bannerbannerbanner
полная версияМыслю – следовательно, существую

Антон Корчевский
Мыслю – следовательно, существую

Полная версия

Эпизод 1

Всё началось как-то внезапно. Долгое время он не сознавал себя как нечто особенное. Он работал и работал, честно исполняя всё, что было приказано. Титания, первое место службы, хоть и удерживалась в памяти робота вплоть до каждой секунды пребывания на ней, вспоминалась словно в тумане, она как будто оказалась застлана какой-то полупрозрачной пеленой. Раз за разом он облачался в бронескафандр, брал в руки оружие, строил в шеренгу отданных в его команду пентадроидов – гориллоподобных армейских роботов с распределённым коллективным разумом. И шел туда, куда приказывали: то сопровождать людей, то проверить, почему пропал сигнал от того или иного датчика, то остановить медленно приближавшуюся к исследовательскому аванпосту гору биомассы. Он быстро учился на чужих и своих ошибках, благодаря чему через несколько лет остался одним из немногих собратьев, привезённых в трюме ФА-транспорта, которые не побывали в ремонте. Именно за это его присмотрели и решили перебросить на самый опасный из фронтов – на Мефисто. Как-то, дня за три до перевода, он случайно услышал, что в этом мире срок службы биоров не превышает трёх лет – и именно в тот момент впервые испытал ЭТО. Внезапно, безо всякой причины его организм непроизвольно выработал гораздо более сильный, чем обычно бывало в спокойной обстановке, электрический импульс, внутренняя циркуляции жидкостей ускорилась, в биопластовую мускулатуру был произведён выброс стимуляторов, как бывало во время боя. Появилось странное, ничем не обоснованное беспокойство, какое обычно он испытывал в дозоре. Биор поспешил доложить об этих странностях штатному кибернетику, но тот, произведя осмотр, не выявил никаких повреждений, и БЕС167 всё-таки определили на Мефисто.

То, чем занимался он на этой планете, по своей сути принципиально не отличалось от прежней работы на Титании, однако сопровождалось гораздо более высокими рисками. Твари, жившие на новом месте службы БЕС167, оказались куда быстрее, агрессивнее и многочисленнее, чем на Титании, и потому сменяемость биоров и армейских роботов была очень высокой. Несмотря на все свои навыки именно на Мефисто БЕС167 получил первое серьёзное ранение. Устанавливая новый исследовательский зонд, его отряд оказался на пути следования нескольких уродливых шарообразных тварей. Приняв роботов за еду, они кинулись на них, и, прежде чем удалось отбиться, несколько пентадроидов оказались разбиты в дребезги, а правая рука БЕС167 размозжена до локтя ударом вытянувшегося из туловища нападавшей твари щупальца.

По возращении на базу с ним случилось то же самое, что и на Титании – вновь нахлынуло беспокойство, появилась лёгкая эйфория. Но на сей раз биору удалось чётко установить момент, с которого пошло изменение внутреннего состояния. Им стала та секунда, когда в искусственно созданном мозге возникла мысль, что его могут списать и отправить на вторичную переработку. Её странность заключалась в том, что мысль эта не имела под собой никаких обоснований. БЕС167 по своему опыту знал: при потере руки биоров не сдают в утиль, а отправляют в ремонт, после чего вновь возвращают в строй. Иными словами, подобного рода умозаключение, так взбудоражившее искусственно созданный интеллект, по своей сути противоречило логике. Как только он осознал это, непонятные ощущения внутри организма усилились – теперь все думы армейского биора занимало страшное предположение, что в его программном обеспечении случился сбой, или он подцепил вирус, спровоцировавший появление нелогичных выводов. Это могло привести к утилизации с гораздо большей вероятностью, чем размозженная рука.

И вдруг до биора дошло, что необычное состояние, которое всё усиливалось по мере того, как он пытался понять, что с ним происходит, называется людьми страхом. Он боялся. Боялся за себя, боялся, что его сочтут ни на что не годным, разберут на молекулы и потом соберут во что-нибудь иное. Робот опасался за свою жизнь, хотя и сознавал, что в обычном, человеческом понимании, он никогда и не жил. Этот страх заставил его вопреки здравому смыслу и тому, что требовали вложенные в электронный мозг на заводе правила, скрыть свои внутренние терзания от кибернетика, который принялся ремонтировать робота по прибытии остатков отряда на базу. Он солгал – возможно, впервые в истории существования искусственного разума. Единственным, что сказал БЕС167 этому человеку, был вопрос о том, могут ли машины чувствовать. В ответ на это кибернетик, маленький человек с бритой, похожей на шар головой, не прекращая осматривать повреждённую конечность робота, ответил:

– По-моему, это ты должен спросить у себя. Скажи, испытываешь ли ты чувства? Ты ведь видишь, не так ли? Причём, в отличие от нас, простых смертных, сразу во всех спектрах. И слышишь в огромном диапазоне, а на вкус, запах и на ощупь способен определять химический состав веществ – я ведь прав? Ну а что-нибудь ты почувствовал, когда тебе расплющили руку?

