – Полынь усмехнулся, – я сейчас страшно драматизирую: это побочный эффект сети буххшо. Ведь все люди в той или иной степени оказываются в схожей ситуации. Вы тоже не растете в пустоте. Кто-то все равно воспитывает вас, внушает вам свои идеи, говорит, что правильно и нет… До определенной степени мы все лишь продукт обстоятельств.
– Ну, – прикинула я, – думаю, при сильном желании мы можем построить что-то свое вместо того, что досталось с детства. Главное, понять, что так вообще можно. И строить не из протеста, а потому, что тебе это действительно важно.
Полынь покивал собственным мыслям, а потом задумчиво протянул:
– Согласен. Так, я могу злиться на свою покладистость, но любить загадки от этого все же не перестаю.
Разговор тотчас сменил тональность, ибо:
– Покладистость?! – опешила я.
– Ну да. До некоторой степени, – вскинул брови Ловчий.
– Полынь, ты меня прости, конечно, но я бы поставила тебя на последнее место по покладистости из всех, кого я знаю! – искренне возмутилась я. – Уверена, весь департамент горячо бы меня поддержал в этом утверждении. Да и среди Ходящих ты явно не самый милый кадр: то бунтовать откажешься, то в Ловчие уйдешь, то госпожу Тишь из тюрьмы выдернешь генеральским желанием[8]. Как твои бывшие коллеги тебя еще не угрохали за все эти звездные инициативы? Хотя, погоди, они же пытались… Причем вместе со мной, – припомнила я, укоряюще поглядев на напарника.
Он рассмеялся.
– Ладно, убедила. – Полыни надоело держаться за руки, и вместо этого он просто привалился ко мне плечом: дерево лоори такое вполне устраивало. – Будем считать, моя репутация в порядке, и никто не заподозрит меня в прогибании под систему.
– Будто тебя когда-то волновала твоя репутация!
– Скажем так: я предпочитаю, чтобы она была умеренно ужасной. Это выгодно для работы, малек.
Я смирилась с тем, что буду мальком еще очень долго.
Шли минуты, сложившиеся в полчаса. В три четверти часа. В час.
Мы продолжали сидеть в густой листве. Я читала крохотную книжечку стихов, вытащенную из кармана. Полынь кое-как вытянулся вдоль мощной ветки лоори и уснул, положив голову мне на колени. На спящей жертве мох Зеленого Охотника стал расти быстрее, безжалостно расцвечивая и острые скулы, и высокий лоб. Заметив это, я растормошила напарника, пощекотав его сорванным листочком по шее.
– Что тебе, чудовище? – почти не размыкая губ, пробормотал Полынь.
– Тут такое дело… Так получилось, что я подслушала в ведомстве один разговор. Между Улиусом и Авеном. О тебе.
Поскольку я сделала паузу, Ловчий перевернулся на спину и чуть двинул бровью, требуя продолжения.
– Они обсуждали то, что хотели дать тебе право набрать свою команду, чтобы заниматься делами эффективнее, а ты отказался, и…
– Это они попросили тебя поговорить со мной?
Полынь так резко перебил меня и одновременно сел и по-допросному схватил меня за подбородок – то ли чтобы не нарушить завет Рощи Любовников, то ли чтобы пристально заглянуть в лицо, а скорее всего, и то и другое сразу, что я сначала запнулась, а потом обиделась.
– Ты вот так, с ходу готов меня во враги записать? – горько бросила я.
Он поморщился. Рука стыдливо уползла с подбородка.
– Конечно, нет. Но все же: это они попросили?
– Нет. Я же говорю: я подслушала.
– Каков шанс инсценировки? – цепко прищурился Полынь.
Я вспомнила сцену с летающим листочком и отрицательно покачала головой:
– Крайне маленький! Не помню, чтобы Улиус прежде стремился в комедианты… Полынь. Ты расскажешь мне обо всем этом? Они действительно предлагают тебе просто набрать свою команду? Если да, почему ты отказываешься?
