Анна Сешт
Берег Живых. Наследники Императора
Девушка кивнула, чувствуя внутри тепло от предвкушения.
– Я не могу забыть нашего гостя хоть ты и держал его состояние от меня втайне, – призналась она. – Сколько дней прошло, а я продолжаю надеяться сама не знаю на что. Все дела путаются в моих руках. Кажется, скоро я даже начну путать слова ритуальных гимнов. Мне сложно держаться на расстоянии и не пытаться узнать о судьбе этой прекрасной души. Никто никогда не смущал мои мысли настолько… возможно, потому, что ни для кого мне не доводилось совершать того, что я сделала для него.
Перкау тепло усмехнулся.
– Ты никогда даже не говорила с ним и не смотрела ему в глаза.
– Я видела его суть, когда убеждала его вернуться. Моё сердце тянется к нему. Как будто мы уже знали друг друга прежде.
– Если он узнает нашу тайну, тень накроет не только нас с тобой, но и весь этот храм.
– Он не накликает на нас беду, я точно знаю это, – ответила Тэра, чувствуя небывалую уверенность, правильность своего выбора. – Если тень и придёт, то не по его воле.
– Ох, девочка… Страж Порога предназначил нам в Своих планах роль даже важнее, чем та, к которой мы были готовы. Всё это время мы жили уединённо, а теперь, похоже, втянуты в дворцовый заговор. Тот, кого ты спасла, – не просто член семьи Владык, в жилах которых течёт кровь благословенного Ваэссира. Мы стали невольными участниками событий, в которые вовлечены силы могучие и опасные. Их жертвой должен был пасть Хэфер, наследник трона Таур-Дуат. Кто-то хотел погибели старшему сыну Владыки нашего Секенэфа, да будет он вечно жив, здоров и благополучен. И мы помешали этой погибели наступить, хотя наше дело – лишь оберегать священный покой мёртвых Западного Берега да готовить тела умерших к перерождению.
Девушка замерла, недоверчиво глядя на учителя, а потом перевела взгляд на чёрного пса. Тот всё это время слушал разговор очень внимательно. Чёрные шакалы и псы считались глазами и ушами Ануи, Владыки Мёртвых, на земле. По легендам, именно его псы проводили души по опасным тропам Западного Берега на иных планах бытия. Тем более символично было, что этот пёс привёл Перкау к маленькой Тэре когда-то, и он же указал ей дорогу к месту нападения на царевича Хэфера. Спасти и провести душу…
– Царевич, назначенный Владыкой в преемники… Что ж, значит, Страж Порога тем более не простит нам ошибки, если мы таковую посмеем допустить, – сказала Тэра, не сомневаясь ни мгновения, и поднялась. – Я возьму с собой лиру и позабочусь о том, чтобы он никогда не увидел моего лица. Отведи меня к царевичу, учитель.
Перкау посмотрел на неё со смешанным чувством – гордости и глубокой печали одновременно – и медленно кивнул.
⁂
Верховный Жрец Перкау обещал, что, возможно, путеводная музыка ещё зазвучит для него. Она вернулась к нему во снах – манящая, тихая, но настойчиво пробуждающая силу жизни в его измученной плоти. Она помогала разжечь огонь его дыхания и ускорить потоки животворных вод в его теле. Она отгоняла пугающие тени, которые снова стали его неизменными спутниками.
Хэфер жалел лишь о том, что не мог приблизиться к ней. Иногда ему казалось, что музыка обретала плоть и касалась его тела так же, как касалась его духа – нежным согревающим объятием, едва ощутимым пожатием рук, тонкими пальцами в волосах. Жрецы опаивали его целебными снадобьями, позволявшими уберечь и накопить силы телу, но замутнявшими разум. Границы между сном и явью почти стёрлись. Он не различал, где была жизнь, а где – лишь мечта о жизни.
По мере того как силы понемногу возвращались к нему, Хэфер снова начал приходить в себя. В редкие мгновения бодрствования с ним говорил Перкау. Но жрец оставался безучастным к любым его просьбам о том, чтобы узнать музыку ближе. Хэфер копил в себе силы, чтобы проснуться и познать не только духом, но и своими земными чувствами то, что происходило рядом с ним, пока он пребывал между жизнью и смертью. Он страстно желал этого, но и боялся – что если это был лишь сон?
