bannerbannerbanner
Обреченные стать пеплом

Anne Dar
Обреченные стать пеплом

Полная версия

***

Загляни в мои глаза глубже

И увидь в них мою правду.

Я сожму свои клыки туже,

Чтобы не пугать тебя сразу.

Видишь ты во мне светочь,

А хочу, чтоб видел правду.

Разменять меня нельзя на мелочь,

Повод полюбить тебя дай мне.

Не сожму твоей ладони просто,

Не дождешься от меня улыбки,

Если хочешь сеять в сердце просо,

Приготовься пожинать убытки.

Загляни в мои глаза еще раз,

И ответить попытайся честно:

Будешь счастлив, если будем порознь

Или счастье твое будет пресно?..

Anne Dar

Глава 1.

Голос, звучащий внутри моего подсознания, принадлежит Изабелле. Я раскрываю глаза, чтобы увидеть её. Она стоит напротив меня, на расстоянии вытянутой руки, и её правой ладони остаётся всего каких-то пару сантиметров, чтобы коснуться моего левого плеча. Мы уже виделись с ней, совсем недавно, и я удивлена нашей повторной встрече, но не она. Она словно знала, что этот момент наступит. Я вдруг вспомнила нашу предшествующую этому моменту встречу. В прошлый раз она оборвалась в момент, когда Изабелла произнесла слова: “Ещё увидимся”.

Я резко заглянула в глаза своему видению. “Вот и встретились”, – не улыбаясь, внезапно произносит Белла, всё ещё держа руку у моего плеча. Подумав, что она хочет взять меня, чтобы увести с собой, я поднимаю свою правую руку, чтобы коснуться её, но Белла вдруг произносит: “Рано. Встретимся через семь десятилетий. Придёшь вместе с ним. А его ребёнка оставь здесь, ему пока ещё не место с вами. Я за ним присмотрю”.

Сказав это, Белла быстро дотронулась своей ледяной ладонью низа моего живота и резким движением поднятой правой руки врезалась в моё левое плечо. Моё тело вдруг отяжелело и начало падать в противоположную от Изабеллы сторону. Левое плечо словно насквозь пронзила сотня раскалённых игл, и, падая назад, будто выпадая из белоснежной сферы обратно в чёрную, я увидела, как из моего живота, из которого внезапно начало исчезать всё имеющееся в нём до сих пор тепло, лентой исходит золотистый поток, простирающийся прямиком в ладонь Изабеллы.

Боль была невыносимой, но я не смогла издать ни звука, словно моё горло заполнил тяжёлый свинец, мгновенно загустевший и превратившийся в непробиваемую пробку. На мгновение я увидела синий и красный цвета, и красивое мужское лицо, которое было ко мне совсем близко. В мои уши резко и больно ударил вой сирены, и мой взгляд соскользнул с неизвестного мне лица на белоснежный ворот рубашки, после чего утонул в пучине чёрного-чёрного пиджака…

Мой приход в сознание продлился всего одно короткое мгновение. Затем наступила ночь, сквозь пелену которой я иногда слышала далёкий вой сирены и ощущала невыносимую боль. Я стояла посреди поля, по колено в тёмно-зелёной траве, и всматривалась в чёрно-фиолетовое грозовое небо, нависшее над моей головой, мечтая о золотистом свете, оставшемся вместе с Беллой за чертой этой черноты, в которой я вынуждена была стоять в одиночестве.

Я уже не была “там”. Но всё ещё не присутствовала и “здесь”. Я была “на границе”.