Полынь метким щелчком сбил незваного мотылька с капюшона моей летяги. Подумал немного.
– Моя причина для отказа от должности настолько идиотская, что я просто не хочу ее обсуждать, – наконец покачал головой он.
– Боишься, что я не пойму?
– Нет. Не люблю тратить время на чушь.
– Ты самокритичен.
– Скорее, честен.
Вдруг боххшо, стоявший впритык к нашему дереву, резко дернулся. Потом недовольно загудел, от этого низкого звука задрожала листва. Мы с Полынью застыли: я на всякий случай потянулась за пузырьком с хранительской кровью, Ловчий сложил пальцы в подготовительную маг-позицию. Гул усилился, вызывая ветер, листва полетела прочь…
– Прах, нас сейчас нечему будет прятать! – сглотнула я.
Но, к счастью, время Зеленого Охотника вышло. Он стал уменьшаться, втягивались рога и руки, и не прошло и минуты, как под деревом лежал безмятежный мшистый валун. Весьма, скажу вам, симпатичный! Отличное место для пикника, еще один плюс к туристическим достоинствам Рощи Любовников.
Полынь, несмотря на все свое спокойствие, выдохнул с заметным облегчением, когда травянистые всполохи сети слетели с его лица, а мох с одежды и кожи рассеялся.
Разминая затекшие конечности, мы по очереди слезли с дерева и по своим же следам отправились обратно.
* * *
Когда мы вернулись в ведомство, оно уже полнилось жизнью.
По главному холлу хаотично метались Ловчие, Ищейки, Говоруны и Указующие. Над головой носились ташени. Бумажные птички, даром что неживые, а тоже попались на удочку весеннего обострения: они выписывали мертвые петли вокруг ведомственных мостиков, нежно курлыкали и пытались заигрывать с совами, которых некоторые сотрудники используют «шика ради». Совы косились на волшебных птах с неудовольствием, а если ташени перебарщивали с непрошеным вниманием – то наподдавали им когтистой лапкой.
Хлопали полотнища гербов в высоте; светлой палитрой горел витраж во всю стену; мерно качался золотой маятник с гравировкой в виде символа Иноземного ведомства – полуразвернутого свитка и розы ветров.
Мы с Полынью дошли до тридцать второго кабинета. Ловчий повернул ключ в замке и замер, подозрительно прислушиваясь.
– Что такое? – Я подалась вперед.
По ту сторону двери слышался нестройный бубнеж десятков говорящих писем… Глаза у Полыни полезли на лоб. Он рывком отворил дверь. По всему кабинету порхали дорогие королевские ташени. Все они вещали одновременно, создавая жуткую какофонию.
– Уже скучаю по тишине рощи… – пробормотала я.
Полынь шикнул на меня, пытаясь разобрать отдельные фразы:
– «Господину Полыни из Дома Внемлющих…»
– «От Ее Величества Аутурни из Дома Ищущих…»
– «Полынь! Почему вы не отвечаете?»
– «Это безобразие, ведь я вас наняла…»
– «Полынь! Вам меня совсем не жалко?»
– «Я боюсь! Преступник расхаживает по дворцу!»
– «Зал Совета осквернили! А мои покои так близко! В нашем королевстве кто-то ведет обратный отсчет, вы знали?!»
Услышав последнюю реплику, Полынь мгновенно сбросил с себя оцепенение, шагнул в кабинет, поймал кремовую ташени и технично вскрыл ее, подцепив ногтем.
– Впервые за полгода я не рад, что запретил королеве посылать мне письма куда-либо, кроме как в этот кабинет, – пробормотал куратор, читая текст записки.
Свободной рукой он сплел фигуру отменяющего заклятия – и все остальные птички, мгновенно умолкнув, шуршащим дождем осыпались на пол, и без того усеянный бумагами вместо ковра.