Однажды ночью ему удалось преодолеть навеянное затяжной болезнью и снадобьями полузабытьё. Комната была погружена во мрак, глубокий даже для глаз рэмеи. На краю его ложа сидела женщина и пела тихую песню, аккомпанируя себе на ритуальной лире. Хэфер не видел ни рук жрицы, ни тем более её лица, скрытого покрывалом, но запомнил земное воплощение её голоса, духовное отражение которого он успел узнать так хорошо и близко.
Царевич чуть улыбнулся, почувствовав необъяснимую радость. «Значит, воля Стража Порога, отогнавшая мою смерть, всё же имеет облик и на земле…» – подумал он, снова проваливаясь в сон.
Глава 6
4-й месяц Сезона Половодья
Они сидели во внутреннем саду у фонтана с лотосами, – это место прекрасно подходило для размышлений и уединённых бесед. Ветер играл рябью на воде, целовал лепестки белых цветков, шептался с ветвями тамарисков… Солнечный свет, лившийся сквозь густую листву раскидистых сикомор, ласкал кожу.
Анирет, расположившаяся у ног отца, чувствовала спиной исходившие от него надёжность и защиту. Горечь утраты не сумела пошатнуть столп, на котором держалось благополучие Таур-Дуат. Император по-прежнему был силён… и опасен для своих врагов. Но многие при дворе уже начинали задумываться, отчего Владыка до сих пор не предпринимал никаких действий против мятежников и сдерживал боевой пыл своего сына. Ренэф жаждал совершить военный поход на Лебайю. Он не скрывал своих настроений перед вельможами и военачальниками. Разве не желал мести сам Секенэф? Тот же вопрос заботил и царевну.
Сейчас Владыка отдыхал от дневных забот, пребывая в собственных думах. Когда отряд Паваха вернулся ни с чем, Император был страшно разгневан. И хотя гроза быстро миновала, Секенэф стал ещё менее разговорчив, чем со дня получения страшной вести о гибели Хэфера. Что-то происходило внутри него, но пока воля Императора не давала этому выхода.
– Что ты думаешь о втором послании бальзамировщиков, отец? – тихо спросила девушка, поднимая голову.
Помимо письма жреца, которое доставил Павах, немногим позже прибыло ещё одно небольшое зашифрованное послание.
Золотые глаза Секенэфа сузились, и взгляд, подёрнутый дымкой раздумий, прояснился, стал острым и хищным, как у сокола – священной птицы их предка Ваэссира.
– Речи жрецов Стража Порога осторожны. Они боятся говорить открыто, однако их скрытое предупреждение своевременно.
– Ты хочешь вызвать их в столицу на разговор?
– В том нет нужды. Мне очевидна их лояльность – они по собственной воле проводили верных мне солдат даже в помещения, не предназначенные для непосвящённых. Дважды. В обычных условиях жрецы ревностно хранят свои тайны даже от императорской семьи. Этот акт доверия я не могу не отметить. К тому же, храм и некрополь лежат на моей земле. Хэфера там нет…
Анирет опустила голову. Она всё ещё надеялась.
– Никто не сможет пересечь тамошние границы без моего ведома, – продолжал Император. – И никто их не покинет. О том я позаботился. Моё внимание нацелено на границы с Лебайей. Иногда, чтобы получить желаемое, нужно нанести быстрый удар. Иногда же… необходимо выждать, подобно тому, как выжидает лучник, наблюдая за целью, выбирая нужный момент.
– Никто не смеет упрекнуть тебя в бездействии. И я не посмею тем более.
Владыка вздохнул:
– Горе ослепляет меня, но я непременно пойму, куда указывает мне псоглавый Бог, найду источник угрозы. А пока будь очень осторожна. Нет ничего хуже войны, начавшейся в собственном доме.
– Но мы хорошо защищены. Думаешь, эльфы могут нанести ещё один удар изнутри? – испуганно прошептала Анирет.
