Анна Сешт
Берег Живых. Наследники Императора
Ренэф чуть оскалился в холодной полуулыбке. Нэбвен был одним из самых доверенных рэмеи в окружении Секенэфа – военачальник прошёл с Императором всю войну. Конечно, можно было бы расценить этот жест как желание Владыки защитить сына, но царевич понимал: к нему приставили наблюдателя. Отец не доверял ему и его суждениям, как всегда. Выходит, исполнять задание назначен Нэбвен, а не он, Ренэф. К царевичу приставили няньку – ах, как это было унизительно! С досады ему отчаянно захотелось со всей силы двинуть кулаком по проклятому инкрустированному столу с картами. Но он сдержался.
– Я полагаю, отец, что с твоим приказом я могу справиться и сам, – прохладно заметил юноша.
– Я полагаю, что не стоит оспаривать мои решения, – ответил Император спокойно, но его тон не предполагал возражений. Затем Владыка повернулся к Нэбвену: – Благодарю тебя. Вы оба будьте готовы отправиться через день. Мы и так достаточно откладывали.
– Как тебе угодно, Владыка мой, – поклонился Нэбвен.
Некоторое время военачальник и Император ещё обсуждали детали похода, но Ренэф слушал вполуха, слишком раздражённый решением отца, чтобы мыслить трезво. Когда Император, наконец, сообщил, что встреча закончена, царевич почти бегом покинул отцовские покои, полный самых противоречивых мыслей. И хотя Нэбвен из рода Меннту не был виноват, юноша затаил на военачальника обиду, не до конца отдавая себе отчёт, что причиной её было чувство несправедливости, преследовавшее царевича с самого детства.
⁂
Царица ничуть не удивилась, когда Ренэф ворвался в её покои без всякого предупреждения. Царевич разве что не опрокинул стражника, который сделал неосторожную попытку его остановить. Верная служанка заканчивала втирать питательные ароматические масла в гладкие смоляные волосы Амахисат, серебристые пряди в которых были искусно закрашены. Царица всегда заботилась о своей внешности. Тело должно было соответствовать духу, а внешность Амахисат была не менее опасным оружием, чем её разум.
– Ты распугаешь всех моих слуг, – улыбнулась царица, глядя на отражение сына в зеркале.
Выглядел Ренэф и правда прескверно. Золотые глаза метали молнии, красивое лицо перекосила гримаса плохо сдерживаемого гнева. В ответ на замечание матери он чуть оскалился, что дополнило и без того пугающее впечатление, но Амахисат осталась спокойна.
– Нам нужно поговорить, – буркнул он.
Царица кивнула и посмотрела на служанку:
– Благодарю тебя. Оставь нас теперь и уведи остальных.
Служанка поклонилась, бросила неодобрительный взгляд на царевича и удалилась, позвав с собой других слуг. Амахисат пригладила волосы, надела диадему и повернулась к сыну.
– Аудиенция у Императора, как я понимаю, тебя не очень удовлетворила? – мягко уточнила она, складывая руки на коленях.
Хвост молодого рэмеи, до этого лишь чуть подрагивавший от раздражения, заходил из стороны в сторону.
– Мало того, что приказ Владыки связывает меня по рукам и ногам, так Император ещё и приставил ко мне няньку! – рыкнул царевич. – Военачальник Нэбвен станет следить за каждым моим шагом! Ни одно решение не будет зависеть от меня!
– Однако приказ Император всё же отдал тебе, а не одному из своих старших военачальников, – веско заметила Амахисат.
– Не имеет значения! – Ренэф разразился потоком солдатской брани, в обилии почерпнутой им в казармах.
Царица изогнула бровь, позволяя сыну выплеснуть обиду, и, когда он затих, ответила:
– Имеет. Задание Императора – проверка твоих возможностей. Но подумай об этом и с другой стороны: взвод военачальника Нэбвена из рода Меннту даст тебе дополнительную защиту на территории, которая, вполне вероятно, вскоре станет для нас вражеской. Император уже потерял одного сына. Остался только ты.
Ренэф резко покачал головой:
– Но отец не сказал, что Нэбвен должен подчиняться мне. Он будет там со мной на равных. На равных, понимаешь ты?!
