Анна Сешт
Кольцо времён. Путь Упуата
Художественное оформление Екатерины Тинмей
Иллюстрация на переплете Данияра Альжапара
Иллюстрации в тексте и на форзацах Helga Wojik
© Сешт А., Wojik H., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Саундтреки
https://drive.google.com/file/d/1puOZwt8I7X1-tPzdKMUdvT8VgSXsYMAK/view
https://drive.google.com/file/d/1m7eoUA0N8YBCbaJhVHHr46lI5ZD0nTYO/view
Пролог
Год 1871, Дейр-эль-Бахри
«Спаси их… Спаси…»
Эти слова бились внутри, стучали в висках вместе с пульсом.
«Спаси… Спаси…»
Она была в отчаянии, и как Джонатан ни пытался, он не мог достигнуть её, привести в чувство. Её боль граничила с безумием, обжигала, подстёгивала. Больших усилий ему стоило отстроить своё восприятие, отделить свой разум от её, чтобы хоть кто-то из них сохранял трезвость суждений.
Ночь была тихой и безмятежной, словно в противовес тому, что творилось внутри. Ярко сияли звёзды, гораздо более близкие, чем дома. Да и где теперь был этот дом? Джонатан сморгнул, сосредоточился на настоящем, стараясь не заглядывать за вуаль времени, соскальзывающую, обнажающую иной образ этих мест. За спиной остались древние храмы, сегодня – не более чем руины, в которых с трудом можно было угадать их прежний облик. Впереди петляла среди скал едва намеченная тропа. Призрачный многоликий шёпот, когда-то пугавший его, бился о границы восприятия далёким прибоем. Те, кто обитал здесь прежде, спешили рассказать ему свои истории, ведь он умел слышать их. Но сейчас Джонатан пришёл не за этим.
Его спутники тихо переговаривались. По пути никто из них не зажигал светильники, чтобы не привлекать ненужного внимания.
Обломки известняковой породы скользили под ногами, и шёпот камней казался оглушительным грохотом. Их могли обнаружить, ведь за этим местом следили.
«Спаси…» Голос снова вторгся в его разум, изгоняя все прочие мысли, напоминая.
История с покупкой мумии была ловушкой, чётко выверенной провокацией, но не попытаться Карнаган не мог. Он использовал все свои контакты, отдал немало денег нужным людям, чтобы добыть драгоценные останки.
Крик на грани восприятия, от которого череп готов был треснуть, он помнил до сих пор – вой отчаяния, неуловимый слухом, но заставивший содрогнуться всё его существо. Тело, извлечённое из золочёного саркофага, было переправлено через множество рук, прежде чем попало к нему, но…
Вмятое в череп некогда прекрасное лицо, которое он чужой памятью помнил живым и величественным. Изящные руки, сжимавшие поводья коней боевой колесницы, – пальцы, разделённые на отдельные фаланги, словно рассыпанные причудливые бусины. Тело – расколотый сосуд, в котором недоставало большей части фрагментов. Останки были не просто повреждены, а осквернены, и как Джонатан понимал – осквернены целенаправленно.
Выманить её… нет – их обоих. Заставить действовать бездумно, опрометчиво.
В другое время она бы поняла, прислушалась к нему, согласилась выждать. Дала бы ему время подготовить всё, как нужно. Джонатану не хватало совсем немного для сокрушительного удара, который прервёт цепочку роковых событий.
Потеря, казалось, надломила её, подточила её Силу. Ему даже начало казаться, что вернулись безумие и ярость, с которыми он когда-то столкнулся впервые.
«…Правый глаз Его – Солнце, и левый – Луна. И когда ослеплён Он, то карает друзей своих, принимая их за врагов… И в глухой ночи оживают Тени, и творятся дела лжи и истины. Ложь подменяет истину, и истина – ложь …»
Разве не того добивался Кахин?[1] Готовился к открытому противостоянию. Время игр разума закончилось. Покров тайны вот-вот будет сорван. Оставалась какая-то пара шагов…
Но она не могла ждать. Что ж, ради неё он должен был попытаться. Будь что будет. Даже если это окажется новой ловушкой – ему будет что противопоставить людям Кахина. И сам он больше не станет скрываться. Нечасто тебе дарована роскошь выбирать время для решающей битвы. Но зато место, где эта битва состоится, Джонатан Стоун, лорд Карнаган, знал.
