Anne Dar
Сталь
Глава 2.
Я уже собиралась зайти в дом, чтобы допить свой утренний кофе перед телевизором и наконец переодеться, когда меня вдруг окликнули откуда-то издалека:
– Теона! Доброе утро!
Я оглянулась, не сразу поняв, кто именно и откуда меня призывает, и почти сразу заметила соседа, живущего через дорогу.
– Доброе! – не так же громко, но достаточно отчётливо прикрикнула в ответ я.
– Никуда не уходи! Я сейчас к тебе приду, хорошо?! – замахал руками над головой мужчина, стоящий на коротко стриженном газоне.
– Не уйду! – в ответ отозвалась я, после чего мужчина, видимо удовлетворённый моим ответом, скрылся за парадной дверью своего красивого дома.
Барнабас и Мередит Литтл – австрийские мигранты. Ему тридцать семь – на два года старше Рэймонда, – ей тридцать четыре – ровесница Кармелиты, – и у них, помимо нескольких домашних питомцев, имеются три очень смазливенькие дочери десяти, семи и трёх лет. Барнабас, если я ничего не путаю, успешный брокер в сфере недвижимости, а Мередит, тут я точно ничего не путаю, успешная домохозяйка. Собственно конкретно её успешность в выбранной ею сфере я измеряю количеством рождённых ею детей и тем количеством котов, которых она держит безукоризненно ухоженными в своём начищенном до блеска двухэтажном доме.
Семья моего брата дружит с семейством Литтл так, как могут дружить примерные соседи: они обмениваются приглашениями на дни рождения детей, пирогами в честь новоселья или сочельников, комплиментами в честь новой машины или стрижки. Не то чтобы они были очень близки, но, насколько я понимаю, соседские гриль-тусовки друг друга они посещают регулярно.
Кармелита считает Мередит слишком сосредоточенной на детях. Из-за этой сосредоточенности Мередит зачастую бывает подвержена зависти по отношению к матерям, способным распределять своё время не только внутри семейного очага, но и, к примеру, “распыляющим” его на личную карьеру. Так Мередит Литтл немного завидует белой завистью Кармелите, являющейся арт-дизайнером и успешно занятой в сфере искусства. Однако Кармелита не является единичным случаем для белой зависти миссис Литтл, которая сама по себе, на самом деле, является очень интересной и даже доброжелательной натурой. К примеру, летом прошлого года, когда я в последний раз гостила у Рэймонда и Кармелиты, Мередит Литтл так сильно позавидовала моему рассказу о своих впечатлениях от водопадов Игуасу*, что выпалила мне в лицо нечто вроде: “Никому не интересно десять минут к ряду слушать про падающую воду!”, – после чего покинула гриль-вечеринку, устроенную Кармелитой в честь её успешно стартовавшего проекта (*Водопа́ды Игуасу́ – комплекс из 275 водопадов на реке Игуасу, расположенный на границе Бразилии и Аргентины). Естественно Барнабас сразу же принёс свои извинения за расстроившееся настроение его внезапно сбежавшей жены, естественно все мы вслух сделали скидку на то, что все мы немного подвыпили, естественно мысленно отметили, что жизнь домохозяйки и вправду бывает несправедливо терниста, и естественно вечеринка после случившегося сразу же заглохла. Я тогда, как и планировала, уже следующим утром уехала в Германию к своему парню, таким образом неосознанно лишив миссис Литтл возможности принести мне свои искренние извинения, в которых я вообще не нуждалась, но в которых, по всей видимости, отчаянно нуждалась она. Потому что как только я приехала сюда пять дней назад, каждое утро и каждый вечер Мередит, при помощи своих дочерей, начала передавать мне кексы собственного приготовления. Причём разные: с шоколадной, карамельной, клубничной, лимонной и маковой начинками.
