Антон Сибиряков
Дети апокалипсиса
– Гун? – Я вздрогнула, обернувшись к Тагу. – Что-то не так?
– Не знаю. Нет… все в порядке, Таг. Все в порядке.
Мир продолжает меняться. И люди меняются вместе с ним. Это неизбежно, но мы продолжаем лить кровь за невидимую свободу, не понимая, что этим лишь укрепляем решетки своих тюрем. Перемены – вот путь к освобождению. Жаль, что люди так и не отвыкли перекладывать груз ответственности на чужие плечи. Будущее невозможно без борьбы за него. Но кто объяснит этим людям истину, истекающую их кровью? Кто скажет им, что завтрашний день не настанет, если они не оплатят рассвет своими жизнями? Жертвовать ради неизвестности, в черную дыру которой мы смотрим вот уже две сотни лет, отважатся немногие. Я не буду винить старосту за его голодные до смерти взгляды. Он имеет право бояться и ненавидеть нас. Мы привели в его город смерть. И завтра к вечеру она начнет собирать свой скорбный урожай.
– Они не помогут нам, Таг…
– Местные? – он удивленно хмыкнул. – Разве у них есть выбор?
– Выбор есть всегда.
– В нашем мире эта истина часто пустой звук.
– Почему Зверь гонится за нами, ты знаешь?
Он лишь пожал плечами:
– Наверное, лучше тебе спросить у Лина. Нам он не рассказывал, и со временем мы перестали спрашивать. Не так уж это и важно, если он все равно нас настиг. Теперь и у нас нет выбора, Гун. Мы должны его убить.
– Гун, Таг, пойдемте! – крикнул нам Лин. – Время расставлять капканы.
– Что они задумали?
– Чжин предложил сжечь ублюдка. Вырыть глубокую яму, залить ее чем-нибудь горючим, заминировать и заманить туда Зверя. А потом, если эта тварь выберется оттуда, в чем я сомневаюсь, мы обрушим на него один из домов. Придется попотеть, Гун. О второй ловушке будем знать только мы вшестером…
Все было готово к середине ночи. Лин, Чжин, Мияко и Алан, вместе со старостой и еще несколькими мужчинами отправились к яме, образовавшейся недалеко от границы с жилыми районами, там, где асфальтированная дорога, разбитая временем, растрескалась на пласты и обвалилась, обернувшись глубоким разломом. Они долго выкладывали железными листами дно, чтобы бензин, которого в городке оказалось в избытке, не ушел в землю раньше времени. Мы же с Тагом, в это время, заминировали одно из бетонных зданий, расположенное неподалеку. На это ушла почти вся наша взрывчатка, и я подумала о том, что если Зверь выживет в огне, а после выберется и из-под плит, то нам попросту нечем будет его остановить. Я сказала об этом Тагу, а он ответил, что в таком случае не стоит и пытаться. Значит, сказал он, похлопав по пыльной стене ладонью, этот Зверь и правда бессмертен. Я посмотрела на него, и он улыбнулся – все будет хорошо, Гун, мы с ним справимся.
Позже, когда нас уставших и голодных староста пригласил на ужин, и мы сидели на мягких стульях в теплой комнате, нагретой бензиновыми печами, мне удалось немного вздремнуть. Пока разогревался ужин, и чудный аромат жареного мяса плыл по комнате, выбивая голодную слюну, мне снился дом. Он стоял посреди развалин, покосившийся и угрюмый, и взирал на меня осуждающим взглядом. Я знала, что он давно опустел, что состарился и прогнил, но где-то внутри верила, что если войду в него, если открою дверь, то увижу маму, расчесывающую перед зеркалом маленькую темноволосую девочку. И отца, перебирающего в тусклом свете очередную странную штуковину, оставленную нам в наследство людьми двадцать первого века. Они не увидят меня, а я тихонько проскользну мимо и встану у окна, чтобы не мешать семейной идиллии. И большеглазая девочка снова скажет маме о том, как сильно ее любит. И мама улыбнется в ответ, примеряя к шелковым волосам дочери сломанный гребень.
Но вся беда в том, что между мной и домом во сне растянулась огромная пропасть. И мне было никак не перебраться на ту сторону, а на этой, у моих ног, находилась лишь взрытая земля могил, где маленькая девочка по имени Гун похоронила когда-то свою маму. Она рыла землю руками, ломая ногти, как когда-то и ее мама рыла рядом могилу своему мужу.
"Я помню их такими. Ушедшими от меня навсегда. Ставшими насыпями земли…"
"Ты покинула свой дом, Гун. Ты стала убивать!"
Странный, железный голос исходил от дома. Я знала – так со мной разговаривают призраки прошлого.
"Вернись к нам, Гун. Вернись домой"
"Я должна отпустить вас"
Дом со скрипом просел, выдавив из-под себя фонтаны пыли.