– Не только эльфы, милая, – Император усмехнулся и погладил дочь по голове. – Я много лет сражался с ними и много лет вёл с ними дела. Есть среди них и более достойные и более благородные, чем некоторые из моих подданных.
– Мне казалось, ты должен ненавидеть их…
– Многим казалось так. Каис, – он произнёс это имя с неизменным теплом, – погибла во время войны с потомками фэйри, это правда. Но не их стоит за это винить, а своих. Точнее, тех, кого мы считали своими.
– Я… не знала, – потрясённо вымолвила Анирет.
– Легко вложить оружие в руки старого врага и представить дело соответствующим образом. Куда как сложнее – разобраться в том, что в действительности произошло. Мать Хэфера погибла от рук рэмеи – тех, кто воспользовался смутным временем и так жестоко напомнил мне о необходимости сохранения силы крови в императорском роду.
Его губы сжались в узкую полоску, а лицо стало точно у каменной статуи. В глазах же тлели искры давным-давно подавленного гнева. Анирет не отодвинулась от него, но не решилась задавать вопросы, потому что даже ей сделалось не по себе.
– Какая ирония, не правда ли? – продолжал Император. – Наш народ так ценит… Любовь. Наш народ ожидает, что наследники Ваэссира будут обретать воплощение Золотой в своих царицах, ведь только в божественном, осиянном свыше союзе возможно зачать наследника крови. Владыка может получить любую женщину в пределах Таур-Дуат, и почти любая почтёт это за честь. Но не Владыка выбирает себе царицу… Это не упомянуто в Законе, но так есть. Магия, текущая в жилах древних родов, и древо душ каждого такого рода имеет значение. Дабы не померкла Сила в крови наследников Ваэссира, мы должны брать в жёны тех, кто ведёт свой род со времени Первых Договоров. Позволено ещё жениться на женщинах из побочных ветвей рода Эмхет, если в них сильно́ наше прошлое наследие. Неважно, кого мы любили на самом деле, союз Ваэссира Эмхет и Золотой Хэру-Хаэйат освящал рождение каждого наследника… Иногда кто-то из нас шёл против ожиданий, выбирая себе супругу по сердцу и не ища утешения в объятиях других. Не всегда… но бывало, что за это приходилось дорого платить. Власть Императора зиждется не только на божественном происхождении и на том, что мы воплощаем, пропускаем сквозь себя на земле, но и на нашем окружении. Это как тело, содержащее блистательный дух – искру первого Эмхет. Но если тело поражено болезнью, если оно восстаёт против духа – оба пострадают.
– Поднять руку на одного рода Эмхет – кощунство, за которое карают Боги, – прошептала Анирет.
Всё это время её мучил один вопрос: Боги ли покарали Арелей, стоявших во главе заговора против Хэфера?
Она знала, что изувеченное тело Метджена и едва живого Паваха нашли в дальнем поместье эльфийского торговца Тремиана Ареля. Но, как и многие при дворе, она не до конца понимала, к чему были такие зверства – уже после того, как израненных после нападения телохранителей пленили. Павах говорил, что никаких ценных сведений об императорской семье у них вызнать не пытались. Жестокость была бессмысленной и могла быть продиктована разве что местью за что-то. Как бы то ни было, спросить за эти преступления было не с кого – никто из Арелей так и не предстал перед судом Владыки, предпочтя умереть раньше. Но все доказательства говорили против них.
Император был разгневан и опечален, но не больше, чем дядюшка Хатепер, друживший с Тремианом. Анирет помнила, что после того как Великий Управитель тщательно осмотрел доставленное солдатами тело, он о чём-то долго говорил с её отцом. Что сделали с останками Арелей после того, как солдаты доставили их Императору – были ли они осквернены за измену или же переданы в Данваэннон – царевна не знала и не посмела спрашивать.
Секенэф меж тем грустно рассмеялся.