– Так! Кажется, мы опоздали с визитом к дворцовым колдунам. Так что теперь едем прямиком к ее величеству, – Полынь развернул меня и чуть ли не пинками выставил обратно в коридор.
– Но я не хочу к королеве… – заныла я. – Королева меня не любит…
– Ничего, зато я тебя… – Полынь задумался, чем бы меня соблазнить: – Кофе напою по дороге! Двигай-двигай, не стой.
9. И эти гобелены, и глаза зеленые…
Меняйся раньше, чем жизнь заставит тебя это сделать. Опережай судьбу – и преуспеешь.
Из речи Марцелы из Дома Парящих «О новой политике департамента Шептунов»
Мы с Полынью мчались сквозь стройные холлы дворца.
Лес беломраморных колонн стремился вверх, притягивая взоры. Ему вторили пики гвардейцев, узкие кипарисы в кадках и столбы с королевским штандартом. Не архитектура, а полный триумф вертикальности, который мы низвергали своей возмутительно-горизонтальной беготней.
Нас притормаживал только этикет: со всеми встречными приходилось раскланиваться. Полынь отвешивал поклоны так резко, что казалось – бьется в приступе трясухи. Я, как могла, задерживалась: щедро сыпала велеречивыми приветствиями, комплиментами и прочими глупостями, столь важными во дворце. Хотя почему глупостями? Взрослея, понимаешь: даже формальная улыбка куда лучше искренней морды кирпичом.
Согласно многочисленным ташени от королевы нам надлежало прибыть в Зал Совета. Именно его «осквернил» преступник – что бы это ни значило в нежных устах ее величества.
– Знаешь, о чем я думаю?.. – Полынь скакал по пологим дворцовым лестницам, задрав подол хламиды аж до коленок.
– О том, что здесь не хватает лифтов? – простонала я.
Дворец у нас высокий, и бегать по нему – не самое изысканное удовольствие. Впрочем, даже советники как-то справляются – значит, и мы сможем!
– О том, что во время праздника основная часть охраны была оттянута в Западный корпус, чтобы обеспечить безопасность гостей. А в выходные Зал Совета пустует. Вероятно, преступник побывал здесь именно в ту ночь. Просто обнаружили это только сегодня.
Наконец мы оказались на верхнем этаже дворцового комплекса.
Здесь были лишь холл, уставленный величественными скульптурами королей древности, выход на балкон, густо усаженный папоротниками и плющами, лестница и, собственно, Зал Совета – законодательная святая святых Шолоха.
Именно в нем дважды в месяц собираются для обсуждения важнейших вопросов король, королева и главы десяти ведомств… В смысле, уже девяти ведомств (никак не привыкну к тому, что Ходящих понизили до «обычного» департамента)[9].
Внешне Зал Совета резко отличается от сливочно-зефирной пастилы остального дворца: он очень темный и красный – будто глухо бьющееся сердце внутри воздушного белого человечка. По форме зал шестиугольный, его купольный потолок похож на ночное небо с золотыми звездами, а стены разрисованы и украшены гобеленами со сценами охоты: грациозные дамы и господа на единорогах несутся опасной вереницей сквозь чащу – за таинственным белым зверем, чей оскал до странности напоминает улыбку Анте Давьера.
В Зале Совета множество тайников: говорят, в них спрятаны изумруды, драгоценности, свитки с позабытыми заклинаниями и даже один легендарный меч времен Срединного государства. Впрочем, как выяснилось на практике, последний слух – правда! Лиссай привел меня в Зал Совета как-то осенью и показал колонну, в которой таится этот клинок.
– Второй из к-королей Дома Ищущих, король Нооро, спрятал его здесь, – сказал принц, тонкими веснушчатыми пальцами проведя по старому камню.
– Но зачем?
– Говорят, он боялся, что его советники решат убить его во время к-какого-нибудь собрания. По традиции сюда заходят без оружия, поэтому Нооро решил так предостеречься.