Звуки сирены из “нижнего мира” постепенно начали становиться всё глуше и глуше, и вскоре совсем умолкли. На поле наступила кромешная тишина. Ещё несколько секунд я давилась этой тишиной, пытаясь кричать то ли от нестерпимой боли, то ли из-за неожиданно образовавшейся внутри меня пустоты, но, даже сгибаясь пополам и едва ли не выплёвывая лёгкие в порывах крика, я так и не услышала собственных воплей. Я не услышала вообще ничего. А потом чёрные небеса всей своей массой обрушились на меня, и я вдруг перестала чувствовать и физическую, и душевную боль. Кажется, они меня убили…

Когда в следующий раз я начинаю приходить в себя, я изнемогаю от разливающегося в моих ушах звона. Мне приходится ещё некоторое время лежать неподвижно, в надежде, что звон уймётся, и мои надежды оправдываются: вскоре звон начинает перетекать в прерывистый, монотонный писк. Мне понадобилось ещё несколько секунд, чтобы поморщиться при мысли, что так пищать может только электрокардиограф, отсчитывающий и выводящий на экран кривую зелёную линию моего сердцебиения. С этим прибором я была знакома давно…

Давно…

Раз есть сердцебиение, значит есть и жизнь. Я решила приоткрыть глаза, чтобы проверить её наличие.

Первое, что я вижу – это до боли знакомая спина. Дариан выходит в дверь слева, и мне безумно хочется его окликнуть, чтобы он оглянулся, чтобы посмотрел на меня, чтобы вернулся, чтобы никуда не уходил… Чтобы мне было не так страшно. Но я лишь беззвучно шевелю губами, и он, так меня и не услышав, даже не обернувшись, выходит в дверь, оставляя меня одну.

По щекам скатываются первые слёзы, я начинаю задыхаться и вдруг понимаю, что в мой рот вставлена широкая пластмассовая трубка, а к обоим моим рукам подключено по одной капельнице. Я всё ещё пытаюсь выкрикнуть имя Дариана, мысленно допрашивая саму себя о том, что именно со мной произошло. Писк электрокардиографа, следящего за моим сердцебиением, учащается, и я пытаюсь поднять руки, чтобы помочь себе встать, но вдруг понимаю, что мои запястья привязаны эластичными ремнями к перилам койки. Паника накатывает мгновенной волной. От страха я начинаю задыхаться, писк сердцебиения уже зашкаливает, как вдруг в дверь входят двое мужчин в белых халатах. Почему-то их вид вызывает во мне ещё больший испуг, отчего я начинаю буквально биться своим неожиданно отяжелевшим телом о матрас, как вдруг за спинами докторов появляется Дариан. Его и без того огромные сине-голубые глаза распахнуты так широко, что я едва не тону в их глубине, хотя, может быть, ощущение утопления в тот момент у меня было вызвано неожиданным приступом удушья.

Я хочу умолять Дариана, чтобы он отогнал от меня этих страшных людей в белых халатах, но мой язык отказывается ворочаться у меня во рту.

В момент, когда один из докторов зачем-то освобождает моё правое запястье от ремня, я, с невероятными усилиями, но резко, поднимаю освободившуюся тяжёлую руку, чтобы при её помощи освободить вторую, и, прежде чем люди в белых халатах успевают отреагировать, выдёргиваю из своего левого предплечья сразу две иглы. В этот момент кто-то резко хватает мою освободившуюся руку и с силой прижимает её к матрасу. Я оборачиваюсь и понимаю, что это Дариан. Он выдёргивает из моего сжатого кулака трубки с иглами от капельниц, и в этот момент один из мужчин в белом вводит в моё левое предплечье, в одну из страшно вздувшихся вен, иглу непостижимо больших размеров (во всяком случае в тот момент игла казалась мне просто огромной). На сей раз у меня хватает сил, чтобы вскрикнуть от боли, но мой возглас скорее похож на непродолжительный отчаянный писк, чем на вопль сопротивления.

Я вновь поворачиваю голову в сторону Дариана и вдруг встречаюсь с ним взглядом.

Он помогал людям в белых халатах, а не мне!.. Он был на их стороне, помог им побороть меня!.. Предатель!.. Я хотела прокричать ему в лицо это слово, но мой язык всё ещё отказывался функционировать, а моя голова вдруг внезапно отяжелела и врезалась в подушку.