Тропа привела к зияющей черноте грота, замаскированного так тщательно, что не знай он точного местоположения – даже не догадался бы свернуть и заглянуть сюда. Обломки горной породы и песок были расчищены, но разглядеть это можно было не сразу среди скал, изрезанных пустотами, рукотворными и природными.
Они остановились у края. Теперь без света было не обойтись. Отвесная шахта уходила в глубину, боги знают на сколько метров. Уже не раз Джонатан успел подумать, что лучше бы предпринял это путешествие днём, но такой роскоши у него не было.
Он бросил вниз небольшой камешек – точно в глубокий колодец. Нет, вроде бы не настолько глубоко, судя по звуку… Люди Кахина, скорее всего, использовали лебёдку. Карнаган с трудом мог представить себе, как бы они карабкались из тайника со всем добром. Он даже устройство этой гробницы представлял себе смутно – в его распоряжении была только грубо нарисованная схема без точных мер, да и эта, с позволения сказать, карта досталась ему большой кровью.
Шахта, небольшой прямой проход, затем коридор, уходящий вверх, глубоко в тело скалы. Как далеко ему нужно пройти, Джонатан тоже не знал – она должна была подсказать, хотя эту гробницу строили совсем в другую эпоху, многим позже правления её семьи. Так она говорила, пусть время и было для неё лишь условностью.
Воображение рисовало ему прекрасные яркие рельефы на стенах, несметные сокровища, за которые с лёгкостью убивали. Желание увидеть всё своими глазами пересилило даже страх – вполне рациональный – свернуть себе шею при спуске. Когда это закончится, он обязательно вернётся сюда, чтобы сделать записи и зарисовать хотя бы в силу своих умений.
Сопровождавшие его люди были надёжными, работали на него давно, а всё же, когда они под руководством Джонатана укрепляли верёвки, промелькнула шальная мысль: останутся ли они с ним до конца? Не испугаются, не бросят ли здесь?
Какие Боги могли помочь благополучно пережить эту ночь?
Упуат, проводник душ…
Меретсегер…
Джонатан обернулся, окинул взглядом скалы некрополя, потом посмотрел вверх, на россыпи вечных звёзд, светивших когда-то для неё. Коротко вздохнув, он начал спуск, стараясь не думать о глубине шахты и даже о том, что ждало внутри. Сосредоточиться на каждом мгновении, отсчитанном стуком сердца, на каждом небольшом движении, потому что если хоть одно движение будет неверным…
«Упуат, Открывающий Пути, проведи меня к цели. Не ради себя прошу, ради тех, кого нужно спасти…»
Показалось, или силы в руках словно бы стало больше, а чёрный зев гробницы уже не вызывал головокружительный трепет? Впрочем, после всего пережитого испугать его, наверное, не могло уже ничто.
«Меретсегер, ослепи моих врагов…»
Эту фразу Джонатан в самом деле повторял так часто, что в итоге нанёс её не только на страницы дневника – на предплечье, как вечное напоминание. Оберег. Что за шальная мысль побудила его сделать это когда-то? Наверное, дело было в том случае, когда он впервые увидел проклятое Око… Око, переставшее быть защитным символом…
Ослепи моих врагов…
Некстати вспомнилась та первая встреча. Первое обнаруженное тело. Изуродованное лицо – рот, разверзнутый в безмолвном крике, пустые глазницы и воск. Печать. Символ.
А ведь он думал, что мадам Анабель погибла при пожаре… Как же многого он не знал тогда, в тот роковой вечер, который должен был стать триумфом отца.
Тёмный зев шахты заглатывал его, шаг за шагом. Осторожно Джонатан продвигался вниз. Светильник он укрепил на поясе и намеревался зажечь только внизу, когда придёт время искать проход.
В следующий миг над головой прогремел выстрел. Потом ещё один. Зазвенели в ночи встревоженные крики.
