bannerbannerbanner
Тайна Шипки, или Загадка семьи следователя Железманова

Анна Попова
Тайна Шипки, или Загадка семьи следователя Железманова

Дизайнер обложки Григорий Виноградов

© Анна Попова, 2021

© Григорий Виноградов, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-2164-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Холодный резкий ветер, казалось, дул со всех сторон, нахально забираясь под одежду, норовя сорвать головные уборы. Порывы ветра несли мелкую снежную крошку. Кругом снег. При этом чувствуется большая влажность, что делает ощущение холода еще острее. Разве это Болгария – теплая и солнечная, где ласковые солнечные лучи греют кожу, любовно взращивают виноград для живительного вина, а море заманчиво шелестит прибоем, призывая окунуться в воду, такую теплую, словно ее нагрели на печке? И все-таки это Болгария. Только не морской берег да еще летом, а горы. Шипкинский перевал. Пусть не самые высокие горы в мире, но все-таки это горы. И время года – конец октября. Октября 1877 года.

Уже несколько месяцев российская армия ведет бои на Балканах, помогая братьям-славянам освободиться от гнета Османской империи. Выполнение этого первого в истории нашей страны интернационального долга требует больших усилий от воинов российской армии. В горах воевать тяжело, а зимой особенно. На противника работает и горный ландшафт, и сильный ветер, холод. Потери больными и обмороженными чуть ли не столько же, сколько раненых и убитых в бою.

Этот октябрьский день был мрачным и тягостным, какими обычно бывают все последние дни октября. Это не могло не сказываться на настроении двух собеседников, которые жались к скале, надеясь получить убежище от очередного порыва воздушных масс. Внешний вид этих фигур был странный: форменные шинели, принятые в пехотных частях российской армии, стояли колом, головы замотаны башлыками, а на ногах вообще было что-то невообразимое: шкуры животных, намотанные на форменные сапоги. Увы, русская армия, пересекая летом 1877 года Дунай, мало рассчитывала воевать в условиях, сходных с зимними сибирскими морозами. Главный атрибут зимнего обмундирования – валенки и полушубки – так и не дошли до Балкан. Поэтому пришлось позабыть о такой неотъемлемой части воинской дисциплины, как форма одежды, и проявлять хитрость и смекалку, утепляясь чем можно. В ход шли даже мешки из-под сухарей: ими обматывали ногу, обутую в форменный сапог, а уже сверху пристраивали шкуры животных. Выглядело ужасно, на парад перед Зимним так выйти немыслимо, но именно это спасало ноги от обморожения.

Фигуры, которые жались к скалам – это два молодых офицера 4-й стрелковой бригады: поручик Андрей Петрович Железманов и его друг подпоручик Антон Федорович Томилов. Они на Шипке уже несколько месяцев. Им довелось участвовать в знаменитом прорыве бригады Радецкого1 11 августа. Положение защитников Шипкинского перевала на тот момент было более чем критическое: потери в живой силе колоссальные, патроны на исходе. Российские солдаты и болгарские ополченцы, крепко сплотив свои ряды, были готовы стоять насмерть, кидая во врага все, что было под рукой – крупные камни и даже тела погибших товарищей. Неумолимо приближался последний аккорд этой трагедии в виде рукопашной схватки. Не дай Бог видеть рукопашный бой, в котором русский солдат, умело орудуя штыком, не щадит ни врага, ни себя. А уж особливо не дай Бог оказаться действующим лицом этого жуткого представления: выжить тут суждено не многим. Но русские солдаты и ополченцы были готовы к этой страшной минуте, которая, скорее всего, была бы для них последней. Однако именно в этот момент пришло подкрепление: словно в волшебном видении из тумана показались кони, несшие на себе по два, а то и три всадника. Это были солдаты 4-го стрелкового корпуса Радецкого, прозванные за непоколебимый воинский дух Стальной бригадой. Генерал Радецкий со своими подчиненными был направлен на выручку защитников Шипкинского перевала, который закрывал дорогу на стратегически значимый объект – Плевну. Но к концу марша даже воины Стальной бригады были так измотаны, что едва могли идти. Тогда Радецкому пришло в голову посадить своих стрелков на лошадей и завершить прорыв на них. По двое, а то и по трое (для малорослых) солдаты проскакали последние версты и обрушились как гром среди ясного неба на головы противника, готовившегося праздновать победу. Вместе на одной лошади скакали, а потом плечом к плечу рубили противника два друга, бойцы 2-й роты 16-шл батальона – поручик Железманов и подпоручик Томилов. В какой-то момент ятаган турка стремительно полетел в сторону виска Железманова, но его друг сумел перехватить намечающийся удар, грозное оружие соскочило и чиркнуло по плечу подпоручика. Раненого Томилова, как и других пострадавших на поле боя, приняли на излечение жители болгарских деревень, и уже через две недели Антон Федорович был опять на боевых позициях, рядом со своим другом, с которым почти не расставался. Вот и сейчас он делился с другом самым сокровенным:

– Тревожно мне, очень даже тревожно, – говорил он, поглядывая через плечо на заснеженные горы.

– Я понимаю тебя, но ты обязательно справишься, ты не первый раз идешь в разведку, ловкости и хитрости тебе не занимать, ты обязательно вернешься, – успокаивал его Андрей Петрович. – Неужели ты думаешь, что ты не ловчее этих турок? У них государство вот-вот развалится.

– Ну не скажи, воевать они умеют, вон как мы крепко тут засели, а летом казалось, что все раз-два и закончим, освободим братьев-болгар.

– Освободим, обязательно освободим, вот увидишь, и завтра все гладко пройдет.

– Хотелось бы надеяться, – голос Томилова звучал неуверенно.

– Слушай, я тебя не узнаю, ты никогда ничего не боялся, всегда был такой смелый и решительный, меня спас от верной гибели.

– Во-первых, мне раньше нечего было терять, я сейчас есть что, – молодой человек многозначительно замолчал, но собеседник понял его и так, правда, только отчасти.

– А что «во-вторых»?

– Не понял?

– Ты сейчас только что сказал «во-первых». Значит есть и «во-вторых»?

– Да есть, – Томилов кивнул головой, но продолжать не спешил. Железманов настаивал:

– И что же это? Почему ты не хочешь говорить?

– Понимаешь, мне самому не хочется в это верить, но мне кажется, что… – подпоручик опять замолчал, так и не решаясь произнести вслух то, что крутилось у него в голове и терзало душу. Уж больно неприятной была мысль, но его друг продолжал смотреть вопрошающе, уклониться от прямого ответа было трудно. Поэтому пришлось выдавить из себя:

– Мне кажется, что в отряде предатель.

– Почему, почему ты так решил? – изумился Железманов.

– Ты сам посуди. В последнее время все разведывательные группы, которые отправляются для сбора информации, попадают в засаду. Ты помнишь, как неделю назад в разведку пошел разъезд под командованием Облакова?

– Помню, они нарвались на отряд турок, ему одному удалось спастись.

– Да, это так. Так вот Облаков говорил, что их словно ждали.

– Ты же сам сейчас говорил, что турки воевать не разучились, наверное, тоже патрулируют линию фронта.

– Все равно не нравится мне это все, слишком много странностей. Чую, не вернусь я.

– Вернешься, я буду молиться за тебя самой горячей молитвой, чтобы господь защитил тебя.

– Молись, горячо молись, – устало произнес Томилов, а потом полез за пазуху, доставая какой-то конверт.

– Но у меня кроме молитвы будет и еще одна просьба, поклянись, что выполнишь!

– Обязательно. Клянусь! – в искренности клятвы поручика Железманова можно было не сомневаться.

– Вот тут бумаги, передай их Ване.

– Хорошо, передам, можешь не сомневаться.

– Обязательно передай, ведь тут идти не так далеко, можно за день обратиться. Попроси командира, он отпустит. Это очень важные бумаги, пойми, от них зависит наше будущее, в том числе и материальное благополучие, я очень боюсь, что без этих бумаг Ване, если я не вернусь, будет негде жить, нечего есть.