Амахисат чуть склонила голову набок, глядя на разгневанного сына. В душе она понимала решение супруга и в какой-то мере была с ним согласна. Более того, она предвидела такой ход событий. Император общался с Ренэфом редко, но прекрасно знал нрав своего младшего сына. Разумеется, он наделил Нэбвена определёнными полномочиями, чтобы царевич не наделал глупостей в каком-нибудь своём героическом порыве. Но понимала она и досаду Ренэфа и его острую потребность показать свою силу, доказать, что он был полностью достоин своего положения наследника, пусть пока и не объявленного во всеуслышание.
Царица поманила сына к себе:
– Подойди, я кое-чем поделюсь с тобой.
Царевич нехотя приблизился и сел у ног матери. Амахисат нежно погладила его по волосам, но тот тряхнул головой, сбрасывая руку, и с нетерпением посмотрел на неё. Пожав плечами, она наклонилась к нему и зашептала, рассказывая свою часть плана. Ренэф замер, слушая, и через некоторое время его оскал сменился открытой улыбкой. Он опустил голову на колени царицы. Амахисат удовлетворённо кивнула и положила руки на его окаменевшие плечи, разминая их, унося его напряжение. Её мысли касались не только похода в Лебайю, из которого, она не сомневалась, царевич вернётся с триумфом. Назначение Ренэфа было лишь вопросом времени. До нового Разлива он станет наследником трона.
⁂
Управляющий Керах – немолодой рэмеи, за годы службы узнавший уже немало тайн этого дома – был привычен к поздним и порой совершенно внезапным появлениям царицы в поместье хозяина. Он лично встретил Амахисат и проводил её в покои, куда безмолвные, безупречные в своей исполнительности слуги тотчас же подали вино и закуски.
– Сиятельная Владычица, – своим бархатным голосом промурлыкал хозяин – тот, кого называли Колдуном, – и глубоко поклонился ей. – Какая отрада. Ты ведь не призывала меня уже почти два месяца, госпожа моя.
– Не думаю, что ты сильно скучал, – прохладно усмехнулась царица, садясь.
Хозяин поместья собственноручно налил ей вина и сел напротив, в предвкушении прищурив свои серо-стальные глаза – точно камышовый кот, почуявший добычу.
– Итак, что я могу для тебя сделать, Владычица, чьи изящные рога способны пронзить небосвод?
– То, с чем не справился Павах из рода Мерха, – сказала царица, пригубив вина.
– Не гневайся, госпожа моя, ты ведь возложила на него слишком много. Да и наше с ним… знакомство… оставило свой отпечаток.
– Я не гневаюсь, – отмахнулась Амахисат. – Он всё ещё может быть полезен мне. Конечно же, приглашение Императора ко двору было неуместным… но, с другой стороны, моё присутствие неизменно напоминает Паваху о добродетели молчания, о преданности нашему общему делу. Да и ужас, впечатанный тобой в его сознание, похоже, надёжно замкнул его рот.
– Рад стараться, госпожа моя, – усмехнулся Колдун, склонив голову. – У становления героем есть своя цена. Признаться, я до сих пор считаю, что разумнее было бы сделать его мёртвым героем, как и Метджена. Но твоё решение мне понятно: народу нужен был живой символ.
– Вот именно. Живой герой способен поведать гораздо больше и проникновеннее, чем ещё одно изуродованное тело. Пелена привычного падает с непосвящённых глаз, и в сердцах поднимается справедливое негодование. Сейчас вся столица говорит о том, как они оба доблестно сражались, защищая царевича и от наёмников, и от песчаных чудовищ, но бой был неравным. То, что после их захватили в плен и пытали, а тело наследника, скорее всего, осквернили, вызвало могучий общественный резонанс. Даже живущие в Таур-Дуат эльфы перестали чувствовать себя в безопасности после предательства Тремиана Ареля. Да, чудесное спасение Паваха воинами Императора в полной мере оправдало себя. Разумно будет избавиться от него однажды… но не сейчас. Не стоит забывать и о том, что влиятельные роды Эрхенны и Мерха предпочли бы видеть обоих своих сыновей живыми.
– Так чего же ты изволишь сейчас?
