Яна перехватывает меня на лестнице, глядя с очевидным испугом.
– Ну что, Варь? Уволил?
Сил хватает лишь на то, чтобы помотать головой.
– Нет? – подруга даже останавливается от изумления. – А что тогда? Выговор? Штраф?
Я пожимаю плечами. Сама до сих пор не понимаю, что произошло.
– Ничего, кажется. Сказал идти в зал.
– А Соня?
– Соня с ним.
– В смысле с ним? – глаза подруги делаются огромными, как те блюдца, которые она держит на подносе.
– В смысле Соня осталась смотреть мультфильм в его кабинете. Побудет там, пока я работаю.
Закрываю лицо руками. Это все неправильно, ненормально. Так не может быть. У меня в голове не укладывается. Невельский должен был выгнать меня, а вместо этого взялся нянчить мою дочь. Что вообще все это значит?!
Но меня действительно ждет работа, а после того, что сделал шеф, я просто не могу подвести его. Тороплюсь к столикам, где гости уже изнывают от нетерпения, стараясь унять бушующее в груди смятение. Это не очень-то получается, но я давно научилась скрывать эмоции. Улыбаюсь и делаю то, что должна. Только мысли далеко, с моей девочкой. И с невероятным мужчиной, которого я теперь понимаю еще меньше, чем прежде.
Вернуться в его кабинет удается лишь спустя пару часов, когда большая часть людей расходится, а остальных обещает обслужить напарница. Стучусь и осторожно приоткрываю дверь, заглядывая внутрь. Соня спит, укутанная в непонятно откуда взявшийся плед. Спокойная, расслабленная и даже улыбается во сне. Невельский же при виде меня поднимается из-за стола.
– Уснула около получаса назад. Устала. Все-таки слишком много впечатлений для маленькой девочки.
Я растерянно киваю. Не могу понять, что в его словах: упрек или просто констатация факта. Но следующие слова заставляют меня задержать дыхание.
– После мультфильма мы посмотрели фотографии. Жена завезла сюда как-то старый альбом, да так и не забрали назад. И вот, пригодился. Соня с таким интересом его рассматривала. И я взял на себя смелость накормить ее ужином. Выбрали вместе из детского меню. Все самое свежее и абсолютно неаллергичное. Простите, решил не отвлекать вас во время работы. Вы же не против?
– У нее нет аллергии… – произношу и снова впадаю в какой-то ступор. Может, мне все это снится? Иначе как объяснить тот факт, что начальник извиняется за то, что весь вечер провозился с моим ребенком? Развлекал ее, показывал фотографии, кормил. Он оказал мне немыслимую услугу, но только зачем? Не понимаю… Я давным-давно отвыкла от того, что люди делают что-то просто так, по доброте душевной. И разумеется, даже близко чего-то подобного не ждала от Невельского. Он самый потрясающий мужчина из всех, кого встречала в жизни, и наверняка замечательный человек, но это все равно ничего не объясняет. Зачем ему тратить свое драгоценное время на дочь официантки?
– Вы выглядите уставшей, – отвлекаюсь от своих мыслей, понимая, что он внимательно рассматривает меня. – Да и малышку не хочется будить. Давайте подвезу вас домой.
Если бы сейчас разверзся потолок и прямо на нас с неба посыпался золотой дождь, я удивилась бы меньше. Но на такое уж точно не могу согласиться. Иначе просто сойду с ума от волнения.
– Я вызову такси, не беспокойтесь, пожалуйста. Вы и так сделали… безумно много.
– Перестаньте, Варя, ничего особенного я не сделал. У вас чудесная девочка, и мне было приятно провести с ней время, – он задумчиво, с легкой улыбкой смотрит на меня. Тем самым взглядом. Нет, в нем не любовь, но такое тепло, от которого мое сердце тает. Превращается в мягкую податливую массу, из которой можно слепить все, что угодно. – А вот у вас сегодня выдался трудный день. Отправляйтесь домой и отдохните, как следует.
Я киваю, осторожно беру на руки спящую дочь и иду к выходу. Уже от двери шепчу слова прощания вперемешку с очередной порцией благодарности. И одновременно продолжаю не верить. Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скоро я проснусь. Обязательно проснусь…
А вот Соня крепко и спокойно спит у меня на руках до самого дома. Сопит, смешно причмокивая во сне. Не просыпается, когда машина останавливается у подъезда, и даже потом, когда я раздеваю ее и укладываю в постель. И правда намаялась. Но когда подтыкаю одеяло со всех сторон так, как она любит, малышка открывает сонные глазки и улыбается мне.
