Открыв сумку, я принялась складывать в нее то, что не позволит мне потерять себя в этой предстоящей борьбе: книги, камешки, травы, чучело домового, плед из лоскутков моей детской одежды… То, что хранило частички меня. Из одежды взяла минимум, прихватила косметичку и уже готова была выскочить на улицу, когда вдруг столкнулась в дверях со слесарем. Оказалось, его вызвал Мир, чтобы починить дверь.
Перед подъездом меня ждала та же машина. Пока мы ехали, я набрала номер Магистра.
– Да, Аня, – голос Зула прозвучал так участливо, что я даже растеряла боевой запал.
– Моя работа…
– На этом все, Аня. Теперь ты – женщина Карельского. А он не отпустит…
– Это правда, что он умрет, если умру я?
– Я не знаю…
Черта с два.
– А как же… Зул Вальдемарович, вы же меня учили столько лет! Что мне теперь делать… с собой?
– Ничего, – голос Магистра с каждым ответом становился все холоднее, будто я спрашивала совсем не то, что нужно. – Аня, тебе дается другой путь. Все, что можешь – идти по нему.
– Значит, увольняете?
– Само собой.
Все, что мне казалось временной трудностью, все больше приобретало очертания долговременной проблемы. Ступив на порог квартиры Мирослава, я равнодушно проследила, как водитель вошел с моей сумкой и унес ее куда-то по коридору. После он, кажется, поинтересовался, что мне еще нужно, но я не отреагировала, а он не стал настаивать.
Камин в гостиной безмолвствовал, и комнаты казались выстуженными. Где-то в доме плакал маленький ребенок. На душе скребли оборотни…
Я походила туда-сюда, не раздеваясь, прислушиваясь. Ребенок не замолкал ни на секунду, кричал так, словно его режут. Интересно, давно он так разрывается?
Мысли перетекли совсем в другое русло. Я вышла из квартиры и снова прислушалась. Кажется, на этаже ниже. Спустившись по лестнице, я определилась с квартирой и решительно постучалась. Детский крик переместился к двери, и мне тут же открыла молодая женщина с полным набором атрибутики несчастной молодой мамаши, которой говорят, что надо перетерпеть – это колики. Красные глаза с инкрустацией сосудов, мятая одежда и грязные волосы дыбком.
– Привет, – холодно поприветствовала я, не глядя на ребенка. – Пропустите.
Девушка посторонилась, и я прошла в квартиру. Походив по комнатам, последней я заглянула в спальню. Так и есть.
Под потолком в углу сидел огромный полох – существо, очень смахивающее на паука. Черная шкура лоснилась, шерсть шевелилась на длинных лапах, свисающих чуть ли не до середины комнаты. Ничего удивительного – дом располагался рядом с каналом, а полохи – души утопленных. А кому хочется сидеть в холодной воде вечно? Что именно руководило полохами, заставляя их выбираться из водоемов и искать теплое местечко – доподлинно было не известно. Я лично считала, что это было связанно с земной историей души полоха. Ее тянуло в прежний мир к конкретной ситуации, которая была сходна с его собственной.
– Здоровая дрянь… – брезгливо поморщилась я.
Девушка с ребенком наблюдала за мной настороженно. Она меня не боялась, и вообще была отправлена мной в «эмоциональную спячку» – так объяснять меньше. Когда я уйду, она меня даже не вспомнит. Полоха из нас троих видели только мы с ребенком, в чем и крылась причина беспокойства последнего.
Трогать тварь руками не хотелось. Мои ладони засветились, кисти удлинились, и я шагнула вперед. Полох зашипел, ворочая большой башкой, устрашая, но на большее был не способен. Выдохнув, я ухватила его за лапу и дернула вниз. Он сразу же изъявил желание мне эту лапу оставить на память, заизвивался, вызывая еще большее чувство брезгливости. Но я перехватила его за другую конечность и потащила из квартиры. Пока мы шли к каналу, полох все больше уменьшался в размерах, затихал, а напоследок вдруг вздохнул пронзительно женским голосом и отправился обратно в воду.
Я еще какое-то время постояла в одиночестве, когда меня вдруг нагнал водитель.