Царица сделала несколько маленьких глотков, смакуя прекрасное вино, поставки которого в поместье своего союзника обеспечивала лично – как и многое другое, ведь служба его была недёшева.
– Мне нужно, чтобы ты отправился в дальние пределы Империи… и приглядел для меня за одним незаслуженно забытым храмом. Он играет определённую роль в нашей истории, и я не хочу… неприятных неожиданностей.
– Ты говоришь о храме Стража Порога, – заметил маг. – О том самом, что расположен недалеко от места нападения, и свидетелей откуда ты так боишься. Но ты ведь знаешь, что ход в земли собачьих жрецов мне заказан. Я не смогу пересечь границы незамеченным, да и сила моя там будет… значительно меньше.
– Я не прошу тебя проходить в сам храм, мой друг, – Амахисат спокойно встретила его взгляд. – Даже направь я туда кого-то из столичных бальзамировщиков, заручившись с благословения Владыки поддержкой самого Верховного Жреца Минкерру, мы бы вряд ли получили больше, чем знаем сейчас. Иными словами, приказ или просьба ничего не дадут. Я прошу тебя тайно приглядывать за тем местом… и узнать, какую игру затеяли провинциальные жрецы Ануи. Император поверил им… возможно. Но я готова заложить своё сердце до Последнего Суда, что они скрывают что-то важное, и что судьба останков старшего царевича им прекрасно известна. К тому же, – царица чуть улыбнулась, – Владыка Каэмит тоже немало заинтересован в происходящем.
Колдун задумчиво кивнул.
– Песчаные ша явились на место боя. Ты так и не объяснил мне, почему, – добавила Амахисат, нахмурившись.
– Боги не всегда разъясняют свои планы, – пожал плечами маг.
– Допустим, сейчас я предпочту тебе поверить. Итак, ты согласен?
– Разве у меня есть выбор, сиятельная Владычица? – с улыбкой Колдун развёл руками и покачал головой. – Ты жертвуешь своим ценным слугой, отправляя его в тень заброшенных некрополей. Как прискорбно. Но я стану твоими глазами в землях собачьих жрецов.
– Можешь не набивать себе цену – за наградой дело не станет, ты же знаешь. А я, в свой черёд, прекрасно знаю, что ты незаменим.
– Как приятно, госпожа моя, – усмехнулся Колдун и поклонился, не вставая со стула. – Говори мне это чаще, и служба моя тебе будет ещё отраднее.
Царица с иронией изогнула бровь и подняла бокал.
– За тебя и за твой успех, мой друг. И ты знаешь, что следует делать, если вдруг нащупаешь след Хэфера – живого…
Той же ночью с благословения царицы маг совершил необходимые приготовления и рассчитал место для портала, позволяющего сократить путь до храма. В условленном месте Колдуна ждала купленная через третьи руки скромная рыбацкая лодка: о подготовке дела позаботились заранее – остальное было за ним.
За пару часов до рассвета Колдун уже отдыхал в тростниковом шалаше на берегу Апет, вслушиваясь в умиротворяющее пение волн. Он мог не бояться лихих людей или ночных тварей, потому что встреча с ним самим мало кому предвещала добро.
А ранним утром ничем не примечательный на вид мужчина, сотни которых проживали свою скромную жизнь в разных уголках Империи, поднялся на борт маленькой видавшей виды лодки и сел на вёсла. Индиговые воды Великой Реки, в которых резвились лучи Ладьи Амна, понесли его севернее – туда, где всё меньше попадалось таких же лодчонок, а заросшие бумажным тростником берега изобиловали непугаными хищниками.
Глава 7
1-й месяц Сезона Всходов
Сила Владык Эмхет озаряла всю Таур-Дуат божественным благословением. Свет Ладьи Амна изливался на земли рэмеи, и Великая Река Апет была полноводной, пока Владыки воплощали собой Закон на земле. А пока Закон воплощался на земле, царил он и на небе, в далёких пространствах, где обитали прародители расы рэмеи, и ещё дальше, в пределах божественного.