– Мы дома, мамочка?
– Дома, родная. Спи, – целую ее в лоб.
Соня кивает, устраиваясь поудобнее. Но перед тем, как снова закрыть глаза, неожиданно выдает:
– Мне дядя Лева понравился. Он хороший. А еще у него в альбоме фотография моего папы.
Дочка, как всегда, спит глубоким и крепким сном, а вот мне до самого утра не удается сомкнуть глаз. Я снова и снова переживаю все, что было накануне. Прокручиваю в памяти. Повторяю сказанные и услышанные слова. И думаю, думаю, думаю…
Почему Невельский так поступил? Это слишком сильно не похоже на обычную жалость. В ресторане работает больше десяти официантов, но ни к кому из них не выказывается какого-то особенного снисхождения. И никогда не выказывалось. Конечно, мне не приходилось наблюдать подробности жизни и работы каждого, но слухи-то расползаются быстро. Трудно было бы не услышать, если бы имело место что-то подобное.
Вот и завтра, наверняка, все будут болтать о том, что случилось. Шептаться за спиной. Я не боюсь разговоров, но совершенно не хочется, чтобы из-за меня трепали имя человека, проявившего ко мне доброту. Такую доброту, которой я очень давно не встречала.
А еще не дает покоя то, что сказала Сонечка. Малышка почти сразу же снова уснула, лишая меня возможности что-то уточнить, вот и приходится маяться в собственных догадках, ожидая утра, когда можно будет спросить у дочки, что она на самом деле имела в виду.
Поднимаюсь задолго до звонка будильника. Смысл валяться в кровати, если уснуть все равно не получается? Принимаю душ, чтобы хоть немного взбодриться, готовлю любимые Сонины сырники ей на завтрак. Завариваю себе крепкий-крепкий кофе. И зачем-то вытаскиваю старую распечатку с фотографией.
Я не люблю вспоминать то время. Несмотря на то, что благодаря этой процедуре у меня есть самый дорогой в жизни человечек, случившееся до ее рождения хочется напрочь стереть из памяти. Не возвращаться туда ни в мыслях, ни в чувствах. Задушить всю еще живущую внутри боль. Это ведь прошлое. Оно не вернется. Все закончилось, и сегодня я счастлива, а о такой дочке можно только мечтать.
Всматриваюсь в черты маленького мальчика на фотографии. Соня действительно на него похожа. Сейчас даже странно, что когда-то я мечтала родить именно сына. Такого же жизнерадостного и светлого, как этот мальчишка. Думала о том, что он вырастет и станет главным мужчиной в моей жизни. Даже не главным – единственным. Но судьба распорядилась иначе, подарив мне дочь. Я не жалела ни одной секунды. С того самого мгновенья, как впервые взяла ее на руки, поняла, что дороже нее у меня нет и никогда не будет больше никого.
Но фотографию все равно сохранила. Показала его Сонечке, когда она начала спрашивать об отце. Не пришлось придумывать какой-то особенной истории: малышка пока не вникала и не особенно тревожилась взрослыми вопросами. Конечно, я знала, что этих разговоров не избежать, но не собиралась торопить события. Вот только совершенно не ожидала услышать то, что сказала мне дочка перед сном.
Во время завтрака внимательно наблюдаю за ней. Она задорно смеется, как обычно наедине со мной, много болтает, уплетает сырники с вареньем.
– Мамочка, а ты же сегодня не поздно вернешься? Мы погуляем вечером на площадке?
– Конечно, погуляем, милая.
Сегодня у меня дневная смена, освобожусь как раз ко времени, когда нужно будет забирать Соню из сада. Поэтому весь вечер наш.
– А давай позовем с собой дядю Леву, – вдруг предлагает дочка, вгоняя меня в еще большее замешательство. Обычно она не идет на контакт с незнакомыми людьми с такой готовностью и, тем более, не высказывает желания снова с кем-то пообщаться. Но зато это повод вернуться к ее странному заявлению.
– Малыш, у дяди Левы много дел, и он не сможет с нами никуда пойти. Это только вчера так случайно получилось.
Соня вздыхает, как-то сразу грустнея.
– А мне хотелось, чтобы он смог! Он хороший.
