Анна Сешт
Берег Живых. Буря на горизонте
Глава 3
Босые ступни ощущали тепло песка и потрескавшихся плит. Земля ещё не успела отдать весь накопленный за день жар. Ветер шептался между древними гробницами на разные голоса, повторяя звучавшие здесь много веков молитвы поколений жрецов.
«Не бойтесь нисходящей тьмы, скользящей из дальних пределов, ибо ей не под силу поглотить вас. Вы не оставлены, и светочи памяти да горят для вас сквозь века. Мы помним вас. Мы чтим ваши имена и деяния, высеченные на скрижалях вечности… Вы никогда не будете забыты…»
Ветер высушил её слёзы. Бредя вдоль мастаб и заупокойных святилищ, Тэра ласково касалась ладонью стен. Её пальцы с детства помнили рельеф священных письмён и древних портретов на камне, кое-где уже сглаженных безжалостным временем, но всё ещё хранивших прекрасные черты хозяев гробниц. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Мёртвые были бесконечно мудрее живых. Их спокойная сила усмиряла любую бурю в сердце.
Тэра знала их имена. Бродя между мастабами, она не раз нашёптывала их и вслух тихо читала о давным-давно отгремевших деяниях обитателей некрополя. К ним ведь уже так давно не приходили близкие, чтобы почтить память. Но для своих потомков они не зря засвидетельствовали всё, что желали передать дальше. Облечённые голосом тела и разума тех, кто навещал древних, наставления их звучали из глубин времени, и тогда оживала их мудрость, и сердце радовалось ей.
В напоённой многоликим шёпотом тишине Тэра слышала чью-то тихую поступь. Иногда зрение её точно расслаивалось, и она видела здесь древних – и жрецов, хранивших некрополь, и потомков, навещавших своих предков. Невидимое присутствие её возлюбленного Бога тоже не ушло из этих мест. Пока были те, кто помнил, пока жрецы берегли угодья мёртвых, Ануи был жив и могуч здесь. Ануи был с ней и теперь, хоть и не стало священного пса, глазами которого Он приглядывал за Тэрой, теплом которого Он согревал её на земле. И всё же она не была одна, не была оставлена… Девушка крепко зажмурилась, но не остановилась – эхо собственной поступи рождало отголоски поступи мягких крепких лап по песку рядом. Как и всегда, патриарх защитил их. Но её собственной силы оказалось недостаточно, чтобы в свой черёд защитить его. Она не успела, она позволила этому случиться. Его внутренности были как будто опалены изнутри, и на груди зияла страшная рана, но ей под силу будет восстановить красоту его плоти для вечности. Как жаль, что только для вечности…
Ветер изменился, нежно приласкал её лицо речной прохладой. Тэра открыла глаза. Мастабы кончились. Она дошла до зарослей тамарисков у притока Апет, разделявшего храм и некрополь. Далеко слева остался небольшой крепкий мост, переброшенный через сужающийся поток. Великая Река была такой широкой, что рэмеи почти никогда не строили через неё мостов, кроме как через каналы и узкие протоки. Тэра читала, что эльфы умели возводить мосты из камня, величественные, как целые храмы, украшенные резьбой и статуями. Но их рекам было далеко до могучей полноводной Апет, древней, как сама жизнь на этой земле.
Завернувшись в шерстяную накидку, Тэра села у самой воды, вслушиваясь в погребальную песнь шакалов. Несколько теней выскользнуло из темноты. Щенки устроились рядом с ней, тихие, присмиревшие. Они по-своему чувствовали уход старого вожака и в последние дни почти совсем оставили игры. Девушка рассеянно гладила юных псов и думала о том, что вместе с жизнью друга закончилось что-то и в жизни её собственной. Точно целая маленькая эпоха завершилась. Он был рядом с ней все эти годы с тех самых пор, как помог Перкау найти её, ведь священные животные живут намного дольше обычных. Сам тот день Тэра, разумеется, не помнила, зато помнила, как всю её сознательную жизнь пёс охранял её, делил с ней пищу и приходил на отдых в её комнату после обхода храмовой территории. Она помнила, как зверь стал вожаком, патриархом на пике своей мощи, и как начала понемногу угасать, подчиняясь течению лет, сила в его теле. Теперь, без возможности просто обнять его, почувствовать под ладонями потускневшую с годами, но всё ещё мягкую шерсть, ей было так одиноко! Но как служительница Ануи она понимала – одиноко было ей, и горько жрецам. Сам же патриарх отправится на Западный Берег к своему Владыке и будет свободен и счастлив, и сила его уже не будет угасать с течением лет.