– Ты даже не представляешь себе, какими благородными целями мужчины и женщины порой оправдывают даже самые низкие свои поступки. А иной раз никакой высокой цели и не требуется, но тогда и до божественного наказания таким преступникам нет дела. Вот для чего есть суд земной, но он тоже должен быть справедлив. У меня есть свои подозрения, но я не могу позволить боли править моими суждениями. Я выжду… и нанесу удар точно в срок.
Его взгляд снова стал холодным и хищным, и у царевны не осталось сомнений, что Владыка уже наметил цель. И тогда она задала другой беспокоивший её вопрос:
– Почему ты не назовёшь Ренэфа своим наследником?
Император нахмурился и отмахнулся.
– Потому что он пока не готов. Владыка – это не только солдат, это ещё и целитель своей земли. Если я дам Ренэфу волю, он развяжет новую войну с нашим могучим соседом по ту сторону гор, как когда-то сделал мой отец. На моём веку наш народ достаточно напоил землю кровью. Сейчас Таур-Дуат нужен правитель, имеющий мудрость и милосердие. Мне пришлось научиться сочетать в себе и то, и другое. Хэфер… – его голос дрогнул, но потом снова зазвучал твёрдо, – Хэфер был в большей степени целителем земли, чем военачальником. Но и он способен был в случае нужды призвать разрушающую силу Сатеха, Отца Войны. Я знаю это, пусть некоторые и сомневались в нём.
– Но Хэфера… больше нет, – с усилием произнесла Анирет. – Ренэф – твой следующий наследник.
Секенэф протянул ей руку и заставил подняться, а потом усадил рядом с собой. Он погладил девушку по её иссиня-чёрным волосам, провёл кончиками пальцев по рогам – по форме они повторяли его собственные, но были изящнее и легче.
– Ты можешь стать целителем, – произнёс он мягко. – Таур-Дуат не нужна новая война – это будет бедой для нас даже в случае победы, которую мы не одержим, а… потерпим. Но ты способна обратить свой взор вглубь наших проблем, помочь стране восстановиться. Взор же Ренэфа устремлён далеко за пределы наших земель – к новым завоеваниям.
– Я не могу, – выдохнула Анирет, расширенными глазами глядя на отца. – Я – женщина, и я не последняя в нашей ветви.
– Императрица Хатши, да будет благодатным её отдых у Вод Перерождения, тоже была женщиной. И некоторые другие до неё.
– Но я совсем не желаю власти.
– И всё же в тебе есть то, что способно будет принять её, – взгляд Императора был полон искреннего сочувствия. – Я знаю, какую тяжёлую ношу возлагаю на тебя. Знаю, что лишаю тебя выбора, жизни, любви… Но лишь на тебя я теперь могу надеяться. Ты нужна мне и нашей возлюбленной земле.
Анирет почувствовала внутренний холод. Отец чуть сжал её плечи, серьёзно глядя в глаза. Он не шутил и не намерен был отступать. Весь масштаб его плана постепенно открывался перед ней. Его решения уже не казались ей недальновидными – теперь, когда она понимала.
Девушка подумала об устремлениях своего сердца, о той жизни, которую она так и не сумела даже начать проживать сполна, о любви, которую теперь так и не доведётся испытать. Эмхет не принадлежали себе, но более всех – те Эмхет, что занимали трон.
В глазах застыли непрошеные слёзы, но царевна медленно кивнула, принимая выбор своего Владыки.
– Я буду просить род Таэху о великой милости, чтобы они отдали тебе одного из своих мужчин как верного и могучего союзника и спутника, – сказал Император, запечатывая этими словами своё решение. – А когда придёт мой срок уйти на Западный Берег, вот что тебе надлежит сделать…
Наклонившись к ней, Секенэф зашептал ей одну из величайших тайн семьи Эмхет – формулу призыва Силы Ваэссира в тело.
