Антон Тарасов
Карельская сага. Роман о настоящей жизни
– Дом я не взламывала, сейчас всё объясню, – засуетилась Лена и положила тряпку на лавку.
– Уж потрудитесь, – ответил милиционер. – А так – всё заколачиваем и закрываем обратно и до свидания.
– Тут пятнадцать лет не появлялся никто, как умерла Авдотья, так и не появлялся. А вас я вижу в первый раз, – женщина сделала шаг к Кириллу, он вскрикнул и, пробежав немного, спрятался за маму.
– Софья, помолчи, иди лучше псину свою угомони, ее в поселке слышно!
Но женщина осталась стоять на месте, всё так же ухмыляясь.
– Понимаете, мы с Кирюшей, вот, погорельцы, у нас квартира в Петрозаводске, но вчера там всё сгорело, короткое замыкание, у меня даже бумага на руках есть. Вот мы и решили, точнее, я решила, чем жить не пойми в каких условиях там после пожара, приехать сюда, – Лена заметно волновалась, Кирилл чувствовал, как у мамы дрожат руки, когда она гладила его по голове и поправляла съехавшую набок шапку. – Чего там делать, всё сгорело. У меня ни денег, ни сил нету сейчас всё ремонтировать, покупать новые вещи, налаживать жизнь. Всю мебель новую, всю! Книги сгорели, всё сгорело. А здесь хотя бы крыша над головой есть, уже легче. Да вы не подумайте, товарищ милиционер, с документами у нас полный порядок, в этом доме жила моя бабушка, у меня на него бумага есть, еще сельсоветом после войны выписана. Сейчас. Господи, Кирюша, не путайся под ногами! Сейчас.
Милиционер вертел в руках пожелтевшую бумагу, внимательно ее рассмотрел, сложил и вернул Лене.
– Значит, обосноваться здесь, в деревне, собираетесь?
– Собираемся, – неуверенно ответила Лена, пряча документ обратно в папку. – А что?
– Ничего, просто здесь ни условий, ни электричества. А в поселке и свет, и клуб, и школа, и даже садик имеется, и баню общественную построил колхоз. Вы бы годков пять назад приехали, тут люди дома в поселок переносили, когда колхоз как следует тряхнули и расхитителей там и накрыли со смыком, – милиционер хлопнул кулаком по ладони.
Софья было попятилась назад, а потом подошла к Лене и поморщилась:
– Ленка, ты, что ли?
– Я, тетя Софья.
– А чего ж не признаешься, что ты? Я ж не признала, сразу за властью побегла, думала, уголовники какие пробрались в дом Авдотьи, ищут чего. Как собака залаяла, так я и побегла.
– Так ты знаешь гражданку, Софья? – милиционер пожал плечами. – Вот не понимаю я бабской паники, не понимаю, хоть уволь. Как что – прибегают, толком не разобравшись, от работы отрывают. А у нас, между прочим, кража была, новый радиатор кто-то свистнул из мастерской за коровником. Только начал разбираться, кому могло понадобиться, так нет, прибегают, поднимают панику.
– Да не поднимала я никакой паники, просто пришла, попросила глянуть, кто приехал. А тут – гости-то какие! – заулыбалась Софья и натянула обратно свой платок. – Хоть не одни будем в деревне жить теперь. Тут никого, Ленка, только мы, ну и Ивановы на лето приезжают, огород разводят большущий. Ленка, ты так выросла! Когда я тебя в последний раз видела? Еще Авдотья жива была. А это кто? Сын?
– Сын, тетя Софья, Кириллом зовут.
Милиционер покопался во внутреннем кармане шинели и вынул пачку «Примы». Ложная тревога явно задела его самолюбие. И сам он, веря Софье, предвкушал действительно важное дело, которое он вот-вот разрешит. Жизнь деревенского милиционера на приключения небогата: раз в год какая-нибудь кража из колхоза или с полей, изредка пьяная драка или спор из-за скотины или сломанного забора. А тут – целая история с подозрительной женщиной с ребенком, взломавшей заколоченный дом в полузаброшенной деревне. Он едва ли мог простить себе, что сразу не догадался, в чем дело. Впрочем, узнать, кто и в каком доме живет, было тоже небесполезно.
