Анна Сешт
Берег Живых. Буря на горизонте
Глава 2
На вечернюю трапезу к управителю сепата Сутджа Хатепер отправился один – только чтобы соблюсти этикет. Он знал, что Анирет нужно побыть в заброшенном храме ещё хотя бы немного, и распорядился о том, чтобы для ночёвки ей, Нэбмераи и паре оставшихся с ними воинов доставили тёплые одеяла и что-то из еды.
Тахири тоже остался с царевной. Поначалу робея, он всё же набрался смелости и расспросил царевну, какие сведения род Эмхет сумел сохранить о его любимой Владычице, память о которой он так тщательно старался уберечь от жадного времени. В свой черёд жрец рассказывал то, что знал сам, и делился своими размышлениями.
Анирет хорошо знала историю своего рода и могла рассказать жизнеописания Владык если не любого периода, то уж точно – самых значимых. О Хатши она читала в последнее время очень много, восхищаясь и вдохновляясь её мудрой политикой и великими свершениями. Императрица не прославилась завоеваниями, в отличие от своего наследника, – только подавила восстания в воинственном сепате Нэбу. Но на этом её труды на юге континента не окончились. Она организовала несколько экспедиций в земли, которые многие, даже эльфы, считали не более чем легендой. Благодаря её стараниям юг наконец-то стал единым, и многовековые распри закончились, когда единым осознал себя и сам рэмейский народ.
Исторически в Таур-Дуат сложилось так, что каждый сепат был по-своему самобытен. Управители сепатов ревностно хранили свои земли целыми «династиями»[12] древних родов, корни которых уходили ко времени Первых Договоров[13] или хотя бы ко времени воссоединения Верхней и Нижней земель. Царица Амахисат и сама происходила из такой «династии». История знала смутные времена, когда власть Императоров ослабевала, оставалась номинальной, и некоторые управители сепатов создавали целые небольшие автономные государства. Ну а сепат Нэбу долгое время вообще был обособленным государством со своим отдельным путём развития. Дорога к объединению была чрезвычайно долгой и сложной.
Раскол Империи пугал даже больше, чем война с Данваэнноном. Народ рэмеи, при всём многообразии их культуры, должен был оставаться единым. Только так божественный Закон мог царить на земле.
Как бы там ни было, заслуга Хатши состояла в том, что именно благодаря ей Нэбу окончательно вошёл в состав Империи, а о легендарной земле Пернечери, лежавшей на самом юге континента, за непроходимыми джунглями, перестали говорить как о чём-то сказочном и недосягаемом. Лучшие благовония для храмов доставлялись оттуда, как и драгоценная кость, и самоцветы, и лекарственные растения, и экзотические животные, которых так полюбили жители Империи.
Анирет не могла не восхищаться своей великолепной предшественницей и хотела бы походить на неё, но различий между ними имелось немало. Хатши была старшей дочерью Императора Кааэнра, наследницей по рождению, и воспитывалась соответствующе. Единственный сын Владыки умер ещё во младенчестве, а вторая дочь выбрала удел жрицы Ваэссира, чему никто не препятствовал.
Отец обучал Хатши так, как Секенэф обучал Хэфера, объяснив ей все премудрости управления, а также ритуального и энергетического взаимодействия с землёй. Ей подыскивали достойного супруга, который должен был вместить в себя Силу Ваэссира, но и только. Именно самой Хатши предстояло заниматься политикой и направлять мужа в том, что она знала. Она была полноценной наследницей трона, а не просто царевной. Даже если сравнивать начало их пути, между Хатши и Анирет лежала пропасть. Окружение Императора Кааэнра изначально знало, что Владыка заинтересован прежде всего в продлении собственной прямой линии наследования и потому не станет привлекать побочные ветви без необходимости. А в каком положении была Анирет при живом младшем брате и дяде? Её никто не видел и не слышал и, конечно, не брал в расчёт, и вдруг – принять как будущую Императрицу! Смешно даже подумать.
Отдельной истории заслуживала и личная жизнь Владычицы.