– Анна, – как я терпеть не могла, когда меня так звали, одним именем выговаривая мне сразу все! – Вам что-то нужно? Зачем вы здесь?
– Полоха выбрасывала, – ответила я таким тоном, будто сообщала, что ходила за сигаретами.
Он нахмурился, но все же через силу кивнул:
– Прошу вас вернуться в квартиру.
Мне показалось, мы с ним поменялись местами: он был ведом, а я – полохом. Боялся меня трогать руками и смотрел чуть ли не с брезгливостью. С какой только стати?
– А если нет? – вздернула я бровь.
Лицо мужчины в мгновение застыло.
– Господин Карельский не предполагал такого поворота, – уничижительно сообщил он, – поэтому директив у меня на этот случай нет. Если ваше поведение не будет угрожать вашей безопасности, придется получить распоряжение от… вашего хозяина.
Урод. Вот зачем мне нужен был этот диалог? Узнать, что даже у водителя Карельского больше прав, чем у меня?
– Выпроси поводок в следующий раз у «моего хозяина», не придется бегать…
Мужчина красноречиво посторонился, пропуская меня вперед, и я последовала его молчаливому совету.
Захлопнув двери квартиры, я первым делом нашла ванную и крутанула кран с горячей водой. К чертям его запреты! Мне нужно было отогреться… Вымотавшись в эмоциональных метаниях, я вылезла из горячей воды через час, прошлепала голышом в спальню, стянула теплый плед и, закутавшись в него, уснула.
Проснулась от того, что ощутила зверя рядом.
Мой непроизвольный глубокий вдох дал ему знать, что я не сплю.
Кровать прогнулась под его тяжестью, и с меня тут же откинули плед. Я хотела резко подскочить, но сама же себя и осадила: нет смысла… Я отдалась ему, приняла нашу связь. От того, что я буду скакать от него сайгаком, лучше никому не станет, а вот хуже – сомневаться не приходилось.
Я вздохнула глубже снова и задрожала. От прикосновения горячих рук казалось, что воздух вокруг резко выстудили. По коже побежали мурашки. Его большие пальцы легли на выпирающие костяшки бедер, нежно обвели… когда он двинулся выше, я задрожала сильнее. Воздух проталкивался в легкие рывками, дыхание участилось. Он навис надо мной и склонился к самому животу лицом, медленно вдохнул, провел кончиком носа к ребрам. Поднялся выше… Замер.
Мне показалось, он ждал, что я найду в себе мужество взглянуть в его глаза, но я не нашла… Вместо этого облизала пересохшие губы. Послышался его напряженный выдох, и на мою грудь легли его ладони, слегка сжали, обрисовали пальцами соски… Зверь изучал. У него впервые было на это время. А я старалась позволять ему это, не бороться, не дернуться… хотя далось мне это с трудом.
Он коснулся моих губ, уверенно разомкнул их языком и проник им внутрь. Не отвечать ему было невозможно. Мир как будто ждал моего сопротивления, но я не оправдывала его ожиданий. Наоборот… Подняла руки и уперлась в его грудь ладонями, но не отталкивая, а впиваясь ногтями в кожу.
Зверь одобрительно зарычал мне в губы так, что у меня самой завибрировало в груди. Но вдруг словно сорвался… Резко отпрянул и дернул с моих бедер белье, а с ним – все мои внутренние пружины. Я рывком села на кровати, но он тут же рванул меня за ноги на себя, и я снова упала спиной в подушки, пытаясь сжать ноги.
– Расслабься, – рыкнул он, но я только больше съежилась, обхватив себя руками. – Аня…
Он шумно выдохнул и замер, оглаживая ноги. Его грудь ходила ходуном, но руки снова двинулись к животу, пальцам вернулась чуткость. Я чувствовала, что это терпение стоит зверю всей его выдержки. Мир медленно и не спеша оглаживал живот, грудь, повторял путь пальцев губами, возвращая пугливое желание. Когда его губы сомкнулись на соске, голова закружилась. Я всхлипнула и прикрыла глаза, расслабляясь, опустила руки на его плечи, робко оглаживая.
Чувства, хлеставшие внутри, сводили с ума от противоречий. Я ненавидела его, боялась, мне претило то, как меня ему продали. Но то, как он сдерживал свою звериную природу и явную жажду близости, давало какую-то призрачную надежду.