Хороший, но чужой. Причем давным-давно. Я вспоминаю яркую, вызывающую красоту Ольги Невельской и осторожно уточняю у дочки:
– Сонь, а почему ты сказала, что видела фотографию папы? В том альбоме?
Дочка смотрит на меня с явным недоумением: как я могу не понимать таких простых вещей?
– Потому что она там была! Такая же, как у нас. Дядя Лева знал моего папу?
Мне почему-то становится холодно. Она ошибается. Наверняка ошибается. Таких совпадений просто не может быть. В окружении Невельского не может быть никого, кто захотел бы стать донором. Это совсем другая категория людей, у них благополучные семьи, все устроено и нет смысла заниматься подобным. Как и зарабатывать на этом.
– Мама, почему ты молчишь?
Я заставляю себя улыбнуться. Поднимаюсь из-за стола и забираю у дочки опустевшую тарелку.
– Милая, тебе показалось. Конечно, дядя Лева твоего папу никогда не знал. Это просто похожий мальчик, на той фотографии.
– Нет! – неожиданно сердится малышка. – Не похожий! Это точно-точно он! Я знаю! Там велосипед и котенок. И шортики, как на нашей фотографии.
– Ну хорошо, – мне слишком тяжело дается этот разговор, чтобы что-то доказывать, и я решаю просто согласиться. – Возможно, они были знакомы когда-то в детстве. Или ходили в один садик. Вот фотография и осталась на память.
– Как у меня Илюшина? – морщит носик дочка, вспоминая дружка из группы.
– Да, именно, – улыбаюсь, радуясь, что получилось придумать мало-мальски логичное объяснение.
Но Соня не отстает. Уже по дороге, у самого сада, неожиданно дергает меня за руку и сияет, вдохновленная собственной идеей.
– Мама, спроси у дяди Левы, где этот мальчик! Тогда мы с тобой найдем папу!
Я так надеялась, что после разговора с дочкой смогу успокоиться, но теперь вопросов стало еще больше. У меня не укладывается в голове то, что она сказала. И еще труднее понять причины. Откуда в альбоме Невельского может быть эта фотография?
Очень хочется думать, что Соня все-таки ошиблась, увидела в похожем мальчике того, кто был изображен на хранящемся дома снимке. А если нет? Если мой начальник действительно знает того человека?
Я никогда не задумывалась о том, кем может быть Сонин отец. Хватило тех данных, которые прочитала о нем в анкете. Здоровый мужчина без вредных привычек с почти идеальными физическими параметрами. Такой, который никогда не встретится в реальной жизни. Хотя бы потому, что подобные экземпляры водятся в другом измерении. Не там, где я живу и работаю. Но это и хорошо: избегу соблазна снова влюбиться. Глубокие чувства в моей жизни уже были, и ни к чему хорошему это не привело. И повторения мне точно не надо.
Наверное, самое правильное, что могу сделать, – это просто забыть об услышанном. Не разбираться, ничего не выяснять. Даже если все так, как сказала Соня, что с того? Мужчина, в которого превратился мальчик с фотографии, знать не знает, что у него где-то растет дочь. Да и не нужно ему это знать. Как и мне – о том, кто он такой и где находится.
Насколько проще было бы оставить все, как есть. Вот только не получится у меня ничего! В который уже раз за день останавливаюсь, делая несколько глубоких вдохов. Хорошо, что сегодня мало клиентов, и пришедшие на бизнес-ланч посетители погружены в рабочие дела. Увлечены бумагами или ведут важные переговоры. Никому из них нет дела до официантки, у которой в буквальном смысле дрожат руки.
Я должна узнать правду! А для этого существует только один-единственный путь. И в конце смены, закончив с заказами, собираюсь с духом и отправляюсь в кабинет к начальнику.
Сегодня Невельский не появлялся в зале, хотя машина стоит перед рестораном. Значит, тоже занят работой. Мне ужасно не хочется его отвлекать и вообще напоминать о себе, но, если не поговорю с ним, просто не найду покоя. Да и слишком долго стоять под дверью тоже нельзя: это наверняка заметит кто-то из персонала.
Стучусь, пытаясь унять бешеное волнение в груди. Раздавшееся изнутри разрешение войти кажется сухим и напряженным. И я сама напрягаюсь еще сильнее, словно чувствую, что ступаю на запретную территорию. И больше уже ничего не будет, как прежде.
– Лев Борисович, можно? – голос сипит, как при простуде, и я ругаю себя за слабость. Раз уж решилась, надо хотя бы внешне не проявлять панику. Совсем не стоит демонстрировать, что творится у меня внутри.