С возгласом Джонатан рухнул вниз. Страхующие верёвки рывком впились в плоть. Прожигая ладони, он остановил падение, но больно ударился спиной об один из выступающих камней. Сердце стучало где-то в горле, и руки дрожали от напряжения. Беспомощно Карнаган завис между невидимым дном и клочком звёздного неба, проглядывающего в колодце шахты. Что творилось наверху, он не видел, хотя нетрудно было догадаться – их всё же нашли.
Ещё один выстрел. Истошный крик. Чьё-то тело, точно куль, рухнуло в шахту, чудом не зацепив Джонатана. В темноте он не разглядел, был это враг или друг.
Рука нащупала револьвер, укреплённый на поясе, с другой стороны от светильника. Карнаган мог бы воспользоваться иным своим оружием, заставить всех их бежать – и своих, и чужих. Заставить забыть не только зачем они пришли, но и кем они вообще были…
Джонатан коротко покачал головой, отбросив соблазнительную мысль. Рискуя в спешке свернуть себе шею, он заскользил вниз – быстро, насколько мог.
Ноги коснулись спасительной каменистой земли. Где-то рядом остался труп. Отвязав страховку, Карнаган привалился к стене, позволил себе отдышаться и вскинул голову. Там, наверху, шёл невидимый бой, и вечные звёзды словно насмехались своей безмятежностью. Он оказался в ловушке, но не собирался отдавать свою жизнь дёшево. Пусть рискнут спуститься…
Зажигать светильник сейчас было слишком опасно. Ощупью он нашёл начало замаскированного прохода, уходящего в тело скал. Отсюда уже было очевидно – этим путём ходили не раз, а ход был завален ровно настолько, чтобы им можно было воспользоваться в любой удобный момент.
«Меретсегер, ослепи моих врагов», – беззвучно шептал он, проползая внутрь.
«Спаси… спасайся…» – её шёпот был измученным и тихим. Сейчас уже иные голоса вторглись в восприятие Карнагана далёким нарастающим прибоем. Привычно он заслонился, отстраивая восприятие, чтобы не кануть в видениях чужой памяти. Первый проход пришлось преодолевать ползком, ощупывая шершавые слоистые стены. Звуки боя остались за спиной – древняя гробница поглотила всё.
В какой-то момент он сумел распрямиться, тут же ударился головой о низкий потолок и выругался, совсем не как подобало джентльмену. Да, лучше всё же было зажечь светильник.
Трепещущий язычок пламени хоть немного разогнал древние тени, и Джонатан огляделся. Никаких росписей ослепительной красоты, которые уже успело нарисовать воображение. Он оказался в пещерах, которые даже не вполне походили на рукотворные. Словно некоему неведомому зверю угодно было выгрызть себе проход, а до шлифовки стен, пола и потолка монстру, очевидно, не было никакого дела.
Камни под ногами крошились и предательски скользили. Карнаган спотыкался, пару раз падал, но успевал вовремя схватиться за стену, чтоб хотя бы уберечь фонарь. Оказаться здесь в полной темноте было перспективой безрадостной. Хотя куда он шёл и зачем?..
Взгляд выхватывал какие-то ниши, проходы, заваленные беспорядочно разбросанной утварью, ведущие в никуда. Основной проход – путь неведомого зверя – шёл под углом вверх. Джонатан растерянно огляделся. Совсем не так он представлял себе гробницу, последнюю обитель десятков властителей древности. Это место скорее походило на склад… притом на склад, за которым очень плохо следили. Но здесь были те, кого он мог призвать, чей гнев мог обрушить на врагов… спасти тех своих людей, кто ещё уцелел…
В следующий миг Карнаган понял, что не один здесь. Звук шагов доносился сразу отовсюду, отдаваясь дрожью в позвоночнике. Джонатан давно уже отвык бояться. Ему ли было бояться после всего увиденного, после того как он неотрывно смотрел в бездну неведомого? Но эта тяжёлая поступь приносила с собой позабытый липкий страх… и казалось, древние мертвецы отвели взгляды от Джонатана, незваного гостя новой эпохи, и обратились к тому, другому…
Слух едва улавливал приглушённый скрип и скрежет. Разум был надёжно защищён от многоголосого хора шепотков. Стук собственного сердца казался оглушительно громким.