Он осторожно подтянул меня к себе, скользнул влажными пальцами между ног, увлажняя лоно, и резко толкнулся, закидывая ноги себе на плечи. Я лишь глухо вскрикнула, а он вдруг нежно коснулся губами лодыжки, провел по ней языком и следом осторожно прикусил, пуская по телу горячую волну, сметающую все ожидания. Но времени прийти в себя не дал, переходя в жадный хлесткий ритм. Его не устраивал стон, он требовал крика. И я кричала, забывшись, отдавшись в его руки полностью… Мои пальцы впивались в простыни, в горле пересохло, а в животе скручивался колючий горячий клубок, грозящий разнести меня на осколки.
– Пожалуйста… – всхлипнула еле слышно, задыхаясь.
Мирослав резко вышел и, перевернув меня на живот, неожиданно скользнул языком между ягодиц. Жесткие руки обхватили бедра, не позволяя вырваться, а от действия мужчины разум заволокло туманом. Его язык то нежно касался тонкой кожи, то срывался резко вниз к самому чувствительному узелку, опаляя жаром, от чего внутри все сжималось. Мне казалось, я не выдержу. К счастью, не только мне… Мирослав напоследок обвел языком ямочки на пояснице и снова вошел в меня, вдавливая тело в подушки. Он уже не спешил, чувствуя, что мы оба на грани. Проникновения стали глубокими и сильными, беспощадно приближая к финалу. И он не заставил себя ждать, напоминая выброс огромной волны на берег, разметавшей то, что еще оставалось от меня, в пену…
– Не выполняешь… моих требований, Аня? – прошептал он мне в спину, тяжело дыша.
– Я… замерзла, – дернулась под ним, но проще было сдвинуть грузовик.
– Согрелась? – усмехнулся он и, не дожидаясь ответа, поднялся.
Не удостоив меня более внимания, Мир вышел из спальни, и лишь когда он скрылся из виду, я моргнула, понимая, что пялилась на его обнаженное тело. Поднявшись рывком, я замоталась в простыню и вылетела в гостиную. Мирослав стоял у камина, сложив руки на груди.
– Мне сказали, что я уеду с тобой! – гневно выпалила я, останавливаясь в паре шагов.
– Ты – моя, – скосил он на меня глаза, – поэтому да, уедешь…
– Кто я для тебя, Мирослав? Что меня ждет?
Он повернул голову и склонил ее также, как тогда с Леркой. На его скулах и груди притягательно запрыгали отголоски пламени, глаза угрожающе сверкнули. Я ожидала, что тоже упаду на колени, но ничего подобного не произошло.
– Зависит от твоего поведения, – ответил Мир неожиданно спокойно.
Меня захлестнула злость.
– А как себя может вести твоя «вещь»?!
Он вдруг рванулся ко мне и яростно дернул с меня простынь:
– Во-первых, не прятаться от меня! – зло скомкал ее и отбросил в сторону. – Во-вторых, ты – не вещь! – рявкнул он так, что я шлепнулась голым задом на пол. Мирослав подошел ко мне, ничуть не стесняясь своей наготы, в отличие от меня: – Ты – моя Истинная. Когда я приведу тебя в свою семью, к тебе будут относиться, как к моей избранной. Если я услышу, что ты называешь себя «вещью» – убью, Аня. Как и любого, кто будет к тебе так относиться. Ясно?
– Отпусти меня… – жалко прошептала я, глядя на него снизу-вверх. – Я знаю – ты можешь…
Зверь шумно сглотнул, глаза его налились пугающим ледяным металлом. Он опустился рядом, не спуская с меня глаз:
– Никогда, – прозвучало холодно, а мне послышался отчетливый лязг замка на моей клетке, – и не проси больше об этом.
Он поднялся и вышел из гостиной, а я еще долго сидела на полу, приходя в себя. Мне некуда было пойти, в этом месте ни один уголок не принадлежал мне… Подтянув под себя ноги, я оперлась спиной о стену и смотрела на пламя в камине до тех пор, пока веки не стали тяжелыми и я не уснула.