Супругом царевны Хатши стал амбициозный молодой вельможа из побочной ветви рода Эмхет – Тхатимес из рода Хепери[14]. В нём ярко проявилась кровь предка, да и при дворе он уже кое-чего добился, а потому во всех отношениях представлял собой достойную наследницы кандидатуру в мужья. Условием его властвования, однако, было всё то же: прямая ветвь Кааэнра, а за ним и Хатши, не должна была прерваться. Эмхет, в отличие от Таэху, не просто так всегда оставались малочисленным родом. Неизвестно, что было страшнее – потеря наследия Ваэссира или война за трон. По той же причине Владыки не производили на свет больше двоих-троих детей. Наличие только одного наследника было чрезвычайно рискованно, но и пускать золотую кровь первого Эмхет по слишком многим руслам представляло угрозу не меньшую.
Как указывали летописи придворных целителей – разумеется, тайные, но доступные императорской семье, – с женским здоровьем у Хатши было непросто. Она совершала регулярные паломничества в храмы Хэру-Хаэйат и Аусетаар, и вы́носить даже одного ребёнка было для неё настоящим испытанием. Анирет не знала, кому сочувствовала больше, самой Хатши или её дочери Эфарри, которая уже одним фактом своего рождения вызывала столько разочарования вокруг. Её родители и всё их окружение желали сына. Почти так же было и с самой Анирет – Амахисат не нуждалась в дочери…
У Хатши была и вторая дочь, Мерити, – та, которую история запомнила уже как царицу, – но её происхождение было окружено тайнами и домыслами. Сама Анирет склонялась к тому, что слухи были не так уж и беспочвенны, хотя от Эмхет прямой ветви всегда рождались Эмхет, и подвергнуть сомнению наследственность младшей царевны было сложно. Отцом Мерити вполне мог быть фаворит царицы – тот, кто стал Великим Управителем при Императрице и влиятельнейшим из людей того времени, опекун обеих дочерей Хатши – Сенастар, легендарный зодчий. Люди всегда были плодовитее, чем эльфы и даже чем рэмеи. Мудрая природа с лихвой возместила им сравнительно небольшой срок жизни удивительной способностью к выживанию и быстрому обучению. А выживание их обеспечивалось не только высокой приспосабливаемостью к любым условиям, но и плодовитостью. Во многом по этой причине браки с людьми у рэмеи не только не считались чем-то из ряда вон выходящим, но в некоторых слоях общества даже поощрялись. Быстрая сильная кровь Сенастара была сильнее даже недуга царицы, а возможно, дело было в их удивительной любви. Мерити, говорили, была прекрасна, как богиня, удивительно умна и даже в воинском искусстве не уступала многим мужчинам.
Супружеские клятвы Тхатимеса и Хатши не подразумевали верности, поскольку их брак, как и большинство браков Эмхет, был договорённостью. У царевича, и впоследствии Императора, было немало любовниц. Но одну он выделял среди прочих, и, скорее всего, даже любил – вельможную даму и верную его сподвижницу по имени Ирит. Архивы указывали, что в какой-то момент сам Император Кааэнра, тогда ещё властвовавший, отлучил Ирит от дворца. Причиной было рождение сына, которого она назвала в честь своего возлюбленного – Тхатимес. То был будущий Тхатимес Завоеватель, прямая угроза царствованию линии Кааэнра, мальчик, волей Богов и милосердием Императора выживший[15]. Эту часть истории проследить было нелегко, потому что она была переписана впоследствии – для большинства подданных, но не для самих Эмхет, – когда Тхатимес Завоеватель занял трон и укрепил свою власть. Говорили, что жрецы и даже сам Кааэнра прозрели великую грядущую судьбу наследника. Вполне вероятно, что так и было, иначе бы мальчик просто не выжил.
