Антон Павлов
Координатор
Глава 3
Андрей ехал домой и подпевал «финальной композиции» группы «Европа». Получалось плохо, но критиков рядом не было, поэтому казалось, что получается хорошо.
Катя была в школе. Об этом явственно свидетельствовал мощный аромат её духов в коридоре. Андрей разделся и, покачиваясь как пьяный, вошёл в кухню. Анастасия, быстро обернулась и послала воздушный поцелуй. Она немедленно потребовала объяснений «как такое могло произойти, что моего мужа закрыли на складе»?
Андрей рассказал про бессонную ночь, опустив лишь эпизод с призраком матери, в реальности которого он абсолютно не сомневался ночью, а сейчас на сто процентов был уверен в том, что это был сон на грани реальности…
Анастасия пекла блины и их аппетитная стопка, похожая на многослойное средневековое платье, притягивала голодный взгляд Андрея. Дымок от раскалённого жира на сковороде окутывал тонкие руки Анастасии и придавал её действиям магическую составляющую. Андрей понял вдруг, почему в книгах пишут «священнодействовал возле плиты».
Чайник на мраморной столешнице кухонного гарнитура булькал уже минуту, прежде чем Андрей сообразил, что тот не выключится. Видимо у бедняги сгорело реле. Андрей привстал со стула и выключил его.
Когда ты сильно не выспался, твой разум выхватывает из действительности всё, что так или иначе можно превратить в сонное ощущение. Сон окутывает мир вокруг магией Морфиуса.
Андрей слушал, как урчит, подобно домашнему толстому коту, холодильник. Как бубнит маленький телевизор, рассказывая всем и каждому о событиях происшедших в мире. Событиях, на которые не выспавшемуся человеку плевать с высокой колокольни. Тепло от печки волнами, как ласковое море, накатывало на бок Андрея. Он зевнул и, облокотившись на стол, закрыл глаза…
– Я залезла в сейф ночью, – сказала Анастасия, ставя перед Андреем тарелку с блинами. Она достала из холодильника золотистый цветочный мёд, налила две кружки чаю, поставила их на стол и села.
– Зачем? – спросил Андрей. Он никогда бы не стал оправдываться перед Настей. В сейфе он хранил не презервативы с усиками для походов на сторону, ни свидетельства о рождении внебрачных детей… Там лежала лишь записка матери и этот ошейник. Ну, не считая газового револьвера, о котором жена, конечно же, знала.
– Всякое думалось. Я позвонила Евгению Евгеньевичу, и он сказал, что ты скорей всего на работе. Что стало с вашим стариком? – спросила Анастасия.
Она свернула блин наподобие сигары и макнула его в варенье. В отличие от Андрея, она не любила мёд. Её преследовали неприятные мысли о том, что сотни пчёл топтались на этом жёлтом веществе. Андрей, когда узнал об этом долго смеялся.
– А что не так с Кольцовым? – спросил Андрей и, жуя блин, вспомнил кровавую отметину от ожога на руке бывшего шефа.
– Он сказал, что ты, наверное, решил не терять ни минуты драгоценного времени. И работаешь даже ночью! – Настя засмеялась. – Можно подумать, на работе жить надо… Ты хранишь записку матери? И этот ошейник… Я думала, ты выкинул его.
– Да, Насть. У меня не лучшие времена на работе. Чёрт подери, я весь вымотан. Мне дороги эти вещи. Поэтому я убрал их в сейф…
– И поэтому не сказал мне ничего об этом?
– Я не обязан всё говорить…
– Может быть, объяснишь, что с тобой происходит? – сказала Анастасия. – Ты стал просыпаться по ночам. С работы ты приходишь, как изнасилованный…
– Тьфу-тьфу-тьфу, – засмеялся Андрей и постучал по столу.
Изнасилованный. Что ж, Настино сравнение было не так далеко от истины. Андрей чувствовал, что Ким медленно, но верно натягивает весь завод…
– Этот Ким странный парень, скажу я тебе, Насть. Он очень жёсткий. Очень. С ним тяжело работать. Он прессингует постоянно.
– Только тебя или всех?
– Это принципиально важно? – Андрей встал из-за стола. – Да, старина Ким уделяет мне повышенное внимание. Я ведь мешаю ему. Я претендент на его место. Главный претендент. Может быть, он завидует мне. Тебе то что, Насть, до этого?