След был большим… Снежинки уже припорошили его, но я четко видела очертания внушительной лапы. Присмотревшись, заметила красную бусинку в центре, как будто тот, кто оставил след, был ранен. Я принюхалась… Пахло кровью. Захотелось лизнуть, но я сдержалась… Следы уходили в сторону склона – зверь явно направлялся на скалу. Я переступила с лапы на лапу. Хотелось броситься за ним, но я чувствовала – это не мой путь. Снег шел, следы заметало все больше…
***
Меня разбудил его голос. Я вскинулась в кровати и перевернулась на живот, запутываясь в пледе еще больше. Мирослав говорил с кем-то в гостиной, но, так как я не слышала его собеседника, поняла, что общался он по мобильнику. Короткие ответы-команды – не более, никаких эмоций вообще. Сжав руки на одеяле, я вдруг почувствовала на большом пальце правой руки широкое кольцо.
Оно было из белого тяжелого металла, без камней, но все сплошь покрытое какими-то рисунками-знаками. Бороздки букв были наполнены чем-то черным, от чего знаки казались ярче. Догадка поразила меня внезапно. Я попыталась содрать кольцо, но ничего не вышло.
– Нет, Кир, – послышался более громкий рык Карельского. – Все решено. Тема закрыта.
Я услышала его шаги в сторону спальни и еле подавила желание броситься под плед. Мирослав застыл на пороге комнаты, устремляя на меня взгляд. Мне стало интересно, чем он здесь занимался, раз был вынужден ходить в строгом костюме, который, на удивление, ему невероятно шел.
– Мы уезжаем завтра, – бросил он, когда наши взгляды встретились. – Сегодня можешь провести день так, как хочешь. Водитель в твоем распоряжении…
– А без водителя можно?
– Можно. Посидеть в квартире. Вечером Зул ждет нас на… – он усмехнулся, – вечере. В честь подписания договоров о сотрудничестве.
– За что ты так ненавидишь ведов? – позволила себе вопрос.
– А того, что произошло, недостаточно?
– А ты уверен, что виноваты именно мы? У тебя с таким характером наверняка полно доброжелателей.
Он посмотрел на меня со снисходительной усмешкой, как на глупую девочку.
– С моим характером? – двинулся к кровати, недобро щурясь. – Ты думаешь, мой характер – исключение, и я заслуживаю ту задницу, в которой оказался?
А вот теперь от него шла явная угроза. Глупо. Нашел, на кого рычать.
– Я не знаю, – пожала спокойно плечами, – по мне – довольно заносчивый, самоуверенный и вспыльчивый.
– Был бы я вспыльчивый, Аня… – он встал на край кровати коленями, нависая надо мной, и я съежилась, – ты бы сейчас вряд ли смогла сесть на свой симпатичный зад.
– То есть, для вас нормально заниматься рукоприкладством?
– Звери любят пожестче, но не со своими женщинами. Своих мы оберегаем.
– И бегаете на сторону срывать винтики?
Он рассмеялся, обнажив идеально ровные белые зубы с чуть удлиненными клыками. Оторвать взгляд было невозможно.
– Я не знаю, – пожал, наконец, плечами, оценивающе глядя на меня. – Пока меня все устраивает.
В моей груди вдруг запульсировало незнакомое звериное рычание, и я, сама не ожидая, кинулась на Мирослава. Надо было видеть его лицо! Хотя не все эмоции, промелькнувшие на нем, мне были понятны: удивление – ладно, а вот чем он восхищался в данный момент? Сидящей на нем голой и рычащей мной? Одним движением я разорвала на нем рубашку и полосонула не пойми откуда взявшимися когтями по груди.
Знала бы, что так умею, хрен бы он зажал меня в углу той гостиницы! Но состояние непонятного помешательства схлынуло также стремительно, как и появилось, и я с ужасом воззрилась на результаты своих действий.
Мир не шевелился, все также блуждая по моему лицу любопытным взглядом. Губы мужчины кривились в неуместной усмешке, он словно не замечал набухающие кровью полосы от моих когтей.
– Рукоприкладством, говоришь? – усмехнулся шире. – Да ты дикая кошка, Аня, а прикидываешься безобидной овечкой.
Он резко вывернулся и опрокинул меня на спину, подминая собой.