– Варя? – он поднимает голову от бумаг и смотрит на меня с явным недоумением. – Да, конечно, входите. Что-то случилось?
Я мотаю головой. Ничего, кроме того, что мне нужно выяснить личность отца собственной дочери.
– Хотела еще раз поблагодарить вас за вчерашнее.
Дурацкий предлог, но другого у меня все равно нет. А на эти слова Невельский реагирует вроде бы совершенно спокойно.
– Не стоит, мне действительно было несложно, – он совершенно неожиданно улыбается. – И, должен признаться, прошлый вечер оказался одним из лучших за долгое время. Передайте дочке спасибо. Кстати, как она?
Киваю, смущаясь еще сильнее. Это все звучит очень странно.
– Отлично. Тоже довольна вашей компанией. Целое утро делилась впечатлениями, – набираю побольше воздуха и выдаю залпом, чтобы точно не передумать: – Рассказывала, как ей все понравилось. И про этот ваш альбом с фотографиями.
Мужчина реагирует именно так, как я рассчитываю. Переводит взгляд на полку, где и лежит злосчастный альбом. Направляется туда, беря его в руки.
– Выходит, мы правильно сделали, что не увезли его домой, – раскрывает, машинально перелистывая несколько страниц. – Хотя, должен признаться, всегда считал, что хранить в офисе личные фотографии совершенно ни к чему.
– Можно? – протягиваю руку, очень надеясь, что он не заметит, как дрожат мои пальцы. Тоже листаю в поисках того самого снимка. А когда натыкаюсь на нужную фотографию, дыхание в груди замирает. Нет, Соня не ошиблась. Не перепутала ничего. И самым правильным будет сейчас проститься. Бежать со всех ног отсюда и не вздумать ни о чем расспрашивать. Мне не нужна эта правда. НЕ НУЖНА!!!
Но вместо того, чтобы уйти, провожу пальцем по старенькому снимку и поднимаю глаза на мужчину.
– Какой милый мальчуган. Кто-то из ваших знакомых?
Невельский качает головой и снова улыбается.
– Нет, это я. Разве не похож?
Происходящее дальше почти сразу превращается для меня в какой-то беспросветный туман. Я лепечу что-то невнятное, извиняясь за отнятое время, а потом постыдно сбегаю, кажется, даже забыв попрощаться. В буквальном смысле удираю из ресторана, испытывая прямо-таки животный страх.
Вот чувствовала же, что не надо копаться в этой истории! Столько лет не знала правды – и так хорошо жилось. А как быть теперь с этим внезапно свалившимся на меня открытием?
Хуже всего даже не то, что мне стала известна личность Сониного отца. Им оказался Невельский! Сам Невельский! Единственный мужчина, к которому у меня не получилось остаться равнодушной.
Я ведь обещала себя, что больше никогда не увлекусь человеком не своего круга. Из этого не выходит ничего хорошего, и мой короткий брак – лучшее тому подтверждение. А Лев еще и женат, и не просто женат – влюблен в свою жену. От таких вообще надо держаться как можно дальше.
Я и старалась… держаться. Восторгалась издали, как многие другие в нашем ресторане. Но почему же должен был случиться вчерашний вечер?!
Останавливаюсь посреди улицы, переводя дыхание. Вспоминаю внимательные, понимающие глаза и теплую улыбку. Конечно, для Невельского случившееся ничего не значит. Он всего лишь помог работнице, попавшей в трудную ситуацию, пожалел расстроенного ребенка. Да и я наверняка смогу справиться со своими чувствами. Не в первый раз. Вот только что делать с этой правдой?
Правильно ли будет скрыть от него то, что я узнала, или надо все рассказать? А если рассказать, то какой окажется его реакция? А если решу молчать, смогу ли спокойно жить, понимая, что скрываю такое?
Одни вопросы – и ни одного ответа…
Как вообще можно заговорить о таком? Подойти и спросить: Лев Борисович, вы случайно не выступали раньше в качестве донора? Так вот, опыт оказался удачным. Моя дочка еще и ваша.
Бред какой-то! А если ему неприятно думать о том эпизоде своей жизни? Мало ли зачем люди на это идут. Вдруг он тогда нуждался в деньгах и поэтому был вынужден заниматься подобным. А мое напоминание всколыхнет какие-то неприятные моменты из прошлого. Как если бы мне кто-то напомнил о том, что случилось до рождения Сони. Мой брак длиной в несколько дней и его кошмарный финал. Я не хотела бы этого ни за что на свете!