Но присутствие даже одного из семьи Ваэссира поистине благословляло место, где он пребывал. Для него пели древние молчаливые камни и пышнее расцветали сады. Для него солнечный свет оживлял даже самые тенистые закоулки. Благодаря ему нескольким жрецам и послушникам, жившим здесь, отраднее было возносить ежедневные гимны и молитвы, как будто присутствие его придавало всему особый смысл. Для него всё чаще приходили к святилищу священные шакалы, охранявшие покой мёртвых. А одна из чёрных псиц не так давно ощенилась, чего уже долго не бывало в этих местах. Щенки её росли крепкими и здоровыми, и это стало добрым знаком, возвестившим о выздоровлении царевича.
Забытый маленький храм на дальних границах Империи оживал, как ни странно это звучало по отношению к месту, осенённому благословением Смерти. Каждый здесь чувствовал изменения, по мере того как жизнь всё больше отвоёвывала Хэфера Эмхет.
Царевичу предстояло приручить заново своё тело, сочетавшее теперь в себе прежнее и новое. Некоторое время назад он поднялся с ложа и снова научился ходить, но для того, чтобы совершать прогулки по храмовому саду и священной роще, ему требовалась помощь кого-то из послушников или жрецов. Хэфер мечтал возобновить воинские тренировки, чтобы вернуть мышцам былую силу, но Перкау не спешил позволять это, хотя основная угроза жизни драгоценного гостя уже миновала. Восстановление после пребывания в небытии не терпело спешки.
Тэра чувствовала это возвращение жизни, пожалуй, отчётливее, чем остальные. За работой в саду она подмечала, что даже самые старые акации в роще в этом году расцветали чистым золотом, а болезни обошли стороной и самые слабые из них. Долгожданные щенки, к которым псица пока подпускала только её одну, крепли не по дням, а по часам. Их мягкая иссиня-чёрная шерсть напоминала ей шёлк волос, который она много ночей пропускала сквозь пальцы…
Даже древние диоритовые статуи Стража Порога как будто стали теплее, и их камень мягко мерцал изнутри, если смотреть на него внутренним взором. Присутствие наследника Эмхет было благословенным для всех. Но какой сладостью и болью отдавалось оно в сердце самой Тэры! Девушка, как и любимый ею с детства храм, тоже перерождалась, и это было невыносимо. Невыносимо было помнить то, что их соединяло, и наблюдать издалека, заниматься ежедневными заботами храма, где каждая пара рук на счету, и делать вид, что она знает о царевиче не больше других. Иногда Тэра боролась с искушением выйти навстречу и открыться ему, особенно когда он, печальный, подолгу сидел в одиночестве в саду или у маленького священного озера, предаваясь неведомым ей мрачным думам. Возможно, Хэфер Эмхет сейчас был только тенью себя прежнего, но для неё не было никого прекраснее. Как хотелось девушке заверить его, что сила возвратится к нему, пусть и медленно, и что его дух озаряет собой всё вокруг! Но ей нельзя было не то что помочь царевичу, а даже приблизиться к нему – только наблюдать издали.
С той ночи, когда наследник застал её врасплох, Тэра больше не позволяла своему голосу звучать в полную силу, чтобы не быть узнанной в исполняющем гимны хоре даже случайно, издалека. И давно уже зажили на запястье маленькие тонкие ранки. Но касание Хэфера как будто оставило на коже невидимый нестираемый след. Так глупо было мечтать о новом соприкосновении их душ, без оглядки на то, сколькими годами своей жизни она заплатила за его чудесное… невозможное исцеление.
Седеющий пёс-патриарх, старый друг Тэры, часто проводил время рядом с Хэфером, признав его. Девушка немного ревновала, когда видела, как четвероногий страж клал голову на колени царевича и позволял гладить себя. Перкау шутил, что такая милость бывает оказана даже не всякому жрецу.
Что до учителя – тот пристально наблюдал за ней, и это не было для Тэры секретом. Делал это Перкау не столько из страха, что она откроет их тайну, сколько из тревоги за неё. Терзавшую её тоску он объяснял слабостью, вызванной чередой проведённых Тэрой ритуалов. И никто из них не начинал разговор о том, что делать дальше. Воины Императора больше не приходили, но это было лишь вопросом времени. Жрецы не могли укрывать Хэфера Эмхет вечно.