– Всё, Софья, пошел я. И вы, гражданка, имейте в виду, свет и всё остальное – у нас в поселке. На днях приходите, хоть зарегистрируйтесь, кто вы и что вы, а то не нравится мне вся эта история с вашим пожаром, не нравится. Ну, бывайте!
Размашистыми шагами он вышел из дома. Кирилл следил за ним через окно. К военным и милиционерам он питал особый интерес. Он рос без отца, но не мог понять почему. Ему казалось, что его папа на самом деле где-то рядом, что он на самом деле есть. И это обязательно должен быть военный или милиционер. Или, быть может, летчик или космонавт. За кого еще его мама могла выйти замуж? Только за такого, смелого, мужественного и честного.
Ночевать в доме у тети Софьи Лена наотрез отказалась. Пришел муж тети Софьи, молчаливый мужичок по имени Василий, растопил печь и приладил дверь, чтобы ее можно было закрывать. К вечеру, когда комната была вымыта и заблестели старые деревянные полы, на печи в ведрах уже грелась вода, на столе появилась банка с толстой хозяйственной свечой, которая горела медленно, потрескивая. Тетя Софья натащила старых одеял и застелила ими лавку. Приладили рукомойник. Кирилл от колодца принес половину ведра воды – больше поднять он не смог. Спать Кирилл лег поздно вечером, поужинав голубцами тети Софьи и апельсином, который он чистил не спеша, со знанием дела. От усталости, свежего воздуха и новых впечатлений он уснул сразу. А Лена, убедившись, что он спит, половину ночи сидела в жарко натопленной комнате за столом и плакала, глядя, как со свечи на дно банки стекают капли расплавленного парафина.
V
На третий день жизни в деревне, когда Кирилл, грохоча ведром, отправился вслед за Василием к колодцу, Софья набралась смелости и спросила:
– Слушай, Ленка, а мужик-то твой где? В смысле муж, отец Кирилла.
– Нет мужа, – спокойно бросила Лена. – Разошлись. И давайте эту тему не поднимать, тетя Софья, тем более при Кирюше, он у меня впечатлительный. Всё спрашивал меня, почему у всех есть папа, а у него нет. Сейчас вроде смирился, не спрашивает.
Со скрипом открылась дверь и, на ходу разуваясь и громко сопя, Кирилл втащил ведро, наполовину заполненное холодной колодезной водой.
– Мам, я воды принес.
– Молодец, Кирюша, отдохни немного, – ответила Лена, надеясь только на то, что тетя Софья не станет продолжать начатый разговор, который по большому счету был пустым.
– Ой, а на ногах-то у тебя что! – тетя Софья поглядела на Кирилла и всплеснула руками. – У тебя ж ноги все мокрые! В чем ты ходишь-то? В валенках? Да как тебя мама в валенках отпускает-то? Ай-ай! Они же насквозь! И не просушили у печки? Разве можно тут в такой обуви? Скоро потеплеет, змеи повылазят.
Она сбегала к себе и под лай собаки вернулась обратно, неся целый тюк с детскими вещами, а главное – резиновые сапоги, целых две пары.
– Вот, от моих карапузов, им уже всё это мало, в сарае спрятано было. Прав был Василий, всё пригодилось. Носи на здоровье!
Сыновья тети Софьи, близнецы Вадим и Василий, жили в городе у сестры ее мужа, учились и к родителям приезжали только на каникулы и на лето. Как и все близнецы – а они родились у Софьи с Василием, когда тем уже было за тридцать, – они были со странностями. Так, по крайней мере, говорили люди. Странности вырисовались в нечто конкретное, когда братья пошли в школу. У Вадика был абсолютный слух, Вася прекрасно рисовал. После целой череды скандалов с мужем было решено после школы отправить их учиться в город, а не оставлять работать в колхозе. Вася и Вадик вот-вот готовились уйти в армию, и эта перспектива расставания на целых два года сильно беспокоила их мать.