Вспоминая своего друга и бродя среди гробниц, Тэра не могла не думать и о том, сколько лет на земле осталось ей самой. По годам она была в том возрасте, когда большинство людей создавали семьи, а рэмеи только достигали совершеннолетия. Тело же её словно принадлежало женщине зрелой, всё ещё находящейся на пике силы. Но как долго это продлится? Как скоро на смену зрелости придёт старость, а потом и иссыхание плоти? В их общине говорить об этом было не принято. Ни Перкау, ни другие жрецы и послушники, хранившие её тайну, никогда не отвечали на такие вопросы. Для них она была рэмеи, пусть и выглядела чуть иначе, – всегда была одной из них. Но для того, кто увидел её впервые… Нет, думать об этом не было сил. Она даже не решалась вспомнить взгляд Хэфера той ночью, когда покров тайны был сорван. И без этого ей хватало тревог и печалей.
Когда тело пса-патриарха было оставлено в покое подготовки, Перкау собрал своих бальзамировщиков и предупредил о грядущей опасности. Теперь, согласно его наставлениям, их маленькая община в скором времени готовилась перебраться в подземные переходы некрополя. Поколения жрецов охраняли покой мёртвых, но и мёртвые могли защитить жрецов. Сейчас нужда в этом как раз наступила.
Все они понимали, что их размеренная жизнь уже никогда не будет прежней – понимали с тех самых пор, как укрыли в стенах своего храма наследника трона, с тех пор, как по воле Ануи не выдали тайну его присутствия даже самому Владыке Секенэфу и Верховному Жрецу Ануи в Таур-Дуат, мудрому Минкерру. Никто из общины не жалел, что помог Хэферу. Теперь он тоже был одним из них. Но враг прознал обо всём прежде, чем Хэфер вернулся в столицу, и теперь никто не позволит бальзамировщикам этой общины просто отойти в сторону.
Император до сих пор не повелел обыскать храм только лишь потому, что жрецы сами показали его доверенным все тайники, рассказали открыто обо всём… кроме главного. Владыка поверил слову служителей Ануи, верных его власти. Теперь тайна будет раскрыта, но лживо, искажённо, и их назовут предателями.
Тэра не знала, как воспрепятствовать этому. Ведь и вся её жизнь была по сути нарушением Закона. Она не могла смириться с таким положением дел, потому что служение Ануи было её дыханием, биением её сердца, её душой. Учитель сказал, что наследник обещал защитить их. Но пойти против Закона не мог и наследник. И не должен был, ведь Эмхет хранили Закон на земле.
«Грядущая буря либо сметёт нас, либо вознесёт на новый виток событий». Так сказал Перкау.
Неразрешимые противоречия разрывали её сознание, укрытые покровом печали и горечи… Впервые Тэра действительно желала, чтобы Хэфер ушёл из храма и вернулся к своей жизни. Она оставила всё на волю Ануи, потому что воля Ануи изначально и сделала эту встречу возможной…
Юные псы встрепенулись, почуяв чьё-то присутствие, но вели себя дружелюбно. Спустя некоторое время Тэра услышала звук шагов. Кто-то направлялся к ней по берегу, но пришёл гость со стороны храма или со стороны некрополя, она не знала. Её уединение было нарушено.
Девушка обернулась. Инстинктивно её руки взметнулись, чтобы скрыть лицо головным покрывалом, и тотчас же безвольно опустились – в тайнах больше не было смысла. Она вся подобралась, не зная, чего ожидать.
Хэфер приблизился осторожно, точно боясь спугнуть её, и опустил на песок светильник. Тэре показалось, что хромал он уже значительно меньше. С ночи ритуала она не видела его и не знала, произошли ли уже с ним какие-то значимые перемены.