– Какой осторожный!
– Все короли так-кие. Сайнор, например, всегда носит в кармане мантии антимагический браслет, к-куда бы он ни шел. Впрочем, никто так ни разу и не решился свергнуть наш род… Не считая недавней попытки Ходящих, к-конечно. Поэтому легендарный меч до сих пор там.
– А его может вытащить только тот, в чьих жилах течет кровь Дома Ищущих? – заинтересовалась я.
– Да нет, к-кто угодно, если знает ключ.
Покосившись на распахнутые двери зала, за которыми стояли суровые гвардейцы, принц заговорщически прижал палец к губам и быстро нажал на несколько элементов орнамента в виде птиц.
– Ashhen, – шепнул он.
Часть колонны тотчас растаяла, явив за собой секретную нишу с изящным, чуть светящимся клинком… Я беззвучно рассмеялась, прикрыв рот рукой, и вскоре тайник закрылся.
Но еще большее впечатление на меня произвело королевское дерево инграсиль.
Инграсиль рос в самом центре зала – на специальном подиуме, накрытом стеклянным куполом. Его упругий стан вился и гнулся, ветви были похожи на руки красавицы, а вместо листьев мягко светились белые цветы. Крупные, плотные, как у орхидеи.
Вообще, инграсили – это деревья-чужестранцы. Они растут в Пустыне Тысячи Бед и в окрестностях Иджикаяна, а вот в Смаховом лесу – нет. Что не помешало шолоховцам выбрать инграсиль государственным символом.
Легенды гласят, что эти деревья живые.
Странники, заблудившись в пустыне, теряют голову от жажды. Они подходят к инграсилю в надежде пожевать его листья, пососать кору в поисках влаги. Но дерево не дает себя в обиду: оно съедает наглецов – и, получив их мысли, память и внешность, обретает нежданную свободу передвижения. Когда эффект выветривается, дерево вновь принимает начальную форму. Так инграсили бродят по пустыням…
Впрочем, я отвлеклась.
Мы с Полынью приблизились к дверям Зала Совета. Перед ними в ряд выстроились гвардейцы, недобро скрестившие пики.
– Что с вашими коллегами, дежурившими тут в субботу ночью? – без приветствий начал Полынь. – Они живы?
Нет ответа.
– Мы здесь по приказу королевы. – Внемлющий показал одну из кремовых ташени, прихваченных из ведомства. Гвардейцы покосились на печать, друг на друга, на меня – и нехотя открыли двери.
– Коллеги живы, – доложил один из них. – Они охраняли зал снаружи и не видели ничего подозрительного.
– Может, слышали что-нибудь?
– Нет. Во время праздника здесь было достаточно шумно, снизу доносились музыка и голоса. К тому же дворцовые привидения в поисках уединения то и дело приплывают на этот этаж. Они бывают довольно громкими. Плачут.
Полынь сказал «ага», и я вскинула бровь:
– Потенциальные свидетели, думаешь?
Ловчий кивнул.
– Я могу с ними поговорить?
– Если найдете, – равнодушно откликнулся гвардеец.
Я еще раз оглядела крохотный этаж. Тут все было настолько на виду, что мимо стражи незамеченной не проскользнула бы даже мышь.
– А как же террорист проник в Зал Совета? – протянула я. – Или там есть второй вход?
Гвардеец, уже понявший, что мы с Полынью не очень формальные ребята, попробовал по-свойски пожать плечами, но в доспехах у него это не получилось. Только скрипнуло что-то.
– Возможно, тайный ход? – чуть ли не облизнулся Полынь.
И, открыв створчатую дверь, пропустил меня вперед. Я шагнула через порог – и обомлела. Помните, я говорила про гобелены? Все. Забудьте. Уже не актуально.
Кто-то вихрем прошелся по Залу Совета. Содрал со стен шитье. Рваные куски материи обвисли грустными лоскутами. Под ними виднелись багряные камни стен, свидетели истории. Безмолвные прежде. Но не сейчас. Потому что преступник оставил на них послания.