Сапоги Кириллу пришлись впору, даже были немного велики. С ними чавкающая грязь подтаявшей дороги и огорода была не так страшна, как поначалу. Для него всё снова было как в холодной комнатке на прежнем месте жительства, будто не было переезда в новую квартиру вовсе, как и тамошних удобств в виде ванны и туалета. Снова начались вода из ведра, ежевечерняя беготня с тазами и стремление как можно быстрее, чтобы не замерзнуть, после помывки нырнуть под одеяло, наспех приведенный в порядок сарайчик за домом с вырытой под ним ямой. Выстиранные вещи висели прямо в доме, на веревке, протянутой от печи к большому гвоздю, вбитому над входом. Вечером, когда в печи догорали угли и Лена закрывала заслонку, в комнате устанавливалось сырое марево и окна запотевали.
По утрам Лена вскакивала рано, волнуясь, что проспала и нужно идти на работу. Причем осознать создавшееся положение и новое местоположение у нее получалось с трудом. Для этого ей нужно было встать, босиком по холодному деревянному полу пройти к незанавешенному окну и взглянуть на темный лес и светлый забор дома тети Софьи. Остальные дома в деревне мрачно чернели на фоне просыпающегося, поблескивающего звездами неба. Будить Кирилла она не спешила. Чтобы согреть чайник, нужно было растопить печь. Она экономила дрова: запас, что был найден в доме и в сарае, стремительно иссякал. Как и относительно небольшая сумма, имевшаяся у Лены. Соль, мука, спички, крупы, мыло – столько всего нужно было купить, чтобы хоть как-то обустроить быт. Лена терялась и не знала, с чего лучше начать.
– На работу тебе надо утроиться, Ленка, сейчас посевная скоро, народ требуется, да и в цехах и на транспортировке вечно народу не хватает. Мой Василий вон за двоих работает. Это сейчас у него отпуск да отгулы за сверхурочные. А там, гляди, до октября ни одного денька свободного, в огороде и то по ночам. Благо летом ночью не жарко и комарье не одолевает, – тетя Софья многозначительно топнула ногой, потом еще раз и еще. – Гляди, оттаивает, отходит земля потихоньку, огородик свой заведешь, уже легче будет. Это только поначалу тяжело, потом привыкнешь. И малец твой, как река да озеро отойдут, рыбу ловить будет.
– Не умеет он, никогда не ловил, без отца рос, а мне и некогда, и не думала даже о таком никогда.
– Научится, невелика наука, уже шесть лет ему, мужик растет. Василий тут отыскал удочки наших сорванцов, говорит, приладит там что-то и готово будет. А у нас тут и на реке поймать можно, там, пониже мостика. Мои щук да всякую мелочь тягали только так, крутить котлеты не успевала! Холодильников нет, так хранить не особо получится. Это тебе не город. И не поселок, до нас коммунизм еще не добрался, – Софья кашлянула, понимая, что произнесла вслух откровенную антисоветчину, которую стоило держать при себе. – Василий вялил, тоже хорошо. Давай, учи мальца, потом грибы начнутся, ягоды. Проживете, не дадим вам помереть с голодухи, справитесь. Правда, ягод у нас много, но Матвей с поселка с родней в этом лесу собирает, остальных и пришлых гоняет. Но лес большой, на всех хватит.
«Может, и вправду я всё усложняю, – подумала Лена. – Сама же убеждала себя, главное – крыша над головой есть, хозяйство небольшое, все живы и здоровы, а остальное приложится. А теперь скисла. А работа нужна, без нее здесь с ума сойти можно».
Пока у мамы были одни ожидания, Кирилл был озабочен совсем другим, как раз тем, о чем говорила тетя Софья. Каждый день он ходил к речке, чтобы удостовериться, не вскрылся ли еще лед. Озеро, вид на которое открывался с пригорка, местами уже начало вскрываться, особенно там, где в него впадали маленькие ручьи и крохотные ручейки, шедшие от родников. Он грезил тем, как будет ловить рыбу и приносить ее маме, свежую, не лежалую, не завернутую в серую магазинную оберточную бумагу. Самую настоящую рыбу, а не ту, которую мама покупала, по много раз замороженную, становившуюся после жарки сухой и слегка горьковатой.
