Первым предметом сегодня стояла артефакторика, вел ее господин Вир. Когда Верта была младше, учитель казался ей совсем древним столетним стариком. К тому же он был сгорбленным и седым, иногда, устав стоять, он тяжело опускался на скрипучий стул. Взгляд голубоватых, почти прозрачных глаз, однако, оставался пронзительным и живым.
Господин Вир не был магом, как некоторые другие учителя, скорее историком, но иногда Вертрана думала, что кое-какими магическими способностями он точно обладает, как иначе объяснить, что он всегда уличал Верту, едва та пыталась немножко пошалить или отвлечься от занятия. Только ее, кстати. Не помог даже «купол тишины», который Верта научилась ставить, обнаружив в библиотечной книге старое заклинание.
Мало того что купол не помог, так учитель еще и нажаловался Богомолихе на то, что воспитанница незаконно использует магию в Институте. Это было на третий год обучения, девочки только приступили к изучению артефакторики.
Тем же вечером классная дама вызвала Верту для беседы. Комната Богомолихи находилась рядом со спальней девочек, но госпожа Гран никогда не приглашала воспитанниц для того, чтобы поговорить по душам, узнать, что волнует ее подопечных. Наоборот, очень скоро девочки поняли: если Богомолиха пригласила к себе, то хорошего не жди!
– Детка, ты использовала магию на уроке? – доброжелательно спросила она у испуганной Вертраны. – Ты ведь помнишь правила. Магия применяется только на практических занятиях и только под присмотром учителя. Это ведь делается для вашей безопасности. А то недалеко и до беды.
Та, хоть и знала уже нрав воспитательницы, снова обманулась ласковым тоном.
– Извините, – прошептала она, опустив голову. – Я больше не буду. Честно. Это была шутка…
– Значит, признаешь?
Верта кивнула.
– Два удара розгами, голубка моя. Думаю, вполне достаточно для того, чтобы твоя хорошенькая, но глупая головка окончательно усвоила правила.
Вертрана вздрогнула, но промолчала. Она давно поняла: любые просьбы и уговоры могут только усугубить наказание.
Прислужница, вызванная звоном колокольчика, проводила Верту в специальную комнату. Комната была почти пуста, если не считать скамьи и ведра с водой, где отмокали розги.
Девочка поскорее стянула с плеч платье и легла, уткнувшись носом в гладкие доски. Порку провинившимся устраивала дежурная классная дама. Если везло и дежурная оказывалась в хорошем настроении, воспитанницы получали едва ощутимые удары. Хуже всего было тогда, когда в комнату для наказаний наведывалась сама директриса.
В тот раз Вертране не повезло. Сухарь недрогнувшей рукой влепила вместо двух ударов целых пять, а потом еще долго поучала перетрухнувшую, едва сдерживающую слезы воспитанницу.
– Вы, несомненно, знаете главные достоинства наших выпускниц? Смирение. Послушание. Прилежание. Вот три столпа, на которых покоится Институт…
Она еще долго что-то говорила, но у Верты так сильно кружилась голова, что она едва слышала нотации.
– Если желаете, чтобы в будущем вас принял к себе достойный и благородный дом, то должны заслужить это…
«Чтоб ты провалилась, старая карга! – думала Верта. – Больше всего я желаю сбежать отсюда и никогда не видеть ни тебя, ни Богомолиху, ни мерзкого учителя Вира…»
Она еле дотащилась до розовой спальни, не раздеваясь, рухнула на кровать. Мей и Эйлин тут же присели рядом, выспрашивая, как все прошло.
– Пять ударов! – ахнула Мей, узнав, что Вертрана попалась госпоже Амафрее, и добавила шепотом: – Вот злодейка… Бедная ты…
– Ой, ладно! – фыркнула Эйлин, подтолкнув Верту локтем. – Тоже мне горе! Если будешь такой нежной-прилежной, то тебя лорды скушают и не подавятся. Надо только не попадаться, вот и все! А лордов мы потом сами приручим, да, девочки?