Древние мертвецы вдруг замолчали, и даже она как будто замерла…
Огонёк светильника дрогнул, как от порыва ветра, и испуганно погас. Но ещё прежде Джонатан Карнаган успел различить силуэт, сотканный из теней гробницы и выросший в проходе перед ним. А потом его разум взорвался оглушительным воем:
«Анх-Джесер!»
Глава 1
Недобрые вести
Год 2019, Каир
Он не мог оторвать взгляд от тонкой золотой строчки, змеящейся по коже салона цвета шампань, словно пересчитывал стежки.
Мир по ту сторону тонированного стекла был погружён в сумерки – тонкая грань между сном и смертью. Даже солнце, немилосердно палящее, поблекло. По спине пробегал озноб, и вряд ли виной тому был ласковый бриз кондиционера.
Предупредительный водитель белого «Бентли Континенталь» был не арабом, а европейцем. Точнее сказать было трудно – с гостем он разговаривал мало, зато на ломаном русском. Уточнять маршрут не требовалось – куда везти, водитель и так прекрасно знал.
На Кахина работали самые разные люди. И теперь он пополнил их число…
Египтолог тряхнул головой, пытаясь выпутаться из липкой паутины тяжёлых мыслей и страха, который стал его постоянным спутником в эти пару дней. Всего два-три дня… и жизнь изменилась в корне. Никаких открытых угроз – лишь учтивые разговоры, разумные объяснения, как надлежит поступить. Очень настойчивые объяснения, с которыми просто невозможно было не согласиться.
И вот теперь он, одетый в подаренный гостеприимным хозяином шикарный костюм – ведь господин учёный не знал, что будет гостить там несколько дней, и ему нужна смена одежды? – ехал в не менее дорогом авто домой.
Домой ли?..
Если всё делать правильно, из всего этого можно извлечь пользу, и обе стороны будут чрезвычайно довольны соглашением. Так ему объяснили. Его предшественник был менее сговорчив, но что поделать, ведь не всем достаёт мудрости? Не все понимают, что с некоторыми силами лучше быть союзниками, чем бросать бессмысленный вызов. Зачем? Ради чего терять золотое будущее?
Египтолог постарался сосредоточиться на том, что беспокоило его в данный момент даже больше собственной дальнейшей судьбы. Как там бедняга Говард Картер? Да, Борька всегда оставлял кондиционер на автомате, иначе пёс бы просто задохнулся в каирской жаре. Но без воды, без еды почти трое суток для пса – целая вечность…
Страшно было думать о том, что он обнаружит, когда вернётся. Борька сдёрнул очки и зло протёр глаза, в которых предательски защипало. Глупо, наверное. Тут бы самому выжить, а не пса оплакивать. Да только пёс был единственным родным существом в этом городе, во всей его новой жизни. Конечно же, работа в Каире была его детской мечтой, самой настоящей, к которой он шёл годы. Но при переезде пришлось отказаться от многого. Всё имело свою цену. Зато, возвращаясь в квартиру, ставшую его новым домом, Николай Боркин всегда знал точно – там его ждут. Верный забавно хрюкающий друг, ленивый, постоянно голодный, но такой добродушный, родной. А теперь Борька вляпался по самые уши в такую историю, из которой, наверное, никогда не выберется. Много людей пострадало – он знал. Но люди-то хоть выбирали, так или иначе, куда вмешивались. А вот бульдог был виноват только тем, что жил с Боркиным.
Впрочем… Да, если всё делать правильно, он не только выживет…
Оставалась робкая надежда, что Кахин прислушался к его просьбам, когда велел своим людям тщательно осмотреть Борькину квартиру. Николай сам отдал ключи. Ему обещали защиту и безопасность – в обмен на сотрудничество. Но что для них пёс? А если захотят припугнуть? Никаких угроз – просто обозначить, что может произойти, если Николай Боркин перестанет быть разумным и понимающим партнёром.
Борька накручивал себя и совсем потерял счёт времени. Сколько они вообще ехали? Когда «Бентли» плавно остановился, египтолог не удержался и дёрнул заблокированную ручку двери. Водитель невозмутимо глянул на него через зеркало заднего вида, вежливо улыбнулся и вышел, чтобы открыть перед ним дверь.