Выведенные яркими красками, оскорбляющими дух старины, на стенах пестрели надписи, выполненные тем же странным шифром, что и свиток на площади. И везде – цифра «пять». Пять, пять, пять. Скачущая, дрожащая, нарисованная с завалом влево, наклоном вправо, прямая, изогнутая пятерка…
Пока Полынь водил по надписям носом, будто близорукая библиотекарша, я посмотрела на высокий купольный потолок, потом выглянула в единственное окно Зала Совета. Земля была головокружительно далеко. Вряд ли сюда забрались снаружи.
Возможно, местные стены и колонны хранят не только мечи, но и, действительно, секретные дверцы… Я пошла тихонько простукивать помещение по периметру.
– Ага! – воскликнул между тем Полынь, уже перерисовавший себе таинственные знаки и теперь ползающий по залу с лупой наперевес. – Тут есть что-то вроде следа, смотри-ка!
И действительно, на полу у стены, под значком, нарисованным гораздо выше и кривее других, – будто террорист подпрыгнул, чтобы дотянуться туда, – было просыпано немного голубовато-белых песчинок.
– Наш террорист настолько стар, что из него уже песок сыпется? – пошутила я.
– Они могли высыпаться из подошвы при подпрыгивании, – удовлетворенно заметил Полынь, осторожно собирая улики в специальный флакон. – Необычный песок. Надо будет узнать, где найти такой в Шолохе. Ходящие заметили след? – оглянулся Ловчий на гвардейца.
– Понятия не имею. Мне эти упыри-теневики не доклады… – вдруг гвардеец резко, испуганно закашлялся.
Мы с Полынью обернулись. В дверях, привалившись плечом к косяку, стояла фигура в золотом плаще и глухой маске.
Гвардеец побледнел – под цвет серебра доспехов.
– Господин Внемлющий! – угрожающе пророкотал Ходящий.
– Я здесь официально. – Полынь не глядя метнул в теневика письмо. – Королева позвала.
Тот скомкал ташени и бросил на пол:
– Нам не нужны конкуренты.
– Так давайте станем партнерами, – мгновенно отозвался Ловчий. – Вы уже разгадали шифр?
Вместо ответа теневик подошел к Полыни и, ухватив напарника за плечо, рывком оттащил от стены.
– Последнее предупреждение: отвали от нашего дела, – зашипел он.
– Значит, не разгадали, – сделал вывод Полынь. – А что, собственно, за жадность такая? Уж не замешаны ли вы сами в этих миленьких преступлениях? Как вообще можно проворонить нападение на Зал Совета? Каковы шансы, дружище, что это вы с коллегами сами решили пошалить подобным образом?
Теневик неприязненно отшатнулся:
– Ты такой же псих, как твоя изгнанная тетка, раз говоришь подобное, Внемлющий. Королевство – наша жизнь, мы не принесем ему вреда. Это вы – предатели – рассыпаете клятвы свои, будто песок из безымянных могил, переступаете через слова свои, будто…
– Да заткнись ты уже, а, – вдруг с таким презрением бросил Полынь, что даже я испугалась.
Казалось, в Зале Совета, и без того темном, потемнело… Один лепесток инграсиля бесшумно сорвался с ветки и, кружась, полетел на пол под стеклянным куполом.
Полынь хотел добавить еще что-то, но ему помешали. Потому что в дверях зала показалась она – ее величество Аутурни.
Королева прошуршала, как кисть черемухи, и в каждом отблеске солнца на ее платье играла улыбка. Светлые волосы Аутурни волнами скатывались вдоль четко очерченных скул, обнимали покатые плечи, широко разливались у талии – на контрасте, там, где тоненькую королеву стягивал корсет. Завитки волос обрывались у скрытых подолом – но наверняка острых – колен.