А пока солнечная ладья особенно ярко сияла над тёмным храмом, ставшим обителью и защитой наследника.
⁂
Хатепер проводил взглядом племянницу, покинувшую покои Императора, и посмотрел на брата. Общение с дочерью определённо шло Секенэфу на пользу. Владыка стал теплее… и счастливее, хотя рана от потери любимого сына была ещё слишком свежа.
– Как долго ты намерен сохранять это в тайне? – спросил дипломат.
– Столько, сколько потребуется, – ответил Секенэф, мрачнея.
– Ты обучаешь её, и это уже не может не выглядеть подозрительно.
– Знаю. Но мы не просто так во всеуслышание объявили, что я обучу обоих моих детей. Ренэф отбыл в Лебайю, но когда он вернётся, ему предстоит почти то же, что и Анирет.
– Ты обсудил это с Амахисат?
– Разумеется. Будущему Владыке понадобится мудрая советница – такова её позиция.
– Не скрою, её поддержка вызывает у меня облегчение, – признался дипломат. – Сейчас как никогда мы не можем позволить себе не то что раскол, но даже тончайшую трещину в нашем единстве.
– Расследование продолжается. Недаром мы усилили защиту и наблюдение, – Владыка вздохнул, но затем его уста тронула усмешка: – Признаться, в такого рода войнах ты преуспел больше моего, брат.
– Не нужно недооценивать себя, – тихо рассмеялся Хатепер. – Я лишь помогаю тебе всем, чем умею.
– Ты – надежная опора моему трону и миру в нашем государстве уже много лет. Не знаю, что бы я сумел осуществить без тебя.
– Но на тебе одном держится благосостояние Таур-Дуат. Ты – её сердце. Я… счастлив, что мы не потеряли тебя…
Секенэф тепло посмотрел на брата и кивнул. Хатепер почувствовал прилив сил и волну удивительной внутренней радости, как и всегда, когда наследник Ваэссира выражал ему свою милость и покровительство. Состояние Владыки, кажется, больше не вызывало опасений. Император сохранил и разум свой, и волю, и, как бы то ни было, Таур-Дуат по-прежнему оставалась под его надёжной защитой, а значит, и под защитой Богов. Пугало лишь то, что некем будет заменить Секенэфа, если с ним что-то случится. Ни Анирет, ни тем более Ренэф не были способны решать все задачи, стоящие перед Владыкой, и вряд ли выдержали бы всю его ответственность перед Богами и своим народом. По крайней мере, не сейчас. Хатепер не был уверен даже, что и сам мог бы справиться, если бы бремя вдруг перешло к нему. А ведь Великий Управитель всю жизнь сражался бок о бок с братом с врагами Империи, принимавшими разные формы и обличья. Почти сорок лет Секенэф вёл за собой народ рэмеи и во многом превзошёл их отца, грезившего одними завоеваниями. Каждый раз, когда Хатепер говорил или думал «да будет наш Владыка вечно жив, здоров и благополучен», он ловил себя на том, что особенно выделяет слово «вечно». Разумеется, ничья форма на земном плане бытия не была вечной – даже форма Ваэссира Эмхет, которую он принял когда-то, – но сторонники Секенэфа искренне желали ему долгих, долгих лет. От этого зависела стабильность во всей стране, особенно теперь, когда императорская семья потеряла Хэфера.
– Анирет схватывает всё быстро… хотя у девочки нет времени, чтобы наверстать за несколько недель то, чему положено уделять много лет, – осторожно заметил Великий Управитель.
– Я не ожидаю чудес, – тихо ответил Владыка. – На пробуждение потенциала тоже требуется много лет, особенно той его части, которую никто и не думал пробуждать, – её собственной связи с Ваэссиром и с нашей землёй. Хэфера, – его голос чуть дрогнул, – я обучал едва ли не с рождения. Обучением же Анирет всё это время больше занимался ты, чем я.