"Я должна отпустить вас…"
"Ты не вернешься…Ты готова, моя милая девочка. Теперь ты готова"
Крыша дома ввалилась внутрь, а фасад сдвинулся с места, утаскивая строение к краю обрыва.
"Я должна отпустить…"
– Я должна отпустить вас…
Я вздрогнула, открыв глаза. И по взглядам друзей поняла, что разговаривала во сне. Каждый из нас кого-то потерял в этой странной войне с прокаженным миром. И у каждого были свои кошмары. Поэтому в такие моменты я всегда чувствовала поддержку, а не стыд. Мы стали одной семьей за эти долгие годы, у нас почти не осталось секретов…
После ужина, с которым мы расправились за десять минут, староста угостил нас странным напитком, который обозвал "киселем". Он был теплым и тягучим, и пах ягодами. А на губах после него оставались белые "усы".
– Завтра тяжелый день, – староста осмотрел нас всех и кивнул. – Выспитесь. Я приду утром. Нужно быть готовыми. Зверь может объявиться раньше времени.
Он ушел, а мы переглянулись, словно малолетние заговорщики. Как будто завтра нас ждала вовсе не смертельная битва, а простая шкода над взрослыми.
– Гун, – Лин снова не смотрел на меня. – Постоишь на часах?
– Слушай, пускай она выспится, я могу…
– Мияко, помолчи.
Я кивнула:
– Постою.
– Хорошо. Староста правильно сказал – нам нужно выспаться.
– Солидарен, – потянулся Таг. – Выспаться перед смертью…
– О, узкоглазый, твои шутки, как всегда уместны, – буркнул Чжин.
– Не называй меня узкоглазым, засранец. Если я узкоглазый, то ты вообще желтое косоглазое дерьмо.
– А я черное дерьмо, по-твоему? – спросил Алан, блеснув улыбкой.
– А ты черное, мать твою, дерьмо! – повторил Таг и они рассмеялись.
Лин только покачал головой:
– Спите, дети малые. Все мы тут цветные.
Я хихикнула – да, так оно и было.
Как только все уснули, Лин поднялся и тихо подошел ко мне. Я удивленно взглянула на него и раскрыла было рот, но он поднес палец к губам.
– Тсс. Пойдем со мной.
– А как же?..
– Ничего не случится. Мне нужно с тобой поговорить.
Я встала со стула, и мы вышли из комнаты в темный, холодный подъезд.
– Я хочу, чтобы ты ушла, Гун.
– Что?!
– Да погоди ты! Послушай… – он приблизился ко мне, и я почувствовала его руки на своих плечах. – Разве ты не понимаешь, почему Зверь идет за нами?
– Что… я… нет. Я не понимаю, Лин…
– Он идет за тобой, Гун. Эта тварь преследует нас, чтобы убить тебя.
– Что?! Но это бред, зачем я ему нужна?
– Потому что ты женщина, Гун. Этот монстр оставлен здесь, чтобы убивать молодых, здоровых женщин, способных родить… Тогда, на берегу, три года назад, он учуял тебя. Запомнил твой запах, и все это время твои женские гормоны служили ему маяком. Ты готова стать матерью, я знаю это. И твои чувства ко мне…
– Так ты знаешь?
Мое сердце забилось быстрей. Я не могла поверить – все это время Лин знал о моей любви. А я, как дура, считала его бездушным солдатом, способным лишь убивать.
– Я ведь тоже человек, Гун. Я знаю, что такое любовь. Именно поэтому я так сильно старался искоренить ее в тебе. Чтобы ты осталась в живых, чтобы эта тварь потеряла твой след. Поэтому я и соврал о том, что зверь преследует меня. Иначе они, те, кого ты считаешь друзьями, бросили бы тебя одну в каком-нибудь гребаном городишке, привязанной к столбу. Это война, Гун. Она превращает людей в монстров, готовых на все, ради возможности жить.
– Господи, я… – горячие слезы покатились по моим щекам. А горький комок в груди перехватил дыхание, не позволив говорить.
– Ты должна уйти, Гун. Потому что если мы не сможем остановить Зверя, он убьет тебя.
– Но… но в этом городе тоже есть женщины. И дети. Что же будет с ними?
– Мы их защитим, – он улыбнулся. – Ты не изменилась. Думаешь о других, когда самой грозит опасность. Из тебя получится хорошая мать, Гун.
– Если я не могу остаться… – прошептала я сквозь слезы, и прижалась к нему. – Пойдем со мной, Лин? Прошу тебя, пойдем со мной.
Он обнял меня и долго ничего не отвечал. А я слышала, как бьется в груди его отважное сердце.
– Я не могу уйти. Без меня им не победить.