Щенки окружили наследника и начали радостно прыгать на него, грозя сбить с ног – вес у них был уж немалый. Царевич беззлобно прикрикнул, и они притихли.
Не говоря ни слова, он снял заплечную сумку, достал из неё и поставил перед девушкой маленькую курильницу и чашу из голубого фаянса того оттенка, который художники использовали на фресках, чтобы передать нездешнесть Западного Берега и божественного пространства. Следом появились кувшин с вином и благовония. Опустившись на колени, Хэфер наполнил чашу вином и воскурил благовония. Тэра узнала запах – в храмах с ним провожали усопших в добрый путь, а у гробниц поминали близких.
Царевич чуть переместился, садясь рядом, спиной к девушке. Чаша и курильница оказались между ними. Он держался собранно, немного скованно, точно пытался следовать правилам некоего неписанного и не очень хорошо ему известного этикета.
– Возможно, так тебе будет легче, привычнее говорить со мной, – негромко объяснил он, – а смотреть ты позволишь мне, когда сама сочтёшь возможным довериться.
– Дело не в моём доверии! – возразила Тэра – резче, чем хотела, – и смущённо замолчала.
Чем сильнее были бушевавшие в ней эмоции, тем сложнее оказывалось их выразить. Так было всегда. Но Хэфер точно не обратил внимания на то, что она пыталась защититься.
– Раздели со мной чашу памяти в его честь, – царевич указал за спину рядом с собой, на вино. – Я так многим обязан ему… но даже имени его не знаю.
Тэра поняла вдруг, что он искренне хотел смягчить её боль и страх той ночи.
– У них свои имена, нам недоступные, – ответила девушка уже доброжелательно, а потом подняла чашу, пригубила вино и прошептала, глядя в сторону некрополя: – Пусть твой путь домой будет лёгким, мой друг.
Нерешительно она тронула царевича за руку и передала ему чашу. Хэфер не вздрогнул, и, взяв не глядя чашу из её рук, пригубил вино и тихо сказал:
– Пусть будет милостив взор Ануи к твоей душе, несравненный страж и проводник душ.
Некоторое время они молчали, вспоминая, передавали друг другу чашу с вином и рассказывали что-то из своих воспоминаний, связанных с патриархом. Конечно, больше историй накопилось у Тэры, знавшей пса с детства. Хэфер слушал её с неподдельным интересом, изредка задавая вопросы. Она рассказывала о тайных даже от учителя ночных вылазках, в которых пёс сопровождал её, о том, как он несколько раз защитил её от песчаных чудовищ, как вместе они таскали с храмовой кухни пирожки с мясом, и страж, которому, в отличие от юной послушницы, конечно же, не попадало, каждый раз поддерживал свою любимицу, честно принимая вместе с ней выговоры Верховного Жреца. Правда, за проступки, которые грозили Тэре опасностью, зверь и сам иногда был горазд проучить её, покусывая – не до крови, но весьма чувствительно.
Чаша с вином понемногу пустела, а память становилась всё светлее, ведь вспоминались самые лучшие, самые прекрасные моменты из жизни ушедшего.
– Иногда на тренировках мне казалось, что он смеялся над нами, над теми условностями, которыми мы себя окружили, – сказал Хэфер, и в его голосе Тэра услышала улыбку. – Интересно, какими он видел нас?
– Гораздо менее совершенными существами, чем псы Ануи, – ответила девушка, не удержавшись от тихого смеха. – Очень уж снисходительный у него порой был взгляд. Он даже на Верховного Жреца так смотрел иной раз.
– И на тебя?
– О, на меня – особенно, – усмехнулась Тэра. – Он же был свидетелем всех когда-либо совершённых мной глупостей.
– Это он ещё моих не видел, – фыркнул Хэфер. – Ты кажешься гораздо разумнее, чем юные Эмхет, ну, кроме разве что моей сестры. Она была очень мудрой даже в детстве. Может, мудрость и взвешенность вообще свойственны девочкам гораздо больше, чем мальчикам?
– Мне, напротив, часто хотелось быть мальчишкой. В детстве это как-то проще, хотя для бальзамировщика не так и важно.