– Мне что? – Настя тоже встала. – Мне ничего! Только я не хочу, чтобы мой муж свихнулся! И спрыгнул потом с балкона.
– Насть, если скинусь даже с нашего третьего этажа, то не убьюсь, а раздавлю какую-нибудь соседскую кошку.
– Выкини записку и ошейник. Пожалуйста, – попросила Анастасия, прижимаясь к мужу.
– Это память, – сказал он.
– Память – это фотографии. Память – это сердце! А то, что ты положил под замок сейфа – паранойя! С тобой что-то происходит, Андрей. Я чувствую это, не скрывай, расскажи…
– Это порядком достало меня, – Андрей опустился на табуретку, подумав, что ещё немного и заснёт на кухне.
– Я так и знала, Андрей, – прошептала Анастасия, садясь рядом. – Я так и думала всю ночь. Всё дело в твоей вере…
– Вере? – Андрей нахмурился.
– Да, Андрей. Твоя вера делает тебя слабым. Ты верь в Христа! Я же не против. Православие оно очень доброе, как котёнок… Ему молочка своими молитвами подливай. Но не надо на работе его применять. Ведь этот Ким жёсткий руководитель? Очень, вероятно, жёсткий?
Андрей кивнул.
– Отвечай ему тем же! Не уповай на Бога, Андрей. Действуй сам. Ким ударил тебя и ты бей. А ещё лучше бей до того, как он ударил тебя!
Андрей молча ушёл с кухни. В спальне он плюхнулся на кровать, заваленную мягкими игрушками.
Всё меняется вокруг. Мир сговорился и начал сдвигаться со своей оси, и я тоже не могу удержаться на месте, – думал Андрей, – Призрак матери мне сказал, что Бога нет. Аркаша говорил то же самое. Анастасия только что говорила о том же.
Всё изменилось вокруг, говоришь? – спросил голосок в голове. – А может быть, ты меняешься? Ты подготавливаешь почву для ростка чего-то нового, что живёт в тебе?
Для силы?
Андрей сел на кровати. Ладонь сложилась в тройную щепоть и потянулась ко лбу. Он хотел перекреститься и прочитать «Отче наш». Вместо этого с каким-то животным рыком, Андрей свалил тело на пол и принялся отжиматься.
20 – 30 – 40 – 50 – 60.
Андрей перевернулся на спину, тяжело дыша. Мышцы подрагивали, шейные позвонки с остеохондрозом сдавили нервы, и голова пульсировала болью.
Лучше боль, чем слабость. Лучше боль.
Андрей вскочил и как был в семейных трусах, так и принялся боксировать с невидимым противником.
Глава 4
Следующие рабочие дни на «Заводе стекла» прошли для Андрея под знаком того, что он сам про себя окрестил, как «православное благословенное лицемерие». Он довольно часто пересекался с Кимом и каждый раз, когда нужно было решить производственную задачу, а Ким…
Что же делал такого Ким?
Если такие качества, как презрение, высокомерность, хамство возвести в куб, то получится манера ежедневного общения Кима.
Исключения были.
Не всех Ким гонял с одинаковой жестокостью. Не из всех он стремился сделать «настоящих нормальных людей». Кое – кто избегал его оглушительной критики не в бровь, а в глаз, после которой человек задумывался, а зачем я вообще появился на свет и как дожил до этого дня?…
Некоторые грозились написать заявления об увольнении, если Ким не прекратит нападки… В таких случаях Ким действовал и вовсе решительно. Он брал взбунтовавшегося человека за руку и насильно тащил работника в отдел кадров
– Увольняйся! – говорил он.
Многие уволились, но не настолько много, чтобы работа в цехе логистики остановилась. Да, все на заводе превратились в издёрганных нервных волков, грызущих глотки другу другу, но стекло исправно обрабатывалось, закаливалось, вставлялось в стеклопакеты, упаковывалось и ехало к клиенту, заплатившему деньги…
«Завод стекла» работал.
Каждый раз, издалека завидев здоровенную фигуру начальника, Андрей шептал про себя молитвы, и настраивался на добрый, позитивный лад. Лучше всего помогали воспоминания о собственных пороках. К примеру, как дал от ворот поворот брату, пришедшему за помощью, а тот после этого возьми да и покончи с собой. Как возомнил о себе, что чуть ли не святой, а на самом деле – слабак. И вся история, происшедшая с Аркашей сейчас повторялась с ним самим…
Подходил Ким, унижал как обычно: «Что это у вас, Андрей Иванович, на третьем участке насрано что ли?»