– Ты вернешься, обязательно вернешься! – горячо начал Железманов.

– Пообещай! – в глазах Томилова было столько тоски и мольбы одновременно, что Андрей Петрович просто не мог не пообещать:

– Не волнуйся, передам, слово друга и офицера.

С лица подпоручика немного сошло напряженное и испуганное выражение. Губы изобразили подобие улыбки.

– Тогда я спокоен, пойду послезавтра на задание со спокойным сердцем, – выдохнул молодой человек.

– Только спрячь их как следует, – через секунду всполошился он опять.

– Обязательно! – пообещал его друг.

– Нет, ты как следует спрячь, чтобы не потерять, чтобы мыши и вода не повредили! – настаивал молодой офицер. Его товарищ опять клялся сделать все необходимое. На этом тяжелый и странный разговор закончился.

Увы, тяжелые мысли посещали подпоручика Томилова не зря. Через день рано утром молодой офицер повел небольшую группу в разведку, и она тоже нарвалась на засаду. Тела порубленных бойцов были обнаружены на следующий день в ущелье. Не смогли найти только тело офицера Антона Федоровича Томилова, что было особенно странно: в этой войне турки пленных не брали! После этой неудачи мысль о возможном предателе логично пришла в голову уже многим, однако под подозрение в первую очередь попадал сам подпоручик Томилов: следующая вылазка в тыл врага уже была удачной, а вскоре и закончилось знаменитое Шипкинское сидение и враг был отброшен. Поэтому в роте многие терзались сомнениями, а уж не перешел ли на сторону врага их боевой товарищ Томилов?

 
 
                                   * * *
 

Рязань, начало февраля 1910 г.

В морозной ночи пыхтящий паровоз походил на большого неведомого зверя, который слегка задремал, но в любой момент может проснуться и всему миру показать свою силу. Добрую или злую? Этого никто не знает, но следователь Зазнаев, после того как ему пришлось расследовать дела по факту гибели людей под колесами поезда, был склонен ассоциировать паровозы с существами, с которыми вести себя надо ой как осторожно. Однако чуть свет (пять утра в феврале – это скорее ночь, чем утро) на вокзал его вызвали не из-за того, что человек и железная машина не смогли поделить дорогу. Впрочем, возможно его вызвали среди ночи на вокзал вообще зря.

– Понимаете, проводник говорит, что он час назад был абсолютно здоров, ничего, как говорится, не предвещало, – объяснял Ивану Васильевичу человек в форменной шинели и фуражке железнодорожного ведомства.

– Так, давайте с самого начала. Вы начальник поезда №10 Москва – Казань?

– Да, Африков Савелий Петрович.

– Вы обнаружили в купе вагона первого класса мертвого пассажира?

– Да, точнее не совсем я, точнее не я, – путано продолжал Африков.

– Труп, я так понимаю, обнаружил проводник? – подсказал следователь.

– Да, мы подходили к Рязани, когда ко мне подошел проводник вагона первого класса и доложил, что один из пассажиров мертв. По прибытии я тут же сообщил об этом начальнику вокзала, мы вместе решили задержать поезд и вызвать вас.

– То есть вы считаете, что смерть вашего пассажира имеет криминальный характер?

– Ну, не знаю, – замялся начальник поезда, – просто странно это, совсем недавно был здоров, а тут нате, лежит неживой.

– Ладно, давайте посмотрим, тем более и полицейский врач подъехал, – Зазнаев заметил знакомую фигуру, которая приближалась к ним по перрону. После обмена приветствиями мужчины двинулись к вагону.

– А где проводник, обнаруживший труп? – спросил следователь по дороге.

– Там, где ему и положено быть – в вагоне.

Это было логично: проводнику надлежало быть в вагоне, ведь умер только один пассажир, а не все, а вдруг кто из живых попросит чаю или еще чего пожелает?