Вертрана даже приободрилась после этих слов. Они действительно стали осторожнее и почти не попадались больше на шалостях и проказах. А с господином Виром у Верты теперь была тихая война. Если чьих-то проделок он не замечал, то за темноволосой воспитанницей с нахальными глазами следил, как коршун.
Правда, на этот раз все прошло на удивление мирно. Доклад, который она писала ночью при свете крошечного шара-светлячка, остался без замечаний. Верта даже решила, что учителю нездоровится.
Вторым предметом в расписании стояло «Изготовление зелий, снадобий и отваров», но учитель, который вел занятия в прошлом году, уволился, а нового пока не нашли, поэтому во время урока девушки тихо сидели в классной комнате, повторяя пройденное.
– А что я слышала! – По дороге к классу их догнала Дейзи и добавила, сбавив тон: – У нас новый учитель на зельях! Говорят, симпатичный!
Эйлин хмыкнула, и Верта тоже отнеслась скептически. Симпатичный! Ну да, ну да! Впрочем, если ему еще нет ста лет, руки-ноги на месте и лицо не обезображено ужасными шрамами, то, пожалуй, можно считать его симпатичным.
Дело в том, что учителя проходили тщательный отбор. Хотя все они были мужчинами – ведь свободными магами в королевстве всегда были только мужчины, – госпожа Амафрея принимала в Институт либо дряхлых старцев, либо людей с отталкивающей внешностью. Все понимали почему: будь учителя чуть моложе и чуть симпатичнее, не обошлось бы без влюбленностей и трагедий.
– Ерунда! – Мей не поверила новостям. – Пусть даже симпатичный… Да будь он хоть первым красавцем, что с того? Нас-то наверняка выберет себе какой-нибудь мерзкий, жуткий старик…
То, что она достанется старику, было главным страхом Мей. Смотрины в Институте длились весь год. Лордов начинали приглашать, когда наступал второй месяц осени – листопад. Совместные трапезы, прогулки, выходы в свет, балы. Представители благородных семейств приглядывались к будущим магиссам, решали, какую сумму готовы выплатить Институту.
Бывало и так, что кого-то из воспитанниц выбирали сразу и выкупали за несколько сотен золотых монет. Тогда девушка получала особенное украшение в виде повязки на шею с именем будущего покровителя. Как теперь понимала Вертрана, Андру тоже заприметили сразу. Лорд Симус из рода Ригель.
Почему-то маленькая Верта представляла наследника дома приятным юношей. Видно, ей просто понравилось имя. Но случилось так, что однажды неспокойной ветреной ночью в начале весны неразлучная троица подруг решила совершить набег на столовую. Время от времени они пробирались через вентиляционную шахту на запертую кухню, где порой оставались обрезки хлеба.
Верта, Эйлин и Мей, наевшиеся и довольные, крались по лестнице к себе на этаж, когда услышали, что внизу что-то происходит. Раздавались тихие голоса, горели огни. Это сейчас-то, ночью, когда все воспитанницы должны лежать в своих постелях!
Любопытство оказалось сильнее страха, и три девочки осторожно спустились и залегли на площадке, спрятавшись за столбиками перил.
У выхода стояла Андра в теплой накидке, подбитой мехом, в хорошеньком капоре. У ног девушки стоял небольшой кожаный саквояж.
– Куда это она? – поразилась Эйлин. – Сбегает?
– Не, – покачала головой Мей. – Вон рядом с ней госпожа Синти, ее классная дама. А там, гляди, сама директриса!
Поодаль стояли и прислужницы, держа в руках светильники. Классная дама что-то говорила печальной, бледной Андре. Девочки прислушались, затаив дыхание.
– …И помни, чему тебя учили. Прилежание, послушание, смирение. Тебе оказана великая честь, род Ригель принял тебя в свое лоно. Не подведи…
Речь госпожи Синти прервал мелодичный звон. Верта узнала его: именно такой звук издавали ворота, когда она положила на них руку.
– Приведите гостя! – велела госпожа Амафрея.
Одна из прислужниц присела в поклоне и вышла. Через несколько секунд дверь распахнулась, пропуская высокого грузного мужчину в черном пальто и шляпе.