Я ещё несколько раз попыталась оторвать затылок от поверхности подушки, но моя шея никак не могла выдержать вес головы. И вдруг я поняла, что Дариан пытается что-то сказать мне. Вернее, он говорил мне что-то – определённо говорил! – но я не слышала ни единого его слова. В ушах вновь страшно звенело и его голос никак не мог прорваться до меня сквозь этот звон. Я сдвинула брови и попыталась сосредоточиться, чтобы помочь ему быть мной услышанным, но ничего не получалось. И вдруг я поняла, что мои веки опускаются против моей воли. Единственное, что я смогла сделать, это в последний момент сфокусироваться на его быстро шевелящихся губах. В какой-то момент Дариан начал гладить меня по голове и его губы оказались достаточно близки к моим глазам, чтобы я смогла примерно догадаться, что именно он хотел до меня донести. Кажется, он говорил мне всего три слова: “Всё будет хорошо”. А потом – я была уверена в этом – вдруг добавил: “Твоей жизни ничего не угрожает”.

Он лгал. Осознанно или нет – не важно. Он не мог быть наверняка уверенным на этот счёт – это ведь жизнь. Тем более моя.

Мои веки окончательно отяжелели и в моём мире вновь наступила ночь. Больше лицо Дариана я не видела. Но ещё некоторое время я чувствовала огонь его сильных пальцев, сплетённых с моими, холодными и хрупкими, словно тёплые лучи майского солнца запутались в замёрзшем декабрьском тростнике.

Глава 2.

Я скорее очнулась, а не проснулась. Словно внезапно дёрнула невидимую ручку в уголке своего подсознания и вышла наружу из чёрной комнаты. Я шла на голос Дариана, грубый и бросающий в дрожь: “Мне всё равно, как вы найдёте подонка – откопайте из-под земли, но доставьте его мне в руки!.. Я собственноручно убью этого ублюдка…”

Наконец приоткрыв глаза, я увидела Дариана стоящим в противоположном конце палаты ко мне спиной и разговаривающим по телефону. Я интуитивно положила руку на живот, но ничего не почувствовала. На секунду мне показалось, что мой пресс онемел, но я практически сразу поняла, что это самообман.

По-видимому различив моё шевеление, Дариан обернулся, и в этот момент наши взгляды скрестились. Его был растерянным, мой же широко распахнутым.

– Таша… – он подошёл к изножью моей койки.

– М-м-м… – я не смогла заговорить сразу, из-за боли в грудной клетке, которая, как я догадывалась, никак не была связана с моим физическим состоянием. – Не говори мне… – я сжала тонкое одеяло в области своего живота. Я находилась всё в том же “полусидячем” состоянии, в котором пришла в себя в первый раз. – Позови доктора… – изо всех сил зажмурилась я, чтобы сдержать приступ подступивших к глазам слёз. – Пусть он скажет… Пусть кто-нибудь скажет… Позови же…

Я раскрыла глаза только после того, как услышала, что Дариан покинул палату. Чтобы притупить душевную боль, я начала причинять себе физическую, до боли кусая нижнюю губу и сжимая кулаки так сильно, чтобы мои короткие ногти могли с силой впиться в мои ледянные ладошки.

 

Доктор вошёл в палату меньше чем через минуту. На вид ему было не больше сорока пяти лет и выглядел он так, как может выглядеть только переполненный сочувствием мужчина, каждую пятницу наверняка выпивающий по литру пива, чтобы хотя бы на один вечер отрешиться ото всех тех страданий, которые ему приходится лицезреть на своей любимой работе.

У доктора в руках была твёрдая папка небесного цвета, в которой, как вскоре выяснилось, пряталась история моего физического состояния.

– Что со мной? – подождав несколько секунд, наконец полушёпотом спросила я.

Прежде чем заговорить, доктор тяжело выдохнул, словно пытался взять себя в руки.

– У Вас сотрясение головного мозга третьей степени, серьёзный вывих левого плеча, ушиб большей части левой стороны туловища, особенно пострадала нога… Так же на вашем теле множество царапин и гематом различной степени тяжести. В случаях, подобных Вашему, люди зачастую лишаются способности двигаться или какой-нибудь части тела и даже жизни, Вы же, если так можно выразиться, отделались лёгким испугом.