Андрей улыбался и мысленно читал «отче наш», взгревал любовь к Богу и этому человеку… Ким через пять минут придирок снисходительно улыбался и даже иногда трепал Андрея за плечо.
– Вы как щенок добрый, Андрей Иванович, – говорил он, презрительно улыбаясь. – Всё стерпите! Терпила вы горемычный.
Андрей чувствовал себя так, будто его вымазали дерьмом и посыпали перьями.
Временами он стал скрежетать зубами и не всегда замечал за собой эту привычку. Однажды на него в столовой долго смотрела женщина из отдела кадров, прежде чем он понял, что буквально хрустит зубами, размышляя об очередной прилюдной выволочке, устроенной Кимом.
В кабинете всё чаще и чаще вместо молитвы, он колотил кулаками стену. На костяшках даже появились мозоли. А лучше всего стало засыпаться после того, как он представлял, как бьёт Кима или бросает его через бедро, или сталкивает с моста в бурлящую реку.
После таких мыслей Андрей не забывал попросить прощения у Бога…
…За десять минут до обеда, Андрей закрылся в кабинете, бдительно проверил замок и вставил в него ключ, чтобы никто не смог открыть его с той стороны.
Он достал из ящика стола коврик «Хоум свит хоум». Бросил на пол и после секундного раздумья, принял упор лёжа и стал отжиматься.
Потом Андрей прыгал и бегал по кабинету, боксируя с тенью.
Иногда тень, нарисованная воображением, превращалась в Кима.
Глава 5
Дни шли за днями.
В один из них Андрей произнёс мысленно «Отче наш» и начал есть стандартный обед из трёх блюд в заводской столовой. В него входил суп «солянка» с плавающим майонезным глазком, пюре с куском жаренного мяса, похожим на вырванный из пасти демона язык . На десерт на стакане компота лежала пухлая булочка посыпанная сахаром, как толченым стеклом.
Андрей хлебал солянку и старался не поднимать головы. Если в столовой слишком часто это делать, то можешь никогда не съесть свой обед. Есть такие люди, которые обожают решать проблемы во время еды. Это ужасные люди, считал Андрей, а потому не поднимал головы и хлебал суп.
Три места возле него были свободны. За этим столом, выделявшимся белоснежной скатертью в сравнении с остальными нейтрально зелёными, всегда сидело начальство. Рядом с Андреем лежал ноутбук и красная папка с документами.
Толстые поварихи покрикивали друг на друга, поминая какое-то мясо и какую-то Жанну. Им очень хотелось, чтобы она не спалила его как в прошлый раз. Возле мойки ковырялась жирной грязной тряпочкой в нутре посуды девушка, выражением лица похожая на страдающую от мачехи Золушку. На раздаче рябая женщина в синем халате спрашивала с занудным постоянством каждого: вам курячью или мясную? Следовал ответ и снова вопрос: Вам курячью или мясную?
Казалось всё, что есть в ассортименте этой столовой, так или иначе, состоит из курячьего и мясного.
Тётка на кассе походила на старую порочную владелицу публичного дома. Голос и манеры у неё были соответствующие…
– Ах ты, Господи, Жанна – дура! Спалила-таки мясо! – заорали из-за ширмы, и почти сразу запахло горелым мясом.
– Не орите на меня! – кричала, оправдываясь, надо думать та самая Жанна, спалившая мясо.
Андрей покачал головой и принялся есть пюре с мясом, запивая компотом с ягодками похожими на бомбошки от детской шапки. Вдруг звук «о-оу!» из ноутбука заставил его посмотреть на экран. На емейл пришло письмо.
Горелым мясом воняло как в крематории.
Андрей взглянул на отправителя и тему письма… Взглянул и понял, что аппетит пропал надолго. Он придвинул к себе ноутбук и оглянулся, не смотрит ли кто? Нет, работяги не обращали на опального начальника внимания и методично жевали пищу, как кони в стойлах…
Адресатом письма значился «Аркадий Иванович Трофимов». Тема письма была обозначена так: « В аду сейчас жарко и пахнет горелой человечиной».