– Мы приехали, господин Боркин, – сказал мужчина по-русски с тем же тяжёлым акцентом. – Приятного вечера.
– И вам того же, – хмуро ответил Николай, не веря, что его отпустили… а точнее, просто чуть ослабили поводок.
Темнота, подсвеченная золотистыми отблесками из окон, кралась по тихим дворикам и улочкам. Раньше они Борьке очень нравились, но сейчас казались зловещими – может, просто из-за всех тех мыслей, которые одолевали его. Пока египтолог открывал внешнюю дверь, он два раза чуть не выронил ключи – руки дрожали. А потом он поспешил к квартире.
– Пластик? – срывающимся голосом позвал Борька, замерев на пороге, не решаясь даже свет включить.
Тишина. Ни знакомого перестука когтей по полу, ни радостного похрюкивания, которым сэр Говард Картер всегда встречал своего друга после работы. Тихо работал кондиционер. Темнота беззвучно смеялась над его страхами.
Дрожащей рукой египтолог всё-таки включил свет, потерянно огляделся и, сглотнув подступивший к горлу комок, переступил порог.
– Где ты, мой шабак? – тихо позвал он, потом обошёл комнату за комнатой, больше всего сейчас боясь обнаружить даже не кого-то из людей Кахина, а… Борька не позволил себе закончить эту мысль, тряхнул головой, отгоняя зловещий образ.
Квартира казалась совершенно нетронутой. А ведь Борька точно знал, что сюда кто-то наведывался в его отсутствие, рылся в его вещах… Фоторамка на полке, ноутбук, книги, разложенные на столе, – всё осталось на своих местах. Кто бы здесь ни побывал, он действовал ювелирно. Единственное, что осталось в напоминание, – это визитка, при взгляде на которую прошибал холодный пот. Золотое Око Хора на чёрном фоне. Зловещее напоминание о вторжении.
Египтолог с усилием отвёл взгляд от визитки, растерянно огляделся. С дивана сиротливо свешивался рыже-коричневый пледик. Борька присел на корточки и заглянул под стол, словно искал не тридцатикилограммового пса, а случайно закатившуюся туда бусину. И стоит только приглядеться повнимательнее – как пропажа найдётся.
Шмыгнув носом, он сел на диван, растерянно комкая плед в руках.
– Ну как же так, а?.. Как же так?.. – тихо бормотал он, уставившись в коридор. Разум услужливо подсовывал возможные картины бульдожьей судьбы – одна другой ужаснее. На душе было так тошно, что хоть вой. И хотя Борьке было с кем связаться – Кахин оставил контакты своего человека, – но ведь не для таких вопросов.
«Нет, извините, я пока не закончил с вашим поручением. Но что вы сделали с моим псом?.. Да, конечно, я немедленно займусь вашим вопросом – только верните Пластика».
Обойдя всю квартиру ещё раз, ещё раз заглянув в каждый угол, Борька притворил дверь и вышел на улицу. Оставаться внутри было невыносимо – дом больше не был убежищем, безопасным логовом, где можно скрыться от всего.
Снаружи было пустынно. Вечерний намаз уже прошёл. Из окон доносились чьи-то весёлые голоса, а где-то на соседних улицах шумели машины. Эта простая жизнь казалась такой далёкой, недостижимой…
Египтолог сделал шаг, другой и остановился, вглядываясь в ночь. Из-за угла дома повернула одинокая фигура в тёмной галабее[2] и зашаркала в сторону маленького скверика. Обернувшись, араб тихо засвистел и позвал кого-то на удивление ласково… Борька глазам своим не поверил. Комендант! А следом семенил сэр Говард Картер собственной персоной!
– Пластик! – радостно заорал Николай на всю улицу.
Комендант подскочил от неожиданности и напустился на Боркина с привычной руганью. Пластик, напротив, хозяина признал и радостно вилял складчатым задом. Николай, уже не чаявший увидеть пса живым, бухнулся на колени и прижал бульдога к себе так, что тот возмущённо хрюкнул.