– Ой, боюсь я за тебя, Кирюша, тут ведь змеи водятся, да и в речку упасть можешь.
– А ты не бойся, мама. Я, например, не боюсь змей, мне дядя Василий сказал, что ничего страшного, просто нельзя их трогать и наступать на них. Тогда они не нападут и не укусят, мама. А в речке неглубоко, там вот такая глубина, – Кирилл вытянул ладошку и показал себе чуть выше колена. Конечно, глубина речки была чуть больше, но Лена покачала головой и сделала вид, что со всем согласна.
На пригорке, внизу которого начиналось озеро, лежали перевернутые вверх дном лодки. Кирилл забирался на них и подолгу смотрел на береговую линию, разглядывая в ней проталины. На окрестных деревьях громко скандалили вороны. Он смотрел и на них и, казалось, не узнавал тех же самых серых ворон, которых видел много раз в Петрозаводске. Всё для него было по-новому – абсолютно всё.
Оставив Кирилла в доме за старшего, на следующий день с утра Лена отправилась вместе с Василием в поселок договариваться о работе в колхозе. Она заметно волновалась. Собираясь, она долго решала, стоит ли брать дипломы, спросят ли трудовую книжку, которая так и осталась в школе, где ее, должно быть, обыскались и уже успели уволить по статье как злостную прогульщицу. Во всяком случае, от директрисы она ожидала именно этого и даже смирилась с такой перспективой – бежать, так бежать, начинать всё с нуля, так начинать. На ходу Лена придумывала отговорку, которой можно было бы объяснить отсутствие трудовой книжки, и не нашла лучшего, как сказать при случае о сгоревшем документе и попросить завести новый. Но отговорка не потребовалась.
– Вот, Дмитрий Викторович, привел к тебе новую работницу, – Василий буквально втолкнул Лену в кабинет, оказавшийся обычной комнатой с длинным столом, заваленным бумагами, посредине. – Вы тут потолкуйте, а мне до бригады дойти надо, уже на собрание опаздываю.
– Как зовут? – не поднимая глаза от газеты, спросил Дмитрий Викторович.
Это был абсолютно седой мужчина, пятидесяти шести лет от роду, гладко выбритый, в заношенном светлом костюме, брюки которого были заправлены в кирзовые сапоги. Знаком он приказал Лене присесть на стул, а сам спокойно дочитывал газетную заметку. Его спокойствие передалось и Лене: она сидела и осматривалась, забыв обо всем придуманном по дороге.
– Вот, ставят новые планы и по зерну, и по картофелю. Партия дает задание трудящимся, не спрашивая, есть ли ресурсы. И все-таки выполним план, в этом я ни капельки не сомневаюсь, – Дмитрий Викторович сложил газету, положил на стол и ударил по ней ладонью. – Так как зовут вас?
– Лена… Елена…
– Что ж, Елена, очень приятно, меня Дмитрий Викторович. Колхоз у нас хороший, наверняка Василий уже всё разболтал, правда, сложностей хватает, работать придется очень хорошо и много, иначе, уж извините, никак, – он впервые поднял на нее взгляд. – Что-то раньше я вас в поселке не видел. Или из-за озера? Тамошняя?
– С Петрозаводска, – тихо ответила Лена.
Дмитрий Викторович насторожился: где это видано, чтобы люди бросали чистый и уютный Петрозаводск, где есть всё – магазины, театры, библиотеки, музеи и прочие блага цивилизации, – и перебирались в деревню, где нет ничего из городского, а вместо этого свои прелести – бездорожье, комары, клещи, змеи, заморозки, туманы и остальное.
– Вы шутите, не верю.
– Зря, – уверенно заявила Лена. – С сыном я, погорельцы мы, квартира сгорела, неделю назад приехали и поселились в доме бабушки, в деревне.