Андрей подул на экран, чтобы убрать серый муар от дыма с кухни. Жирная повариха полезла на подоконник и тянулась до форточки, чтобы открыть её. Сзади уже слышались комментарии работяг в адрес её «попенгагена».
Андрей открыл письмо, мало что понимая, думая, как и всякий другой на его месте о розыгрыше. В ключе событий последних дней розыгрыша он ожидал только от Кима. Ведь это он любит пользоваться передовыми технологиями и подделывать голоса…
«Ким всё может… – Так начиналось письмо от Аркаши. Андрей вздрогнул, потому что получалось так, будто письмо прочитало его мысли. Это было абсолютно невозможно.
До Андрея медленно доходил смысл следующих строк:
«…Здравствуй, милый единственный старший брат! Это я, твой младший Аркаша. Писать очень трудно… Горят ноги. Нет – нет, не думай, я ещё не в аду. На подступах к нему, но ноги уже горят. Что будет за дверями, вообще не представляю. Сейчас так завоняло горелой человечиной, что меня вытошнило…
Кости мои в могиле почернели. Подгнивают уже. Мясо стухло и воняет. Глаза продырявили и выпили черви и копошатся теперь в черепной коробке…
Ты можешь спросить, зачем я тебе это пишу? Затем, чтобы ты начал ценить жизнь. Да, Андрей, ценить то, что бесценно! Там где я сейчас – ничего хорошего нет. Рай на земле, понимаешь? На небе – только ад. Всё, что есть у тебя: Настя, Катя, работа на «Заводе стекла». Это и есть рай. И он не навсегда.
Ещё я хочу, чтобы ты простил меня за Анастасию.
Защити себя, Андрей. Ким – демон. Это говорю тебе я, твой младший брат Аркаша. Я могу это говорить, потому что я сам на подступах к аду.
Перестань выдумывать Бога и начни верить в себя.
Недавно видел нашу мать. Ох, и страшно ей досталось… Тоже готовится в ад… Может быть, и её отпустят на свиданку с тобой. Если увидишь мать, держись! Сразу говорю, дверной глазок в черепе выглядит жутко.
Итак, луч света в тёмном Трофимовском царстве! Тебе нужны доказательства того, что Ким демон?
Вот они:
– Любой демон пьёт сырую кровь. То есть где-то у Кима обязательно должны быть её запасы.
– Демон высасывает энергию из окружающих его людей. В его окружении учащаются случаи травматизма, самоубийств и прочих «случайных» смертей.
– Демоны обожают гаджеты. Демоны любят пользоваться техническими новинками. Они могут за ночь написать сложнейший компьютерный вирус…
…Ещё дело такое, Андрей. Я мозгами своими пораскинул, когда приземлился на землю после полёта с балкона и вот что вспомнил: ты же не только из-за шарфика Насти завёлся.
Было ещё что-то, да?
Ты нашёл какие-то свидетельства моей моральной нечистоплотности?
Дело такое, Андрей. Нечистоплотность моя была, а вот доказательств, кроме шарфика, нет!
Клянусь тебе: был только шарфик! Ничего больше!
Ким каким-то образом стравил нас с тобой. Понимаешь, брат?
Попробуй посмотреть его компьютер.
– Теперь главное, Андрюша. Прислушивайся к своим ощущениям. Если повезёт, ты увидишь ауру Кима. Это сгусток чёрной энергии. Он выпивает её из окружающих…
Пожалуй, что всё.
PS: выдумал, пока писал письмо, стих. Вот послушай:
Защити жизни своей клад,
Затащи своего демона в ад!
Я люблю тебя, Андрей. Твой брат Аркаша
PPS: прости меня и прощай…»
***
– Свободно, я спрашиваю?! – резкий окрик.
Андрей подскочил на месте. Он очнулся от грубого голоса Кима. Посмотрел на него снизу вверх.
В столовой остались только он, Ким и поварихи – радостные, будто им выписали премию.
– Что?
– Андрей Иванович, вы глухой или от дыма угорели? Я говорю, дайте мне сесть! Что здесь у вас такое? – Ким плюхнулся с подносом, на котором в тарелке лежала груда чёрного горелого мяса. Рядом стояли два стакана томатного сока. Ким перехватил взгляд Андрея на горелое мясо и улыбнулся. – Поварихи хотели выкинуть. Говорят, там канцерогены. Есть же дуры в русских селеньях! Да, дуры?!