Когда Император Кааэнра почил, Тхатимес, его преемник, немало сил и времени посвятил тому, чтобы перехватить у Хатши как можно больше власти. Но действия его не увенчались успехом. Современники описывали Хатши как личность куда более сильную, чем её супруг, и не раз сетовали, что она не родилась мужчиной. Их совместное царствование было недолгим – Тхатимес скончался от странной болезни, подорвавшей его здоровье несмотря даже на Силу Ваэссира, которой, как поговаривали, он просто не умел пользоваться в достаточной степени. Кааэнра передал секреты крови Хатши, а не ему, а Хатши, в свой черёд, мудро приберегла немало знаний. Но при жизни Тхатимесу удалось вновь поднять вопрос наследования, и он объявил своим преемником сына, единственного мужчину в пусть и условно, а всё же – посредством брака – прямой ветви. Хатши не хватило влияния оспорить это решение, но она выставила необычное, хоть и логичное условие: Тхатимес-младший унаследует трон только в том случае, если возьмёт в жёны одну из её дочерей. Сама она выдвинула кандидатуру Мерити, что тоже наводило на мысли, что сделала она это не просто так. Женитьба на близких родственниках не укрепляла, как думали древние предки, а разжижала кровь, делала наследников слабыми. От этой идеи отказались ещё в стародавние времена, когда целители увидели плачевные результаты. Женить Тхатимеса на сестре, пусть и наполовину, было рискованно. Но если Мерити, в отличие от Эфарри, была дочерью не Императора, а фаворита… что ж, царице не откажешь в прозорливости.
Итак, Хатши стала регентом при пасынке, но Сила Ваэссира ему передана так и не была. Царица обнародовала волю своего отца, желавшего передать трон именно ей. Власть и без того была сосредоточена в её руках, рисковать и вступать в новый брак она не желала. При поддержке жрецов Хатши прошла через ритуальную трансформацию. Так умерла царица, уступив место Императору Таур-Дуат. Время её восхождения на трон было отмечено и изменением её последующих изображений. Современники отмечали, что поменялись и характер её, и привычки, и облик. Трансформация не могла не наложить свой отпечаток. Единственный, кто удерживал её от бесповоротного изменения, был Сенастар, самый верный и истовый из её сподвижников.
«Партнёр нужен будет тебе самой, тот, кто сможет заземлять тебя, возвращать, напоминать тебе, кто ты есть в этом воплощении… Очень немногим даже среди нас, Таэху, я бы доверил эту нелёгкую роль», – сказал ей когда-то Джети.
«Чтобы стать всем этим для Владычицы, я должен любить её», – сказал Нэбмераи.
Священный долг. Любовь. Долженлюбить. Нет, этим словам нельзя было стоять рядом.
Наверное, лицо её от таких мыслей изменилось. Тахири, до этого жизнерадостно обсуждавший с ней что-то о том, как Хатши лично обучала Тхатимеса Завоевателя как своего наследника, замолк и насторожился.
– Что случилось, госпожа моя?
Анирет не ответила и посмотрела вниз. Они с жрецом Ваэссира сидели на верхней террасе. На нижней, в колонных галереях, разбил лагерь её небольшой отряд под предводительством Нэбмераи. Впервые за много лет, а может, и десятилетий, эти стены озарил живой огонь. Тьма, долгое время бывшая единоличной повелительницей храма, удивлённо созерцала дерзких гостей, перешёптываясь ветвями заросшей рощи, поскрипывая дверями, которые давно уже никто не решался открывать и закрывать. В тишине, когда смолкали голоса, ночь оживала таинственными призрачными звуками. Камни помнили и мастеров, и жреческие процессии, и битву на центральной тропе.
– Почему тебя так влечёт сюда, Тахири? Многие нашли бы это место жутким.
– А чего же мне бояться здесь, госпожа царевна? – Тахири открыто улыбнулся. – Проклятие великого Сенастара касается только тех, кто приходит сюда с враждой или непочтением. А я… я люблю Владычицу. Может, это странно прозвучит для тебя… но служа древнему Владыке Ваэссиру, я вижу именно её образ. Через неё я люблю моего Бога даже нежнее и преданнее.
Анирет не нашлась, что ответить, только восхищённо и удивлённо покачала головой.
– Знаешь, госпожа, ты чем-то так похожа на неё. Для жрецов Ваэссира не все Его дети на одно лицо, о нет. Мы – те, кто познаёт Его всю нашу жизнь, – видим каждую мельчайшую черту и вплетение ручейков другой крови, вливающихся в полноводную реку крови Эмхет. Но когда я увидел тебя впервые, это бесконечно изумило меня… – Тахири смущённо запнулся и глубоко поклонился. – Прости, если говорю неподобающе, моя царевна.
Девушка успокаивающе коснулась его руки. Сравнение испугало её, но вместе с тем было бесконечно приятным. Правда, по её личному мнению, она этого не заслуживала.
