Анна Санникова
Тайна четвертой планеты
– Разрешите начать сборы, товарищ командир! – отчеканил Алексей.
– Не разрешаю, – ответил Анатолий.
И скомандовал:
– Всем приготовиться к медицинскому осмотру!
Неутешительные симптомы обнаружились у всех, кроме Анатолия. “Яблоки!” – мысль ударила его в висок, словно кулак здоровенного мужика. – Мичурины хреновы! И как я только допустил такое…” Он вытер ладонью пот со лба. Первой слегла Нина, его Ниночка. Он вспомнил, как они тем вечером сидели под марсианскими яблонями, Нина пела, а он разглядывал странное сияние, похожее на северное, видимо, купол над яблонями не защищал от ядовитой радиации и еще бог знает от чего…
Она лежала в своей капсуле целыми днями и надеялась, что скоро встанет. Сил хватало только на то, чтобы делать в дневнике краткие записи. Елена не знала, как ее лечить и давала витамины. Вскоре не смогла вставать Вера, а потом Рустем. Алексей держался, и Елена, как ни странно, тоже. “Я врач, и не имею права болеть!” – сказала она.
Через неделю Анатолий, надев защитный костюм, вышел во дворик, с ненавистью посмотрел на яркие, манящие яблоки и орудуя маленьким топориком несколько часов рубил деревья. Яблочный сок забрызгивал прозрачный купол и защитное стекло на лице Анатолия, он размазывал кашицу перчаткой и продолжал махать рукой, пока дворик не заполнился сочным, золотистым пюре. Алексей молча смотрел из иллюминатора на командира, и по лицу его катились капли, крупные, как марсианские яблоки…
– Ее нельзя брать на борт, она не долетит, – сказала Елена, – только здесь я могу ручаться, что поддержу ее организм до прибытия помощи.
– Межпланетный корабль, который должен был отправиться к нам на помощь, не смог взлететь, из ЦУПа экстренно сообщили, – тихо сказал Анатолий, – нам надо выбираться самим отсюда.
– Тогда вам придется выбираться без нас, – сказала Елена. – вы можете забрать Веру и Рустема, у них крепкие сосуды и сердце, они выдержат, возможно…
– Я останусь с Ниной и Леной, – “ботаник” ответил так, что Анатолий понял – возражать бесполезно.
Он подошел к Ниночке, убрал со лба слипшиеся пряди, взял за руку, Если бы он не видел гладкую бледно-розовую кожу, то подумал бы, что взялся за наждачную бумагу. Нина открыла глаза, улыбка тронула ее губы и переселилась в темные зрачки.
– Не волнуйся, я дождусь тебя, – только и сказала она.
– Эти слова до сих пор звучат в моих ушах, – сказал Анатолий, глядя на Юсю. Они моя надежда и мое проклятие.
Он опустил голову. Она не дождалась его. После удачного приземления Анатолия и двух выживших космонавтов ждала ужасная новость. Станция на Марсе взорвалась через месяц после их отлета. Что там произошло так и не удалось понять – последние сигналы, поступившие оттуда пытались расшифровать, но так и не смогли.
– А как же они поняли, что станция взорвалась? – спросила Юся, разрывая на мелкие кусочки уже пятую салфетку.
– Не знаю, мне не показывали документы и расшифровки записей, а потом и вовсе отстранили от полетов на Марс, – ответил Анатолий, поглядывая на наручные часы, – через полгода программу освоения красной планеты закрыли, объявив, что нашли серьезные просчеты в тяжелом межпланетном корабле Геоктисова, на котором мы летали к Марсу, с нас взяли подписку о неразглашении и засекретили все данные того единственного полета.
Анатолий взял в руки сверток, который до этого лежал на столе рядом с чашкой и протянул Юсе. Он объяснил, что срок грифа “секретно” – 50 лет – уже законился, и он с чистой совестью может передать дневник Ниночки и кое-какие фотографии ее племяннице. Он украдкой взял его тогда из капсулы Нины, будто что-то предчувствовал.
– Как же вы без дневника? – удивилась Юся, – ведь она держала его в своих руках…
– Я помню наизусть не то что слова, очертания каждой буквы, – произнес Анатолий, да и я думаю, что мы с ней скоро увидимся…