Конечно, Лена умолчала о том, что они живут в доме, простоявшем заколоченным полтора десятка лет, что у нее на исходе деньги и, в конце концов, что в городе у нее была работа и не одна, откуда она не успела спокойно и бесконфликтно уволиться, получив расчет и все полагающиеся бумаги. Дмитрий Викторович прищурился. От него обычно не ускользали детали. Он привык видеть людей насквозь, это была насущная производственная необходимость, особенно учитывая, при каких обстоятельствах он возглавил колхоз. Разруха, недостача и проворовавшееся прежнее начальство, волнения в поселке. В Лене он уловил нечто удивившее его: она никогда не работала ни в колхозе, ни где-либо еще, не работала физически. Перед ним был типичный интеллигент: библиотекарша, или учительница, или журналистка, или еще кто-то, но не колхозница.
– И кем вы хотите работать? – спросил он, пытаясь спровоцировать ее выдать какие-нибудь интересные подробности своей жизни. – Кто вы по специальности? Что делать умеете?
– Не знаю, кем, но я научусь, обязательно научусь, – вздрогнула Лена.
«Ну, не хочешь говорить, не надо, не буду настаивать, – мудро решил Дмитрий Викторович. – В конце концов и так нормальных работников не найти, или болеют, или пьют, или при первой возможности перебираются в город. А здесь пришла сама, и я буду зверствовать, измываться? Нет, не на того напали».
– С ребенком, говорите? Он в садике?
– Нет, он дома, в садик, наверное, ходить не будем, нам далеко со второго озера.
– Так вы на втором озере? Там же нет света, и не планируется! И не просите потом улучшить жилищные условия, даже глазом не моргну, напишу отказ. Это вы на что рассчитываете? Устроиться, поработать немного, а потом здесь закатывать скандалы, чтобы выбить жилье в поселке, съехать со второго озера в жилье с удобствами! Не пойдет!
От обиды Лена вскочила со стула, но тут же села обратно, увидев, как ее резиновые сапоги, позаимствованные у тети Софьи, оставляют на чисто вымытом полу директорского кабинета грязные следы.
– Ни о чем таком я даже не думала! И никуда из бабушкиного дома переезжать не собираюсь, хватит с меня переездов за последнее время. Раз нет работы, то так и скажите, а то начинаете обвинять, ни в чем не разобравшись. А что мне прикажете делать?
– Ну, поостыньте, извините старика, не рассчитал силы. Короче говоря, если вы с ребенком и ситуация ваша, Елена, мне понятна, то могу предложить один вариант. Мы в прошлом году организовали небольшой молочный цех, к нам в колхоз каждое утро две машины приходят, надои делаем неплохие, всё на комбинат в Петрозаводск отвозят. У нас там не хватает работников, зарплата небольшая, но зато работы всего половина дня. Утром дойка, перекачка, обработка, в десять утра перекачка в машины, мойка оборудования и до вечера. А вечером вторая смена. Захотите, можете в две смены работать, но днем делать там нечего, домой на обед можно идти. Выходных нет, но вы в бригаде договоритесь, по очереди день будет выходить. Вот. Устраивает?
От такого потока информации у Лены закружилась голова. Она складывала всё воедино, стараясь получить картину того, чем придется заниматься. Под окном кабинета председателя росла огромная береза, с которой на дневном солнечном свету устремлялась вниз настоящая капель. Лена отвлекалась, когда очередная капля, несясь вниз, сверкала, словно маленький драгоценный камешек.
– Да, а оформление… оформление как?
– Оформитесь в бригаду, ничего сложного нет. Конечно, зарплата не очень высокая, но всё же. Сорок рублей в месяц, ну, от силы шестьдесят. Будете хорошо работать, летом выпишу вам кубометров десять дров. Ну, согласны? Времени думать нет, соглашайтесь или не тратьте мое время, – Дмитрий Викторович в рабочих вопросах был отчасти деспотом, это помогало ему избежать волокиты и разных неприятностей, коих на ответственном посту хватало. – Всё, приходите завтра с документами, какие есть, сначала в фельдшерский пункт, потом к бригадиру. Просто скажите, что устраиваетесь в цех, я предупрежу.