Она осеклась, вспомнив, почему, собственно, боялась неминуемого разговора с царевичем. Но пока их беседа была лёгкой и тёплой. Хэфер каким-то неведомым образом отогнал мрачные тени, бродившие рядом с Тэрой, и ей стало так хорошо… Велико было искушение представить, будто после ночи ритуала между ними не пролегла пропасть.
Тэра допила последний глоток вина и отставила чашу.
– Благодарю тебя, господин царевич… Этот вечер – именно то, чего мне не хватало.
– Мне нравится, когда ты произносишь моё имя.
– Для того разговора, с которым ты пришёл, легче удерживать расстояние, положенное по этикету, – возразила она.
Её голос снова зазвучал с прохладой, хотя закрыться от собеседника сейчас было очень непросто.
– Легче? – переспросил он с обезоруживающим теплом.
Тэра даже немного рассердилась на него за то, что защищаться оказалось труднее.
– Мне… легче, да, пожалуй, – ответила она с лёгким вызовом. – Говорить о нарушении Закона с другом намного сложнее, чем с будущим Владыкой.
Хэфер вздохнул.
– Я понимаю. Мы с Верховным Жрецом действительно говорили о нарушении Закона, – его голос тоже приобрёл иные интонации. – Не буду лукавить, как потомок Ваэссира Эмхет я обязан защищать и соблюдать Закон без исключений, невзирая на свои чувства.
Тэра опустила голову. Что она могла сделать сейчас – упасть на колени, умолять его о милости не для себя, но для учителя и для их храма? Вот только Перкау всегда предупреждал её, что согласно Закону, который они нарушили, он был виновен даже больше, чем его ученица. На него в полной мере ложилась ответственность посвящённого, тем более – главы храмовой общины. Он, жрец, передал не предназначенные для людей таинства человеческой девушке, и тем самым к тому же подвергал её каждодневной опасности. Да, формально он не провёл свою ученицу через Посвящение, но обучил её гораздо глубже, чем просто послушницу. А другие жрецы и послушники знали об этом и никак не препятствовали. Отвечать придётся всей общине.
Но ведь что-то Тэра могла сделать!
– Мой царевич, позволь…
Хэфер вскинул руку, прерывая её, и она не посмела перебить его.
– Как потомок Ваэссира я имею право воплотить и другую часть Закона. Я готов сделать это даже без твоего согласия, если придётся, но то говорит во мне другая Сила, недавно разбуженная ритуалом. «Привычный для меня я» всё же предпочтёт спросить тебя. И я бы хотел задать этот вопрос, глядя тебе в глаза.
Тэра неуверенно кивнула, а потом, спохватившись – ведь он по-прежнему сидел к ней спиной и не видел жеста, – сказала:
– Да, конечно. В тех запретах больше нет смысла, господин мой царевич.
– Спасибо Тэра, жрица Стража Порога, – серьёзно ответил наследник и повернулся так, чтобы сесть ровно напротив неё.
– Я – не…
– Для послушницы в тебе слишком много Его Силы. В этом я согласен с нашим знакомым песчаным магом. Прошла ты ритуал Посвящения или нет, ты обучена, и Ануи проводит Свою волю в Мир сквозь тебя даже в большей степени, чем через многих из жрецов, виденных мной прежде.
Взгляд Хэфера был очень пристальным, ощутимым почти физически. Сейчас в его золотых глазах не горело то пламя, которое девушка увидела сразу после ритуала. Он смотрел сурово, но вместе с тем тепло, не обжигающе.
Совсем некстати девушка подумала, что он был красив так же, как его душа, – даже дух захватывало. В скудном свете светильника, в тонкой дымке благовоний его лицо, очерченное тенями, обрамлённое не драгоценным убором, а смоляными волосами, было царственным, как статуи его божественного предка: высокие скулы, орлиный нос, резко прорисованные губы. Тьма скрадывала недостатки его тела, и можно было представить, как будто не было той страшной охоты, и истерзанных останков, и долгих ночей восстановления его смертной формы.
Тэра любила его всего, целиком, любым. Она бы прошла весь этот путь заново, даже зная, как всё обернётся.