«Возможно, и нет никакого криминала, просто Господь решил к себе призвать человека почему-то именно в тот момент, когда он путешествовал по нашим бескрайним просторам, сердечко там не выдержало, или кровоизлияние в мозг произошло», – думал Иван Васильевич по пути к вагону. К его следовательскому счастью, не все трупы, на которые его вызывали, отошли в мир иной по чьей-то злой воле, были и несчастные случаи, и неожиданные смерти. Жизнь его научила взирать на все спокойно: если криминал – будем расследовать, нет – пожелаем проводникам счастливого пути и поедем спать дальше, даже ночной подъем понапрасну не вызовет раздражение – на то он сюда и поставлен, чтобы отделять преступление от всего другого.

Проводник вагона 1-го класса встретил их в тамбуре, по его бледному виду было видно, что он испуган. Впрочем, его можно понять, смерть и в современные дни научного прогресса вызывает суеверный страх. Поэтому, увидев начальника поезда и двух незнакомых мужчин, проводник вздохнул с облегчением: не один он теперь с этим происшествием.

– Показывай, где труп, – распорядился начальник поезда.

Проводник повел визитеров к купе в середине вагона. Первым вошел полицейский врач. Мертвец сидел на сиденье у окна, откинувшись назад, глаза были широко отрыты и смотрели вверх.

– Вы его обнаружили в этом положении? – спросил проводника врач.

– Нет, он сидел, прислонившись к окну.

– Зачем вы его трогали?

– Так я не понял, что он того, ну, в смысле, мертвый, думал, спит, стал тормошить, потом понял только, что к чему.

– А где его попутчик?

– Так он один ехал, у нас сегодня полвагона пустые.

Врач приступил к осмотру: пощупал на всякий случай пульс на шее, потом развязал галстук, расстегнул сюртук и сорочку.

– Любезный, ну-ка подсоби, надо снять с него сюртук, – обратился медик к проводнику, тот было рыпнулся уйти, но под строгим взором своего начальника был вынужден взяться за край рукава. Потом сняли сорочку. Врач осмотрел спину, затем положил тело на полку и стал пальпировать живот, ощупывать ребра. Нигде не было видно ни ран, ни следов крови, ни кровоподтеков, кости тоже вроде были целы, о чем было сообщено следователю.

– А давно он мертв?

– Думаю, около полутора часов.

– Сколько прошло от момента обнаружения? – вопрос следователя был адресован к начальнику поезда, но тот переадресовал вопрос проводнику:

– Скажи точно, когда труп обнаружил?

– Так минут за пятнадцать до прибытия в Рязань. У него билет только до этой станции, вот я пошел к нему в купе предупредить, чтобы к выходу готовился, а то некоторые так разоспятся, что, пока добудишься, уже звонок к отправлению, хоть на ходу прыгай.

– Значит, пятнадцать минут, пока подъезжали к Рязани, и плюс сколько нас ждали?

– 40 минут, ваше благородие.

– То есть примерно 55 минут, значит, он ушел в мир иной за 30 минут до прихода в Рязань. Что в это время проезжали? Какие станции есть?

– Никак нет, станцию «Вожу»2 чуть ранее проехали, но там остановки нет.

– Понятно, доктор, есть ли предположения, от чего он скончался?

– Как я уже сказал, ран и следов кровотечения нет, цвет кожи тоже нормальный, когда умирают от кровоизлияния, обычно лицо бывает багровым.

– То есть смерть носит естественный характер?

– Возможно, но точно я могу сказать только после вскрытия.