– Прости… – выдохнула я, сжимаясь. – Я не знаю, что это было.
– Прекрати извиняться, – вдруг зло рявкнул он. – Бесишь своим блеяньем! Это Зул научил тебя считать себя овцой?
Он вдруг уставился на меня пугающим злым взглядом, на его лице заходили желваки. Остатки рубашки отлетели в сторону, а на моих запястьях сомкнулись стальные пальцы. Я жалко всхлипнула в ужасе и забилась под ним. Стало также жутко, как в первый раз в гостинице.
– Пожалуйста, не надо! – проскулила я.
– Заткнись! – зло рявкнул он. – Мне не нужна безвольная подстилка, которой ты прикидываешься.
– Я не…
– Я сказал заткнуться! – процедил зверь. – Хочешь знать, как мне нравится?!
Он перевернул меня, скулящую от страха, на живот и больно выкрутил руки за спину.
– Не надо! – рыдала я. – Пожалуйста!
– Не знаю таких слов, – равнодушно заметил он и запустил ладонь мне между ягодиц. Жесткие пальцы бесцеремонно скользнули к туго сжатому колечку, надавили, давая мне ясно понять о его намерениях.
– Сволочь! – рыкнула я и с силой дернулась.
– А вот это уже лучше, – последовала издевательская усмешка. Он убрал на секунду руку и вернул уже увлажненные слюной пальцы, надавливая сильнее, почти проникая. – Буду трахать тебя так, как захочу, овечка, – зверь куснул меня больно за ухо, и я зарычала. – Иметь во все дыры…
С последним его словом во мне что-то лопнуло, словно пузырь, и рванулось наружу. Когти удлинились, я зашипела и дернулась со всей силы. Но он не выпустил. Дал только перевернуться на спину и вцепился в запястья, не позволяя себя оцарапать. Я билась в его руках, рыча и выгибаясь, а зверь смотрел, сосредоточенно и серьезно. Мышцы всего его тела напряглись, глаза хищно сузились, но довольно блестели.
– Умница, – наконец, выдохнул он, когда моя агония начала стихать, а шипение обернулось предупреждающим воем – так подвывают загнанные в угол кошки в минуты опасности и страха. – Даже так?
– Иди к черту! – рыкнула я, пытаясь прекратить выть.
– Теперь только вместе с тобой, – оскалился он, но тут же требовательно добавил: – Ты поняла, кто ты на самом деле?
Я тяжело дышала, зло глядя на него из-под спутанных прядей:
– Что ты со мной сделал? – выдохнула испуганно.
– Выпустил тебя настоящую, Аня, – в его голосе послышалось разочарование и непонятная мне злость.
Он резко поднялся с кровати и вышел из комнаты. Вскоре я услышала шорох дверцы встроенного шкафа, а потом – звук с силой хлопнувшей двери.
Я еще долго дрожала под одеялом, глядя на свои трясущиеся руки. Всей моей квалификации не хватало понять, что со мной происходит – веды не шипят и не полосуют никого когтями. Все это пугало неизвестностью до чертиков: мне необходимо каждую минуту быть в себе уверенной, ведь вся сила психика держится на уверенности в ней… Если верить «Матрице», так вообще могла бы пули на ходу останавливать, и наши говорят – для психиков это реально. Не понимать себя, наоборот – фатально.
– Возьми себя в руки, Аня… – скандировала я себе, так кстати вспомнив подходящий голливудский фильм, – вставай…
Но мне, в отличие от героини «Матрицы», не помогало. Все, что смогла – дотянуться до мобильника, но тут же отбросила его подальше: теребить лишний раз Леру не стоило, он и так был сам не свой. А еще этот долбанный вечер!
Внезапно в груди завибрировало от злости: а не пошло бы оно все! Карельский вон не пугается меня, даже овцой перестал называть! Значит, впечатлила.
Мысли, наконец, перестали метаться и потекли в чашу моей уверенности, унимая дрожь. Та, по ощущениям, даже переполнилась в какой-то момент, и я поспешно отбросила плед.
– Я покажу ему овцу! – прорычала зло под нос.
Зная Зула, сомневаться в уровне приема не приходилось. И я на них бывала постоянно, даже несколько платьев имелось. Только дома.