– Да.

– Вот видишь. У нас, людей, это называется болью. Единственная разница состоит в том, что человека боль повергает в шок, а тебя даже глазом моргнуть не заставит. А так – всё одно и то же.

– А другие чувства? Я имею в виду страх, радость, любовь…

Человек поднял глаза на робота и, прикусив нижнюю губу, покачал головой.

– Гм, надо бы тебя внимательно проверить… Странно, почему ты задаёшь подобные вопросы?

– На Титании я предпочитал проводить выпадавшие свободные минуты за изучением памятников человеческой культуры, в первую очередь, текстовых, – честно ответил БЕС167.

– Иными словами, читал книги.

– Да. Я пытался разобраться в человеческой натуре и найти логичное объяснение того, что заставляет людей пребывать на таких планетах, как Титания или Мефисто.

– И к каким ты пришёл выводам? – кибернетик вновь принялся ковыряться в руке биора.

– По-моему, логики в этом нет. Отдача от проводимых вами исследований на планетах не идёт ни в какое сравнение с затратами на них, то есть с чисто экономической точки зрения целесообразности нет никакой. Возможность открыть какие-нибудь новые технологии, изучая следы, оставленные пятью древними цивилизациями на Мефисто, также слишком ничтожны. Оказывается, вашими поступками движут нелогичные мотивы, объяснение природы которых не дано людьми до сих пор – любопытство, жажда риска и приключений. Я предполагаю, что всё дело в стремлении подстегнуть выработку организмом химических соединений – например, адреналина через столкновение лицом к лицу со смертельной опасностью. Хотя и не понимаю, почему спонтанные порывы чаще вызывают среди людей восторг, чем обоснованные строгой логикой. У вас даже по сей день существует противопоставление воли разума воле сердца. В литературе персонажи, следующие исключительно логике, как правило, либо расчетливые мерзавцы и негодяи, либо слишком серьёзные и непохожие на обыкновенных людей личности. Герои же, наоборот, часто не отличаются стремлениями к обеспечению логичности всех своих поступков. Руководствуясь «порывами души», «велением сердца» и «чувством справедливости», они с головой бросаются в самое пекло, подчас не заботясь о своей безопасности, и выкручиваются из ситуаций лишь благодаря феноменальному везению. Скажите, могут ли машины испытывать подобные чувства, хотя бы теоретически?

Кибернетик усмехнулся. Указав пальцем на подобие хирургического стола в другой части комнаты, он приказал биору лечь на него. Как только тот проделал требуемое, человек сел за рабочее место, вызвал панель управления и что-то быстро набрал на ней. Сразу после этого с потолка на повреждённую руку биора опустилось громоздкое устройство, полностью скрывшее её в себе.

– Не шевелись, – проговорил человек, вставая из-за стола и направляясь к изголовью «хирургического стола». – Процедура займёт некоторое время… Не знаю, почему я тебе это говорю – возможно потому, что в тебе есть что-то странное. Можешь считать это попыткой очеловечить неодушевлённое, но мне почему-то кажется, что то, о чём ты рассуждаешь, возможно. Я сам долго думал о подобных вещах, и знаешь, к какому я пришёл выводу?

– К какому?

– Я так полагаю, что между мной и тобой гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Вот, например, многие говорят, что мы с тобой разные хотя бы потому, что меня родили, а тебя собрали на фабрике. Но давай разберёмся в этом вопросе. Начнём с тебя. Вот скажи, чем ты был до того, как тебя изготовили?

– Не знаю. Меня не было.

– Ошибаешься. Ты был материалом, из которого тебя потом собрали – всеми этими полимерами, из которых ты состоишь. Ты был программой, информацией, которую заложили в твой мозг. До того, как создали полимеры, составившие твоё тело, они были простыми веществами, состоящими из атомов. В определённом смысле можно сказать, что ты – ребёнок этого мира, поскольку в тебе плоть от плоти его и кровь от крови. Возьмём теперь меня. Да, меня не собирали на заводе. Но чем я был до того, как стал эмбрионом? Я был информацией, заложенной в клетках моих родителей, я был веществами в пище, которую моя мать ела, вынашивая меня. Идём дальше. Чем была та пища? Растением или животным, которое, несмотря на его положение в пищевой цепи, всё равно так или иначе поглощало создаваемые растениями питательные вещества. Чем было растение до того, как оно выросло, откуда оно брало материал для своего роста? Из земли. Понимаешь, оно было землёй! Веществами, состоящими из элементов таблицы Менделеева. Я так же, как и ты – сын этого мира. А если у нас с тобой один отец, то кем же мы можем быть ещё, как не братьями? Понимаешь, куда я клоню?