Звучание голоса царевича не вырвало её из оцепенения, а словно бы усилило его.
– Ты примешь из моих рук награду? Я проведу тебя через иное Посвящение – то, которое откроет для тебя все желанные тебе дорогие в Империи. Ну, или почти все… – тень улыбки коснулась его губ.
Девушка не знала, что отразилось в её собственном взгляде и что ему удалось прочитать.
– Боюсь, я не совсем понимаю, – после недолгого молчания призналась она.
– Ты можешь стать рэмеи, если на то будет твоя воля.
Глаза Тэры распахнулись. Она подалась вперёд, недоверчиво глядя на царевича. Разве таким можно было шутить?!
– Я слышала, что есть ритуал крови, – неуверенно начала она. – Но проводится он чрезвычайно редко. Люди и без того живут в Таур-Дуат почти наравне с рэмеи, но этот дар получают самые исключительные из них… Если ты играешь со мной, мой господин, то игра твоя жестока.
– Я предпочту принять эти слова как знак твоего смятения, а не как оскорбление, – сухо ответил он.
– Прошу простить меня, царевич… – Тэра склонила голову. – Этот дар… невозможен. Я даже думать себе о таком не позволяла, не то что мечтать! Разве что… мечтать о том, что Страж Порога проведёт меня к Водам Перерождения однажды и подарит другое воплощение, и тогда я смогу служить Ему открыто.
– Достойная мечта. И заслуженная.
– Чтобы заслужить честь стать рэмеи, нужно быть героем, совершившим исключительные подвиги во имя нашей возлюбленной земли. По крайней мере, так говорят древние тексты.
– Разве то, что ты сделала для меня, – не исключительный подвиг? Подвиг на благо Империи и рода Эмхет.
– Я не могла иначе. И не мне об этом судить.
– Верно, – спокойно кивнул царевич. – Мне судить. И я нахожу то, что ты сделала, именно таковым – исключительным, достойным того, чтобы увенчать рогами именно тебя, а не только твоих потомков.
Тэра почувствовала, что если не обопрётся ладонью о землю, то потеряет равновесие, потому что от слов наследника у неё закружилась голова. Двусмысленность его последней фразы не добавляла ясности мыслям.
– Но не все люди воспринимают этот дар как дар, – продолжал Хэфер. – Не все хотят свести родство с демонами. Стать рэмеи означает изменить свою душу и весь её дальнейший путь. Тело лишь отразит перемены, что произойдут с самой сутью.
– Во мне нет страха, мой царевич, – горячо возразила Тэра. – Откуда бы ему взяться, если я принимаю верования Таур-Дуат всей душой? Да, у некоторых из людей до сих пор весьма… первобытные представления о нэферу и хайту как о силах, всякое соприкосновение с которыми порочит душу. Или что-то вроде того.
Хэфер поморщился.
– И эльфы, увы, вполне поощряют такого рода мифы среди человеческих народов. По части хайту мы с ними, конечно, согласны, но в остальном… – он отмахнулся, не желая продолжать очевидное, и сказал: – Ты не из тех, жрица. Но я не мог не спросить тебя.
Тэра закрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов. Сердце билось так громко, что казалось, его стук был слышен на всю округу. Вдох-выдох. Сон воспалённого сознания.
– С тобой всё хорошо? – с тревогой спросил царевич.
– Да, просто… это ведь невероятно… – шёпотом сказала она, боясь, что если скажет громче, наваждение развеется. – И я правда смогу?..
– Я отвечаю за свои слова, – серьёзно заверил Хэфер. – Но прежде, чем ты дашь мне свой окончательный ответ, я должен напомнить тебе ещё об одной причине человеческого страха.
Тэра наконец нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.
– Ничто не может испугать меня и поколебать в своём решении, мой царевич.
– Послушай меня, – мягко попросил он, и в его взгляде ей почудилась тень тревоги. – Кто бы ни проводил Посвящение, в итоге только Боги решают, войдёшь ли ты в народ в этом воплощении… или в следующем. Наши жрецы и чародеи считают, что у разных людей и рэмеи разная возможность пропускать сквозь себя энергию, и потому выдержать Посвящение могут не все. Случалось так, что некоторые из тех, кто пригубил воды из фонтана Ваэссира перед дворцом – живой воды, что в ходе ритуала становилась кровью нашего народа, – падали замертво. Мы хоронили их по Закону рэмеи, как одних из нас, потому что души их впредь воплощаются так же, как и наши. Я не смогу защитить тебя там.