Однако следователь все равно был обязан осмотреть тело: даже если смерть некриминальная, то необходимо установить личность умершего, чтобы передать тело родственникам. Зазнаев уже занялся этой работой. Он разложил сюртук на пустой полке и стал проверять содержимое карманов. А вот тут уже становилось интересно: карманы были пусты! Ни бумажника, ни часов, ни документов. Конечно, чисто теоретически можно было предположить, что их и не было. Это сейчас, чтобы сесть в поезд, надо предъявить не только билет, но и паспорт, впрочем для тех, кто с Интернетом на «ты», даже билет можно не предъявлять, а паспорт обязательно. А вначале ХХ века было наоборот: без билета в поезд не пустят, а про паспорт не спрашивали. Однако и билета не было! Да и трудно себе представить, что прилично одетый мужчина (сюртук и сорочка явны не из дешевых магазинов) путешествует в вагоне 1-го класса без обычного набора предметов, которые есть у каждого солидного господина в карманах: портмоне, часов, носового платка. Хотя нет, носовой платок был. Причем явно из дорогого полотна. А вот всего остального не было. Ни одной монетки в кармане, ни одной купюры. Не мог же этот господин выйти из поезда и пойти пешком к месту назначения, особенно если учесть, что дело было зимой и ночью. Это сейчас взор приезжего, выходящего из здания рязанского вокзала, упирается в элитные высотные дома, а тогда вокруг вокзала были только дешевые избы Троицкой слободы. Такие господа тут не живут, а живут они в центре, куда сподручнее ехать на извозчике (с машинами в провинциальной Рязани негусто). Может умершего должны были встречать? Но тогда бы они обязательно дали о себе знать. Естественно, было о чем спросить проводника:

– Проводник, а вы не видели, он с вещами заходил?

– А как же с вещами, как же без вещей-то путешествовать? Были вещи, – кивнул тот головой, видимо в глубине души не чая, когда от него отстанут.

– А что именно было, не припомните?

– Припомню, как не припомнить. Чемоданчик у него был.

– Чемоданчик? Один?

– Да, один.

– А размеры разглядел?

– Разглядел. Вот такой, – проводник сделал жест руками, обозначающий объем чемодана. Выходило что-то типа походного саквояжа, похожего на тот, с которыми хотят к своим пациентам врачи. Не было в вагоне чемоданчика. Отсутствие вещей уже наводило на нехорошие размышления.

Проводник понял мысль следователя и, видимо, движимый опасением, что могут подумать на него, выдал совершенно неожиданную версию:

– Может, под стол завалился или там под полку?

Сама идея, что пассажир неожиданно вынул вещи из карманов, зачем-то спрятал их под полку, а затем скоропостижно умер, казалась абсурдной, но, тем не менее, сподвигла внимательно осмотреть пол, в том числе и под полками. Естественно, денег и часов не нашли. Единственной добычей был небольшой скомканный кусочек ткани, который валялся под полкой и при ближайшем рассмотрении оказался мятым носовым платком. Вряд ли он принадлежал погибшему. Во-первых, у того платок обнаружили, а редкий мужчина будет носить два платка сразу. Во-вторых, найденный платок был явно изготовлен из более простой такни, чем его собрат, лежащий в кармане умершего.

– Это случайно не ты потерял? – обратился Зазнаев к проводнику. Тот испуганно замахал руками:

– Нет, как можно, я всегда за чистотой слежу, никогда никаких нареканий не было.

– То есть у тебя он выпасть не мог?

– Нет, не мог, да вот мой, – мужчина полез в карман и вытащил свой носовой платок. Опять же, исходя из версии, что по два платка здоровый человек вряд ли будет носить (а признаков насморка у служителя железной дороги явно не наблюдалось), можно было поверить горячим заверениям, что платок явно чужой.

– Ты перед рейсом купе проверял?

– Проверял, вот вам крест.

– Не было платка?

– Не было.

– А сегодня кто-то покидал это купе?

– Так никто не покидал. Мы в Москве сели, и до Рязани никто не выходил. Так у нас и остановок не было никаких, только в Коломне, но тогда никто не выходил.

– А после того, как остановились в Коломне, вы в это купе заходили?

– Заходил, предлагал чаю.

– И что? Он живой был.

– Живой, здоровый, говорил так же, как мы сейчас разговариваем.

– Принесли ему чаю?

– Нет, он сказал, что не хочет, что пойдет в вагон-ресторан.

– А как он вернулся из вагона-ресторана, ты не видел?

– Нет, не видел, я его после этого не видел вообще.

– Ладно, кажется последний вопрос: когда он в поезд садился, его кто-нибудь провожал?

– Нет, никто.