– Явился наконец-то, – проскрипел араб. – Забирай свою собаку-свинью, пока её кто-то на шаву не пустил. Хотя свинью на шаву нельзя. Может, потому и не сожрали пока.
Пластик завилял задом – теперь уже коменданту. Неужели научился понимать по-арабски? Удивительно, но на пса комендант смотрел гораздо теплее, чем на кого-либо из арендаторов.
Боркин тихо, искренне поблагодарил этого человека, от которого меньше всего ожидал такой вот доброты. Но комендант остался верен себе – отмахнулся, сплюнул и зашаркал к дому, предоставив Николаю и Пластику праздновать счастливое воссоединение без него.
Удивительно, но на работе его не хватились, отнеслись к его отсутствию просто как к небольшому отпуску, встретив как ни в чём не бывало. И это стало ещё одним подтверждением власти Кахина.
С удивлением Борька отметил, что даже его записи по инвентаризации предметов коллекции Карнаганов, привезённых из Москвы, дожидались на столе. Словно и не было никакого нападения в запасниках – привиделось, не иначе.
В середине дня, в обед, египтолог всё-таки прошёл в запасники, готовый ко всему, вплоть до того, что ящики исчезли. Но всё стояло там же, аккуратно, как он и оставил. Это почти пугало. Вдруг и правда привиделось?
Телефон он включил далеко не сразу – не решался сделать это с самого вчерашнего возвращения домой. Отключённый телефон давал иллюзию безопасности, словно так до него не могли дотянуться. Словно так у него было чуть больше времени, чтобы исполнить то, что обещал. Глупо, конечно. Но, в конце концов, в экстремальных ситуациях психика играет с человеком в самые разные игры.
Пропущенные звонки и правда были – несколько, с одного и того же незнакомого номера. Перезванивать Борька не стал – решил, если надо, то сами дозвонятся. Гораздо больше его беспокоило отсутствие каких-либо вестей от Яшки. Ни звонка, ни сообщения. Он даже спросил у коллег, не звонил ли ему кто на рабочий телефон, пока он отсутствовал, но те заверили, что нет. Впрочем, учитывая то, как они любили погонять чаи в течение дня – даже если кто и звонил, дозвониться было делом безнадёжным.
Борька не стал тратить время на текстовые сообщения – набрал другу сам. Их ссора казалась уже чем-то таким далёким и незначительным, что детали сами собой стёрлись, вытесненные происходящим. Ну вспылил Войник, повёл себя как полный придурок – главное, чтоб пережил всё это. Друзей у Борьки было мало, и теми, кто был, он не разбрасывался. Он ещё выскажет Яшке всё, что думает, за стаканчиком чего-нибудь покрепче. Может, даже в морду даст, чтоб душу отвести. Но главное, чтоб шанс выпить или подраться им вообще представился…
Вежливый женский голос в трубке раз за разом повторял, что абонент вне зоны действия сети. Это нервировало. Раз за разом Борька набирал номер – увы, безрезультатно. Работа встала. Он просто не мог ни на чём сосредоточиться, то и дело проверял телефон, писал, звонил, но абонент был всё так же безнадёжно недоступен. Конечно, со связью в Египте было по-разному. Вполне вероятно, Войник сейчас прогуливался по гробницам, а там если какой сигнал и можно поймать – то разве что с Сириуса. Вон, даже мем какой-то был про гробнично-храмовый Wi-Fi. Как там? Пароль: птичка, кошка, две пирамиды без пробелов.
Запоздало пришла мысль, что Яшка мог купить себе местную сим-карту – Борька же сам ему не раз советовал, чтоб связь обходилась подешевле. Может, это он названивал? Пропущенные вызовы.
А если не он?..
Знакомое липкое прикосновение страха вызывало тошноту. Нет, так дело не пойдёт. Эдак он скоро даже по нужде будет бояться ходить, не озираясь. Решительно взяв телефон, Борька перезвонил по незнакомому номеру.
Ответили почти сразу.
– Мистер Боркин? Как я рада вас слышать, – мелодично проговорил по-английски женский голос, смутно знакомый.