– Знаешь, Тахири, хранитель памяти… это даже приятнее, чем сравнение с собственной матерью. Благодарю тебя – и за эти слова… и за всё, что ты делаешь здесь.
– О, госпожа, это моя благодарность тебе невыразимо велика! Я знал многое о моей Владычице, но драгоценные детали, жемчужины, что ты так щедро рассыпала в ходе наших бесед… – он прижал руки к груди, не зная, как выразить свои эмоции.
Поистине, для жрецов знание было величайшей наградой. Анирет улыбнулась его искренней радости.
– Сохраним эту память вместе.
– Прекрасная великодушная царевна, сегодня благодаря тебе я впервые чувствую этот храм так живо. Да, я сохраню память… в том числе и о твоём приходе. Пусть твой предок будет щедр и милостив к тебе. Пусть рядом с тобой будет кто-то, подобный великому Сенастару.
Анирет перевела взгляд на колонны, у которых стояли уцелевшие статуи Императрицы. Она была наследницей Хатши, наследницей Тхатимеса Завоевателя и царицы Мерити… а значит, возможно, и наследницей Сенастара. Но она сомневалась, что сумеет повторить их судьбу.
Она думала о великом Тхатимесе Завоевателе и царице Мерити, которых неожиданно для всех связала любовь, а не только договор. Даже их…
– Позволишь спросить, госпожа царевна? Если только не сочтёшь это дерзостью.
– Конечно, спрашивай.
– Твой предок, Владыка Тхатимес Завоеватель, да охранит его Ануи в Своих чертогах… Как думаешь, он ненавидел Императрицу? Поэтому хотел стереть упоминания о ней?
Анирет помолчала, взвешивая.
– Думаю, что не всё так просто, – сказала она, наконец. – Для каждого Владыки наступает на нашей земле свой срок, как и для каждой эпохи в мире. Я думаю, время Владыки Тхатимеса Завоевателя, да хранит его Ануи в Своих чертогах, пришло тогда, когда Императрица решила обучать его как своего преемника. Она прозрела эту вероятность.
– Но в юности она фактически заперла его в храмах.
– А потом сделала своим военачальником. Его рога не были подпилены жрецами Ваэссира[16]. Никто не собирался отказывать ему в праве на трон. Но когда ушло время Владычицы… возможно, он хотел укрепить права своей семьи. А возможно, и правда верил в проклятие женщины на троне и дисбаланс энергий, – царевна усмехнулась и пожала плечами. – Или же изначально не знал о решении своих фанатичных последователей, поскольку много времени проводил в военных походах.
– Прошу, расскажи о них ещё, госпожа. Я чувствую: несмотря на всё, что я изучал, мой разум точно гладкая скрижаль.
– Что ты хочешь узнать, мой друг?..
Их беседа гармонично потекла дальше. У Тахири было много вопросов. Ночь оживала памятью, воплощённой в словах, и снова, как когда-то, под сводами каменных галерей звучали древние запретные имена.
А когда Анирет наконец отошла ко сну под защитой одного из святилищ, ей снились Владычица, оживлявшая землю, и легендарный зодчий, говоривший с ней о любви сквозь века.
Следующий день не был богат событиями. Анирет присоединилась к дядюшке Хатеперу в гостях у Кеваба, управителя сепата Сутджа. Чиновник на радостях от прибытия высоких гостей устроил несколько пышных трапез. В основном беседу о столичных новостях и событиях в сепате поддерживал Великий Управитель. Царевна больше слушала и к тому же пребывала в глубокой задумчивости, полная впечатлений от посещения храма, ритуала и новых видений и ощущений. Для себя она уже решила, что когда придёт её время, она если не отменит, то смягчит приказ своего предка, Владыки Тхатимеса Завоевателя: вернёт достойную память о Владычице и оживит храм.
Наутро же после спокойного дня Анирет потребовались все её силы, чтобы отправиться с дядюшкой Хатепером в место, которое они также собирались посетить здесь.
Императорские некрополи раскинулись на много миль в красноватых скалах на западном берегу. Ближе к Великой Реке подступали храмы, воздвигнутые теми или иными Владыками, но их последние убежища лежали дальше, вырубленные в камне или защищённые мастабами[17]. Много поколений Императоров, цариц, царевичей и царевен оставили свои тела здесь, в этом огромном хранилище памяти о сотнях сотен жизней. Не все Владыки выбирали каменистую долину местом своего упокоения, но именно здесь вот уже много веков было традиционное место погребения – с того самого времени, как была заложена и построена столица Апет-Сут – сердце Империи, объединившее четырнадцать сепатов Севера и Юга и прилежащие земли.