⁂
Верховный Жрец как-то обмолвился, что когда сил наследника начнёт хватать на выздоровление, в музыке больше не будет нужды. Сам Хэфер хотел победить немощь, хотел вернуться на Берег Живых окончательно, но мысль о том, что он больше не услышит исцеляющей песни, глубоко печалила его. Скрыть выздоровление от служителей Ануи было невозможно, и потому он не мог больше медлить. Царевич вкладывал всю свою волю, чтоб хотя бы ненадолго пробуждаться ночами и по-настоящему слышать жрицу, если уж разглядеть её было не дано. Не раз он хотел заговорить с ней, но боялся спугнуть. А однажды удача сама пришла ему на помощь…
В ту ночь жрица снова сидела рядом и пела. В какой-то момент она тихонько отложила лиру, хотя и не прервала песнь. Хэфер не шевелился, стараясь не выдать себя даже изменившимся дыханием, и наблюдал за ней сквозь приоткрытые ресницы. Он с трудом различал в темноте её движения, поэтому можно было не беспокоиться, что она, в свой черёд, способна увидеть едва уловимую дрожь его век.
Женщина склонилась над ним, опираясь на руку, и отвела пряди волос с его лица, а потом застыла, точно любуясь, что, конечно, едва ли было возможно во мраке настолько глубоком. Кожей Хэфер чувствовал её дыхание – словно дуновение лёгкого бриза касалось его вместе с тихой песнью.
– Останься со мной, прошу, – проговорил он в темноту чуть слышно.
Жрица приглушённо ахнула от неожиданности и отшатнулась, но он успел осторожно перехватить руку, на которую она опиралась.
– Не уходи, – шёпот Хэфера нарушил шелестящую тишину. – Не бойся меня. Ты знаешь моё имя и имеешь надо мной больше власти, чем я над тобой.
Она молчала, нащупывая свободной рукой оставленную рядом лиру. Царевич зажал её пальцы между своими ладонями, осторожно, как будто держал в руках маленькую пойманную птицу и боялся сломать ей крылья. Жрица служила Ануи Стражу Порога, но сейчас на ней не было традиционных перчаток из плотного льна, которые мешали бы ей перебирать струны. Её касание было совершенно живым, вопреки народной молве о мастерах-бальзамировщиках. Вот только сейчас она очень волновалась, и её рука похолодела.
Хэфер поднёс её ладонь к губам и нежно поцеловал.
– Благодарю, что не оставила меня и вывела оттуда, где я был оставлен. Я никогда не забуду тебя.
Жрица коротко вздохнула и осторожно попыталась высвободиться. Хэфер удержал её.
– Ты ведь не вернёшься ко мне больше, да? – спросил он печально. – Огонь жизни разгорается во мне всё ярче, и значит, как сказал Верховный Жрец, в твоей путеводной музыке больше не будет нужды… Но она нужна мне. И я хочу узнать тебя, кем бы ты ни была.
Женщина снова попыталась высвободиться, и на этот раз он уже не посмел удержать её. Одежды жрицы прошелестели, когда она быстро поднялась и направилась куда-то во тьму.
– Я буду так рад, если ты всё же вернёшься, – проговорил он ей вслед.
Дверь скрипнула, пропуская внутрь немного тусклого света из коридора – этого было недостаточно, чтобы разглядеть что-то, кроме силуэта в тёмных одеждах. Жрица выскользнула из комнаты, оставив царевича в одиночестве.
Со вздохом Хэфер откинулся на ложе и провёл ладонью по покрывалу, ещё хранившему тепло там, где сидела жрица. Его фантазия рисовала рэмейскую деву, загадочную и прекрасную, хотя она вполне могла оказаться и пожилой дамой, умудрённой годами и тайнами своего искусства. Как бы там ни было, Хэфер чувствовал необъяснимое родство с таинственной жрицей. При мыслях о ней его охватывало странное томление, мало общего имевшее с влечением к женщинам, которое было ведомо ему прежде.
⁂
Ренэф торжествовал. Наконец-то отец соизволил призвать его! Сердце царевича билось яростной радостью, когда он направлялся в кабинет отца, чеканя шаг. Перед ним почтительно расступались слуги, не раз испытывавшие на себе непостоянство его характера. Царевич позволил себе несколько приветственных кивков, настолько хорошим было его настроение. «Я восстановлю честь императорской семьи, покажу прихвостням фейских отродий их место, – с воодушевлением думал молодой рэмеи. – Хэфер будет отомщён».