Вечером второго дня, получая из рук семилетней Флоренс Литтл уже четвёртую за двое суток посылку, я поняла, что с этим нужно что-то делать, потому как кексы были действительно вкусными. Я пригласила Мередит на мини-девичник, если тусовку из двух женщин с разницей в возрасте в почти целое десятилетие можно назвать девичником. Позавчера вечером мы “зависли” в гостиной моего брата и немного напились. Однако то, что я определяю как “немного”, для Мередит стало “перебором”, хотя, может быть, она просто выпила немногим больше меня. По словам Барнабаса, которого я случайно встретила накануне вечером в ближайшем супермаркете в компании его десятилетней дочки-красотки Лорелеи, Мередит вчера весь день пролежала в постели. Так что кексов вчера не было. Зато, судя по плетёной корзинке, прикрытой цветастой салфеткой, с которой в этот самый момент Барнабас пересекает улицу по направлению ко мне, сегодня кексы будут.
Пока я наблюдала за крупно сложенным Барнабасом, скорее переваливающимся с ноги на ногу, нежели переступающим, передо мной невольно возникла картинка – я сижу на диване напротив Мередит и, пригубив далеко не первый бокал вина, наблюдаю за излияниями уже изрядно захмелевшей, весьма миловидной и совсем неглупой женщины:
– Я всегда хотела большую семью, честно, – она зачем-то добавила слово “честно”, словно не верила в то, что я способна поверить в подобное. – Наверное, это желание возникло у меня ещё в глубоком детстве потому, что я была единственным ребёнком в семье. Да и у Барнабаса был всего один сводный брат, который старше его на восемнадцать лет, так что… – она стиснула свои чрезмерно накрашенные алым цветом губы, уже начинающие постепенно стираться от многочисленных соприкосновений с тонким бокальным стеклом. – …Барнабас обожает девочек. Он так сильно вознёсся в родительской любви после рождения Лорелеи, что я сразу же поняла, что мы обязательно родим ещё не одного ребёнка… И я счастлива, честно…
Пока Мередит рассказывала мне о том, что она счастлива и что её слова о счастье честны, я допивала вино прямо из горла початой бутылки, наблюдая за тем, как взволнованная, всё ещё молодая, хотя и не свежая красавица аккуратными глотками цедит свою порцию из изящного бокала, и думала о том, как же хорошо, что жизнь, о которой мне сейчас рассказывает эта голубоглазая блондинка, – не моя.
– Что сегодня? – поджав губы, приветливо улыбнулась почти сравнявшемуся со мной Барнабасу я.
– Сегодня с шоколадной крошкой, – взаимно заулыбался сосед. – Мередит приготовила вчера вечером.
– Так значит, ей уже лучше?
– Постепенно приходит в себя, но больше я её пить с тобой не отпущу, – шутливо отмахивается мужчина, протягивая мне корзинку.
– Раньше выпечку мне приносили девочки.
– Да, но Лорелее сегодня на балет, а Флоренс на плавание. Знаешь, плавание помогает от сколиоза первой степени… – сколиоз в семь лет? Рановато. – Хорошо, что Поли только три и что в этом возрасте ребёнку всё ещё можно спокойно отсиживаться в детской комнате, в надежде, что родители не вспомнят о том, что и тебя пора бы уже пристроить в какой-нибудь кружок или супер-секцию, – с неприкрытым сарказмом ухмыляется многодетный отец. – Мередит сегодня, видимо, проснётся попозже, так что лучше я тебе передам её выпечку сейчас, потому что, кажется, мне самому придётся будить и собирать девочек, что, поверь мне, займёт не пять минут. Если же я в итоге забуду отдать тебе старания своей жены, поверь мне, мои страдания будут громкими.
У Барнабаса был хотя и примитивный, но действенный юмор. Такой, от которого смеяться во весь голос не будешь, но и улыбаться не перестанешь.
– Так значит, ты проснулся так рано, чтобы преждевременно подготовиться к бою с женской составляющей своей семьи? – продолжала улыбаться я.
– Если бы! Я планировал спать до победного конца и спал бы, если бы не этот треклятый “бум” с утра пораньше.
– Да, я тоже это слышала.
– Получается, мне это не приснилось! Представь себе, Мередит как спала крепким младенческим сном, так и продолжила спать – даже бровью не повела. Я уже даже смирился с мыслью о том, что мне померещилось…
Ничего себе Мередит развезло всего от трех бутылок вина на двоих. Наверное, мне с ней и вправду не стоит больше когда-либо пить.