Здесь же, среди императорских некрополей, лежал закрытый Город Мастеров. Такое название было связано скорее с высокой целью, чем с размером этого поселения, которое, собственно, городом из-за небольшой своей площади считаться вряд ли могло. Здесь жила элита зодчих, скульпторов и художников, чьё искусство было столь велико, что лишь они имели право создавать гробницы для императорского рода. Их община была сравнительно невелика и включала в себя самих мастеров и их семьи. Попасть сюда со стороны было практически невозможно – искусство передавалось от родителей к детям, и лишь самые выдающиеся мастера, чьи кандидатуры были одобрены старейшинами Города и самим Императором, могли стать частью общины. О Городе ходили легенды, равно как и об обитавших там рэмеи и людях. Сам Сенастар, легендарный зодчий, был одним из немногих людей, кого приняли в тамошние мастера. Надолго он в Городе не остался, хотя бесспорно использовал полученные там знания и помощь товарищей, когда проектировал великолепный храм и усыпальницу своей Владычицы. Но далеко не все мастера Империи мечтали попасть сюда – всё же жизнь в закрытой общине и посвящение своего искусства мёртвым прельщали немногих. Однако значение Города было поистине велико: часть секретов ремесла была известна здесь и только здесь и хранилась как великая тайна, оберегаемая на протяжении веков.
Полностью завершённая и готовая к принятию своего хозяина в положенный срок, гробница Секенэфа лежала в императорском некрополе. Здесь же, рядом, находилась небольшая запечатанная гробница царицы Каис, хотя многих других Владычиц хоронили на другой стороне долины. Отец не собирался расставаться со своей возлюбленной супругой. Странно было думать, что и гробница дядюшки Хатепера, тоже завершённая, находилась здесь, хотя сам он, вполне живой, шёл сейчас рядом с Анирет.
Их путь лежал в другую гробницу, маленькую, незавершённую пока, которую Секенэф повелел вырубить рядом с его и Каис последней обителью. Повелеть Император повелел, но сам так пока и не появлялся здесь – не сумел справиться с горем. Останки Хэфера не удалось вернуть домой, и, возможно, никогда не удастся… Последний приказ – похоронить форму царевича, воссозданную из священной глины из храмов Великого Зодчего, – Владыка пока не отдал. Все они ещё надеялись.
Сам некрополь был не долиной – скорее, несколькими небольшими долинами между множеством невысоких скалистых холмов, в которых и вырубались гробницы. Тропы, проложенные для мастеров, траурных процессий и доставки необходимых материалов, петляли в причудливых узорах рельефа, точно белёсые вены в красноватом теле скал. Входы в усыпальницы надёжно запечатывались, замуровывались и маскировались камнями, чтобы избежать посягательств. Как ни странно и как ни страшно было представить такое, но даже императорские гробницы в тяжёлые времена подвергались разорению, несмотря на наложенные жрецами проклятия и защиту священных шакалов Ануи. Вот почему каста бальзамировщиков создала целую отдельную ветвь своего магического искусства, позволявшую противостоять тёмному колдовству, тревожащему мёртвых, способному даже пробуждать их. Злые языки говорили, что первые тёмные колдуны вышли из жрецов Ануи. Большинство в этом всё же сомневалось. Да, искусство Смерти было уделом служителей Стража Порога, но сам Судия накладывал жёсткие ограничения на своих служителей. Нужно было обладать сознанием действительно искажённым, чтобы не бояться применить дарованное Им искусство против Его же Закона. Впрочем, кто только ни рождался среди рэмеи и людей…
Ладья Амна ярко сияла в лазурном небе над некрополями. Её лучи золотили казавшуюся негостеприимной землю, набрасывали длинные тени холмов на ущелья и тропы. Многим здешний пейзаж показался бы мрачным, унылым, но для Анирет это место было огромным хранилищем памяти её предков, сокровищницей бесценных знаний и предметов ушедших веков. Она бывала здесь не раз, и даже в детстве многоголосый шёпот памяти завораживал её. Для всех Эмхет долина была местом для глубинных медитаций, поисков ответов и постижения мудрости.