Ренэф очень надеялся, что ему удастся найти и вернуть останки брата. Для него это стало делом чести, которое нужно было осуществить любой ценой. Смерть Хэфера не обрадовала его, но он и не горевал – так уж сложились отношения между братьями. А вот сама мысль о предательском нападении разжигала в нём гнев. Как посмели заговорщики покуситься на наследного царевича! Проклятым эльфам не могло быть веры, он всегда это знал. Но если предательство Тремиана Ареля Ренэфа не удивляло – эльф он и есть эльф, у этих даже между собой отношения такие, что не поймёшь, союзники они или враги, – то вопрос, как удалось подкупить Сенахта, вызывал у него недоумение. Хэфер возвысил этого простолюдина до ранга личного стража и не жалел богатых подарков для его родителей. Но, похоже, рыбак оказался не так прост, как всем казалось, хотя какие он преследовал цели, приводя своего господина прямо в засаду, уже никто никогда не узнает. «Что ж, тем лучше, что Сатеховы твари покарали их всех. Вряд ли это входило в планы изменников», – с мрачным удовлетворением думал царевич, останавливаясь у дверей и нетерпеливо стуча.
Один из отцовских слуг с поклоном пропустил юношу в покои. Ренэф прошёл в кабинет, удостоив коротким взглядом лишь Восьмерых Стражей. Ануират были неким вечным атрибутом Владыки, вроде Двойного Венца или Жезла и Плети Ваэссира. Царевич привык к этим безликим фигурам в золотистых доспехах с детства и только сейчас стал задумываться о том, что и ему однажды придётся выбрать себе Стражей. Разум услужливо подкинул легенду об этих существах, которые служили трону со времён первого Эмхет и были уже не вполне рэмеи.
«Ваэссир, первый из Эмхет, божественный Владыка Таур-Дуат, спустился на землю, чтобы навсегда остаться среди тех, кого он любил и защищал. Для того пришлось ему прервать своё существование, дарованное Амном народу нэферу, и претерпеть Великое Преображение, ибо Закон не позволял могучим обитателям иных планов бытия вторгаться на план земной, дабы не внести разрушения в Ткань Мироздания.
Сама земля Таур-Дуат пела в золотом сиянии Ладьи Амна, когда Владыка Ваэссир Эмхет сошёл на неё, чтобы мудро и справедливо править возлюбленным своим народом рэмеи. Но после Великого Преображения Ваэссир стал более уязвим для своих врагов, коих было, увы, немало.
Тогда отец его, Ануи, Владыка и Защитник Мёртвых, призвал самых верных своих жрецов и говорил с ними о таинствах перерождения. После Он вложил в них искру своего божественного естества, дав их плоти силу, в которой каждый из них превосходил рэмеи, человека или эльфа. Как воины, они не знали себе равных. Клинки и даже колдовство уязвляли их плоть куда слабее, чем у других живущих. Нарекли их Ануират, Отмеченные Ануи, и помимо привычного лика имели они лик, отражавший Силу их Божества. Говорят, что и души их были изменены печатью Стража Порога, но эту тайну Ануират хранили надёжнее всех прочих.
Первые Ануират пришли к Ваэссиру, и склонились перед Ним, и молвили, что Бог обязал их охранять Владыку при жизни и после смерти. Ваэссир выбрал из них Восемь – по числу божественной тайны гармонии и вечности, и стали они Его стражами, Живыми Клинками Ануи. А когда пришло время Ваэссиру переродиться в следующем своём потомке, были выбраны новые Живые Клинки. И так было для каждого следующего Владыки Таур-Дуат. Прежние стражи уходили вместе с умершим и охраняли его последнюю обитель, как охраняли самого Владыку при жизни. Таким образом, непосвящённый не мог посягнуть на тайны рода Эмхет и уж тем более – на ритуал призыва Силы Ваэссира, который до ́ лжно было проводить лишь наследнику по праву крови и духа.
Род же Ануират отныне рос и множился, пока крепок был их союз с родом Эмхет и пока сыновья их охраняли потомков Ваэссира, правящих их возлюбленной землёй».