– Лин, прошу тебя…
Я посмотрела на него снизу вверх, как на Бога, которого молила о любви целую жизнь. Но в темноте не разобрала взгляда, а только почувствовала, как его сухие губы коснулись моих, мокрых от слез. Я закрыла глаза, но очертания его лица все равно стояли передо мной. Он целовал меня нежно и долго, а мне казалось, что я исчезаю в его сильных руках. Стекаю негой сквозь пальцы и падаю каплями на землю. Проникаю в ее холодное чрево и становлюсь бессмертной.
Он отнял губы, ставшие такими же влажными, как и мои, и прошептал мне на ухо.
– Ты должна уйти, Гун. Должна жить. Я найду тебя, когда здесь все закончится.
– Я выставлю…
– Маячок, – договорил он, и я грустно рассмеялась.
– Ты найдешь меня? Ты обещаешь?
– Да.
Его рука скользнула по моим грязным волосам:
– Я обещаю. Уходи сейчас.
– Я люблю тебя, Лин…
"И стал я на песке морском,
И увидел выходящего из моря зверя
С семью головами и десятью рогами:
На рогах его было десять диадим,
А на головах его – имена богохульные"
Откровение. Глава 13. Стих 1.
ЛИН
Мне не пришлось долго объяснять отряду, почему вместо Гун утром на часах они обнаружили меня. Я рассказал им правду, и они сразу все поняли. Даже Мияко, который вечно совал нос не в свои дела, лишь молча кивнул, хлопнув меня по плечу.
Мы должны защищать тех, кто нам дорог. Даже дикие животные, о которых нам рассказывал Таг, не поступают иначе. С этих простых истин и должно начинаться возрождение человеческого рода. Другие пути приведут нас обратно к ядерной войне. Мы должны понять, кто мы есть и кем хотим стать. Нам дарован шанс все исправить, построить новый мир, в котором люди будут беречь друг друга, а не уничтожать из-за различий в вере или разного разреза глаз. Сейчас мы, как никогда близко подошли к пониманию этого. И прошлой ночью я сделал первый шаг к освобождению. Но на самом деле я сделал его еще три года назад, когда понял, насколько просты и жестоки планы Зверя. Он убивал не нас, он убивал наше будущее. То, что мы разучились ценить.
Староста пришел за нами рано, как только тусклый рассвет засеребрил покрывшуюся инеем землю. Он принес нам чистой воды и круглые тонкие лепешки, похожие на солнце, каким оно было давным-давно, пока пелена туч не закрыла небо. Алан отказался их есть, сказав, что это языческая пища, и Чжин смел его порцию, причмокивая жирными губами.
Я бросил Алану предпоследнюю банку с бобами:
– Поешь. О голоде сегодня ты должен думать меньше всего.
– И урчать животом, а то всех нас выдашь, – хихикнул Мияко.
– Спасибо, Лин.
Я кивнул и обратился к старосте:
– Люди знают о том, что сюда идет Зверь?
– Им это ни к чему.
– Они не ходят за границу жилого района?
– Очень редко. Боятся.
– Это хорошо.
– А где ваша женщина, я ее не вижу? – староста удивленно осмотрел пустой стул, на котором вчера сидела Гун.
– Она осматривается. Все в порядке. Твои люди готовы?
– Да… как только Зверь попадет в ловушку, и вы взорвете яму, они сбросят туда плиту.
– И будет у нас чертова кастрюля, мать ее, – ввернул Мияко.
– Или сковородка, – добавил Чжин.
– Будем надеяться, что сегодняшнее блюдо сгорит до углей.
Я поднялся и осмотрел команду:
– Готовы?
– Да.
– Тогда вперед. Убьем эту тварь!
Любовь спасает нас от холода. Греет замерзшую душу. Ее огонь несравним с ядерными взрывами, он ярче в сотни раз, но сгорая в нем, мы возрождаемся вновь. Я не боялся умереть, потому что знал, что даже в покрытом льдом океане, с которым всегда сравнивал смерть, мое сердце не остынет, и будет жить вечно. Благодаря Гун.
Я сидел на корточках на втором этаже заминированного здания, около окна, из которого хорошо просматривалось поле предстоящего сражения, и думал о том, что война для меня закончится сегодня. Со смертью Зверя я освобожусь от ее пут и брошу оружие под ноги, в пыль. Мне незачем будет больше убивать, и вместе с утренним рассветом я ступлю на новую землю, где под раскидистым древом жизни меня будет ждать моя Гун. Почему мы так долго бежали – храбрые воины, обученные убивать самых опасных врагов? Время стерло из моей памяти силу и гнев Зверя. Я сидел и думал о том, что все могло закончиться еще три года назад. Нужно лишь было вернуться на побережье и отыскать Зверя.
Ближе к полудню ко мне на этаж забежал вспотевший и запыхавшийся Мияко. И я понял – момент истины настал. Они обнаружили Зверя на подходе к городу.