Сейчас, в ярких дневных лучах Ладьи Амна, шакалы прятались по своим логовам, и некрополь находился под надзором воинов управителя сепата, жрецов Ануи и чёрных псов, живших при храмах рядом с бальзамировщиками. Анирет и Хатепера, помимо телохранителей, сопровождал один из таких жрецов – мрачный бесстрастный рэмеи в длинных тёмных одеждах. Два поджарых пса, шедшие рядом с ним, на вид казались куда более дружелюбными, чем он сам. Но если уж даже жрецы других культов относились к бальзамировщикам с некоторой опаской и подозрением, что было говорить о простых смертных. Находясь в каждодневном, ежечасном контакте с энергиями Смерти нельзя было сохранить прежними сознание и сердце. А возможно, сказывалось и то, что традиционно бальзамировщиков сторонились, и потому они, в свой черёд, не демонстрировали окружающим излишней открытости.
Более полугода прошло с тех пор, как погиб Хэфер. Официально использовалась формулировка «бесследно исчез», позволявшая не объявлять траур и не называть имени следующего наследника трона. Гробница царевича была заложена, как и подобает, в день его совершеннолетия, но несколько месяцев назад Император повелел выделить больше мастеров и завершить усыпальницу как можно скорее. Как и все они – все, кто любил Хэфера, – отец желал сохранить память о наследнике. Его имя высекалось глубоко в камне среди молитв Богам и магических формул, должных обеспечить безопасное прохождение его душе через пространство Неведомого. Над его образом на фресках трудились лучшие художники. Лучшие краснодеревщики и ювелиры изготавливали его саркофаг, который пока видел только Хатепер, когда одобрял эскизы и проверял ход работ. Он избавил брата от этой тягостной обязанности, ибо равновесие, к которому за время, минувшее с исчезновения сына, пришёл Секенэф, было слишком хрупким.
В центральном храме Великого Зодчего на острове Хенму жрецы вылепили из священной глины форму – подобие царевича, призванное стать ориентиром для его потерянной души. Обряд захоронения будет проведён по всем правилам. Память о Хэфере останется в веках, и Боги услышат о нём в молитвах его близких.
Эту форму, пока ещё не одухотворённую, сегодня и предстояло увидеть Анирет.
Вход в гробницу Хэфера пока оставался незавершённым, но защитные формулы уже частично были нанесены. У этого входа жрец Ануи совершил размыкающий жест и отпер временную деревянную дверь, через которую пока проходили только мастера и Хатепер во время своих визитов. Сегодня мастеров здесь не было – членам императорской семьи требовалось уединение.
Псы сели по обе стороны от входа, неподвижные, точно базальтовые[18] статуи. Жрец затеплил подвесной светильник и с поклоном передал его Хатеперу. Никто не проронил ни слова. Великий Управитель вошёл под сень гробницы, и царевна последовала за ним. Бальзамировщик остался ждать у порога вместе со своими псами.
Усыпальница была сравнительно небольшой и состояла из двух залов. Здесь царил полумрак, разгоняемый только золотистым огнём светильника, но Анирет уже различала незаконченные пока прекрасные росписи и сложный иероглифический узор священных текстов. Каменный пол был временно покрыт деревянным настилом, чтобы не повредились гладкие плиты, пока здесь работали мастера, а также для облегчения доставки внутрь всего необходимого. Хатепер ускорил шаг и зажёг несколько светильников у стен. Доступ воздуха сюда осуществлялся через сложную систему потайных вентиляционных ходов, а освещение давали не только многочисленные светильники, но и знаменитая по всему континенту система зеркал, улавливающих и отражавших свет так, что в помещении становилось ясно почти как днём, по крайней мере для рэмеи. Когда Великий Управитель закончил со светильниками и обернулся, Анирет ахнула.