Ануират предпочитали жить обособленно, закрытыми общинами. Ренэфу довелось побывать в одном из таких поселений только однажды, и по ощущениям это напоминало посещение храмов Стража Порога с их мрачными бальзамировщиками. В конце концов, этот род рэмеи был связан с Ануи, пожалуй, даже больше, чем Его жрецы. Но узнать Ануират ближе царевичу не удалось – чаще отец посещал общину со своим любимчиком Хэфером. Тем более странно было думать теперь, что однажды именно ему, Ренэфу, Ануират согласно традиции отдадут восемь своих лучших сыновей-воинов. «Интересно будет сразиться с кем-нибудь из них и узнать, действительно ли они так сильны, как говорят…» – размышлял царевич. Разумеется, с отцовскими стражами он сражаться не собирался, да они бы и не стали. Но когда у него появятся свои собственные Живые Клинки, можно будет понять, насколько сам он уступал им как воин. Хотелось верить, что ненамного, тем более что тогда в нём уже будет жить Сила его предка.
Император Секенэф склонился над столом, инкрустированным лазуритом с золотистыми прожилками, и рассматривал карты Таур-Дуат и прилежащих к ней территорий. Одет он был в длинную тёмно-синюю тунику, прихваченную золочёным поясом, а его совершенно белые длинные волосы были убраны назад и перетянуты на лбу диадемой со змеедемоном-защитником. Золотые браслеты на предплечьях подчёркивали его всё ещё крепкие мускулы. Да, эти руки одинаково искусно могли управлять боевой колесницей, метать копья, натягивать тетиву и орудовать мечом. Ренэф уже пожалел, что столь опрометчиво сомневался в силе отца. Могучая энергия исходила от Императора тяжёлыми тёплыми волнами – даже сейчас, когда он не использовал её.
Царевич поклонился и учтиво проговорил:
– Хорошего утра, Владыка мой и отец.
– Здравствуй, сын, – отозвался Секенэф, поднимая взгляд от карт.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и царевич испытывал смешанные эмоции – трепет и нетерпение. Его раздражение на промедление отца куда-то улетучилось, уступив место предвкушению, будоражившему его тело как крепкое игристое вино. «Назначит сейчас? Или сначала проверит меня в Лебайе?» – пронеслось в его голове.
– Под твоим командованием находится уже не один отряд верных тебе воинов, – произнёс Владыка. – По праву и по заслугам ты поднялся от солдата к десятнику и даже выше, став на данный момент самым молодым командиром взвода в армии Таур-Дуат[21]. Есть чем гордиться, царевич. Говорят, ты хорошо зарекомендовал себя как лидер, хотя тебе ещё не доводилось отправляться на самостоятельное серьёзное задание.
Ренэф чуть склонил голову.
– Я готов. Тебе стоит лишь приказать, Владыка.
– Об этом я и хотел говорить с тобой сегодня, – кивнул Император. – Подойди ко мне и посмотри сюда.
Царевич коротко вздохнул и приблизился к столу. Разумеется, ничего нового для себя в картах юноша не увидел – он изучал их десятки, сотни, тысячи раз в ходе обучения. Но сейчас, стоя рядом с Владыкой, Ренэф нутром почувствовал важность происходящего – настолько же остро, насколько ощущал исходившую от отца Силу. Неужели и он когда-нибудь станет вместилищем энергии настолько мощной? Была ли это только лишь энергия предка, или могучий дух самого Секенэфа тоже проявлял себя в ней? Ренэф расправил плечи, напоминая себе, что он и сам был потомком Ваэссира Эмхет, что в его жилах тоже текла золотая кровь Богов.
Секенэф придвинул к сыну небольшую карту северо-восточных границ Империи: на ней были изображены почти все земли до самого горного хребта Маэлдаз, за исключением нескольких пограничных территорий, оставшихся нейтральными. Палец Императора с аккуратно подпиленным когтем указал на маленькую, но очень значимую… нет, Ренэф даже не мог назвать её страной.