– К чему эта таинственность! – пробурчал он с неудовольствием. – Почему я должен забирать то, что по праву принадлежит мне, ночью, точно вор?
– Прошу вас, тише, дорогой господин Ригель, – прощебетала директриса. – Вы разбудите девочек.
Верта даже не подозревала, что Сухарь может говорить таким нежным, таким приятным голосом.
– Дело в том, что мы всего лишь хотим уберечь других воспитанниц от порока зависти. Каждая из них мечтала бы оказаться на месте нашей ненаглядной Андры, поэтому мы передаем ее вам ночью. Ведь вы сами не хотели дожидаться выпускного вечера…
– Да, да, понимаю, – буркнул лорд Симус, сбавив тон.
Тонкая лесть госпожи Амафреи достигла цели. Он снял шляпу, стряхивая с нее дождевые капли, и тут девочки, спрятавшиеся на лестнице, увидели лысину с редкими волосами на затылке, обрюзгшее, какое-то помятое лицо, толстые губы и маленькие поросячьи глазки.
Наследник знатного рода выглядел как свинья, которой почему-то вздумалось нарядиться в пальто и притвориться человеком.
– Нравятся ли тебе подарки? – обратился лорд к Андре, которая стояла ни жива ни мертва.
И он по-хозяйски бесцеремонно пощупал ткань накидки, запустив толстые пальцы под мех на груди. Андра побледнела еще сильнее. Она изо всех сил боролась с собой, чтобы не отстраниться.
В закрытом Институте с воспитанниц не спускали глаз. Даже во время смотрин никто не имел права прикоснуться к выпускницам до тех пор, пока не была заключена сделка. А теперь незнакомый, по сути чужой мужчина получил юную девушку в свое полное распоряжение.
– Ну же, голубушка, не тушуйся, – проворковала госпожа Синти. – Ты ведь у нас всегда была послушной девочкой. Поцелуй ручку своему благодетелю.
Андра силилась сдержать слезы и часто моргала. Она присела в поклоне, пряча лицо.
Лорд Симус, усмехаясь, сунул ей свою пухлую руку.
– Поцеловала… – прошептала Мей. – Поцеловала эту пакость…
Эйлин толкнула подругу локтем в бок, чтобы та замолчала. Но всем троим было не по себе.
– Ну, поехали, малышка, – пробурчал подобревший и разомлевший лорд Ригель. – Ночь заканчивается, а нам до утра столько всего нужно успеть.
У Верты не хватило душевных сил, чтобы кинуть последний взгляд на несчастную Андру.
«У меня будет не так… – уговаривала она себя. – У меня все будет совсем не так…»
Еще до того, как попасть в Институт, Верта ломала голову над тем, почему магиссы не сбегают от своих хозяев. Они могли бы скрыться, вести обычную жизнь, выйти замуж. Неужели прозябание в золотой клетке с нелюбимым человеком лучше свободы? Только потом девочка узнала, что магиссы связаны клятвой, снять которую не под силу никому.
В Институте шепотом пересказывали историю о том, как одна из выпускниц пыталась скрыться от могущественного лорда, своего хозяина. Говорят, тот бил ее и мучил, вот бедная девушка и не выдержала. Она даже разыскала брата, а тот укрыл ее в своем доме. Да только несчастная заболела в тот же вечер. С каждым часом ей становилось все хуже, пока брат сам на руках не принес ее к дому лорда, умоляя принять обратно.
– А что, если мы сбежим прямо сейчас? – как-то спросила Вертрана у Эйлин.
Им было уже по пятнадцать лет, и Верта, поразмыслив, решила, что они могли бы устроиться в трактир подавальщицами, а то и служанками в богатый дом. Все лучше, чем ожидать уготованной им участи…
– Ты себя в зеркало видела? – вздохнула Элли. – Какая из тебя служанка? Да тебя вычислят в тот же день. Решат, что дочь аристократа подалась в бега…
Вертрана мимолетно взглянула на себя в зеркало: они как раз возвращались после занятий танцами. За пять лет, проведенных в Институте, она из сорванца превратилась в изящную, утонченную красавицу. Осанка, взгляд, поворот головы – все выдавало в ней благородство манер. Да уж, вышколили их знатно. Лучший товар…
– Ну и ладно! – горячо прошептала она. – Пусть вычислят. Какая им разница, кто станет прислуживать постояльцам или подавать суп?