Незавершённые рельефы замерцали яркими насыщенными оттенками. Кое-где были лишь наброски, намётки картин, которым скоро предстояло быть запечатлёнными на камне. Потолки уже были закончены – полотно цвета глубокого индиго, украшенное множеством золотистых звёзд. Со стен на царевну смотрели Боги и нэферу, члены императорской семьи… и даже она сама. Вот царица Каис и Император Секенэф держат в любящих руках своего первенца. Вот он овладевает искусством войны и управления, ремёслами, земледелием. Вот обнимает Анирет, помогая ей делать первые шаги. Вот охотится вместе с Ренэфом. Вот совершает первую дипломатическую миссию с дядюшкой Хатепером. Вот гибнет от руки тех, чьи имена не будут запечатлены… и Богиня укрывает его защищающими крыльями, а псы Ануи ведут его к Владыке Вод Перерождения на Суд, который он непременно пройдёт.
Читая историю его ужасающе краткой, не вовремя оборвавшейся жизни по фрескам и наброскам, с изумлением вглядываясь в искусно выполненные портреты родных лиц, Анирет и сама не заметила, как добралась до погребального покоя. Здесь Хэфер, улыбаясь такой знакомой мягкой улыбкой, приносил дары Богам. Здесь Они принимали его, чистого сердцем и сознанием. Посреди покоя высился гранитный саркофаг без крышки, а поверх него, на деревянных перекрытиях, окованный золотыми пластинами, стоял саркофаг кедровый. Крышка была прислонена к дальней стене, пока тоже не завершённая. В ней ещё только угадывались черты царевича.
Нерешительно Анирет посмотрела на дядю, впервые оторвавшись от созерцания фресок. Его лицо отображало смесь светлой печали и глубоко запрятанной боли. Царевна посмотрела на изображение за его спиной – изображение его самого, обучавшего Хэфера. Фрески были исполнены в традиционной манере, символической, и всё же прекрасно передавали сходство. Сейчас это особенно бросалось в глаза.
Приблизившись к царевне, Хатепер обнял её за плечи, и ей стало немного легче. Вместе они подошли к саркофагу и заглянули внутрь. Анирет издала сдавленный возглас и отшатнулась. Дядя поддержал её, помогая устоять на ногах.
Распахнутые золотые глаза смотрели на девушку, и умиротворённая улыбка приветствовала её. На миг ей показалось, что брат, совершенно живой, сейчас поднимется из саркофага, но то была лишь глиняная статуя, выкрашенная искусными художниками и передававшая идеальное сходство. Глаза, в которых плясали огни светильников, были выполнены из чистейшего разноцветного хрусталя и алебастра. Парик, заплетённый в сложную причёску, увенчанный драгоценной диадемой, подчёркивал впечатление живости. Статуя была обёрнута в тонкий ослепительно белый лён, а её руки, скрещенные на груди, были украшены несколькими перстнями-печатками с защитными формулами. Да, душа узнает свою смертную форму, когда увидит, – в этом не оставалось сомнений. По легендам Великий Зодчий в своей ипостаси Матери Живых создал тела смертных из такой же священной глины и одухотворил их. Плоть Хэфера могла быть разрушена и осквернена, но жрецы сделали всё, чтобы замена была сколь возможно достойной.
Анирет до боли стиснула зубы, чувствуя, как по щекам заструились слёзы. Живая рука больше не поможет ей взойти на колесницу и удержать поводья. Живой смех больше не зазвучит для неё, и живой голос не скажет тёплых ободряющих слов. Она больше не услышит его чудесных историй и интересных размышлений, больше не искупается с ним в Великой Реке в сезон Половодья, больше не прогуляется с ним вместе по дворцовому саду, споря о суждениях древних военачальников или цветистых оборотах в новых произведениях столичных поэтов. Но она хотела помнить его живым, хотела увидеть, как он взойдёт на трон. Как же ей не хватало его!
Анирет была не в силах смотреть в мерцающие золотистые глаза статуи и вместе с тем – не в силах отвести взгляд. Прислонившись к дяде, она беззвучно плакала и глотала слёзы, а в отблесках светильников оживали картины на стенах гробницы – Хатепер, обучавший Хэфера, Хэфер, принимавший венец Обеих Земель из рук своего отца, нежная дружба сестры, тепло любви матери. Сила, мудрость и юность, прерванные так несправедливо рано… серп времени в руке предателей, рассекший нить жизни будущего Владыки. Но нить эта была вплетена в истории на фресках, в гимны Богам, в высеченные в камне мольбы о том, чтобы Вечность не отторгла его.