– Как ты думаешь… за какие грехи душа рэмеи может воплотиться человеком? – робко спросила она. – Разве наши Боги… отказываются от нас? Интересно узнать, что думает об этом потомок Ваэссира.
– Ни за какие не за грехи, – нахмурился Хэфер. – Это просто другой путь. Возможно – для новых свершений и задач… хотя, бесспорно, это немного странно. Рэмеи обычно воплощаются рэмеи, эльфы – эльфами, люди – людьми. Судьба народа как бы состоит из судьбы всех душ, в этот народ включённых. Но ведь бывают и исключительные случаи в божественном Замысле, который нам просто не дано постичь.
От его слов точно стало светлее.
– Учитель говорил так же – не за грехи, но ради иных задач.
– Тэра… – её поразила тщательно скрываемая боль в его голосе, и… нежность. – Крылья смерти уже распростёрты над тобой. Я знаю настоящую цену своего спасения теперь. Я потеряю тебя, не успев даже узнать так, как хотел бы.
Девушка не отшатнулась, когда он протянул к ней руку… но так и не коснулся. Курильница и дымившиеся благовония были совсем хрупкой преградой, но они напоминали о реальности, обо всём том, что разделяло их.
– Прими Посвящение, Тэра, – попросил царевич. – Я так хочу знать, что впереди у тебя много долгих лет, что я хожу с тобой по одной земле, что пусть и далеко от меня, но ты живёшь… что ты исполняешь свои мечты, больше ни от кого не скрываясь… что, может быть, хотя бы иногда я сумею видеть тебя. А после – кто знает – быть может, мы снова воплотимся в одной эпохе… и я смогу быть ближе к тебе.
От этих его слов Тэра ощутила сладкую дрожь, и последние сомнения растворились в ночи вокруг, утекли вместе с пряным сладковатым дымом благовоний.
– Принадлежать к твоему народу – великая честь для меня, – чуть слышно, всё ещё боясь нарушить момент, ответила девушка. – Что бы ни случилось там, Посвящение просто вернёт меня домой. И я смогу надеяться на встречу у Вод Перерождения… чтобы впредь воплощаться с тобой под одним небом…
Не в силах противиться радости и облегчению, которыми засиял его взгляд, она всё же позволила себе вложить руку в его открытую ладонь.
– Но пока встреча дарована нам здесь и сейчас… – его голос стал вкрадчивым.
Тэра даже охнуть не успела, когда Хэфер вдруг поднялся и притянул её к себе, отступая от курильницы. Все их разговоры, все сокровенные мысли, которые они разделяли, все запретные чувства слились в единую картину теперь, когда она оказалась в его объятиях. А восхищение в его глазах ярче любых слов отвечало на вопрос, желал ли он видеть её рядом с собой.
– Ты говорила, что наследник может получить любую женщину в пределах Таур-Дуат, – сказал Хэфер, глядя на неё со смесью нежности и огня, который и пугал, и завораживал одновременно. – Но не любая нужна…
Её сердце запело новым незнакомым ритмом. Она чувствовала себя прекрасной, как сама Золотая Хэру-Хаэйат, и вместе с тем открытой и уязвимой.
– И я говорила, что почти любая почтёт это за честь, – чуть слышно ответила Тэра, любуясь им, купаясь в его взгляде.
– Почти… Вот потому не только царевич, но даже сам Владыка обязан прежде испросить согласия, если он действительно чтит Закон.
Его взгляд стал ещё более пристальным, вопросительным, почти требовательным. Он ждал ответа, и этот ответ был ему необходим так же, как ей – его объятие. То, о чём он говорил, восходило к древнейшей истории их народа, смутному времени, когда управителям земель было позволено всё.