Египтолог опешил, гадая, кому он мог понадобиться. Или Кахин решил подсластить снадобье и в качестве связного выделил какую-нибудь красавицу? Прям как в чёртовых фильмах про Джеймса Бонда. Или про итальянскую мафию. На любой вкус.
– Это Ясмина, – подсказала женщина в трубке. – Я всё никак не могла до вас дозвониться. Простите за назойливость, но я по срочному вопросу.
– Устаза[3] Ясмина, рад вам! – выпалил Борька, чуть не упав с кресла от облегчения. Хорошо хоть сидел, а то бы ноги подкосились. – Как поживаете?
– Увы, есть причины для беспокойства. Это касается вашего друга, – в голосе Ясмины послышались нотки печали и тревоги.
– А что… что случилось?
– Если можно, я бы хотела обсудить это лично. Мы можем встретиться?
– Конечно! Когда и где вам удобно?
– Вы ведь сейчас в музее? Я заеду за вами где-то в течение часа. Напрашиваться в гости, конечно, невежливо, но…
– Конечно-конечно, поедем ко мне! – Поняв, как двусмысленно это прозвучало, Борька покраснел до кончиков ушей. – В смысле… можем поговорить в моей квартире.
– Вот и хорошо. Буду очень признательна за уделённое время.
– Что вы, это я буду очень признателен.
Ясмина попрощалась. Борька, потрясённый и взволнованный, отёр пот со лба и уставился на экран телефона, потом внёс её номер в контакты.
«Яшка, во что ты меня втравил, а?» – устало подумал он.
После приёма в Hilton Ramses Войник ясно дал понять, что разница в статусе для него – пустой звук. Хорохорился, ёрничал. Считал, что может замутить с самой госпожой бинт-Карим. Борька уже жалел, что начал его отговаривать. Ну обломался бы сам – делов-то? Может, тогда хоть не свалил бы в ночь.
Вот только друзья же не для того, чтобы во всём поддакивать. Яшка плохо понимал Восток и совсем не представлял, как здесь всё устроено. А у госпожи Ясмины были такие связи, что даже профессор Тронтон уважительно закатывал глаза, когда говорил о ней. Это только в сказках принцессы выбирают себе в женихи бойких искателей приключений из низов. А у Яшки даже волшебной лампы не было – только светильник с базара Хан эль-Халили, красивый, но без джинна.
Борька всегда сидел на рабочем месте до последнего – и в силу ответственности, и в силу того, что обожал свою работу. Но сегодня он решил, что вполне имеет право сделать исключение, попрощался с коллегами и направился к выходу из музея.
Ясмина позвонила ещё раз, сообщить, что ждёт его на стоянке у площади Тахрир. Борька готов был к тому, что там может ждать и лимузин, или на чём там ездили современные принцессы. К его удивлению, хоть у госпожи бинт-Карим и оказался личный водитель, приехала она на скромном тёмно-синем «Ягуаре». Ну, скромном для таких людей, как она, конечно. Борька бы себе такую «кошку» позволить в ближайшем обозримом будущем точно не мог.
Выбор цвета авто Борьку тоже не удивил – в своих нарядах Ясмина отдавала предпочтение синему и бирюзовому. Может, у неё и машины были под каждый наряд? Как у других статусных дам – сумочки и туфли.
Крепкий водитель, он же телохранитель – ручной ротвейлер Ясмины, которого египтолог запомнил по фуршету и другим встречам, – открыл перед Борькой дверь. Это невольно напомнило о вчерашнем дне, но Николай отбросил неприятное воспоминание. Ясмина приветливо улыбнулась ему с заднего сиденья, и смущённый египтолог сел в машину, стараясь удерживать уважительную дистанцию между ними. В голове закружились совершенно бытовые мысли вроде – убрано ли дома? Чем угостить гостью? Кажется, в холодильнике оставалась содовая и лимон. А из еды был только Пластиков корм. Вот тебе и всё хвалёное русское гостеприимство.
– Устаза Ясмина, вы голодны? – невпопад спросил он.
Госпожа бинт-Карим, напряжённо смотрящая вперёд, на дорогу, чуть улыбнулась:
– Благодарю, нет. И не беспокойтесь. Мне уже, право, неловко, что я так неожиданно настояла на встрече.