Великий Управитель вздохнул, но ничего не сказал. Они оба давно предпочитали не касаться темы, что Секенэф слишком мало времени уделял своим младшим детям, и дядя – даже столь любящий, как Хатепер, – такое упущение восполнить не мог. Особенно это было заметно по Ренэфу – возможно, потому, что тот, в отличие от закрытой Анирет, не сдерживал эмоций и выплёскивал все свои печали гневом. Перед недавним отбытием Ренэфа в Лебайю Хатепер долго говорил с племянником, и этот разговор вызвал в нём большую тревогу, хотя царевич, казалось, и примирился с приказом Императора. Великий Управитель даже думать не хотел, каким ударом для Ренэфа станет решение Секенэфа объявить наследницей Анирет. При этом, как опытный дипломат, он понимал мудрость этой на первый взгляд странной идеи брата. В будущем Ренэф имел все шансы стать блестящим военачальником, о котором потомки будут слагать легенды. Но Владыка Таур-Дуат должен быть больше, чем просто военачальником. Возможно, однажды всё и изменится, и Ренэф сумеет развить в себе необходимые качества, но Хатепер в этом очень сомневался. Сила и таланты племянника лежали в иной плоскости. Его неуёмные амбиции, разжигаемые матерью, могли только навредить ему, если некому будет остановить его и помочь направить энергию в подходящее русло.
– Нашему другу Джети тоже есть что поведать ей, – сказал Секенэф, возвращая внимание Хатепера к их разговору. – Пребывание в Обители Таэху необходимо для каждого Эмхет, тем более для тех из нас, кому предстоит занять трон.
– Бесспорно, твоё решение весьма своевременно, – согласился старший царевич, вспоминая своё обучение у Таэху… и недавнюю встречу с Джети. Последнее заставило его помрачнеть. – Анирет… очень опечалится, когда узнает всё…
– Я подготовил её, насколько возможно. Она ещё не верит до конца, но… В любом случае, основная цель её пребывания в Обители Таэху важнее. Джети объяснит ей всё, что должен.
Они обменялись понимающими взглядами, и Хатепер кивнул.
⁂
Павах нашёл царевну в беседке в саду. Мейа, верная подруга и служанка Анирет, словно только и ждала его прихода. С несвойственной ей молчаливостью она улыбнулась и жестом пригласила воина в беседку, а сама удалилась, чтобы не мешать разговору. Ни расспросов, ни шуток – как это было на неё не похоже! Неиначе ей передавалось настроение Анирет, или же царевна распорядилась, чтобы их не беспокоили.
Царевна собирала ожерелье из каменных бусин, но мыслями пребывала где-то очень далеко. Павах невольно остановился, любуясь ею – точёный орлиный профиль Эмхет, более изящный, чем у братьев, характерный изгиб рогов, каскад смоляных волос, заплетённых в мелкие косы с золотыми украшениями на концах. Так хотелось коснуться… Он сбросил наваждение прежде, чем мысль повела его дальше.
В последние дни Анирет стала ещё более тиха и молчалива. А ведь когда-то её смех радовал всякое сердце своим серебристым перезвоном. Царевна как будто одухотворяла дворец и умела, казалось, даже от самого Императора отогнать мрачную тень скорби. Но теперь тень настигла и её… и он был тому виной. Её последняя надежда угасла, когда Павах вернулся ни с чем из храма Стража Порога. Он готов был перевернуть небо и землю, но след был безнадёжно утерян. Раз уж даже Императору и царице не под силу оказалось найти тело наследника – то что мог он?
Воин, прихрамывая, приблизился к девушке и сел рядом. Царевна отложила работу и приветливо кивнула ему.
– Если я чем-то могу помочь тебе, Анирет, только скажи.
– Спасибо, друг, – со вздохом ответила царевна и, помедлив, положила свою руку поверх его. От этого прикосновения по телу Паваха прошла тёплая волна. Она всё же простила его за неудачу! – Боюсь, никто не сможет помочь мне.
– Что мучит тебя? – тихо спросил бывший телохранитель, перевернув ладонь и чуть сжав её пальцы.
– Гибель брата… возможная война… тяжёлые мысли о долге.
– Если и будет война, Владыка и твой младший брат отразят любой удар.
– Не должно быть войны, Павах! – воскликнула Анирет, резко поднимаясь, и её золотые глаза сверкнули. – Война угодна тем, кто нанёс этот удар. Но наша земля ещё и от прошлой не оправилась. Ты ведь был воином Хэфера и понимал это!