Элли, обычно отважная, качнула головой. Верта и сама понимала, что это напрасные надежды: в Институте время от времени случались попытки побега, но всех беглянок возвращали назад меньше чем через сутки. А после «беседы» с госпожой Амафреей воспитанницы почти месяц приходили в себя в лазарете. Ходили потом притихшие и послушные…
В классе для зельеварений пахло травами и настойками. На партах, покрытых листами жести, над спиртовками грелись колбы, а рядом с учительским столом стоял высокий худощавый мужчина, одетый в черное.
Девочки рассаживались на места, привычно опустив глаза: им не дозволено было слишком откровенно пялиться на учителя. Но сейчас их разбирало жгучее любопытство – выходит, слухи не обманули и у них новый преподаватель.
Верта положила на край стола учебник, аккуратно открыла чернильницу и, не выдержав, бросила взгляд из-под ресниц.
Красавцем его определенно нельзя было назвать. Черты лица слишком резкие, нос будто у хищной птицы, а губы тонкие. Учитель разглядывал своих притихших учениц и отчего-то хмурился. И все же, удивительное дело, он не был ни стариком, ни уродом. «Значит, злодей! – решила Вертрана. – Другого бы Сухарь не выбрала!»
– Девушки, если вы посмотрите на меня, то не обратитесь в камень, за это я могу поручиться, – сказал он вдруг с усмешкой. – Надо же, а я-то не верил, когда мне говорили, что воспитанницы слишком застенчивы и никогда не поднимают глаз на преподавателя.
Верта переглянулась с Эйлин, с Мей, а после все трое поглядели на нового учителя.
– Можете называть меня мастер Ройм.
Мастер. Значит, учитель был магом. До этого дня всем магам, преподававшим в Институте, было на вид лет сто, а на самом деле еще больше. Как же все-таки директриса допустила до занятий мужчину, которому, скорее всего, едва перевалило за тридцать?
Загадка разрешилась сама собой.
– Я буду вести у вас занятия два-три месяца, пока госпожа Амафрея не найдет постоянного преподавателя.
«Вот оно что! – поняла Верта. – Он на замену!»
– А теперь давайте не будем терять времени и перейдем к занятию. Я посмотрел прошлогодний план и пришел к выводу, что он никуда не годится. Давайте займемся зельями, которые действительно могут понадобиться в жизни. Тема сегодняшнего занятия: «Сонные снадобья». Зажигайте горелки.
Верта, Эйлин и Мей сгрудились у стола и, делая вид, что возятся со спиртовкой, обменялись многозначительными взглядами. «Не урод!» – приподняла бровь Вертрана.
– Хорошенький такой, – прошептала вдруг Мей, и щеки ее покраснели.
Подруги даже оторопели от такого признания.
– Эй-эй! – одернула ее Элли. – Он. Наш. Учитель. А не лорд, пришедший на смотрины. Что-то еще добавить?
Мей кивнула. Ее пальцы, когда она пыталась высечь искорку, дрожали и не слушались. Верта сотворила на ладони крошечный огонек и зажгла фитиль.
Почти час девушки работали в полной тишине, прерываемой лишь размеренным голосом мастера Ройма:
– Две щепотки камеди… Наперсток толченых листьев валерианы… Лора, не торопитесь, здесь главное – соблюдать пропорции. Теперь давайте вспомним, как мы концентрируемся и направляем энергию. Вздохнули глубоко… Сила намерения по шкале Фергюсона два-три балла.
Мей с силой намерения явно перестаралась. Зелье в пробирке закипело, перелилось через край и затушило огонек.
– Ничего, Мей, – подбодрил ее учитель. – Получится в следующий раз.
Ничего особенного он не сказал, но воспитанницы так привыкли к окрикам и замечаниям, что Мей сначала оторопела, а потом на ее бледной коже появились алые пятна.