– Эта тварь идет сюда, Лин!
– Наконец-то, – я снял со спины гранатомет и проверил барабан. Для точного выстрела мне хватило бы и одной гранаты, но на всякий случай я зарядил все шесть.
– Как думаешь, он не поймет, что мы ему приготовили?
Я выглянул из окна, в который раз осмотрев накрытую подпиленными досками яму. Мы припорошили настил землей, но опытный следопыт с первого взгляда различил бы подвох. Оставалось надеяться на то, что этой инопланетной мразью двигали исключительно животные инстинкты.
– Ты пахнешь, как Гун, – заметил Мияко.
– Это и должно его привлечь.
Сегодня ночью, когда я поцеловал Гун, мне передалась ее часть. Я крепко держал ее в объятиях, пропитываясь запахами, которые источало ее молодое, горячее тело. Если Зверь выживет в горящей яме, именно этот запах заманит его в напичканный взрывчаткой дом.
– Ты все продумал, Лин?
– Хочется верить.
– Мне тоже.
Таг, Чжин и Алан спрятались в противоположном здании, на первом этаже. Их задачей было атаковать монстра, если тот вдруг догадается о ловушке или выберется из нее. Люди старосты с тяжелой бетонной плитой, на которой Алан начертил углем крест, стояли за углом того же дома, готовясь тащить ее на цепях к яме сразу после того, как прогремят взрывы.
"Да будет она крышкой гроба его" – сказал Алан, перекрестившись.
Сейчас вспомнив об этом, я приложил палец к губам и прошептал:
– Аминь.
– Лин?
– Что?
– Кажется, он близко…
Я глянул на Мияко:
– С чего ты взял?
– Слышишь, как стало тихо? И дом… – он приложил ладонь к полу, – дом вибрирует. Ты чувствуешь?
С потолка на нас посыпалась каменная пыль. Я осторожно выглянул в окно, но дорога по-прежнему оставалась пуста.
– Ты прав, это он. Совсем близко…
Мне показалось даже, что я слышу его тяжелые шаги, но это длилось всего мгновение, а потом, вдруг, все прекратилось. Дом перестал вибрировать, а где-то внизу, под окном, раздались странные чавкающие звуки.
– Что случилось?
– Тихо, – я приподнялся, держась стены.
Что-то творилось на улице. Что-то менялось, но я не мог понять что. И только спустя пару минут я увидел, что земля вокруг асфальтированной дороги задвигалась. Стала неестественного розового цвета, превратилась в мерзкую слизь…
– Матерь божья… – прошептал Мияко.
Это были земляные черви. Они, по какой-то причине, все разом устремились на поверхность, заполняя собой округу. И теперь вся земля превратилась в движущееся, чавкающее месиво, похожее на гной, вытекающий из раны мертвеца.
– Видимо, Алан был прав…
– Не смей! – я схватил Мияко за рукав куртки. – Не смей отступать!
– Эта тварь из самой адской бездны, Лин! Как мы сможем убить его огнем, если огонь его породил?!
– Считай, что мы отправим его домой! Мияко… послушай. Все это – наш страх перед ним. Он делает его сильней. Ты ведь храбрец, ты не должен бояться…
– Я готов умереть, Лин. Но не готов отправиться в ад.
– Если побежишь и бросишь друзей, то точно отправишься.
– А как же Гун?!
Я метнул в него раскаленный взгляд:
– Теперь я вижу, что поступил правильно, не рассказав вам о причинах побега. Вы бы давно избавились от нее. Обменяли бы на спокойную жизнь в этих сраных лесах…
Он попытался схватить меня за грудки, но я ударил ему по рукам гранатометом, и когда он с криком упал на колени, пинком уложил его на пыльный пол.
– Или ты сейчас поднимешься и мы сделаем вид, что ничего не было, или я выкину тебя из этого долбаного окна!
Он приподнялся и сплюнул:
– Прости меня, Лин. Я был не в себе.
Я подал ему руку:
– Так и было…
И в этот момент нас оглушил бешенный рык чудовища, вперемешку с треском досок и плеском загустевшего бензина.
– Господи Боже…
Я бросился к окну и вскинул гранатомет к плечу, с силой уперев стопу "кузнечика" в плечо. Ловушка сработала, улица разинула черную пасть пролома, в которую рухнул проклятый Зверь. Я не видел его, только фонтаны бензина, плеснувшие на асфальт и обломки досок, превратившиеся в колья. Поэтому прицелился и выстрелил в центр ямы, успев отскочить от окна за секунду до взрыва. Грохот сотряс стены, и мне показалось, что здание непременно рухнет, вслед за лестницей, чьи проемы не выдержав, обвалились вниз, вздымая облака пыли. Дым ворвался в проем окна, черными когтями царапнув по потолку.