И если чем-то и была Аутурни похожа на Лиссая – своего младшего сына, – то этим: колкой удлиненной грацией пальцев, запястий, локтей. И конечно, глаза – все те же глаза, зеленые озера со всполохами янтаря, будто Лес, отраженный в воде; Лес, в котором все не как у людей, вверх ногами, вверх тормашками; все обыденное нас смутит, все нереальное – предвосхищаем…
– Ваше величество, – Полынь скупо поклонился.
– Господин Полынь, наконец-то, – раздраженно бросила Аутурни. – Сколько можно?
И, как по волшебству, от этих искривленных губ вся красота ее ушла.
– Вы полдня меня игнорировали, – почти выплюнула королева.
Полынь промолчал. Гвардеец поспешил смыться – у стражей чуйка на плохое настроение монархов.
Вдруг Ходящий сделал шаг вперед:
– Ваше величество… – Гладкая маска скрывала лицо этого самоубийцы. – Господин Внемлющий сообщил, что вы пригласили его участвовать в расследовании. Вы не изволите передумать? Теневой департамент уже взялся за дело, и привлечение сотрудников из других ведомств не имеет смысла, поэтому…
– Господин Полынь врет, – отрезала королева и заправила прядку волос за ухо – белое, как ракушка Шепчущего моря.
Ходящий запнулся. Полынь удивленно вскинул бровь.
Аутурни прищурила великолепные глаза на моего напарника:
– Я не прошу вас расследовать это возмутительное дело. Я прошу вас уделить необходимое внимание моей безопасности.
Полынь моргнул:
– Уточните, пожалуйста.
– Я хочу, чтобы вплоть до поимки преступника вы находились подле меня. Как телохранитель. Когда я одна, разумеется. При людях не стоит.
– М-м-м… – протянул Полынь. – Я полагаю, королевская гвардия, специально обученная для охраны Дома Ищущих, справится с задачей лучше.
– А я хочу, чтобы этим занялись вы. – Аутурни сложила руки на груди. – Если вам перестали нравиться условия нашего контракта – можем расторгнуть его, – продолжила она, пожимая плечиком. И повела взглядом по Залу Совета. Наткнулась на меня. На мгновение задохнулась от негодования: в ее глазах явственно читалось слово «вертихвостка».
Полынь нахмурился. Расторгать контракт – отнюдь не в его интересах, ведь как только Ловчий перестанет работать на королеву, она прикажет лишить его запредельных Умений.
– Ваше величество, при всем уважении, как мне совмещать ваше задание с моей постоянной работой в ведомстве?
– Не знаю. Даю вам сутки: придумайте что-нибудь! В конце концов, какое-то время можно обойтись и без ночных смен: я же не прошу вас днем со мной находиться.
Полынь по-птичьи наклонил голову…
Королева ослепительно улыбнулась:
– Одна я бываю только ночью. Соответственно, и ваши удивительные услуги потребуются после отбоя. Напишите, откуда забрать ваши вещи. Для вас подготовят комнату, смежную с моей. Дверь в нее, к счастью, не запирается. Буду ждать вас завтра вечером, господин Полынь.
И она, кокетливо затрепетав ресницами, ушуршала обратно как ни в чем не бывало.
С минуту мы все молчали, обдумывая сие впечатляющее заявление.
После этого Ходящий издал неясный звук, полный злобного торжества, шагнул к Внемлющему и почти что с нежностью проговорил:
– Что ж, вот и чудненько, Ловчий. Не суй свой длинный нос в наше дело. Не то будут последствия. Но не для тебя – твоя обманная карьера и гроша не стоит, ты сам это знаешь. Последствия будут для твоего начальства, не сумевшего вовремя осадить зарвавшегося щенка. Властью, данной мне Лесным королем, я официально запрещаю департаменту Ловчих вмешиваться в наше расследование. А теперь… У вас есть пять секунд, чтобы покинуть мое место преступления, – удовлетворенно заявил Ходящий.