Но и молчать теперь тоже казалось неправильным. Зачем-то же все случилось. Вчерашний инцидент и то, что альбом попался в руки Сонечки. И то, что она узнала этот снимок. Еще ведь и ей придется как-то что-то объяснять. То, что дочка продолжит расспросы, я почти не сомневалась: ее любопытству можно было лишь позавидовать. И вот что, что я ей скажу?
А еще есть красивая и очень своенравная женщина, которой не понравятся такие новости. Мне бы на ее месте точно не понравились! Конечно, это не измена, и Соня – не плод любви, но вряд ли подобные вещи могут укрепить чей-то брак. А значит, я могу навредить их отношениям.
По всему выходит, что лучше и дальше сохранять тайну. Проще и спокойней. Если бы только можно было стереть из памяти два последних дня и все, что я узнала!
Несмотря на раздирающее волнение, придя в детский сад за дочкой, приказываю себе успокоиться. Хотя бы внешне. Соне ни к чему знать про мои переживания, и так вчера ей досталось. Да и вообще дети в таком возрасте должны оставаться беззаботными и безусловно счастливыми. В жизни еще хватит проблем, так что хорошо хотя бы в детстве не поддаваться им.
– Ма-а-а-мочка! – малышка виснет на моей шее, обнимая так крепко, что я не могу сдержать слез умиления. Быстро моргаю, чтобы не разреветься при ней. – Я соскучилась!
– И я соскучилась, – признаюсь, целуя румяную щечку. Волосы и спинка чуть влажные, наверняка опять носилась по группе с Илюшкой, как всегда в это время. Придется переодеваться, не хватало еще, чтобы простудилась, ведь домой мы точно сразу не пойдем.
Достаю из шкафчика сухие вещи и опускаюсь на колени перед дочкой. Помогаю сменить футболку и щелкаю Соню по кончику носа.
– Кто-то опять забыл мамину просьбу? Мы же договаривались, что ты не будешь бегать перед уходом домой. Илье тоже нужно переодеваться?
Сонечка мотает головой и задорно смеется.
– Не-е, всоптела только я, потому что бегаю быстрее.
– Вспотела, – поправляю, тоже улыбаясь. В такие минуты, когда она смешно путает слова, понимаю, какая все же еще крошка. Беззащитная, родная и самая лучшая на свете. Мой драгоценный подарок после всего, что было. И так хочется, чтобы в ее жизни никогда не повторилось ничего даже отдаленно подобного. Я все для этого сделаю!
Дочка натягивает кофточку, встает со скамейки и вопросительно сдвигает бровки, глядя на меня.
– Мамочка, а ты поговорила с дядей Левой?
Медленно выдыхая, стараясь унять снова охватившую меня дрожь. Ненавижу лгать, а при мысли, что обманываю родную дочь, становится совсем омерзительно. Но и сказать ей правду не могу. Не в этом случае.
– Да, малыш, только он ничем не сможет нам помочь. Это ведь старая фотография, он даже не помнит того мальчика.
Соня обиженно смотрит и поджимает губки, как будто собирается расплакаться, и, глядя на нее, сама чуть не начинаю всхлипывать. Это все ужасно, и мне очень стыдно. Но так действительно лучше. Для малышки, в первую очередь. Наша взрослая, сложная правда ей совершенно ни к чему.
– Ну что, идем? – помогаю одеться до конца и тяну за собой, сжимая в своей руке маленькую ладошку. – Может быть, в кафе хочешь? Мы с тобой там давно не были.
Знаю, что мое предложение должно сработать. Соня обожает эклеры и какао с маршмеллоу, и это поможет отвлечься. Дети ведь вообще быстро переключаются. А потом отправимся с ней на площадку или в парк, или куда еще захочет.
– Да! – подпрыгивает она от восторга, и я слегка расслабляюсь. Но, как оказывается, совершенно напрасно. Стоит нам выйти за ворота сада и пройти всего несколько метров, как за спиной раздается знакомый голос. Голос человека, которого никак не может здесь быть.
Я медленно оборачиваюсь, отчаянно надеясь, что ошиблась и мне просто показалось. Соня реагирует быстрее. Взвизгивает, вырывая руку из моей, и бросается к мужчине.
– Дядя Лева, как хорошо, что ты приехал! Пойдешь с нами в кафе?