Павах посмотрел на девушку с удивлением. После гибели наследника она очень изменилась, стала словно сильнее и по-своему даже блистательнее. Или раньше он просто не замечал этого в полной мере? Последние слова – «ты ведь был воином Хэфера» – отозвались в нём болью. Что он мог ответить ей? Что разделял взгляды Ренэфа и царицы Амахисат? Что верил в то, что последние человеческие территории должны были безоговорочно войти в состав Империи, а мир с эльфами так и вовсе, по его мнению, был невозможен? Что мечтал стать частью великого завоевательного похода? Похода, на который теперь едва ли хватит угасающих сил его тела…
– Скажи мне, Павах из рода Мерха, а моим воином ты согласился бы стать? – вдруг спросила царевна, обратив к нему пристальный взгляд.
«Кем угодно для тебя…» – подумал он, чувствуя, как кровь прилила к лицу.
– Мне нужны верные стражи в это непростое время, – добавила девушка.
Она хотела довериться ему… Какая ирония!..
– От меня мало толку, Анирет, – с усилием ответил Павах, опуская взгляд. – Эльфийский яд разъедает мою плоть, а жрецы лишь разводят руками. Мы все понимаем, что моё назначение во дворце – награда за отчаянную попытку спасти наследника… последняя величайшая честь, дарованная Владыкой. Но от меня никому нет никакой пользы. Даже мой род больше не возлагает на меня надежд.
Это было правдой. Его семью обрадовало новое назначение, но все понимали: Павах больше не сможет усилить влияние рода. Иногда ему казалось, что родным было безразлично, даже раздели он судьбу Метджена. Владыка и царица наградили вельможные роды Мерха и Эрхенны в равной степени. Метджен стал героем посмертно, а Павах – героем бесполезным, роль которого уже сыграна до конца.
Воин не стал говорить царевне о том, что сообщил ему бальзамировщик в заброшенном храме. Ведь он знал, чья смерть сидела на его плече. Столичные же целители не сказали ему ничего нового. «Выздоровление идёт своим чередом, – говорили они. – Мы сделали всё, что могли, но действие эльфийского яда вносит свои непоправимые разрушения…»
– Таэху, – вкрадчиво сказала девушка. – Отправляйся со мной в Обитель Таэху, Павах. Если кому и по силам снять любое проклятие, то только им.
Павах ощутил мертвенный холод и знакомое до боли липкое прикосновение страха – его постоянного спутника в последнее время. Эмхет правили Таур-Дуат, Таэху же были самым первым жреческим родом и хранили память всего народа рэмеи. Даже Императоры преклонялись перед их мудростью. Таэху, прозревавшие сквозь покровы тайн, наверняка сумели бы прочитать то, что он скрывал… Но, возможно, в этом и был его шанс на искупление? Возможно, он действительно мог бы служить царевне, если только прежняя сила вернётся к нему… О, если бы!.. Её он не предаст никогда – ни ради Ренэфа, ни ради самой царицы. И пусть даже он не станет частью завоевательного похода, его жизнь уже не пройдёт зря, если он станет защищать Анирет!
Искушение было слишком велико.
– Если Император позволит, я, пожалуй, мог бы сопровождать тебя… – неуверенно сказал воин. – Мне это было бы в радость, не скрою.
– Он позволит, – уверенно ответила девушка и взяла его за руку. – Верь мне.
Через час Павах уже предстал перед царицей Амахисат, едва ли не кожей ощущая холодную сталь её насмешливого взора.
– Стало быть, Анирет отправляется в Обитель… Спасибо, что рассказал мне, мой верный воин. Однако ты и правда полагаешь, что Таэху исцелят тебя? – спросила царица. – Это произойдёт не раньше, чем присутствие нового Владыки озарит Таур-Дуат – будущего Владыки, службу которому ты выбрал. Но пока, боюсь, они могут и не разделить наши взгляды. В их глазах ты – отступник.
– Моя госпожа, Таэху всегда стояли в стороне от политики. И даже если они откажут… мне кажется, кто-то из верных тебе всё равно должен сопровождать царевну. Это было бы мудро.