Поварихи заулыбались, стали прихорашиваться. Андрей не верил своим глазам. Только и оставалось, что вспомнить слова Крайнева о харизме, которая чудеса творит. А Ким ткнул в экран ноутбука, чуть не пробив его толстым указательным пальцем. – Что это у вас? Дайте прочитать.
– Не дам. С чего бы? – пробормотал Андрей, хлопая крышкой ноутбука. – Приятного аппетита, Ким Борисович.
– Дайте сюда. Я ваш начальник. Я могу забрать у вас служебный компьютер. Давайте.
– Руки уберите, – прошипел Андрей. Он взял ноутбук двумя руками и отвёл в бок.
Ким нахмурился. Глаза его светились насмешкой.
– Если тронете компьютер, я разобью его о вашу голову, – прошептал Андрей.
– Хамите, Андрей Иванович. Не цените вы человеческого к себе отношения, – Ким с хрустом жевал мясо . Того и гляди харкнет слюной вперемешку с горелками. – Нужно из вас человека делать, пока не поздно, нужно! Пока вконец не оскотинились вконец. Ни капли смирения в вас нет, Андрей Иванович.
– Идите вы, Ким, куда подальше, – сказал Андрей, встал и вышел из столовой.
– Ну-ну, Андрей Иванович… Ну-ну, – Ким залпом выпил стакан томатного сока и вытер губы белоснежной салфеткой. Скомкал её и бросил на разнос.
Со стороны казалось, что на салфетке кровь.
Глава 6
Очень модно одно время стало выражение «я в шоке». Словосочетание произносилось очень эмоционально, словно бы говорящий действительно побывал в этом самом шоке и теперь хвастается. Я в шоке от вас. Я в шоке от происходящего.
Андрей шёл через цех и думал о письме Аркаши из ада.
Навстречу Андрею нёсся мастер цеха мехобработки стекла. Мастер был в шоке и показывал Андрею идти за ним.
Несчастье сближает людей молниеносно. Андрей кивнул и побежал вслед за цеховым мастером.
Станки стояли. Рабочие обедали после управленцев, уходили на обед немного раньше, если представлялась такая возможность. И уж тем более никто не хотел оставаться возле станков во время обеда. Ведь вполне могли заставить работать не за деньги, а за совесть. Это как в армии: кто курит на перекур, кто не курит – продолжает работать. Сложные современные станки молчали, похожие на мёртвых терминаторов.
Мостовой кран завис над местом трагедии. Здоровенный крюк на цепи казалось так и ждёт, чтобы на него насадили тушу мяса. Андрей подбежал к месту происшествия и увидел перевёрнутую пирамиду со стеклом. Пачка разбитого синеватого стекла была испачкана кровью. На остром не обработанном торце стекла свисал кусок кожи. Она свернулась в трубочку как бумага на солнце.
Андрей бросился к рабочему. Тот загибался от боли и держался за сплющенный носок ботинка. Парень замахал руками
– Не мне! Не мне! Вот ему помогите! – он показал влево от себя.
Андрей взглянул в ту сторону и еле удержал солянку в желудке.
Возле колонны лежал человек.
Если бы Андрей хотел бы описать этого парнишку, он бы не стал говорить о ручейке крови, вытекающей из под него и стекающей в отстойный канал. Он не стал бы говорить про свисавшие полоски кровавой кожи. Про сплошной синяк, в который превратилось лицо и грудь рабочего. Он бы только сказал: На парня упала тонна стекла.
– Дайте мне ваш ремень, Андрей Иванович! – крикнул мастер.
Андрей ни слова ни говоря повиновался, выдёргивая ремень из штанов и отдавая его мастеру. Тот быстро отпустил палец, которым зажимал разорванную артерию на руке рабочего, и обхватил ремнём руку на пару сантиметров выше места, из которого толчками выходила синеватая кровь.
– Где же этот врач, блин! – мастер сорвался с места и показал на парнишку, казавшегося куском мяса, завёрнутого в синюю робу. – Посидите с ним, Андрей Иванович. Что-то боюсь я, врач не успеет. Эй ты, мудило грешное, идём со мной.