Почему-то от этого её «не беспокойтесь» Борька и правда немного расслабился, как по волшебству.
«Ягуар» плавно подъехал к дому. Ручной ротвейлер Ясмины открыл дверь сначала перед ней, потом перед египтологом. Госпожа бинт-Карим тихо сказала ему что-то, и телохранитель остался дежурить у входа в дом.
Хоровод мыслей пошёл на второй круг – что могло пойти не так прямо сейчас? Если им встретится комендант – опять наорёт, и будет неловко перед гостьей. Как поведёт себя Пластик? И как вообще госпожа Ясмина относилась к животным? Что там учудил этот дуралей Яшка? От волнения Борька нещадно потел, и становилось ещё более неловко. Нечасто к нему наведывалась какая-нибудь очаровательная гостья. А тут сама госпожа Ясмина бинт-Карим… Интересно, а она знала о Кахине? Наверняка знала, но лучше было не спрашивать.
По закону подлости в коридоре им встретился комендант, но, похоже, присутствие Ясмины оказывало умиротворяющее воздействие на всех, даже на этого ворчливого Цербера. Стоило госпоже бинт-Карим улыбнуться и поприветствовать его, как араб, кланяясь и улыбаясь в ответ, провожал их аж до самой квартиры, рассыпаясь в цветистых любезностях, словно какой-нибудь восточный сказитель. Даже на Борьку он посмотрел как-то по-новому, уважительно. Раз уж такие гости захаживают, значит, и хозяин не последний человек?
Отперев квартиру, египтолог засуетился – включил свет, запустил кондиционер посильнее, быстренько помыл руки, объяснив, где что, и поспешил на кухню, чтобы налить содовой и нарезать лимон.
– Вы проходите в гостиную! Устраивайтесь.
– Какой очаровательный пёс, – раздалось из комнаты.
Пластик, проигнорировав даже любимого хозяина и перспективу поживиться чем-то на кухне, закрутился вокруг гостьи, хрюкая и всячески выражая ей своё бульдожье расположение. Когда Борька вошёл в комнату со стаканами ледяной содовой, госпожа бинт-Карим изучала книжную полку. Египтолог вспомнил, что там ведь было и её фото, и снова покраснел, но гостья лишь улыбнулась, никак не прокомментировав.
– О, а это – ваша девушка? Настоящая русская красавица. – Ясмина кивнула на фотографию их троих.
– Э… ну да.
– И мистер Войник.
– Это не его девушка, – зачем-то брякнул Борька.
Гостья тихо рассмеялась, что так плохо вязалось сейчас с её напряжённым взглядом, и прошла к дивану. Казалось, что-то глубоко тревожит её, хотя держалась она с такой безмятежностью, которая сделала бы честь даже статуе царицы Тии в каирском музее.
Стоило Ясмине сесть, как на диван рядом с ней с поразительной ловкостью загрузился пёс.
– Пластик! – возмутился египтолог.
– Ничего страшного, – заверила Ясмина и погладила бульдога по морщинистому лбу, от чего сэр Говард Картер совсем разомлел и положил ей морду на колени.
Борька поставил стаканы с содовой на журнальный столик и сел напротив. Нерешительно посмотрев на гостью, он осушил свой стакан почти сразу – от стресса в горле пересохло.
– Мистер Войник – прекрасный фотограф, – начала Ясмина. – Я предложила ему участвовать в одном очень важном для меня проекте – о пирамидах, и он с радостью согласился. Хотел даже отказаться от оплаты – такой странный щедрый человек. – Она грустно улыбнулась, качая головой. – Но я настояла.
– Что ж, рад за него, – сухо ответил Борька, костеря друга на чём свет стоит. Уж мог бы о таком и рассказать!
– Три дня назад мы отправились в Саккару, сделать съёмки для первой статьи. Там… произошёл несчастный случай, и…
Кровь отхлынула от лица. Голос Ясмины звучал откуда-то издалека – конная прогулка, прекрасные виды. Хамсин. Псы.
«Коня понесло…» – эхом стучали в висках слова госпожи бинт-Карим.