Но разве могли найтись слова для ответа, который она жаждала дать? Тэра просто теснее прижалась к нему, чтобы быть как можно ближе к его внутренней Силе, к его душе, которая так манила её. Сама её суть мечтала обнять его, переплестись с ним, вознестись над всеми разделявшими их запретами. Что оставалось телу, кроме как отражать и воплощать это невероятное, глубокое, всеобъемлющее стремление?
Тотчас же она почувствовала, что объятие Хэфера стало крепче. Он вздохнул, обвивая её ногу хвостом в ещё более личном для рэмеи жесте близости. Девушка невольно сама пожалела, что у неё пока не было такого облика, и она не могла обнять его столь же полно – только лишь обвить его шею руками. Жалела она и о том, что не владела искусством брачных покоев, потому что, в отличие от благородных рэмейских дев, не проходила обучение в храме Золотой. Ей недоставало понимания, как показать всю глубину и силу своих чувств тому, к кому она настолько стремилась. Мысль о том, насколько она уступала женщинам-рэмеи – прекрасным, огненным, в полной мере осознающим свою женскую Силу – вспыхнула было… и тотчас угасла под взглядом Хэфера. Он как будто почувствовал тень её сомнений.
– Ты нужна мне, моё воплощение Золотой… твои прикосновения, твой огонь, твоё сердце…
С этими словами царевич поцеловал её.
Тело Тэры тотчас же отозвалось, точно хорошо настроенная лира в руках храмового музыканта. Она ответила на его поцелуй, исполненный невероятной упоительной нежности, чувствуя, как эхо его касаний прокатывается по всем пределам её восприятия. Она желала большего, намного большего – вобрать его Силу до последней капли и раствориться в ней, преподнести ему в дар всю себя, все те удивительные сверкающие сокровища чувств, которые он пробуждал в ней одним своим существованием.
Ей было жаль, когда поцелуй завершился. Губами она чувствовала его дыхание, смешивавшееся с её собственным. Тэра распахнула глаза, встречая его взгляд, а потом неуверенно запустила пальцы в его волосы, которые так любила гладить, пока исцеляла его. Нежно она коснулась чувствительного основания рогов Хэфера, снова восхитившись их изысканным изгибом, характерным только для рода Эмхет. Такого рода касания у рэмеи считались ещё более личными, чем объятие хвостом. Взгляд царевича чуть затуманился от удовольствия, но он по-прежнему старался держать себя в руках.
– Я люблю тебя, единственный мой Владыка, – просто сказала девушка, но постаралась вложить в эти слова свои чувства.
Он обнял её так, что ей стало больно дышать, и зарылся лицом в её волосы. Она даже не думала, что в его руках осталось столько силы.
– Боги… и я люблю тебя, Тэра, моя прекрасная Владычица…
Спохватившись, он чуть ослабил объятие, но явно не намеревался отпускать её. Тэра и не хотела отстраняться. Она желала остаться в кольце его рук, упиваться вкусом его поцелуев. «Пусть бы эта ночь никогда не кончалась…» – счастливо подумала девушка… и запоздало поняла, что произнесла это вслух.
– Для нас она только начинается, радость сердца моего, – нежно сказал он, а потом вдруг подхватил её на руки и добавил серьёзно: – Но ночи в пустыне бывают холодными. Да и покой мёртвых тревожить не стоит.
Тэра ахнула – не столько от неожиданности, сколько от испуга за него. Пусть весила она немного, но его исцеление не было завершено, и…
Она не посмела напомнить ему о слабости тела, обо всём, что ему довелось пережить – не теперь, когда он желал быть для неё сильным настолько же, насколько сама она хотела быть для него прекрасной. Огонь в его золотых глазах пока ещё не выплёскивался через край, удерживался в границах, испрашивая её согласия…
Тэра опустила голову на плечо царевича, вверяя себя ему. Стремление к нему было намного сильнее любых сомнений, да и тех у неё уже не осталось.
Хэфер понёс её к храму. Она чувствовала, как он соизмерял свой шаг, как пытался не западать на одну ногу и не показать своей слабости. Щенки, словно проникшись важностью момента, следовали за ними спокойно и тихо. Видимо, эта ночь и правда была наполнена особым волшебством, раз юные стражи не стали пытаться извалять в песке обоих своих любимцев или затеять какую-нибудь ещё не подобающую случаю игру.