– Полегче, – огрызнулся работяга с передавленной стопой. – Меня тоже зацепило? Вовка рохлю вдоль пирамиды загнал. Чуть меня тоже не убил.
– Попрыгали со мной, инвалид! – мастер махнул рукой. – Я тебя с охраной отправлю в травмпункт. Где же этот сраный эскулап? Андрей Иванович, мы сейчас мигом.
Андрей кивнул. В таких случаях лучше подчиниться младшему по званию, но реально влияющему на ситуацию.
Андрей положил в сторону от крови ноутбук и присел возле раненного. Он всмотрелся в его лицо, покрытое испариной.
Это был совсем мальчишка ещё. С пухлыми щёками и мягкими волосиками над верхней губой. Под закрытыми веками дрожали и бегали зрачки. Рот парня был приоткрыт и периодически он так вздыхал, что Андрей беспокойно поглядывал, не идёт ли заводской врач или хотя бы мастер. Казалось, что рабочий умирает.
Андрей взглянул на часы. С того момента, как он вышел из столовой прошло всего пять минут. Метаморфоза времени, чёрт её дери. Почему, Господи, нельзя так же растягивать хорошие мгновения в жизни человека.
Куда ни плюнь, – пришла в голову злая мысль. – Куда ни плюнь, Господи, всё устроено, чтобы человек мучился. И не дай Бог, чуть побольше ему счастья!
Прости, Господи…
– А-а-а-а… – раздался звук из горла парнишки.
Андрей вздрогнул. Он уже слышал точно такой же звук. Один в один. Он не мог ошибиться. Такой же звук был записан на приборе матери, когда она в образе госпожи Елизаветы устраивала сеанс в семье Ахметшиных – Павленко.
– Парняга, ты держись, – Андрей облизнул губы и положил ладонь на лоб мальчишки. – Ничего, парень, выздоровеешь и уволишься с этого завода.
В это мгновение окровавленная ладонь рабочего схватила Андрея за запястье!
– Всё хорошо, всё нормально… – зашептал Андрей, поглаживая мальчишку по слипшимся от кровавого пота волосам. – Всё хорошо будет, парень. Держаться надо.
Тот открыл глаза и смотрел на Андрея белками с красными прожилками. Белки двигались, выискивая что-то в той реальности, которую Андрей не мог видеть.
– Вы… – выдохнул мальчишка.
Из его рта пахло сырым мясом.
Андрей попытался освободить руку. Рукава пиджака и рубашки пропитались кровью. Пальцы парня давили с нечеловеческой силой. Его губы открылись. Надулся и лопнул кровавый пузырь.
– Он шёл там… – Белки в глазницах парня бешено вращались.
– Кто там шёл? – спросил Андрей.
– Ким… – прошептали губы. – Ким Борисович шёл там. Он улыбнулся мне и подмигнул.
– Ким? – Андрей нахмурился.
– Ким. Улыбнулся и подмигнул. И пирамида свалилась на меня…
– Тебе нужно будет потом это рассказать комиссии, – начал было Андрей, но пальцы парня разжались и рука свалилась на бетонный, залитый кровью, пол.
Через полминуты подошёл доктор. Он был взмылен, как лошадь. Руки, державшие врачебный чемоданчик, подрагивали. Он надел фонендоскоп и послушал сердце и пульс раненного рабочего. Облизнул губы и переглянулся с Андреем, потиравшим влажное от крови запястье.
– Дайте фонарик из чемодана, – попросил доктор.
Андрей нашёл трубку фонарика. Доктор посветил в один зрачок парня, в другой. Снял с себя синий халат и накрыл парнишку. Халат стал пропитываться кровью.
– Всё, – произнёс заводской эскулап.
– Как всё? – опешил Андрей.
– Всё это значит всё.
– Но он говорил со мной только что, – сказал Андрей.
– Да? – доктор недоверчиво взглянул на него. – И что же он вам сказал?
– Что Ким улыбался ему и подмигнул, а потом пирамида со стеклом свалилось, – пробормотал Андрей.
– Предсмертный бред. Как и того парнишки, которого вчера хоронили.
– Вчера хоронили? – изумился Андрей. – Что была ещё одна смерть?