Павах надеялся, что этот довод покажется Амахисат достаточно убедительным. В действительности он не хотел шпионить за Анирет даже ради Владычицы, но почему было не представить дело именно так? В последнее время подозрения царицы возрастали. Ей не нравилось доверие, которое Император оказывал дочери, и то, насколько Владыка приблизил к себе девушку. Очевидно, она боялась, что это каким-то образом подрывает положение царевича Ренэфа. Наверняка Амахисат пошлёт кого-то из своих сопровождать царевну, чтобы разузнать о настоящей цели её визита. Павах решил, что лучше уж это будет он сам – тот, кто точно не желает Анирет зла. О высказанном девушкой предложении стать её стражем Павах предпочёл не докладывать, хоть и понимал, что чувства не должны были диктовать условия его преданности.
– В этом есть своя правда, – задумчиво кивнула царица. – Удивительно, что дочь вообще поделилась с тобой планами о своём путешествии. Обучение держится в тайне, и на то воля самого Императора. Попробуй разузнать, что ей нужно от Таэху.
– Я сделаю всё, что в моих силах, – заверил её Павах с глубоким поклоном. – Надеюсь, это искупит мой недавний промах.
Воин прекрасно помнил сдержанный и оттого ещё более страшный гнев царицы, когда вернулся из пустыни ни с чем. Он предполагал, что в заброшенный храм бальзамировщиков Амахисат отправила другого своего слугу – того, кто был куда более опасен, чем целый отряд… Того, с кем сам Павах боялся встретиться едва ли не больше, чем со Стражем Порога. Император усилил наблюдение за теми территориями, но и у царицы были свои глаза и уши.
Амахисат позволила себе скупую улыбку.
– Чем ценнее будут добытые тобой сведения, тем выше окажется и твоя награда. Ты ведь не забыл о нашем изначальном договоре? – её улыбка стала загадочнее. – Если всё пройдёт хорошо, ты всё же сумеешь приблизиться к той, о ком пока смеешь только мечтать.
Павах опустил взгляд. Царица знала о его чувствах – во многом на этом строился их договор. Влияние рода Мерха было велико, несмотря даже на то, что в последней войне они потеряли почти всех, но теперь, благодаря Амахисат и их общему делу, возросло ещё больше. Возможность породниться с императорской семьёй его семья рассматривала лишь как ещё один шаг к укреплению своей власти – безусловно, огромный шаг. Но для Паваха это имело совсем иной смысл. Он желал не дочь Императора – он мечтал об Анирет. Вот только теперь, когда он подвёл Владычицу уже дважды, едва ли то обещание о высочайшей награде могло быть исполнено. Амахисат давала ему возможност всё исправить, или просто испытывала его верность на прочность?
А если бы Боги действительно поставили перед ним выбор, поддержать Анирет или Ренэфа с Амахисат – как бы он защищал царевну от матери? К счастью, такой вариант был совершенно невозможен. По крайней мере, бывшему телохранителю хотелось в это верить.
– Отправляйся с моим благословением, – напутствовала Амахисат.
⁂
Хэфер старался не требовать от своего нового тела невозможного и восстанавливал его подвижность постепенно, не отказываясь от помощи жрецов. То, что он вообще дышал и ходил, было чудом, за которое царевич испытывал искреннюю благодарность. Но его не могло не удручать отсутствие былых силы и ловкости, которые он пока ещё помнил, хоть прежняя жизнь и казалась полузабытым сном. Теперь он двигался неумело, точно голем[22], недавно поднятый жреческим искусством. По сути, его тело и было своего рода големом, по крайней мере, частично – об этом предупреждал Перкау, когда объяснял, что некоторые кости пришлось заменить, а плоть кое-где перекроить заново. Хэфер не рискнул спросить, какие именно кости, и где именно перекроить. Не стал он узнавать и то, из чего были сделаны эти новые кости, и насколько они были прочнее прежних. В своём искусстве бальзамировщики поистине не знали себе равных, ведь кости им заново пришлось обтянуть мышцами и сухожилиями, вплести в них нити сосудов и нервов. Нет… царевич совершенно не хотел представлять, как устроен внутри теперь: когда он задумывался об этом, его новое тело казалось чересчур уж хрупким. В некоторые тайны жрецов лучше не вторгаться… особенно в тайны жрецов Смерти.