– А вообще, как он выглядел, когда в поезд садился или когда ты чаю предлал? Может грустный был или за грудь хватался, может жаловался на что? – неожиданно включился в допрос медик.

– Да, нет, не было ничего такого, не жаловался он ни на что, даже улыбался, – развел руками проводник.

– Не говорил о себе, куда едет, зачем?

– Да нам пассажиры обычно не докладывают, кто и куда едет, с нами почти не разговаривают, только и слышишь: «Любезный, сделай чаю», хорошо если любезным назовут, – начал терять терпение проводник. Кажется, этот колодец информации вычерпан до дна.

– Нельзя пригласить официантов из вагона-ресторана? – попросил Зазнаев начальника поезда.

– Вы будете допрашивать и их?

– Обязательно.

– Боже, когда же мы поедем? Мы и так уже опаздываем почти на час! Пассажиры будут недовольны!

Поезд, следовавший в Казань, прибывал на рязанский вокзал в 5 часов 38 минут и стоял 50 минут, однако это время давно истекло и поезд уже задерживался, что по тем временам считалось недопустимым.

– Мне жаль, но пока я не допрошу всех, кого считаю нужным, поезд будет стоять, – отрезал следователь. – Смерть человека достаточно уважительная причина для опоздания, по – любому у всех пассажиров есть одно большое преимущество, они живы, а этот господин уже нет, – следователю не было дел до эмоций клиентов железной дороги. В конце концов, он выполняет свой долг.

Африков, бурча, удалился, врач занялся хлопотами по эвакуации тела: пошел требовать от начальника вокзала людей с носилками. Скоро появился официант, видимо начальник поезда уже успел сказать ему пару пугающих фраз («Уж не ты ли отравы подсыпал пассажиру?»), поэтому паренек испуганно хлопал глазами.

– Ты этого господина обслуживал?

– Я-с. Они довольные остались всем.

Это было сказано скорее не для следователя, а для начальника, не дай Бог скажут, что пассажир скончался от дурного обслуживания.

– «Они» в каком смысле? В смысле этот господин или он был с кем-то? – уточнил Зазнаев. Вот уж этот загадочный русский язык начала ХХ столетия! «Они» могли обозначать как множественное число, так и одну-единственную персону, стоящую по социальной лестнице выше.

 

– Этот господин, но и другие тоже были довольны, – бодро отрапортовал официант, внося еще большую путаницу.

– То есть он был не один? – вкрадчивым голосом уточнил Иван Васильевич, словно боясь спугнуть удачу.

– Вначале был один, заказал котлету с соусом, потом к нему другой подсел, а потом и третий.

– Точно их было трое?

– Точно, они еще водки заказали, я как раз на поднос три рюмки поставил.

– А о чем они говорили, ты часом не слышал?

– Нам подслушивать не велено, не наше это дело знать, о чем господа говорят, – резонно ответил официант.

– Ну когда тарелки подносил, закуски и рюмки на стол ставил, может кто-то из них что-то обронил?

– Да нет, они разговор в этот момент прекращали, только сказал из них кто-то вроде: «Вот и водочка, что еще по морозцу надо!»

Тоже ничего особого, если смолкают при приближении официанта – это не значит, что секреты скрывают, просто внимание автоматически переключается на принесенные яства.

– Ну, ладно, а тех, которые к этому пассажиру подсели, ты хорошо разглядел? Они как, вместе подсаживались или один за другим?

– Нет, не вместе, мне показалось, что они вообще только за столом и познакомились.

– Почему? Ты же не слышал, о чем они говорили?

– Слышать не слышал, но видеть видел. Они руки пожимали, говорили так, как обычно представляются, ну словом видно это было.

– Хорошо, если ты такой внимательный, то опиши их. Как они выглядели? Возраст? Цвет волос? Одеты во что?

Официант поднял глаза к потолку, словно надеясь там увидеть своих недавних клиентов, и стал припоминать:

– Вначале сел тот, который слегка помоложе.

– То есть он молодой?