– Напомнишь, куда идти? – шёпотом спросил царевич и улыбнулся – за всё время жизни в храме он не успел выучить все входы и выходы, так много их было здесь. – А то представляешь, как неловко выйдет, если мы вторгнемся в комнату мудрого Перкау вместо нашей.
Тэра хихикнула, представив себе картину. «Нашей…» Как восхитительно это звучало!
– Позволь, я провожу, – тихо предложила девушка, когда они подходили к мосту. – А то ведь выйти и правда может неловко.
Хэфер остановился, задумавшись. Она решила воспользоваться этим моментом, чтобы не тратить его силы, и осторожно попыталась высвободиться. Бережно он поставил её рядом с собой, не выпуская из объятий, точно боялся, что жрица сбежит. Тэра нежно улыбнулась ему и взяла за руку.
– Я никуда не денусь. Пойдём… – шепнула она.
Вместе они пересекли мост над притоком и направились к спящему – как надеялась Тэра – храму. К счастью, на пути им никто не попался – только щенки следовали по пятам. Все вместе они прошли по тускло освещённым коридорам до двери в комнату Хэфера. Не выпуская руку девушки, царевич обернулся к щенкам и твёрдо сказал:
– Стражи или нет, а сегодня вам сюда нельзя.
Те заскулили, умильно завиляв хвостиками. Тэра старалась не улыбаться.
– Нет, моё сердце – камень, – заявил царевич и толкнул дверь.
Самый находчивый из щенков попытался прошмыгнуть внутрь, но Хэфер выставил перед ним ногу. Юный страж возмущённо тявкнул. Царевич приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы они с Тэрой смогли протиснуться, а потом запер, игнорируя щенячьи протесты.
– Надеюсь, Страж Порога не покарает нас за непочтение к юным проводникам Его воли, – весело шепнул он, уткнувшись в её волосы.
Девушка рассмеялась, спрятав лицо у него на груди.
Щенки возмущённо потявкивали за дверью, но вскоре, видимо, поняли, что даже привилегии храмовых стражей имеют свои пределы. Топоток маленьких лап вскоре стих в коридорах, и воцарилась тишина, которую нарушало только их общее дыхание и тихий смех. И без того тусклый свет почти не пробивался из-под двери. Если рэмеи ещё мог что-то видеть, то человеческие глаза различали лишь смутные тени.
Тэра помнила в комнате каждый уголок, учитывая, сколько времени она провела здесь за исцелением. За несколько месяцев пребывания наследника Эмхет в храме присущий ему запах – такой родной, а когда-то едва уловимый, как и сама ускользающая нить его жизни, – воцарился в этих скромных покоях, вытеснив запахи болезни и смерти.
Под ладонью Тэры билось его сердце. Ах, сколько же они боролись за это биение, и наконец-то оно стало ровным, сильным… частым.
Она снова ощутила прикосновение его губ, желанное, нежное, и ответила на поцелуй со всей силой своего чувства. Ритм его пульса отозвался нарастающим рокотом крови в её венах. Хэфер прервал поцелуй, но только лишь затем, чтобы обрисовать губами контур её лица, опускаясь ниже, к шее. Касания его губ были лёгкими, едва ощутимыми, но такими волнующими, что Тэре стало больно дышать.
Учитель называл новое тело Хэфера произведением искусства бальзамировщиков. Пожалуй, так оно и было. Но помогая воссоздавать эту форму, Тэра не думала о том, как скоро наследник сможет разделить ложе с женщиной… и уж тем более не думала, что этой женщиной окажется она. От таких мыслей девушка замерла, лишь теперь запоздало попытавшись осознать происходящее. Неужели это было здесь и сейчас, с ней? Она посмела влюбиться в потомка Божеств, и представить себе, что чувство её станет взаимным, было невозможно даже во сне. Но разве не о том сообщил ей Ануи, чья любовь к Его Богине навеки изменила этот мир? И как благодарна теперь была Тэра своему Богу, что не прислушался к её молитве в час отчаяния, что не убил её чувства, как она ни просила…