– Лебайя по сути не является целостным государством, но состоит из нескольких самостоятельных городов, – сказал Владыка. – После войны одним из условий мирного договора было оставить эту территорию нейтральной, хотя ни для кого не было секретом, что некоторые люди Лебайи находят нашего эльфийского соседа более привлекательным, чем нас. Взамен часть территорий, граничащих с лесами Данваэннона по ту сторону гор, также были оставлены нейтральными. Сделано это для целей, которые ты как военачальник отлично понимаешь: в случае военного столкновения нейтральные территории принимают войска противника, и на их землях не только квартируются солдаты, но и вершатся необходимые ритуалы. Обе стороны конфликта принимают это условие. Таков древнейший способ ограничения власти друг друга и одновременно – своего рода жест доброй воли.
Ренэф нетерпеливо кивнул:
– Но теперь Лебайя нанесла нам удар в спину – при попустительстве эльфов – и, следовательно, не может считаться нейтральной.
– В этом нам и предстоит разобраться. Много лет наши воины не приходили в Лебайю с оружием.
– Как видно, зря!
Секенэф осёк его даже не словом, а коротким обжигающим взглядом.
– Дослушай, потом выскажешься, – спокойно сказал Император. – Ты прав, мы действительно должны напомнить людям Лебайи о нашей силе, но сделать это нужно деликатно. Я хочу направить твой отряд в ближайший лебайский город – Леддну, – Секенэф ткнул когтем в точку на карте, обозначавшую приграничный город. – Как бы ни были самостоятельны городские центры, они всё же контактируют между собой. Твоё прибытие внушит достаточно страха и уважения, чтобы градоправитель выдал тебе всё, что знает о нападении на твоего брата. И если останки его были переправлены в Лебайю… люди должны передать тебе их или хотя бы сообщить о местоположении.
– А если они были переправлены в Данваэннон? – уточнил Ренэф.
– В этом я имею основания сомневаться, сын. Как бы то ни было, наёмники были родом из Лебайи. Узнай всё, что сможешь, об этом, повели местным покарать заговорщиков своими силами, пока за дело не взялись мы. Напомни людям, чьи границы проходят совсем рядом с ними.
– О да…
– И, Ренэф…
Царевич поднял взгляд, глядя на отца.
– Ты не должен развязывать военный конфликт, – сухо сказал Император. – Это – приказ, понятно? Когда придёт время воевать, я скажу.
Ренэф помедлил с ответом, думая о том, что говорил своей матери. Между тем, чтобы «устрашающе побряцать оружием», как это называлось у политиков, и тем, чтобы пройтись по земле неприятеля огнём и мечом, пролегала пропасть. Царевич мечтал о мести, но Император просил его совершенно об ином.
– Ты понял меня, сын? – настойчиво повторил Владыка.
– Я понял.
– Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе, что никто не нарушает приказов Императора. Даже члены его семьи.
Под тяжёлым взглядом отца Ренэф склонился в глубоком поклоне, стиснув зубы от досады, пока тот не видел.
– Будет исполнено, Владыка.
Секенэф некоторое время внимательно смотрел на царевича, потом кивнул.
– Не беспокойся, ты не будешь там один. Слишком опасным может оказаться этот поход.
– Опасность не пугает меня, Владыка, – возразил Ренэф.
– Я знаю это, – ответил Император и окликнул кого-то: – Подойди, будь добр.
Царевич неприятно удивился, когда из смежной комнаты в кабинет вошёл невысокий средних лет рэмеи, всё ещё довольно крепкий, но из тех, чья крепость уже потихоньку начинает перерастать в округлость. Его приятное с крупными чертами лицо было украшено кустистыми усами. Открытый доброжелательный взгляд вошедшего не сулил никакой опасности, и лишь застарелый шрам, пересекавший левую бровь, придавал ему чуть более угрожающий вид. Движения мужчины были чёткими и точными, как у всякого воина, проведшего в сражениях много лет.
Рэмеи поклонился и отдал честь.
– Военачальник Нэбвен из вельможного рода Меннту и пятьдесят отобранных им копейщиков отправятся вместе с тобой в Лебайю, – представил гостя Секенэф и тут же обозначил его роль в походе.
– Для меня честь сопровождать тебя, царевич, – сказал воин, склонив голову.