– Да нет, не очень, я думаю, ему лет 50 уж точно есть, волосы у него с проседью, просто второй, который к ним подсел позже, был еще старше, ему уж наверное лет 60 точно стукнуло, седой весь.

– А росту они какого? Худые, толстые?

– Тот, который помоложе, он не очень высокий, ниже вас будет, это точно, не то что толстый, но и не худой, крепкий такой, а вот тот, что постарше, он и высокий, и в плечах широкий.

– А одет как?

– Хорошо одеты, и вообще видно, что все состоятельные они, чаевые дали неплохие.

– А ты не приметил, они как: собирались выходить или спать ложиться? – вдруг можно найти этих попутчиков и допросить?

– Нет, они все трое выходить в Рязани собирались.

– Почему ты так решил?

– Они когда заказ делали, то приказали мне, чтобы я быстро принес, а даже один сказал: «А то нам в Рязани выходить, ты водку принесешь, а тут как раз платформа».

– Так и сказал?

– Ага. Ой, вспомнил: еще один афишку оставил, он ее вот этому (кивок в сторону мертвого тела) дал, а тот на столе забыл.

– Ты ее выбросил?

– Отложил в сторону, но выбросить не успел.

– Пулей в ресторан и неси эту бумажку, – распорядился следователь.

В этот момент появились служащие железной дороги с носилками: надо забрать тело. Зазнаев вышел в коридор, чтобы не мешать делать печальное дело, попутно давая указания врачу по поводу вскрытия тела и проведения необходимых экспертиз. В его голове крутилось одно предположение, но проверить его мог только медик, поэтому Зазнаев спешил отдать нужные указания. Через пару минут прибежал запыхавшийся официант, неся в руках скомканную и подмокшую бумажку. Это была небольшая афишка, такие обычно раздают на улице прохожим, чтобы завлечь покупателей. На листочке был помещен занятный рисунок: аист держал в клюве младенца. Птица, которой народная молва отвела ответственность за рождаемость, стояла перед детской коляской на больших металлических колесах. Эта была рекламка магазина, предлагавшем покупателям металлические кровати и решетки. В другом углу листочка была изображена металлическая кровать с ажурными спинками. Текст гласил: «Имеются в большом выборе металлические кровати от 2 рублей 75 копеек, никелированные от 12 рублей, с гигиеническими сетками от 11 рублей. Принимаются заказы на ограды, решетки по весьма умеренным ценам». Также был указан адрес магазина-мастерской: ул. Мясницкая, д. 12. Первая зацепка в этой непростой истории. Все, что можно и нужно, в поезде было сделано, тело направлено в морг, а поезд с пассажирами, большинство которых даже не догадывались о трагедии и мирно спали, мог следовать далее, пытаясь нагнать упущенное время.

На следующий день Иван Васильевич доложил прокурору о ночном происшествии.

– Я правильно понял, что следов насилия не обнаружено? – спросил тот у следователя.

– При внешнем осмотре нет.

– Однако у вас все равно есть подозрения, что труп криминальный?

– Не могли же вещи просто так испариться?

– Что, совсем ничего не обнаружено?

– Только носовой платок в кармане, мне трудно представить, что хорошо одетый мужчина мог отправиться в путешествие без вещей, портмоне и документов, тем более что в вагоне-ресторане он расплачивался и бумажник официант у него видел, окончательно ситуацию должны прояснить медики, все необходимые указания я дал, – развел руками Иван Васильевич.

– А нельзя исключить, что этот пассажир умер от сердечного приступа, а потом злоумышленник воспользовался этим и присвоил себе вещи умершего? – проговорил прокурор.

– Конечно, этого исключать нельзя, – согласился Зазнаев, однако голос его звучал неуверенно.

– Хорошо, когда будут результаты вскрытия, доложите и будем думать дальше.

К врачу Зазнаев поехал только к концу рабочего дня. Все равно вряд ли врач сделает все раньше. И в этом он был прав. Когда следователь переступил порог морга, врач едва закончил свою работу.

– Что скажите? – вопрос следователя не отличался оригинальностью.