– Нет, определённо точно была звуковая волна, я сама проснулась из-за этого странного звука, – мой взгляд метнулся в сторону соседского дома, от газона которого нашу территорию отделяла лишь узенькая садовая тропинка из прессованного гравия. Моё внимание привлёк ещё один сосед, шестидесятипятилетний пенсионер по имени Освальд. Он вышел из боковой двери своего дома и сейчас направлялся в сторону своего гаража.
– Доброе утро, – первым поздоровался с соседом Барнабас. – Вам тоже не спится? Тоже слышали этот странный звук, похожий на взрыв консервной банки?
– Это был не взрыв. Точнее, не консервной банки… – хмуро отозвался старик, сначала убавив скорость своего уверенного шага, а вскоре и вовсе остановившись. – Доброе утро, Теона.
– Доброе, – приветственно повела в сторону новопробудившегося соседа пустой чашкой из-под латте я, так и не поняв, поздоровался ли старик только со мной, красноречиво проигнорировав утреннее приветствие Барнабаса, или напротив таким образом подчеркнул, что я, в отличие от Литтла, так и не отвесила ему утренний привет. Этот старик не всегда был дружелюбным. Точнее сказать, он не был дружелюбным всегда, когда рядом с ним не было его жены Фреи – очень ухоженной и улыбчивой женщины. – Так вот, это была вовсе не консервная банка, – уверенно продолжил старик. – Это был самолёт.
– Самолёт? – Барнабас едва не присвистнул, его плечи сразу же приподнялись, а брови поползли вверх. – Какой ещё самолёт?
– Русский. Упал всего в двух километрах от Грюннстайна по трассе Р1.
– Откуда у вас такая информация? – тоном, как можно более сглаживающим острые углы этого вопроса, на одном выдохе поинтересовалась я.
– Я знаю это, потому что моя жена медсестра, – старик отчеканил эти слова так, будто мне должно быть как минимум неловко оттого, что я не знаю того, кем является его обожаемая вторая половина, помимо того, что она является соседкой семьи моего брата. – Весь медперсонал города сейчас туда стягивают, к месту крушения. Говорят, что в самолёте было около сотни пассажиров и что есть выжившие.
– Так значит, вы сейчас туда собираетесь? – не вытаскивая рук из карманов спортивных штанов, начал перекатываться с носков на пятки Барнабас.
– Именно туда я сейчас и везу Фрею, – вдруг вспомнив о своём катастрофически важном деле, спохватился и буквально сорвался с места старик. – Некогда мне тут с вами двумя болтать… Хорошего вам дня.
– И Вам хорошего дня, Освальд, – сразу же отозвался Барнабас и тут же добавил. – Передавайте Фрее привет.
Кажется, в ответ на последние слова старик пробубнел себе под нос что-то вроде: “Да-да-да”. Мысль о том, что мне тоже стоило сказать спешащему прочь соседу что-то вроде того, что напоследок сказал ему Барнабас, посетила меня уже после того, как Освальд нырнул в свой гараж. Не удивлюсь, если этот человек думает обо мне в не очень лестном свете, например, что-то из оперы: “Невоспитанная девчонка” или “Нынешняя молодёжь окончательно огрубела”.
– Ладно, Теона, мне пора, – гулко выдохнув и сделав шаг по направлению к своему дому, вновь первым подал голос Барнабас. – Надо же, крушение русского самолёта всего в двух километрах от нас! Какой ужас… Пойду расскажу Мередит, может быть это её разбудит.
– Передавай ей и своим девочкам привет, и поблагодари за чудесные кексы.
– Ты их ещё не пробовала. А ведь это забракованные кексы, которые мы не доели вчера, – ухмыльнувшись, он изобразил удавку на своей шее, которую тянет вверх. – Вызывают удушье, так что не советую их употреблять!.. – мужчина широко заулыбался. – Только не говори моей жене, что я думаю о её выпечке! – уже стоя посреди пустой дороги, разделяющей улицу напополам, докричал в мою сторону дружелюбный сосед, пропуская старенький соседский Chevrolet в сторону выезда на трассу Р1.
Звучно выдохнув, я взмахнула рукой – жест, который должен был заменить слово: “Ладно”, – и, продолжая улыбаться, вернулась в дом.
Глава 3.
Приняв лёгкий душ и плотно позавтракав, я потратила около получаса, чтобы найти хотя бы незначительную новостную сводку об упавшем в двух километрах от Грюннстайна русском самолёте, но никаких следов этой жуткой новости так и не нашла, что мне показалось немного странным: если брать за точку отсчёта время 05:11, в которое я проснулась из-за страшного грохота, значит с момента происшествия прошло уже полтора часа. В таком случае, уже должны были быть хотя бы сводки о пробках и перекрытии трассы Р1, но и их не было. Наверное, самолёт всё же упал в отдалении от трассы: на скошенном пшеничном поле или на кукурузном. Два километра от города – это совсем близко. Сколько от нашего дома до места крушения? Три километра в лучшем случае. Брат обосновался на самой окраине города с расчётом на чистый воздух и близость озера, как раз у трассы Р1, так удобно соединяющейся с основной государственной магистралью, ведущей прямиком в Осло.
Едва ли стоит думать о том, мог ли этот самолёт упасть на наш дом или на соседский, и о судьбах сотни пассажиров, упомянутых Освальдом Олсеном. Это ничего не изменит – всё уже случилось.
Доев третий горячий бутерброд я машинально посмотрела на часы: 06:52. Отлично. Парни должны приехать в половину восьмого, но лучше выехать пораньше. На всякий случай.
Зайдя в гараж, примыкающий к дому, я дистанционно открыла въездные ворота и остановилась у своего допотопного Volvo, но мой взгляд сразу же зацепился за стоящий рядом братский Alfa Romeo. Роскошный кроссовер ярко-бордового цвета этого года выпуска. Почему бы себя не побаловать? Тем более Рэймонд всегда разрешал мне тест-драйв своих новых автомобилей, пусть я и каталась на них от силы пару-тройку часов, объезжая с Кармелитой местные супермаркеты, когда приезжала погостить в Грюннстайн два-три раза в год на неделю-другую.
У Рэймонда почти каждый год обновляется автомобиль. Только единожды он прикипел к одной раритетной спортивной модели BMW настолько, что избавился от неё лишь спустя три года после её покупки. Я себе подобного – увы или ура – позволить не могу.
Вообще братское богатство стои́т на двух китах: с одной стороны, он талантливый архитектор, безусловно зарабатывающий немалые деньги на своих известных в Норвегии проектах, но с другой стороны на его финансовый успех немало повлияло состояние его жены. Младший брат Кармелиты, насколько мне известно, очень богат. Настолько очень, что просто до неприличия. Но и у его богатства есть свои киты и корни.
Семейство Диес, в отличие от нас, Тейтов, закоренелых представителей среднего класса, уже не первое поколение является представителями норвежской элиты. У отчима Кармелиты, Болдра Диеса, был самый крупный в скандинавских странах яхтенный бизнес, мать же Кармелиты, Тира Диес, на протяжении двух десятилетий являлась главой холдинга популярной в Европе компании дизайнерской мебели. Эти две крупные касатки в море с мелкой макрелью поженились, когда Тира уже была беременна от бывшего лучшего друга Болдра. Объяснение, почему давняя дружба двух здравомыслящих мужчин была оборвана, абсолютно банальное: друзья влюбились в одну девушку, один из них сделал ей ребёнка, но узнав о беременности возлюбленной пошёл на попятную, что позволило второму другу активизироваться на максимальном уровне. В итоге у Тиры и Болдра вышел счастливый брак. Болдр не только назвал рождённую Тирой девочку собственной дочерью и не просто дал ей свою фамилию, но и к её имени подошёл с особенным вниманием. Дед Болдра был испанцем, о чём красноречиво кричала его далеко не скандинавская фамилия, отсюда образовалось и имя и без того уже признанной родной Болдру по всем официальным параметрам дочери – Кармелита. Через четыре года после рождения Кармелиты у пары родился ещё один ребёнок – мальчик. На сей раз Болдр Диес не заморачивался над тем, чтобы напечатать у ребёнка на лбу его и без того очевидную принадлежность к его крови, поэтому назвал сына обычным именем, нечасто встречающимся на территории скандинавских стран – Беорегард.
В итоге семья Диес получилась красивая, колоритная и удачно сложенная. Богатые и счастливые – как из рекламы о психологическом здоровье современных ячеек общества. Но четыре года назад Болдр с Тирой неожиданно погибли во время шторма в проливе Скагеррак, возвращаясь из Северной Ютландии на собственной яхте. Шторм был неожиданным, возникшим буквально из ниоткуда как раз из-за тех климатических “неполадок”, которые в то время происходили с образованием Дилениума. Штормовое предупреждение было объявлено всего лишь за час до начала бури. Изначально планируя швартоваться в Фредрикстаде, Болдр с Тирой резко изменили курс на Гримстад, что было самым верным решением при их местонахождении, так как Гримстад на тот момент был ближайшим к ним портом, но до берега они так и не добрались.
Ни для кого не стало шоком, что весь свой бизнес и вообще всё своё состояние Болдр целиком завещал единственному сыну – о существовании завещания и его содержимом знала вся семья Диес. Кармелите Болдр оставил только свою прелестную дачу под Копенгагеном и парочку автомобилей – милые воспоминания из её счастливого детства. Беорегард же к тому времени уже сам был известной касаткой в океане макрели и в отцовском бизнесе совершенно не был заинтересован, и тем более не нуждался в нём, давно сколотив за границей и подняв до внушающих уважение высот собственный строительный бизнес. В итоге яхтенный бизнес отца Беорегард продал по баснословной по меркам того времени цене, благородно отчислил любимой сестре десять процентов с продажи и, сразу после похорон, неожиданно вместо Австрии, в которой до сих пор пропадал, отправился в Швейцарию. В которой до сих пор и пропадает.
Возможно это странно, но я ни разу за двенадцать лет брака Рэймонда и Кармелиты не встречалась с Беорегардом лицом к лицу. Это объясняется достаточно просто: у меня с этим человеком разные графики в разных часовых поясах. Так что знакомы мы с ним только по фотографиям, стоящим у моего брата и его сестры на каминной полке. На этих фотографиях Беорегард, как и Кармелита, высокий, хотя, конечно, он на голову выше сестры, с широкими плечами, загоревший, с густыми тёмно-каштановыми волосами и неожиданно серо-голубыми глазами – определённо точно поверх испанских корней отца проявились скандинавские гены матери. Этакий хмурый красавец, который красив уже только потому, что хмурый. Ни одной его улыбающейся фотографии, даже детской, я ни разу не видела. Может быть потому, что я не особенно-то и вникала в архивные фотоальбомы семейства Диес. Что поделаешь – во мне не живёт дух журналиста. Однако речь не обо мне, а о семье Рэймонда.
Теперь на те десять процентов, которые брат Кармелиты отчислил ей, семья моего брата живёт в завидном для постороннего глаза достатке, да и плюс к этому Рэймонд с Кармелитой сами неплохо зарабатывают на обороте художественных произведений и своих редких, но метких проектах. В общем, они не миллионеры, конечно, как Беорегард, который, подозреваю, уже давно покрупнее заезженного миллионера, но они точно являются представителями высшей классовой прослойки. В отличие от меня. На меня богатства брата Кармелиты и собственного брата не распространяются. Отчасти потому, что я сама не желаю этого распространения. Рэймонд периодически пытается насильно поддержать меня материально, но я слишком рано возомнила себя достаточно самодостаточной, чтобы брать деньги у родственников, тем более не в долг. Поэтому Рэймонд разработал универсальную тактику ведения подпольной войны с моим упрямством: он преподносит мне на Рождество, Новый год, Пасху и день моего рождения – то есть ровно четыре раза в год – исключительно денежные подарки, оставляя Кармелите наслаждаться ломанием мозга на тему: “Что же подарить той, которая не нуждается в подарках, которые весят больше пятисот грамм”. Всё дело в том, что блуждающим душам не нужно то, что они не смогут далеко унести.
Если задуматься, к своим двадцати пяти годам у меня из своего есть только подержанный Volvo, рассрочку за который я погасила лишь прошлой весной, и-то благодаря праздничным преподношениям брата, да суперская походная палатка, подаренная мне женой всё того же брата. На экстремальном туризме, как оказалось, не так уж много и заработаешь, но выяснилось это слишком поздно – когда я уже не могла соскочить с этой дури.