Быстро собравшись, я задумалась, как найти водителя, но тот объявился сразу, стоило мне открыть двери. Окинул равнодушным взглядом, посторонился… Но когда я уже ступила к лифту, бросил:
– Мирослав Владимирович просил вам передать…
Пришлось обернуться. Водитель протягивал мне кредитку.
– …Чтобы вы нашли что-либо подходящее из одежды на вечер.
Смерила его взглядом и равнодушно обернулась к лифту.
– Отвезете меня домой?
Он не снизошел до ответа, просто молча шагнул за мной в лифт. По дороге я попросила остановиться у первой попавшейся аптеки. Столь небезопасная интимная связь с оборотнем меня не устраивала, и я совершенно спокойно приняла решение озаботиться проблемой сама, раз Карельскому плевать.
Первой я выпила таблетку экстренной контрацепции там же в аптеке, вторым делом купила упаковку противозачаточных. Проблема оставалась в интервале: таблетки начинают пить только с первого дня цикла, экстренная пилюля не спасет до его начала.
– Плохо себя чувствуете? – поинтересовался водитель, стоило вернуться в машину.
– Нет, – холодно бросила я. – Теперь ко мне домой…
Чувствовала я себя на удивление очень хорошо. В теле лениво блуждала какая-то незнакомая, но безумно приятная энергия, словно ожидая часа прорваться наружу, как тогда, в страхе перед действиями Мирослава.
Я уселась на кухне, помешивая чай и размышляя…
Более непонятного мужчину я не встречала в жизни. Зверь в человечьей шкуре, холодный, жесткий, расчетливый и равнодушный. Прикоснуться к нему страшно, сказать что-то не то – немыслимо, встретиться с его взглядом – сродни провалиться в зимний бочаг и захлебнуться жидким льдом. Он взрывался не пойми от чего и словно перевоплощался в настоящее животное, готовое перегрызть глотку. Я помнила его рык «Беги, тварь …» – такое сложно забыть. Только за что? А потом вдруг резкое приятие ситуации… Боялся своей смерти? И на самом ли деле ему грозила смерть также, как и мне? Неужели я реально стоила того, с чем он ради меня расстался? Сомнительно… А ведь мог попробовать распутать узел этого колдовства и принуждения!
Я встрепенулась, неосознанно вскакивая с кресла и вглядываясь в окно. То, что ему это было не нужно, ничего не значило! А что, если найти ту нить, потянув за которую, колдовство развяжется? Теоретически это было возможно.
Любые заклятья делались на крови…
Вдруг голова немного закружилась, а перед глазами всплыло странное видение – звериный след в снегу, в центре которого алой бусиной лежала капля крови… Подсознание подкидывало версии? Я где-то видела эту картинку или придумала сама? Если Мир был в звере, значит, его кровь могли взять только в звериной ипостаси. Но главное – как умудрились приплести меня? У меня не брали кровь! Я две недели жила у Варвары…
Брови сдвинулись на переносице: Варвара…
Могла ли она предать? Если заставили, то да… Могли заставить? Вполне. Только кто? Кому это понадобилось? Зулу? Как еще объяснить, что не успела я добраться до офиса, а он уже тыкал Мирослава носом в контракт? Хотя будучи мастером управления временем, он мог просто оперативно получить информацию и извлечь из ситуации пользу.
И?! Что может рядовой психик против Магистра «энд ко»?
Ни черта!
Рычать, шипеть и огрызаться, сидя на поводке у Карельского.
Я прошла к шкафу, выбрала обтягивающее черное платье в пол – самое то для траура, но, пока записывалась в любимый салон красоты, передумала. Почему – не знаю, но рука потянулась к серебристому, расшитому мелкими камнями. Я надевала его лишь в магазине, и так и не решилась никуда в нем выйти – очень дорогое платье, казалось, затмевало меня – то, что нужно, чтобы отвести от себя взгляды на сегодняшнем вечере.
Вечер… Кто там будет? Зачем это все? Игрались бы сами в свои мужские игры! Мне как никогда хотелось прикинуться «предметом договора» и пересидеть дома, но я, в очередной раз взяв себя в руки, выскочила к машине с платьем и туфлями в пакете, изо всех сил стараясь не думать, когда теперь вернусь.