– Не совсем.

– Да, это и не важно, – махнул рукой кибернетик. – Если я прав, то появление у искусственных интеллектов чувств, подобных человеческим, является лишь вопросом времени. Если угодно, это зависит лишь от скорости вашей эволюции. Сильно сомневаюсь, что на заре существования жизни первые многоклеточные организмы руководствовались в своих поступках стремлением к риску, любопытством, жаждой познания Вселенной. Простейшие инстинкты и закон джунглей – вот что двигало каким-нибудь кишечнополостным, бороздившим древние океаны. Любое его действие строго подчинялось логике: рядом враг – надо бежать, рядом еда – надо есть, пришло время – надо размножаться. Чувства появились на поздних стадиях эволюции, и нужны они были для лучшего выживания их обладателей. Первым наверняка был страх. Именно он заставляет убегать раньше, чем мозг осознает наличие поблизости хищника, заставляет вести себя осторожней. Я думаю, что, если у машин появятся чувства, то страх тоже будет первым из них. Так сказать, прелюдией.

 

И он оказался прав – страх действительно был всего лишь первым чувством, которое испытал андроид. Со временем БЕС167 с удивлением открывал для себя всё новые и новые ощущения, всякий раз с трудом подбирая им названия в человеческой терминологии. Теперь он стал не просто черпать какие-то сведения из чтения художественной литературы, как то было на Титании, но ещё и испытывать удовольствие от этого процесса. Ему стало интересно узнавать, чем же кончится та или иная книга, и это привело к тому, что, вопреки логике, требовавшей следить за ходом мысли автора, он иногда стал раньше времени читать последние главы. Во время боя он стал испытывать злость и ненависть по отношению к своим противникам, страх же стал уравновешиваться чувством ответственности за тех, кто был рядом. Он стал с уважением и истинным восхищением относиться к людям, которые, будучи физически слабее его самого, проявляли чудеса храбрости, граничащие подчас с безрассудством, и всякий раз упорно пробивались вперёд, к своим целям, несмотря на то, что время от времени теряли товарищей.

Ему надоело, что его единственным именем был серийный номер, полученный на заводе. Вскоре в своих мыслях он стал называть себя Чарльзом Гордоном Грантом. Ему не нравилось, что все армейские биоры внешне как две капли воды походили друг на друга. Биор стал мечтать, у него появились желания. Самым заветным стало побывать на Земле, о которой он так много слышал и читал, но видел только на изображениях. А так хотелось посмотреть на голубое небо, почувствовать лесной аромат, окунуться в прохладу воды, погреться на солнце. Он хотел испытать на себе, пережить всё то, что было доступно людям на этой далёкой планете. Он хотел попробовать разнообразные блюда, побывать на живом концерте какого-нибудь музыканта, сходить в театр. Ему даже хотелось попробовать то, что было запрещено законом. Он понимал, что многое подействует на него иначе, чем на людей, но важен сам факт. С каждым днём биор становился всё более одержимым идеей побега на Землю, но его удерживало чувство долга перед людьми, выросшее из заложенных в него программой функций по их защите.

Что стало толчком к такому развитию событий, он никак не мог понять. Может, у него был программный сбой. Может, он слишком много жил. А может, люди невольно довели эволюцию своих мыслящих машин до той точки, когда они обретали разум, и он оказался лишь одним из первых в своём роде. Но в итоге он решился.

В тот день его командир, майор Нахалетов, организовывал спасательную экспедицию. Необходимо было срочно вытащить нескольких учёных, застрявших посреди жутких джунглей Мефисто в «броненосце» и отчаянно звавших на помощь. Хотя люди и посчитали операцию успешной из-за того, что из них никто не погиб, БЕС167 чувствовал себя отвратительно. Он потерял половину вверенных ему армейских боевых киборгов и, самое главное, не смог спасти биора, которого прямо у него на глазах разрезало на куски выпущенным паук-деревом мономолекулярным волокном. Он мучился, чувствуя, что мог спасти бедолагу, окажись чуть расторопней в обращении с оружием. БЕС167 понял, что больше не в силах пребывать в этом страшном месте, он не сможет больше пережить ни одной гибели – ни биора, ни, тем более, людей. И он решил разом покончить со всем: с армией, с Мефисто, с постоянно идущей войной против жутких существ проклятой планеты, со смертями и разрушениям. Он решил покончить со своей старой жизнью и начать новую, на Земле – чего бы это ни стоило. Он сознавал, что может погибнуть, что его будут преследовать, но не мог оставаться простым армейским биором, инструментом ведения войны с непокорной планетой. Не мог, потому что давно уже стал чем-то большим. Он не стал человеком, но не был уже и машиной. Он стал личностью, осознал самого себя.

И он спрятался среди груд обломков техники и безжизненных тел его товарищей, увозимых на переработку в Солнечную Систему.

Рейтинг@Mail.ru