Я молчала, чувствуя, как к моим глазам подступают слёзы.

– Это всё? – подождав несколько секунд, неожиданно осипшим голосом поинтересовалась я, будучи уверенной в том, что о самом страшном вслух ещё не сказано.

Посмотрев на мою руку, сжимающую одеяло на животе, доктор вздохнул ещё тяжелее, чем в первый раз.

– Вы потеряли ребёнка… Но это ещё не всё… – чтобы не смотреть мне в глаза, мужчина уставился в свою папку. – Выкидыш прошёл сложно… Из-за обильного кровотечения мы Вас едва не потеряли и нам пришлось сделать переливание крови… Возникли некоторые последствия… – здесь он помолчал подольше. – Есть вероятность, что вы больше не сможете забеременеть…

Моё сердце замерло… Всё даже хуже, чем я думала?.. Нет. Всё не может быть так плохо…

Наши взгляды с доктором пересеклись.

– Каковы прогнозы? – я уже хрипела, а не сипела, с горечью ощущая, что до моей первой слезы остались считанные секунды.

Время пошло.

– Поймите, в случаях, подобному Вашему, уже чудо то, что Вы не просто выжили, но не получили серьёзных повреждений… – прошло пять секунд. Доктор вновь пересёкся со мной взглядом, после чего понял, что тянуть больше не сможет, да и нельзя. – Один процент против девяносто девяти… Это значит…

– Что я никогда не смогу стать матерью… – одними губами произнесла я, почувствовав на них соль горячей воды, хлынувшей из моих глаз неконтролируемыми потоками. – Кто об этом знает?..

– Все ваши близкие… – внезапно перешёл на полушёпот доктор и вдруг добавил. – Но только о выкидыше… О его последствиях для вашей репродуктивной системы мы пока ещё не говорили…

– Никому не говорите, – закрыла правой ладонью свой дрожащий рот я.

– Хорошо, – уверенно согласился доктор, едва уловимо кивнув головой.

Он и вправду никому не скажет, я в этом не сомневалась, как и была уверена в том, что всё о моём состоянии уже знает как минимум один человек. Дариан всегда всё знает. Иначе он не был бы собой.

Я лежала повернув голову влево, чтобы не смотреть на Дариана, сидящего справа от меня. Рассматривая холодную стену, я пыталась дышать ровно, игнорируя льющиеся из глаз слёзы. Прошло пять часов с момента моего разговора с доктором и наступила ночь – начало первого часа. Не смотря на мою просьбу никого не впускать в мою палату, полчаса назад Дариан всё-таки решил наплевать на моё желание. Когда он вошёл, я задала ему один-единственный вопрос, ответ на который, наконец, пролил свет на происходящее.

Машина, на которой я ехала, оказалась заминированной. Механизм взрывного устройства был настроен на момент, когда стрелка спидометра превышала отметку в сто километров в час. Однако что-то пошло не так и механизм сработал с гораздо меньшей силой, чем та, на которую он был рассчитан. Кем рассчитан? Стивен Эртон желал отомстить Дариану за то, что тот забрал у него возможность меня заполучить, после чего успешно довёл его акции до обнуления, чем буквально разорил его. Предполагалось, что за рулём этого Porsche должен был находиться именно Дариан. Бомба была рассчитана на него. Впрочем, как сказал Дариан, стрела достигла цели. Если бы взрывной механизм сработал на полную мощность или на встречной полосе ехал бы другой автомобиль, или ещё много-много других “незначительных” моментов, и я могла, нет, должна была умереть. Впрочем, кое-кто всё-таки не выжил… Об этом мы молчали.

Дурацкие личные счёты. Бомба замедленного действия. И, как всегда, пострадал тот, кто, в неведении, находился в зоне поражения взрывной волны, а не те, кто этот механизм, осознанно или нет, привёл в действие.

Я не могла смотреть на Дариана. Не могла ему ничего сказать. Поэтому я плакала на стену.