– Давайте отойдём от него. Сейчас подъедут врачи из городской сосудистой… Я вызвал их, хотел, чтобы сразу в больницу везли, – Врач закурил. – Вы у себя в офисе ничего не знаете. Вы, наверное, забыли, что ваши зарплаты делают вот эти мальчики. Вы думаете, им хочется здесь работать? Вы бы, Андрей Иванович, хотели одиннадцать часов подряд таскать стекло туда-сюда?
– Но это же такая работа, – Андрей избегал смотреть на труп парня.
– Вон идут медики, – сказал заводской врач. – Не знаю, Андрей Иванович, что у нас на «Заводе стекла» происходит…
– В смысле? – насторожился Андрей.
– В смысле люди на пределе, – жестко сказал врач. – В смысле они походят на выжатые лимоны. Никто же не будет им внеочередные отпуска давать. Производство не должно стоять. А то, что этот случай травматизма седьмой за пол месяца, никого не волнует…
– Седьмой за полмесяца! – изумился Андрей и вспомнил тот день, когда его закрыли на складе. Рабочему придавило руку. Девушка стажёр упала в траншею… И ещё семь случаев…
Ким улыбнулся, подмигнул и пирамида упала, – вспомнил Андрей слова парня, труп которого лежал сейчас накрытый халатом доктора.
Звук тоже пришёл на ум: А-а-а-а-х…
Предсмертный бред?
Нет. Это я сам вложил в его уста эти слова. Я выдумал всё. Потому что как все на этом заводе, я чувствую себя выжатым лимоном.
Конечно, – невозмутимо ответил голос разума. – Выжатый лимон. По-моему именно так должны чувствовать себя живые люди, если в их компании объявился демон из ада.
Чёрная аура Кима поглощает энергию работников «Завода стекла»…
Этого не может быть.
Аркаша предупредил тебя в письме.
– Пришлите мне на мэйл информацию по несчастным случаям за последние месяцы? – попросил Андрей и заводской медик кивнул.
Парня уже упаковывали в чёрный мешок. Работяги шли из столовой, переговариваясь, смеясь. Увидев кровь, они перепрыгивали её и подбегали ко врачам, спрашивали, что случилось? Мастер показывал на груду битого стекла. На исковерканную пирамиду. Показывал на кровь, а потом на чёрный пакет, в котором лежал тот, кто так и не пошёл на обед.
– Если, кто-нибудь ещё будет разворачивать пирамиду рохлей вдоль, а не поперёк. Увольнение немедленно! Всем быть осторожней. Это хрен знает какой случай травматизма! Скоро нас на хрен позакрывают. А всё из-за вас, дурогоны! Спите за станками…
Андрей, пожалуй, один имел на происшедшее свой собственный взгляд.
Он один видел в воображении сейчас не пирамиду со стеклом, падающую на рабочего. Андрей видел Кима, идущего по цеху. Вот парень разворачивает пирамиду со стеклом на рохле.
Да он поставил её неправильно, нужно загонять её поперёк, а не вдоль. Но так быстрее и привычней. Он не раз это уже делал. Напарник по станку стоит рядом. Оба торопятся на обед. И тут идёт Ким. Он улыбается, проходя мимо них. Хотя он должен был бы остановить их…
Ведь в цехе любой начальник знает, как по правильно по технике безопасности заводить рохлю под пирамиду.
Но Ким идёт мимо. Смотрит и идёт. Идёт и смотрит. Смотрит и идёт…
Андрей знает, как может смотреть Ким. Он чувствовал этот взгляд на заводской стоянке!
Парализующий, лишающий воли взгляд.
Ким улыбается. Мальчишка замирает в изумлении. Загипнотизированный. Ким подмигивает и в эту секунду тонна стекла так разгоняет реальность, что всё происходит изумительно быстро.
На один труп на этой идиотской земле становится больше.
Вечером Андрей смотрел письмо присланное заводским медиком. Там было двенадцать фамилий с инициалами, характеристики травмы и возможные виновники её. Во всех двенадцати случаях виновниками были названы сами пострадавшие. Андрей нашёл и девушку стажёра, угодившую в траншею, сломавшую ногу. И рабочего, которому раздавило руку съехавшими стеклопакетами.
«Личная невнимательность» – была там указана причина. Андрей пробежался по другим случаям: заснул в шахте, свалился на острое ограждение, электрик перепутал плюс с минусом…
Что если всем этим несчастным Ким тоже улыбнулся и подмигнул?