Мастер Ройм ничего, конечно, не заметил, но Эйлин предостерегающе покачала головой. Если слух о смущении Мей дойдет до Богомолихи, то нудных нотаций не избежать.
Когда урок наконец закончился и «розочки» вышли в коридор, Мей, раскрасневшаяся и растерянная, прислонилась к стене:
– Ой, девочки, меня ноги не держат… Сейчас упаду…
Верта и Элли подхватили ее с двух сторон под руки. Вертрана достала платочек, сотворила немного влаги, чтобы намочить его, протерла лоб Мей.
– Ты что? Что случилось?
– Ты не видишь? – Элли ответила вместо подруги. – У нашей Мей крыша поехала. Это, кажется, называется любовь с первого взгляда? Так вот, моя дорогая, и думать о нем забудь! Поняла? Лучше сразу, сейчас. Иначе потом тебе будет очень и очень плохо!
Они оттащили Мей к скамеечке и обмахивали до тех пор, пока рыжуля не пришла в себя. Раздался мелодичный хрустальный звон, сообщающий о том, что до начала следующего занятия осталось пять минут.
– Пойдем, Мей. Пойдем…
Следующее занятие – практикум по боевым заклинаниям – проходило в закрытом павильоне в саду, а туда надо было еще добраться. Поэтому Верта и Эйлин вновь подняли Мей на ноги и повели за собой.
В последние дни похолодало. Хотя до листопада оставалась еще неделя, на улицу уже нельзя было выйти в одном платье. Девушки направились в раздевалку перед черным выходом. Лучшие накидки уже расхватали, пришлось довольствоваться тем, что осталось.
Верта, ворча, запахнула на груди накидку, в которую при желании можно было завернуть всех троих. Элли боролась со сломанной застежкой. Мей уже ожидала подруг, напялив на себя первое, что попалось под руку. Эйлин, бормоча под нос что-то о наивных дурочках, деловито поправила на подруге накидку.
– Как же я не люблю эти боевые заклинания! – простонала Вертрана.
Она произносила эту фразу каждый раз перед практикумом, поэтому на нее уже никто не обращал внимания.
– Я ведь девушка, в конце концов, хоть и магисса! Почему я должна уметь сражаться?
– Чтобы защитить своего ненаглядного лордика в случае опасности, – фыркнула Эйлин. – Они ведь такие нежные, беззащитные!
Девушки рассмеялись и уже в приподнятом настроении отправились в павильон.
По дороге они столкнулись с Лорой, Дейзи и Аланой, которые, вместо того чтобы спешить на занятие, застыли посреди тропинки и что-то увлеченно обсуждали.
Заметив девушек, Дейзи помахала рукой, приглашая присоединиться.
– Что я знаю! – заговорщически прошептала она.
– Что же? – холодно поинтересовалась Эйлин, которая недолюбливала сплетницу Дейзи.
– На следующей неделе нам устроят первые смотрины!
Вертрану словно ледяной водой окатили! Она вдруг поняла, что совершенно к этому не готова. Одно дело – знать, что теперь, когда она выпускница, это должно было случиться, и совсем другое – когда смотрины вот-вот станут реальностью. Их будут выбирать. Рассматривать точно породистых лошадок. Устраивать испытания… Она едва не застонала от отчаяния. День был безнадежно испорчен.
– Ты знаешь, кто будет? – Элли не потеряла самообладания, хотя и она побледнела.
– Точно не знаю. Вдруг лорды из провинции? Не хотела бы я уехать в какое-нибудь запущенное загородное имение и потом выводить там мышей и тараканов… Но ходят слухи, что появится представитель знатного рода, приближенного ко двору… Знать бы заранее, кто это!
Верта ничего не желала знать. Она мечтала сбежать. Испариться. Уснуть на тысячу лет.
Эйлин смерила ее долгим взглядом:
– Беда с вами, девочки! Одна в обморок от восхищения едва не свалилась, другая готова в петлю лезть! Быстро взяли себя в руки! Если такая уж у нас судьба, что же теперь – вешаться?