Глава 3.

Утром приходили мама с папой, остальных я не пожелала видеть. Мы помолчали, мама несколько раз назвала меня “деточкой”, я один раз сделала вид, будто у меня есть аппетит, но уже спустя час попросила их оставить меня “отдыхать”, и попросила передать остальным, чтобы не приходили. На самом деле я не хотела, чтобы меня видели в таком состоянии, но ссылалась именно на желание “отдохнуть”.

О каком отдыхе могла идти речь? Я просто смотрела в потолок и проваливалась во времени между сменой капельниц. Мне хотелось сдохнуть, но это запрещалось. Что мне оставалось?..

Во второй половине дня пришёл Дариан. Я как никогда не хотела с ним общаться. Поэтому я сразу же притворилась спящей и продолжала притворяться на протяжении последующих пяти часов. Было несложно, так как мне было откровенно всё равно: лежать ли с открытыми глазами или с закрытыми. Сдохнуть одинаково хотелось и так, и так.

Дариан прекрасно понимал, что я притворяюсь. Уже спустя час он произнёс это вслух, но я лишь едва уловимо повела ноющим плечом и продолжила играть роль коматозницы. Еще спустя четыре часа мне пришли ставить капельницу, но я так и не раскрыла глаз. Тогда, подождав ещё пять минут после ухода медсестры, Дариан поднялся, поцеловал меня в лоб и ушёл. Но глаза я всё равно не раскрыла. Только из-под плотно сомкнутых век потекли неконтролируемые потоки воды.

Я проснулась. Я ещё не раскрыла глаз, но ощутила, что снова жива, после чего, от разочарования, едва вновь не провалилась в сон, как вдруг мой слух уловил шаркающий звук, который в итоге и заставил меня “выглянуть” в реальность. Мне пришлось буквально заставить себя открыть глаза, и когда я это сделала, я увидела как на тот самый стул справа от меня, на котором недавно сидел Дариан, усаживается незнакомый мне парень. Он не заметил моего пробуждения, поэтому у меня было несколько секунд форы, чтобы его хорошенько рассмотреть. Высокий, заметно выше меня, но точно не выше Дариана, широкие плечи и мощная спина (под фланелевой светлой пижамой наверняка пряталось атлетическое тело спортсмена), густые, чёрные, словно смоль, волосы средней длины с пробором посередине выглядели очень красиво.

Удобно расположившись на стуле, незнакомец подкатил к себе поближе капельницу с которой явился, и я узнала звук движущихся колёсиков, которой несколькими секундами ранее и вывел меня из сна. Капельница была прикреплена к правому предплечью парня. Выходит он, как и я, пациент?..

Наконец гость посмотрел на меня и мы сразу же встретились взглядами. Тёмно-голубые глаза, широкие скулы, светлая кожа, на фоне которой контрастно отливала чернота его волос – он был красив, но я его не знала. Или знала?.. Неожиданно у меня возникло ощущение, будто я его уже где-то видела, но где именно – вспомнить не могла. Мой котелок варил слишком лениво, чтобы сильно напрягаться относительно подобных вопросов, да и в целом относительно всего вокруг меня происходящего.

– Разбудил? – замерев, поинтересовался парень.

Красивый голос, красивая внешность и всё же он, в отличие от меня и Дариана, не казался мне испорченным пороком красоты.

– Сколько тебе лет? – неожиданно спросила я, сама не зная почему и совершенно не отдавая отчёта себе самой в своём вопросе.

– Двадцать шесть, – задумавшись лишь на секунду, невозмутимо ответил он.

– Двадцать четыре, – я приподняла палец, на котором был закреплён пульсометр.

– Вот и познакомились, – улыбнулся гость.