Вообще Норвегия как была в начале 21-го века одной из самых дорогих стран для туризма, так к концу века и не изменила себе. И всё же моё первое знакомство с Норвегией оказалось одним из самых головокружительных и дешёвых знакомств, и дело не в том, что на тот момент здесь уже жили мои богатые родственники. Дело в том, что попав в Норвегию я сразу же отправилась на взятом на пару недель у старой знакомой электрокаре не к брату, а по маршруту Атлантик-Роуд. Можете себе представить, какое у меня в итоге сложилось первое впечатление об этой стране… Большее впечатление за последние пять лет у меня было только от Дилениума. Сумев попасть на новый континент компанией из десяти человек в первые недели правления самопровозглашённого президента-диктатора, не я одна была под огромным впечатлением от пролива Памяти, от внушительного континентального разрыва, от красной воды в глиняных рвах, от совершенно девственных новообразовавшихся пещер, всё ещё не изученных ни одним спелеологом. На тот момент никто из нас ещё не подозревал, что посещение Дилениума может быть уже не просто верхом экстремального туризма, но несусветной глупостью. Благо нашу компанию участь репрессированных месяцем позже туристов из Франции каким-то чудом обошла стороной. О том же, какой участи мы избежали, наша компания поняла уже вернувшись на родину. И хорошо. Осознай мы подобную опасность в Дилениуме – не обошлось бы без паники, а паника, как известно, выстраивает опасные тропы в один конец.
На момент моего прибытия в Дилениум там уже официально утвердили новую систему административного деления. Почему-то решив взять за основу именно Швейцарскую систему, Харитон Эгертар разделил Дилениум на Кантоны, обозначив их буквами латинского происхождения. Я побывала лишь в одном Кантоне и в одном городе: в Кантоне-А и в Кар-Харе. В “А” мне понравилось больше: сплошная лесополоса, в отличие от железобетонной территории Кар-Хара.
По слухам, Кантон-А очень сильно отличается от остальных Кантонов. Из очевидного: территорией. Почему-то Эгертар выделил под этот Кантон минимум земли. Наверное, побоялся скрытого потенциала этих мест. Говорят, Румыния всегда пугала Эгертара. Возможно, в детстве историю о Дракуле он принял слишком близко к сердцу.
…Наконец окончательно и бесповоротно решившись взять братский автомобиль, я зачем-то мысленно напомнила себе о том, что у меня хороший рейтинг в этом опыте – до сих пор я не оставила ещё ни единой царапины ни на одной из крутых тачек Рэймонда. Оставляла на арендованных и даже пару раз на машинах взятых на время у знакомых, но на братских тачках – никогда. Может быть дело в том, что бюджет его автомобилей попросту не позволяет мне таких неоправданных расходов, как царапины сверхценных полиролей.
Я не заметила, как уже спустя полминуты после зажжения в моей голове лампочки с надписью “Отличная идея!” оказалась на водительском сиденье Alfa Romeo и без проблем нашла ключи от зажигания, всего лишь откинув солнцезащитный козырёк. Сколько раз я говорила Рэймонду о небезопасности подобного хранения ключей? Не оставляй ключей в солнцезащитном козырьке – не рискуй остаться без машины! Особенно если ты уезжаешь на длительный период в отпуск. Вдруг в твой дом заявятся грабители? Или сестра.
То, как автомобиль завёлся с одного моего лёгкого мановения, вызвало внутри меня волну эффекта “Вау!”. Умеет мой братишка выбирать автомобили, сразу видно, что его творческий мозг функционирует правильно.
Аккуратно выехав из гаража, я отключила автоматически включившееся радио, чтобы немного успокоиться и сосредоточиться. Такой габаритной машиной я ещё не управляла, но, почему-то, в своих силах и способностях сейчас совершенно не сомневалась. Впрочем, я всегда отличалась самонадеянностью. За что она меня почти никогда не подводила. А “почти никогда” – это очень высокий показатель. Как минимум достаточный, чтобы в ближайшие часы своей жизни “почти самостоятельно” сориентироваться в выборе жизненно важных маршрутов.