Сердце Лены радостно заколотилось. Она даже в самых смелых мечтах не предполагала такого исхода событий. Не пришлось никого обманывать, выкручиваться, чему она не была научена и вообще не умела этого делать. Пошатнувшаяся было вера в правильность принятого решения о побеге стала потихоньку возвращаться. Лена шла обратно на второе озеро в приподнятом настроении. Еще издалека она увидела, как Кирилл стоит с удочкой над промоиной в реке и сосредоточенно удит рыбу. Зрелище было забавным: удочку Кирилл взял в руки впервые в жизни. Поплавок всё время относило течением под лед, и леску приходилось одергивать. Кирилл делал это так, будто дергает за веревку свою любимую деревянную машинку. Раньше он видел, как рыбачат другие, в низине у Лососинки, напротив дома быта, и на набережной, куда они ходили и с мамой, и с дядей Сашей, когда он приезжал. Дядя Саша рассказывал, как на Севере ловит огромных рыб, которые прячутся в маленьких заводях и тихих речушках. Слушая его рассказы, Кирилл представлял себе, как дядя Саша вытаскивает на удочку огромную акулу или дельфина, каких часто показывали в «Клубе кинопутешественников».
– Привет рыбакам! – крикнула ему Лена.
В ответ он замахал рукой, бросил удочку и помчался к ней.
– Клюет?
– Нет, пока никого не поймал. Дядя Василий мне дал двух червяков, в сарае под опилками накопал, одного уже съели. Мам, а тебя на работу взяли? – в голосе Кирилла чувствовалось нечто вопрошающее, даже умоляющее.
Он не мог представить маму без работы, без некой увлеченности, даже преданности делу. И не так важно, какому. И хотя те несколько дней, которые они жили в деревне, мама почти не сидела без дела, а бесконечно что-нибудь мыла, чинила или убирала, он заметил произошедшие в ней изменения. Мама нервничала, особенно когда готовила скудный обед или ужин. В свои шесть лет он прекрасно понимал: чтобы что-нибудь купить, нужны деньги, а их можно заработать. Или украсть, как это сделал папа Вани Сидорова из детского сада. Но папу Вани за это наказали и посадили в тюрьму. Так что единственным подходящим способом была работа.
От сидения без дела в деревне за вторым озером можно было сойти с ума. В отсутствие электричества читать вечером газету или книгу при свече представлялось утомительным занятием. О телевизоре приходилось лишь мечтать. Радиоприемник Лена с Кириллом включали только вечером ненадолго, пока ужинали. Приходилось экономить батарейки: купить их в деревенском магазине не было никакой возможности. «Вот езжайте в свой город, там ищите, а мне план надо выполнять, консервы совсем не раскупают», – отрезала та самая продавщица, что объясняла им с Кириллом, как дойти до деревни. Под консервами она понимала огромные башни из банок с морской капустой и килькой в томате, раскупавшиеся не очень охотно даже зимой.
Когда начало смеркаться, Кирилл вернулся домой, раскрасневшийся от долгого пребывания на свежем воздухе, тихо, как заправский рыбак, поставил в угол снасть и молча выложил на кухонный стол две небольшие плотвички.
В ту ночь в лесу, совсем близко от дома, выли волки. Собака в доме тети Софьи пыталась сорваться с привязи и сбежать вместе с волчьей стаей. Но волчья стая таких не принимает: они просто оказываются съеденными. Лена с ужасом слушала вой, не решаясь разбудить Кирилла. Ей казалось, что вой нарастает, что волки вот-вот окажутся рядом, у дома, и проберутся внутрь через едва державшуюся входную дверь. Дверь была обита для тепла старым драповым пальто, найденным в бабушкиных вещах. Затем волки стали уходить, вой становился тише и совсем стих, когда почти подряд раздались два ружейных выстрела. Так сторож отгонял волков от колхозного коровника.
Это была последняя ночь затянувшейся зимы. Впрочем, на Севере люди привыкли к тому, что холод совсем рядом и может заявить о себе в любой момент. В последний раз в году от мороза мерцали звезды, и на речке в темной промоине снова встал твердой коркой лед. В него вмерзли прошлогодние листья, перезимовавшие под снегом и принесенные вместе с талой, пахнущей торфом водой.