Лицо мастера Широ, преподавателя боевых заклинаний, полностью закрывала темная ткань. Не оставалось даже прорезей для глаз. Впервые встретив учителя, Верта подумала, что он слеп, но очень скоро поняла, что ошиблась: видел он ничуть не хуже других, во всяком случае, тут же подмечал любую шалость.
В группе «розочек», когда воспитанницы еще были малышками, ходили самые разные слухи о загадочном преподавателе. Лора настаивала на том, что мастер Широ молод и, конечно, очень красив, потому Сухарь и запрещает ему показывать лицо. Но однажды Дженни и Алана во время прогулки в саду немного отстали от остальных девочек, а когда догнали своих, то выглядели перепуганными до смерти. Вечером, когда Богомолиха ушла в свою комнату, они рассказали о том, что заблудились, свернули не на ту тропинку и неожиданно вышли на небольшую лужайку.
Девочки увидели мастера Широ, стоящего к ним спиной. Он тренировался: одну за другой отправлял огненные стрелы в обугленный и уже довольно потрепанный куст. Алана сказала, что у преподавателя были красивые каштановые вьющиеся волосы.
– А потом? – обрадовалась Лора, надеясь, что ее догадка насчет красоты и молодости подтвердится.
Дженни передернуло.
– А потом он обернулся. И оказалось… – Девочка понизила голос. – Оказалось, что у него нет лица. Оно будто оплавилось. Сгорело, как свечка. Ни носа, ни бровей, ни губ… Брр…
Рано или поздно все воспитанницы узнавали, что мастер Широ был искалечен в битве у Звенящей реки. Многие маги тогда погибли, но все же королевство выстояло перед натиском кочевников. Вот только теперь преподаватель скрывал лицо, чтобы не смущать учениц.
Верта, Эйлин и Мей прибежали в павильон последними – задержались, обсуждая новость о первых смотринах. Их товарки уже разделились по парам и встали друг напротив друга.
– Только вас и ждем, – голос мастера Широ звучал глухо и недовольно. – Давайте на позиции.
Девушки, быстро скинув накидки, бросили их в общую кучу, а после трансформировали форменные платья в костюмы из темной гладкой ткани. Мей еще не совсем пришла в себя после потрясений этого дня, поэтому ее костюм получился розового цвета. «Розочки» захихикали. Впрочем, беззлобно, ведь за долгие шесть лет, проведенных бок о бок, воспитанницы стали ближе друг другу, чем родные сестры. Конечно, иногда они ссорились и ругались, но все-таки это была единственная семья, которую они знали.
– Тихо! – мастер Широ оборвал неуместный смех. – Сегодня отрабатываем заклятие «сеть», позволяющее обезвредить противника. Все помнят ступени? Давайте устроим поединок.
Каждое заклятие состояло их трех ступеней: слово, символ и сила намерения – основа любого магического воздействия. Верта до сих пор вспоминала, как на первом году обучения саднило горло от бесконечного повторения одних и тех же непонятных слов, как болели пальцы, которыми она чертила в воздухе замысловатые символы. А сила намерения по шкале Фергюсона едва достигала трех. Это было досадно. Силой намерения называли сам магический потенциал. Если он равен трем, то и маг, скажем прямо, никудышный. Вот и колдовала маленькая Верта на троечку. Учителя качали головами и делали какие-то пометки в журнале напротив ее имени.
– Бедная ты, бедная, – как-то пожалела ее Лора, которая уже в одиннадцать лет размышляла над тем, как бы лучше пристроиться в жизни. – Если сила не разовьется, отдадут тебя самому завалящему лорду в какой-нибудь медвежий угол. Будешь саранчу от посевов отгонять и на чердаке спать…
– Не слушай ее! – вспылила Эйлин. – Ты пришла позже всех, поэтому у тебя пока троечка! Все будет хорошо, сила появится, вот увидишь! На шестерку, а то и на семерку.
– На десятку! – вдохновилась Верта.
– Ну ты уж хватила, – рассмеялась Элли. – Это только у могущественных магов на десятку.
К выпускному классу Вертрана дотянулась до семерки, а слово и символ в заклинаниях использовала машинально, так же легко, как пользовалась пером.
– Шохорос! – раздался хор голосов.
Кто-то опоздал на долю секунды и попал под заклинание соперницы. Мей, выступавшая в паре с Вертраной, кулем повалилась на землю, опутанная «сетью». Верта едва успела смягчить падение. Оглянулась: на ногах, кроме нее, стояли Эйлин, Лора и Алана.
Во втором поединке выбыли Лора и Эйлин.
– Отлично, отлично. Молодцы, Вертрана и Алана.
Мастер Широ был скуп на похвалу, но поединки любил. Может быть, они напоминали ему дни молодости, когда он был хорош собой и полон сил. Верта в очередной раз пыталась представить то последнее противостояние, что так дорого обошлось магу. Видел ли он огненный шар, летящий в лицо? Почему не увернулся? Неужели не хватило сил?
– О чем задумалась, Вертрана? Вставай в позицию!
Верта поплелась к мастеру, загребая носками туфелек слежавшиеся опилки. Надеялась, что учителя разозлит ее медлительность и он выберет соперницей Алану. Все равно выстоять против мастера Широ у воспитанницы не было ни малейшего шанса.
– Поторопись, Вертрана. Что ты плетешься, как сонная муха?
– Я все равно проиграю, – еле слышно проворчала она.
За дерзость можно было лишиться ужина, но мастер Широ обычно не доносил на воспитанниц, а оставлял на дополнительные занятия, где они до головокружения отрабатывали сложные приемы.
– Конечно, проиграешь! – грубо ответил он. – Но не потому, что слаба. А потому, что не веришь в себя!
Верта, как и предполагала, воткнулась носом в опилки, но слова мастера Широ запомнила.
Вечером, готовясь ко сну, подруги принялись обсуждать новость, которую сообщила Дейзи.
– Как это будет? – спрашивала Мей.
Она помогала распустить косы Эйлин, но так волновалась, что только запутала пряди, пришлось Элли, шипя от боли, раздирать колтуны расческой.
– Как, как! – бурчала она. – Что ты как маленькая! Первая встреча всегда происходит в чайной комнате! Да не трясись ты, никто там тебя не съест и даже не покусает. Посидим чинно-мирно. Зато хоть пирожных поедим!
Сладкоежка Мей невольно улыбнулась, а вот Верту не обрадовали пирожные, хотя воспитанницы лакомились ими только по праздникам.
– Как же я волнуюсь…
– Ой, и я, – созналась Дженни.
– И я… Просто жутко! – присоединилась Алана.
Верта лишь сейчас поняла, что в спальне царит необычная тишина: девушки думали о том, что это последний учебный год в Институте, что время пролетит быстро и совсем скоро каждая из них покинет розовую спальню, став личной помощницей лорда.
– Это ведь… навсегда… – сказала Мей и расплакалась.
Девушки окружили ее со всех сторон, гладили по рукам, нашептывали слова утешения, потом долго сидели на постели Мей, обнявшись. Молчали и вздыхали. Они давно обсудили все, что связано с их предназначением.
В первый год обучения они, наивные глупышки, говорили друг другу: «Мы будем лордам будто заботливые сестры, станем помогать им во всем». Верта никогда в это не верила, но повторяла следом за девочками: «Будто сестры…» И думала иногда: «Потому у магисс и нет детей, ведь откуда взяться ребенку, если лорд точно брат!»
А потом постепенно открылась правда. Лорды не вели себя со своими личными помощницами как братья, отнюдь нет… А для того, чтобы не появлялось детей, проводился специальный обряд «отречения». Никто толком не знал, в чем он заключается, а неизвестность и таинственность, связанная с обрядом, пугала. Незадолго перед выпускным вечером в Институт приезжали маги. Иногда трое, иногда четверо, ведь силы для обряда требовалось немало.
Магов селили во флигеле в глубине сада – маленькое, неказистое здание пустовало большую часть года. Только весной открывались ставни, а по ночам в окнах горел свет. Потемневший от времени дом от этого казался еще более зловещим…
Выпускниц вызывали во флигель по одной. Вернувшись, они никогда не рассказывали, что с ними делали.