Я замерла, смотря на его едва оголившиеся белые зубы и ямочки на щеках. От этого человека словно исходил свет, тёплый и непрерывный. “Человек-Тепло”, – пронеслось у меня в голове, после чего я почему-то вновь подумала о том, как этот парень не похож на нас с Дарианом. Дариан “Человек-Пламя” – испепеляющий до костей, я “Человек-Холод” – пробирающий до костей, а этот… Он был именно “Человеком-Теплом”, этакой золотой серединой, возле которой не жарко и не холодно, возле которой можно согреться и не сгореть, как заживо сгоришь рядом с Дарианом.

Он определённо был не из нашего с Дарианом мира крайностей. Пылать так пылать – это было про нас, но не про него. Мы с Дарианом: чрезмерность, пыл, шторм в океане… Он же: умеренность, тепло, тихая гавань… С такими я не вожу знакомств. Я для таких слишком плохая, чтобы им ко мне приближаться, а они для меня слишком хорошие, чтобы мне их портить. Так откуда у меня ощущение, будто я могу знать этого человека?

– Ты кто? – наконец поинтересовалась я, начав обращать внимание на общее состояние парня: гематомы на оголённых участках тела, в том числе и на шее; несколько царапин, одна из которых легонько прошлась по правой щеке; красиво рассечённые правая бровь и уголок нижней губы; перебинтованные левое предплечье и правое запястье… И всё же, не смотря на то, что незнакомца где-то откровенно потрепало, он всё равно выглядел воодушевляюще, тем более на фоне моего хренового состояния.

– Ты обгоняла мою машину, когда произошёл взрыв, – парень повёл очевидно беспокоящим его правым плечом. – Твой автомобиль вынесло в кювет и перевернуло, но перед этим ты задела крыло моей машины, из-за чего меня снесло в противоположную сторону. Это я вытащил тебя из твоей машины, а ещё через несколько минут возле нас остановилась проезжавшая мимо семейная пара, которая и вызвала медицинскую помощь. Они прибыли спустя четырнадцать минут. Повезло, что взрыв бензобака произошёл не сразу, и я успел оттащить тебя достаточно далеко от пылающей машины.

Я нахмурилась и вдруг начала вспоминать. Это лицо я видела в красно-синем свете мигалок, а ещё я видела ворот его белоснежной рубашки и его чёрный костюм… И всё равно меня не покидало ощущение, будто я ещё прежде где-то видела этого парня, и его удачная попытка спасти меня из огня здесь ни при чём.

– Судя по твоему внешнему виду, тебе здорово досталось, – продолжала хмуриться я.

Странно, но Дариан мне об этом человеке ничего не рассказал, хотя и казалось, будто когда он рассказывал мне о произошедшем, он буквально по полочкам разложил передо мной каждую деталь, приведшую меня в эту койку.

– Царапины, ссадины, лёгкая хромота и трещина ребра, – обезоруживающе спокойно улыбнулся мой гость. – Ничего серьёзного. И, кстати, тебе сделали переливание моей крови.

– Пффф… Ну это уже слишком, – едва не улыбнулась я, но, по-видимому, забыла, как это делается. – Буду должна тебе до конца жизни?

– Должна?.. Ты о чём? Ты выжила и не покалечилась, а это главное, – гулко выдохнув, оторвал от своего колена руку парень.

Не знаю почему, но от его слов мне вдруг стало тепло. Будто где-то в глубине меня зажёгся настолько миниатюрный светлячок неумолимо тающей восковой свечи, что его и разглядеть-то было невозможно. Наверное, я просто забыла, каково это – быть никому не должной, даже в случае, если тебе жизнь спасли.

– Ты тащился на своём ягуаре, словно черепаха.

Клянусь, на одно мгновение я вдруг улыбнулась.

– Зато ты на своём порше летела быстрее Ночной Фурии*, – оголил ровные зубы парень, и я перевела взгляд на потолок (*Редкий вид драконов в полнометражном анимационном фильме производства студии «DreamWorks Animation»).

Когда в следующий раз я посмотрела на своего гостя, я вдруг поняла, что мы промолчали четверть часа, но никого из нас это не смутило. Это было странно и, возможно, даже приятно, но в последнем я не была уверена наверняка.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29 
Рейтинг@Mail.ru