– Боюсь, что ничего особо конкретного у меня нет. Как я уже говорил, никаких внешних следов повреждений у покойного не имеется, внутренние органы все тоже в порядке, кости все целы, кровоизлияний нет, сердце в норме, легкие тоже.

– Отчего он тогда умер? Вот просто так взял и уснул?

– Возможно. Вот смотрите, платок, который мы нашли вчера, – врач расправил на столе вчерашнею находку. Вчера следователь отдал его медику.

– Вы просили провести исследование, нет ли следов какого-либо вещества на ткани, – напомнил медик о вчерашнем разговоре, Зазнаев кивнул головой.

– Так вот, на первый взгляд ничего не заметно, но попробуйте посмотреть этот платок на свет, – врач натянул руками полотно и поднес находку к лампе, тут становились видны едва различимые разводы, на ткани явно была налита какая-то жидкость.

– То есть это и в самом деле мог быть… – медленно выговорил Зазнаев, так и не решаясь сказать самое главное слово.

– Хлороформ, все очень просто: побрызгали на платочек немного жидкости, поднесли к носу, и все, пострадавший уснул, к сожалению навсегда. Он ведь выпимши был, а алкоголь усилил действие препарата, – закончил за него врач.

– К сожалению, мы пока не можем выделить эту жидкость с ткани и сказать однозначно, что за вещество на него попало, – разочаровал следователя медик. – Поэтому все, что я вам сказал, – только предположение.

– А можно говорить о том, что смерть наступила от передозировки хлороформа?

– Понимаете, передозировка хлороформа не дает какаю-то яркую картину, это вещество не оставляет явных следов в организме. Оно не вызывает кровоизлияний в организме или отека.

Догадка, которая посетила следователя, да и прокурора тоже, подтверждалась. Неслучайно оба так обговаривали возможные варианты судьбы вещей. Не проговаривая пока это вслух, оба имели в виду циркуляр Министерства юстиции, который информировал следственные органы об одной серии серьезных преступлений. Уже почти год в Российской империи отмечается серия однотипных преступлений: в поездах находят мертвых хорошо одетых господ без признаков насильственной смерти, но и без вещей. Вначале их не связывали между собой. Первоначально даже было неясно, что это криминал. Потом, когда попутчиком умершего оказался практикующий хирург и его позвали для оказания первой медицинской помощи, он дал ценные показания: в купе стоит едва уловимый запах хлороформа – препарата, используемый для наркоза во время операций.

– Только если переборщить с дозой, наркоз может быть смертельным, – пояснил ценный свидетель. Дальше он начал было читать лекцию по медицине, объясняя, какое опасное дело наркоз, как аккуратно надо его давать, чтобы операция не закончилась смертью, как контролируется состояние больного во время наркоза и операции. Следователь отсеял главное – имело место преступление и совершено оно посредством отравления лекарственным средством. Потом он совершенно случайно, находясь у родственников в другой губернии, пообщался со своим коллегой, и тот вспомнил, что его вызывали на подобный эпизод. Оба следователя были энтузиастами своего дела, они составили соответствующее донесение в Министерство юстиции с настойчивой просьбой опросить всех следователей Российской империи на предмет подобных случаев. Не сразу, но идея получила жизнь, и в результате многомесячной переписки было установлено, что в стране действует отравитель, который знакомится с богатыми господами в вагонах-ресторанах поездов дальнего следования и травит их хлороформом, обчищая карманы. В ноябре месяце 1909 года все следователи получили циркуляр Министерства юстиции с соответствующей информацией. Именно про этот циркуляр вспомнил Зазнаев, когда осматривал труп, и с этой целью попросил врача исследовать платок. И именно на эту серию намекал прокурор, расспрашивая подчиненного об осмотре места происшествия.

1Федор Федорович Радецкий – военный инженер и военачальник, настолько ярко зарекомендовал себя во время обороны Шипкинского перевала, что в Габрово одна из центральных улиц названа его именем и на ней установлен бюст российскому военачальнику.
2Станция «Вожа» – современное название этой станции «Рыбное».
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru