Анна Малышева
Голоса ночи (сборник)
– Черный платочек нужен… – Мать рылась в шкафу, Анжелика безучастно курила у окна, время от времени поглядывая вниз – нет ли девочки с классиками? Но девочки не было, зато у подъезда клубились бабки: прознали про похороны и, наверное, с удовольствием бы зашли, но их никто не звал.
– Где черный платок? – почти рыдала мать, переворачивая содержимое всех полок.
– А разве он был? – отозвалась Анжелика.
– Заранее надо было позаботиться, – мать вытащила из шкафа какой-то серебристый легкий свитерок, посмотрела на него и вдруг завыла: – Игоречек, что же это…
– Да хватит! – сорвалась Анжелика. – Никому твои рыдания не нужны! Помолчи, в конце концов!
Мать так и остолбенела со свитерком в руках, а дочь хлопнула дверью. В большой комнате стоял гроб с телом Игоря, туда она даже не заглянула. Прошла на кухню, там шептались Саша с Леной. Лена за эти дни постарела лет на пять – похудела, отчего резко обозначились морщинки у глаз и возле губ, была плохо причесана, совсем не накрашена, черный костюм сидел на ней скверно. Саша вырядился в черную водолазку и держался спокойно.
– Все, не могу! – Анжелика рухнула на стул, схватила себя за волосы, слегка подергала их на висках. – Она меня доводит второй день! И еще хочет остаться тут жить после похорон!
– Спокойнее, – посоветовал Саша. – Она твоя мать.
– Ну и что?!
Лена выглядела пристойнее всех – скорбная, сдержанная, молчаливая. На кухню бочком протиснулась мать, прошептала:
– Я там тряпочку нашла, из нее можно платочек выкроить…
– Ну и выкрои! – рявкнула дочь, отворачиваясь и хватая сигареты. – С ума сойти, кому нужен платочек?! Соседкам, что ли?!
– Ну, успокойся… – У матери дрожали губы, она совсем растерялась. – Все у тебя как-то не по-людски… Все я одна должна делать…
– Ничего ты не должна!
– Зинаида Сергеевна, вы на нее не обращайте внимания, – Саша миротворчески улыбнулся. – Она переживает. Давайте лучше сообразим, где еще стол для поминок взять. Этот в комнату притащим, раз, в комнате еще есть, два, у Юры возьму, три… На двадцать человек хватит?
– За глаза… – успокоилась та. – Это сослуживцы Игоря придут?
– Ну да, рассчитываем человек на десять, да мы еще, и на всякий случай еще несколько лишних приборов поставим, мало ли что…
– А папа ваш будет? – спросила она.
Анжелика с удивлением поняла, что даже не поинтересовалась, дошла ли до отца братьев весть о смерти старшего сына. Отец Игоря и Саши – это было существо такое же абстрактное, как и ее собственный отец. О нем почти не говорили, его никогда не видели, его как будто вообще не было. И все же он где-то был. Саша ответил сдержанно:
– Вряд ли.
– А почему? – не отставала мать.
– Сообщил я ему, но он работает.
– Но сын ведь умер!
– Ну, не знаю. Посуды у нас хватит? Лика! К тебе обращаюсь! – дернул ее Саша.
– Хватит, – механически ответила она. – Слушай, а как ваш отец отнесся к…
– Удивился, – ответил Саша почти с издевкой, благо Зинаида Сергеевна уже исчезла. – А может, обрадовался, откуда я знаю.
– Ты что несешь, – Лена наконец открыла рот. – Идиот!
– Немая заговорила! – Саша скорчил ей рожу. – Хватит разводить вселенскую скорбь! Я устал от тебя, поняла – устал! Все эти дни ты меня достаешь своими истериками!
– Идиот, – повторила она. – И хам к тому же.
– Дура набитая!
Анжелика испуганно схватила его за рукав:
– Тише! Оба вы с ума сошли! Нельзя другого места найти?! Все слышно!
– Если я переживу этот день, – тихо сказала Лена, поднимаясь со стула и застегивая пиджак, – лягу в психушку подлечиться. Вы оба сумасшедшие.
– Ни хрена себе логика! – фыркнул Саша.
– Да, вы сумасшедшие! – упрямо повторила она. – Ты в особенности. Сумасшедшие или звери!
– Следи за словами! Ты забываешь, что ни я, ни ты, ни она этого не делали!
– Но вы радуетесь, верно?
– О, безумно радуемся! Особенно вот Лика, – он показал на нее. – Опросили весь дом, и никто не подтвердил ее алиби. Все ослепли в тот вечер! Мы просто безумно рады этому!
– И ты ведь тоже пошла на это, когда мы тебе предложили… – возмущенно вмешалась Анжелика. – Сразу согласилась!
– Я не понимала, на что шла. – Лена держалась за спинку стула, будто боялась упасть. – А теперь в доме пахнет трупом.
– Ничем не пахнет, он лежал в морозилке, – отрезал Саша и вдруг бросился поддерживать жену, у которой подкосились колени: – Ленка! Ленка! О, чтоб тебя… Опять истерика…
– «Переживают, что съели Кука…» – процитировала Анжелика и вышла.
Вскоре дом наполнился людьми. Сослуживцы Игоря явились дисциплинированно – точно в срок, с дорогим венком и с предложениями помочь. Соседки терлись у подъезда в угрожающем количестве. Матери Юры среди них не было, как отметила Анжелика. Сам Юра также не присутствовал, хотя и был дома – он спешно воспроизводил утраченный диплом. Анжелика шла за гробом через весь двор, под локоть ее поддерживал незнакомый мужчина, один из приглашенных, но в поддержке она не нуждалась. Ей стало куда легче, когда гроб вынесли из квартиры. Теперь она была уверена, Игорь не вернется. Теперь он исчезнет окончательно. Гроб погрузили в микроавтобус, приглашенные расселись по машинам, мать Анжелики картинно рыдала, словно по родному сыну, но на кладбище не поехала – надо было накрывать на стол. Какие-то старухи предложили ей свою помощь, явно не бескорыстно, и она колебалась – отказаться или нет? В конце концов сослуживицы Игоря – женщин приехало всего трое – тоже не поехали на кладбище, остались с ней. Разочарованные старухи расходились к своим подъездам. Анжелика комкала в руках сухой носовой платок. На переднем сиденье, обморочно-бледная, окаменела Лена. Машины тронулись в путь.
За стол уселись уже вечером. Ожидание в церкви, неразбериха на кладбище, на обратном пути у кого-то лопнула камера… Добрались домой голодные, усталые, Анжелика клевала носом. Но при виде стола все оживились. Пока они ездили, женщины основательно проветрили квартиру, опрыскали большую комнату дезодорантом, уничтожая даже призрачный запах покойника. Сквозь сладкую муть дезодоранта пробивались умопомрачительные запахи – куриный суп с лапшой, пирожки… Анжелика припудрилась в ванной и уселась за стол на вдовье место. Повисла фальшивая скорбная тишина, всем хотелось выпить и закусить, но начинать было как-то совестно.
– Что ж, помянем, – сказал наконец Саша, берясь за свою рюмку. – У всех налито?
– Помянем в первый раз… – пролепетала мать Анжелики, рюмка у нее в руке дрожала.
Выпили, жадно принялись хлебать суп. Сразу стало полегче, понемногу возник разговор. Говорили, конечно, об Игоре, о его достоинствах, вспоминали истории, которые никому были не важны, но особо покойника никто не превозносил – это Анжелика отметила. Она сидела между Сашей и каким-то сослуживцем Игоря. Тот, слава богу, молчал. Покончили с супом, внесли пироги. Саша снова возгласил:
– Помянем во второй раз!
– Я водки больше не буду, – Анжелика отодвинула свою рюмку, но поднялся шум: «Надо, надо…»
Мать обеспокоенно возражала:
– Она плохо переносит, не стоит водки-то…
Анжелика злобно подняла рюмку и, когда стали пить, тоже проглотила свою порцию. Уже от первой рюмки ее слегка развезло, суп в качестве закуски никуда не годился. После второй рюмки она поняла, что вдребезги пьяна. Ее недуг – плохая координация – давал о себе знать.
– Может, салата? – предложил ей сосед справа. И, не дожидаясь ответа, положил ей на тарелку салат.
– Спасибо.
– Да вы ешьте, ешьте… – Он жадно поглядывал на водку, две рюмки, видимо, ничуть его не удовлетворили. – Я когда бабку хоронил, тоже есть не мог, тошнило.
– Я не потому, что тошнит, – пьяно улыбнулась она. Черный платочек (из чего только мать его выкроила?) сполз с ее плеч и упал на пол. Сосед его поднял, протянул ей, но она отмахнулась: – Возьмите себе!
– Что? – удивился он и повесил платок на спинку ее стула.
Анжелика, уже слабо владея собой, смахнула платок на пол.
Слава богу, никто на это внимания не обратил. Но соседа такое поведение молодой вдовы смутило. Он осторожно спросил:
– Вам нехорошо?
– Паршиво, – кивнула она. – Ну и что? Все паршиво. Хорошо, что все кончилось.
«Заткнись, дура! – сказала трезвая Анжелика Анжелике пьяной. – Чего болтаешь!» Но пьяная Анжелика не послушалась, ей сейчас было море по колено. Она развязно спросила:
– Вы Игоря как, хорошо знали?
– Пять лет.
– Я вас не спрашиваю – сколько, я спрашиваю – хорошо? – Ее пошатнуло, собеседник тревожно заглянул ей в глаза:
– Может, вам прилечь?
– Мне? – Она захихикала и поймала вилкой ломтик помидора. – Не хочу. Я давно уже не сплю. Как его убили, так и не сплю.
– Ужасно… – пробормотал он. – Мы все были потрясены.
– А что, его так любили? – То ли закуска подействовала, то ли хмель понемногу выветривался, но ей вдруг полегчало, она села ровнее, скоординировала зрение и слух.
– Он был очень точным человеком.
– Каким?
– Точным. Я плохо выразился, наверное… В общем, на него можно было положиться.
– Это я и так знаю. Как вас зовут?
– Михаил.
– Миша, – прошептала она ему в лицо. – Не обращайте на меня внимания. Я пьяная очень плохая.
– Господи, кто же вас обвиняет…
– И не изображайте сочувствия, – посоветовала она. – Или вы правда сочувствуете мне?
– Странно вы как-то говорите.
– Ничего странного. Похороны – это ужасно.
Он кивнул.
– Нет, вы не поняли! – возразила она. – Ужасно то, что всем, в общем-то, все равно, что он умер, но делают такие скорбные лица…
– Вы зря так говорите, нам не все равно.
– У вас доброе лицо! – оборвала его Анжелика. Лицо у Михаила было самое обыкновенное – широкое, щекастое, очень русское. Глаза – непонимающие, немного испуганные. Комплимент его смутил, он повертел в пальцах пустую рюмку и вздохнул:
– Нет, жаль его, жаль…
– Помянем в третий раз, – возгласил Саша.
– Ну, я уже не пью! – воскликнула Анжелика, и ей больше не наливали. Выпили, разговор стал оживленным, на нее уже никто не обращал внимания. Ее мать больше не плакала, сидела, раскрасневшись, шепталась с соседкой по застолью. Лена выпила третью рюмку с трудом, но внешне ничуть не изменилась. Саша молча поглощал рыхлый кусок пирога.
– Знаете, – обратился к ней Михаил, основательно закусив и раскрасневшись. – Нас ведь тоже всех допрашивали. Приезжали на работу.
– Да? И что?
– Ничего. Спрашивали, не было ли чего странного, каких-нибудь жалоб с его стороны, намеков, вообще чего-то из ряда вон.
– Ну и не было, конечно?
– Почему «конечно»?
– Потому что никто ничего странного не видел, – пояснила она. – Даже удивительно. Жил, жил и вдруг умер.
– Знаете, а ведь кое-что было, – тихо сказал Михаил. – Только вот не знаю, это имеет отношение к делу или нет?
– А что такое?
– Да вот, – он оглянулся, не курит ли кто, вытащил сигареты. – Не хотите на балкон, покурить?
Она согласилась, он помог ей подняться, и они вышли. На воздухе хмель у нее совсем прошел. Небо было зеленовато-синим, прозрачным, на западе уже горела яркая печальная звезда, фабричная труба на фоне заката испускала тяжелый черный дым. Анжелика поежилась, взяла у него сигарету.
– Холодно. Так что у вас там было?
– Не так давно, – припоминал он, – мы решили устроить пикничок на даче у одного из наших. Был повод, по работе, он хотел нас угостить. Жен не приглашали, так что собрались только свои. А Игорь опоздал. Приехал, когда мы все уже выпили, и не один, с дамой. Вам неприятно, да?
Анжелика впилась в него округлившимися глазами, потом медленно затянулась сигаретой, спросила:
– А что за дама?
– Вы уж простите…
– Да что там, я не ревнива, тем более сейчас… – отмахнулась она.
– Да все равно неприятно… Но что делать, так и было. Женщина была незнакомая, мы ее никогда не видели. Вроде бы он не слишком с ней возился, понимаете, вел себя так, будто она ему навязалась. Никому не представил, за стол не посадил. Вышел из машины, сел к нам, а она уж сама подошла. Ну, мы ее посадили, куда деваться, но она ничего не пила, не ела, только нас рассматривала.
– Да какая она из себя? – Ее трясло, то ли от вечернего холодка, то ли от возбуждения. – Внешность можете описать?
– Блондинка, высокая, лет за тридцать. Красивая, честно говоря.
Анжелика отвернулась и выбросила сигарету за перила балкона. Теперь ее трясло всерьез. А Михаил продолжал:
– Игорь нас всех удивил. Он обычно такой сдержанный, вежливый. А тут, понимаете, вдруг посмотрел на нее и стал поливать последними словами. Мы все ошалели.
– А что он ей говорил?
– Я вообще повторять не хочу. У всех просто дар речи пропал. Главное, мы ее не знаем, не можем ему сказать: «Прекрати!» Может, она и правда какая-нибудь дрянь, что ее защищать. Но все равно неудобно. И женщины наши с нами были, с работы.
– А чем кончилось?
– Я Игорю сказал: «Слушай, у нас тут праздник вообще-то». Он замолчал. А она встала и ушла. Никто даже ее голоса не слышал. Вот и все. – Михаил запалил вторую сигарету и искоса глянул на Анжелику: – Диковато, да?
– Еще бы! – Она обняла себя за локти, чтобы как-то сдержать нервную дрожь. – А куда она делась, эта женщина?
– Уехала в город, наверное. Дошла, думаю, до шоссе, там поймала машину.
– И Игорь ничего вам о ней не сказал?
– Ничего. А мы не стали спрашивать. Делали вид, что забыли, хотя, конечно, такое не забудешь. Мы от него не ожидали. Праздник был испорчен.
– У меня такое чувство, что вы не о нем рассказываете. Он в жизни не ругался.
– Вот именно! – горячо подтвердил Михаил. – Мы поэтому и решили, что баба эта была редкостная дрянь. Ну, а что у них там вышло – кто знает. Больше мы ее не видели и ничего о ней не слыхали.
– Когда это было?
– В конце апреля.
– Недавно… – задумалась Анжелика. – А следователю вы об этом случае рассказывали?
– Все, как один. Но кажется, на него это впечатления не произвело. Он вообще невнимательно отнесся к нашим показаниям. Спрашивается, зачем надо было от работы отрывать?
– Я чувствую, что еще натерплюсь из-за этого следователя… – поморщилась она. – Хорошо, хоть вы рассказали о ней.
Теперь Анжелика была уверена – это была та самая блондинка с пикника. Для верности она поинтересовалась:
– А как была одета та женщина?
– Белое пальто, синий свитер, брюки, – отчеканил Михаил. И пояснил: – Это не я запомнил, это наши женщины. Мы же потом обсуждали, о чем следователю рассказывали.
«Тогда было белое пальто, а Юра видел белый плащ… – Соображала Анжелика. – Видимо, эта блондинка предпочитает белую верхнюю одежду. Нет, это та же самая!»
– А вообще, – Михаил повернулся к ней, – вы можете на нее даже посмотреть.
– Как это?!
– А я заснял камерой, – пояснил он.
– В смысле, сделали фотографии?
– Да нет, на видео снял. Я снимал праздник на память, у меня хобби такое. Тут как раз подъехал Игорь, я заснял и его, и ее – как они за стол садятся. А потом Игорь стал выдавать свой текст, а я забыл камеру выключить, снял все это безобразие до конца. Недавно прокрутил, удивился.
– Серьезно, у вас есть все это на пленке?! – восхитилась Анжелика. – Вот бы увидеть!
– Какие проблемы? Хоть завтра. У вас же видак есть, я вам кассету привезу.
– А следователю вы об этом сказали?
Михаил покачал головой:
– Нет. И вообще, надо сказать, не хотелось с ним говорить. Все равно не слушает.
И швырнул окурок в сгущающуюся темноту. Огонек прочертил дугу, ударился об асфальт в том месте, где были нарисованы классики, и медленно погас.
Глава 6
Мать, конечно, осталась на ночь, но зато к обеду следующего дня Анжелика от нее избавилась. К тому же той надо было на работу. Часа в три позвонил Михаил, она недоверчиво спросила:
– Неужели не забыли про кассету?
– Она со мной. Могу после работы завезти. – Сегодня у него был слегка неуверенный голос, он как будто сомневался, как с ней говорить. «Уж не думает ли он, что кассета – повод позаигрывать? – сообразила Анжелика. – Вот весело-то!» Она поблагодарила его и договорилась, что будет ждать после семи. Сразу перезвонила Саше.
– Привет, вдовица! – бодро сказал он. – Опять неприятности?
– Держись, – посоветовала Анжелика. – Сейчас упадешь. Ты помнишь, я тебе рассказывала о блондинке в белом плаще?
– Ну?
– А мордатого Игорева друга? Мы с ним рядом за столом сидели.
– Они у тебя ночевать остались?
– Дай слово сказать! – разозлилась она. – Он заснял блондинку на видео. Понял? Это же куда лучше фотографии!
– А чего ты прицепилась к этой бабе? – поинтересовался Саша. – Она же явилась к нему накануне убийства, а не в тот самый день.
– Но она была здесь! И кто такая – никто не знает. А Игорь с ней дико ругался, и все это снято. Сегодня кассета будет у меня, так что приезжай к семи вечера с Ленкой.
– Она работает.
– Что она делает в своем магазине в мае?! Продает меха и дубленки?
– У них весенне-летний ассортимент. Одежда из кожи, шорты там, розовые замшевые штаны, всякие причиндалы, сумки…
– Мрак! – отреагировала Анжелика, совсем как Эллочка-людоедка. – Но я хочу, чтобы она тоже посмотрела эту кассету. И главное, договорись, чтобы Юра пришел! Он сможет ее опознать – он один. Может, я ошибаюсь, и это были две разные блондинки…
– Странно, – хмыкнул Саша. – Если он предпочитал блондинок, почему женился на брюнетке?
– Вот и увидим, как он их предпочитал, – отрезала Анжелика. – Ты приведешь Юру?
– Милая, да ты что? – возмутился он. – Тебе же только через площадку перейти, а мне ему звонить?!
– Там его матушка сидит, она меня ненавидит.
– А тебе какое дело до матушки? Он не маленький. Сама пригласи. Все, приедем.
Анжелика прибрала квартиру, запихала в шкафы валявшиеся как попало вещи, ахнула над своей старой блузкой – на спине красовался большой треугольный вырез. «Удружила мамочка! – Анжелика посмотрела дыру на свет. – Даже ради моих похорон она бы не испортила целую вещь… Неужели любила зятя? Вздор! Просто хотелось, чтобы все выглядело приличнее!» Саму косынку она сунула в помойное ведро. Собрала остатки от поминального стола, разложила по тарелкам колбасу, ветчину, сыр, проверила запасы чая и кофе. Когда явился Михаил, она гордилась собой – в большой комнате был очень мило сервирован маленький столик.
– Ну, зачем же… – начал тот.
– Ничего, вы мне так удружили! Может, выпьете чего-нибудь?
– Я за рулем, – неуверенно ответил он. Взгляд у него был направлен куда-то в сторону от хозяйки, он говорил как будто через силу, ворочал толстой шеей в белом воротничке. Сегодня он был вычищен, выглажен, распространял сильный запах духов – ну, жених! Анжелика про себя посмеялась над ним и усадила в кресло.
– Мы немножко подождем, – пояснила она. – Сейчас придут остальные.
– А… – протянул он и сразу погас, перестал ворочать шеей, даже запах его духов ослаб.
– Мои родственники, – щебетала она. – Брат Игоря, жена брата. И еще сосед.
Михаил вздохнул и тоскливо посмотрел на столик. Она все поняла:
– Может, все-таки выпьете?
– Ну, немножко…
Она поставила перед ним бутылку с остатками водки и чистую рюмку, попросила:
– Вы уж сами, я сейчас сбегаю к соседу.
Юра оказался дома и открыл ей сам. Его старая белая майка была украшена на животе двумя огромными пятнами – фиолетовым и зеленым.
– Привет, – уныло произнес он. – Прости, что я вчера…
– Да не стоит! – отмахнулась молодая вдова. – Зайди ко мне, а? Буквально на полчаса.
– Зачем?
Где-то за спиной Юры по коридору прошелестел атласный халат. Он нервно оглянулся, почти шепотом сказал:
– Анжелика, ты прости, я не могу. Мне работать надо.
– Не будь жлобом. – Она упорно стояла на своем. – Полчаса – и ты сделаешь доброе дело, в раю оно тебе зачтется, а не твой диплом.
– Что?
– На видео снята блондинка, которую ты видел на лестнице. Мне надо, чтобы ты ее опознал. И вот тогда смело иди к следователю. Юр, – она испугалась, увидев его кислое лицо. – Я же терпеливо жду, когда ты избавишься от диплома и пойдешь давать показания. Ну, какого черта ты прячешься! Все равно придется сказать… Или ты хочешь, чтобы меня посадили?!
– Я зайду… – затравленно пообещал он. – Иди, я сейчас…
– Нет, пошли вместе! А то потом окажется, что тебя срочно вызвали в институт или еще куда!
– Но я…
– Хватит! Думаешь, я не знаю, что ты все время был дома! А мне так нужны были твои показания… Пошли! Сейчас же!
На лестнице послышались шаги двух поднимающихся людей. Анжелика перевесилась через перила и увидела две знакомые макушки – белокурую – Лены, и каштановую – Саши.
– Слава богу! – радостно крикнула она.
Саша задрал голову, увидел ее и Юру, махнул рукой:
– А где тот?
– Дома, дома… Скорее, а то Юра сбежит!
– Куда это он сбежит? – поинтересовался Саша, преодолевая последнюю ступеньку. – Кто проектировал эти лестницы без лифта, того и надо было бить по голове малахитовой подставкой. Здорово!
Он пожал приятелю руку, и тому ничего не оставалось, как обернуться и крикнуть в глубь своей квартиры:
– Ма, я ненадолго к соседям!
Ответа не последовало. Юра захлопнул дверь, щелкнул замок. Компания отправилась на просмотр.
Михаил успел уничтожить всю водку. Набралось не больше, чем на пару-тройку рюмок, но гость заметно повеселел и, кажется, даже обрадовался большому обществу. Он полез в пакет, который принес с собой. Там звякнуло стекло. Саша с Юрой переглянулись. Михаил, очень смущенный, достал кассету.
– Купил коньяк, – пояснил он. – Все же в гости ехал… Вы не откажетесь?
Анжелика сбегала за рюмками, нарезала хлеба, принесла лимон. Вытерла руки и взяла кассету.
– Я ставлю?
– Конечно, – Михаил радостно делал себе бутерброд. – Там снято где-то минут двадцать, все такая муть… Но дело же не в этом, верно?
Анжелика поставила кассету, и не сводя глаз с экрана, уселась и взяла свою рюмку с коньяком. На экране появилось изображение, все замолчали, только Михаил прошептал:
– У меня нет стабилизатора дрожания рук, я скоро куплю себе «Самсунг-Маджикэм»…
Саша только рукой махнул, впиваясь взглядом в экран. Изображение действительно подрагивало, видимо, Михаил успел поднабраться. Возникло женское потное лицо, потом чья-то рука с рюмкой, потом в кадр вплыли голые черные деревья, ограда с остатками плюща, дорога… По дороге быстро приближалась знакомая машина – новый «Вольво» Игоря. Послышались голоса: «Наконец-то!», «Собрался!», «Штрафную ему!». Потом один женский голос неуверенно произнес: «А он не один…» Машина остановилась у ворот, пристроившись в хвост красному «Москвичу», тоже, видимо, принадлежавшему кому-то из гостей. Открылась дверца, показался Игорь. Он вылез и вошел в ворота. Теперь камера показывала только его. Анжелика видела его бледно-смуглое лицо, сощуренные глаза, светлый твидовый пиджак, купленный совсем недавно… Игорь подошел к столу, со всеми поздоровался, сел. Он что-то сказал, но его голос пропал в шуме приветствий и упреков. Потом из машины появилась еще одна фигура. У Анжелики сильно застучало сердце. По дорожке шла высокая худая женщина в белом пальто. Волосы белее пальто, белые, как бумага, как свежий снег или известка. Цвет был неестественный, но эффектный. В кадре оказалось ее лицо, взятое довольно крупным планом.
– Останови!
Этот хриплый голос принадлежал Юре. Михаил торопливо нажал «стоп-кадр», лицо вполоборота застыло на экране. Женщина глядела не прямо в кадр, а куда-то вбок, видимо, на Игоря. Рот ее был полуоткрыт, словно она собиралась что-то сказать. Высокие скулы, впалые щеки, уверенная и красивая линия шеи и подбородка, смелый макияж. И выражение полной растерянности, так не идущее к этому красивому, жестковатому лицу. Загнанный взгляд. Вопросительно поднятая бровь.
– Это она? – повернулась Анжелика к Юре.
– Да.
– Уверен?
– Сто процентов, она. Тут она еще красивей, чем тогда…
– Вы ее знаете? – удивился Михаил.
– Нет, видел как-то…
– Ну, вы довольны? – Михаил наполнил рюмки коньяком, оглядел собравшихся. – Может, хватит? Честное слово, мне неудобно показывать вам то, что было дальше…
– Ну, еще чего. – Саша выпил, вгляделся в изображение. – Я ее не знаю. Лен, а ты?
Та покачала головой, к рюмке не притронулась. Анжелика тоже поклялась, что никогда этой женщины не видела.
– Я бы запомнила, – пояснила она. – Лицо интересное.
– Ее можно рисовать, – Юра не сводил взгляда с экрана. – Можно дальше посмотреть?
– Ну, ладно… – Михаил отжал кнопку, изображение ожило, женщина тряхнула своими белыми волосами, посмотрела прямо в камеру, отвела взгляд. Ее усадили за стол. Перед ней поставили бокал, придвинули тарелку. Она ни к чему не притронулась. Изображение снова сильно плясало, Михаил пояснил:
– Я как раз хотел прекратить съемку, и вот тут-то…
Объяснять, что случилось «тут-то», не потребовалось. Послышался голос Игоря – такой отчетливый, словно он был где-то здесь, среди зрителей:
– Ты, сука, чего за мной увязалась?!
Наступила полная тишина, молчали все – и в комнате и на экране. Саша от избытка чувств закурил.
– Поговорить хотела? – Голос у Игоря был сорванный, злой, незнакомый. – Ну, так говори! … Несчастная! Говори, что хотела сказать!
На экране кто-то ахнул, видимо, женщина. Но не блондинка. Теперь весь экран снова был заполнен ее лицом. Видимо, в этот момент Михаил посмотрел на нее, а вместе с ним посмотрела и камера, продолжающая съемку. Женщина сидела с каменным лицом, глядя вбок – на Игоря. Ее ресницы дрожали, губы были плотно сжаты, рот казался нарисованным узким алым штрихом помады. В глазах – изумление и ненависть… Да, ненависть настолько явная, что Анжелика до хруста сжала руки: вот оно! Вот! Она сама никогда не смотрела на мужа с такой ненавистью, и ей казалось невозможным, чтобы человек вообще так смотрел на другого человека. Эти темные глаза могли прожечь дыру, с этих губ готово было сорваться какое-то слово… Но женщина молчала. Зато Игорь разорялся, и странно – его голос звучал все растеряннее:
– Что ты хочешь мне сказать? – орал он. – Что? Хочешь, я тебе все сам скажу?! Сука ты! Сука! Ты за этим меня искала, чтобы снова услышать?! Забыла, что ты …?! Я напомню! Я буду тебе это напоминать, пока ты не сдохнешь! Тварь!
Что-то звякнуло – сперва показалось, что на экране, потом Анжелика услышала тревожный голос Саши:
– Ну, сколько можно!
Лена, оказывается, отключилась в самый разгар Игоревой декламации. Ее глаза были как-то странно закачены под лоб, мужчины пытались влить ей в рот коньяк. Все это происходило под ругань с экрана, на который уже никто не смотрел. Наконец Лена стала дышать спокойнее, глубже, открыла глаза.
– Отведи ее в мою комнату… – Анжелика тронула Сашу за локоть. – Пусть лежит.
– Нет, нет, – Лена моргала своими близорукими глазами, смущенная, внезапно помолодевшая от слабости. – Я посижу, мне лучше…
– Она уходит! – крикнул вдруг Юра.
Сперва никто не понял, кто уходит, потом увидели – на экране взметнулись белые волосы, женщина встала из-за стола, так и не произнеся ни слова, и отвернулась. Она уходила к воротам, запахнувшись в свое белое пальто, меся грязь легкими ботинками на квадратных каблуках. За оградой еще раз мелькнули белые волосы, пронеслось еще несколько кривых, бессмысленных кадров, и все исчезло.
– Конец, – прокомментировал Михаил. – А дальше все равно ничего интересного не было.
Все помолчали, почему-то стараясь не встречаться взглядами. Заснятый эпизод произвел нехорошее впечатление, разумеется, не из-за женщины, а из-за Игоря. Наконец Саша сказал:
– Не знаю, конечно, что она ему сделала, но так с ней обращаться он права не имел.
– Может, она проститутка? – робко предположила Анжелика. – Шантажировала его, он решил отвязаться, поссориться с нею…
– С проституткой так просто не поссоришься, – почему-то очень авторитетно ответил Михаил. – И она не из таких. Чем больше я эту пленку просматриваю, тем лучше вижу – женщина порядочная.
– Почему она молчала? – Это вступил Юра. – Как она стерпела?
– Растерялась, – пояснил Михаил. – Она просто не понимала, что происходит. Знаешь, вообще все нелепо вышло. И мы все молчали, тоже как оглушенные.
– Значит, он с ней поссорился внезапно? – встряла Анжелика. – Ведь она с ним ехала в машине столько времени до дачи, и ничего… Иначе она бы давно исчезла. Значит, его только за столом пробило?
– А что, резонно, – Саша разлил по рюмкам остатки коньяка. – Но я все равно не понимаю, как можно так обращаться с женщиной. Тем более с красивой.
– Интересно, она крашеная или нет? – Анжелика лизнула край рюмки, вздохнула. – Да, красивая, конечно. Я не ревную, не думайте. Я просто ничего не понимаю. Значит, она сюда приходила совсем не на свидание…
– Она что, еще к нему приходила? – Михаил недоверчиво глянул в ее сторону, прополоскал рот коньяком. – Не знаю, как надо себя не уважать. Неужели после этого женщина еще может простить?
– А может, она его вовсе не простила, а пришла убить! Я же чувствую, это она! Юра, – она повернулась к соседу. – Теперь-то ты видишь, как все серьезно?! Ты обязательно должен дать показания!
– Я дам, – обреченно ответил он. – Но не думаю, что она убила…
– Ну, конечно, сейчас все мужики будут защищать красавицу! – скривилась Анжелика. – Лен, как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – глухо ответила та.
– Поедем домой? – Саша сунул в карман свои сигареты, повернулся к Михаилу: – Вы оставили бы кассету Лике, она следователю отдаст. Ценный материал.
– Юр, – обрадовалась Анжелика. – Давай, вместе к следователю пойдем! Я с кассетой, ты с показаниями?! Тут он будет просто обязан что-то сделать! Ее надо искать!
Он вяло согласился. Все заторопились. Повеселевший Михаил ушел первым, бросив на прощание косой взгляд на ноги Анжелики. За ним ушли Саша с Леной. Он поддерживал жену под руку, та была мрачна, смотрела в одну точку, забыла попрощаться с хозяйкой. Юра, обнаружив, что остался один, занервничал:
– Тогда ты завтра зайди, договоримся…
– Постой, – Анжелика загородила ему выход. – Ты меня не обманешь?
– Да нет же! Я как раз заканчиваю диплом.
– Ну, смотри. – Она отступила в сторону. – Все сделала та женщина, я уверена! Меня, правда, больше к следователю не вызывали, но все равно не легче. Живу, как на вулкане.
– Я же обещал! – Юра явно разозлился и выскользнул в приоткрытую дверь.
Оставшись одна, Анжелика вяло принялась прибираться. Составила стопкой опустешие тарелки из-под закусок, собрала на поднос рюмки, пепельницы с окурками. Увидела забытую кем-то полупустую пачку сигарет, рассеянно вытащила одну штуку, закурила… Не вынимая сигареты изо рта, протерла столик и уже собралась нести на кухню поднос, но пришлось его поставить – дым попал в глаза. Она торопливо сунула сигарету в пепельницу, поморщилась, вытерла набежавшие слезы и вдруг остолбенела. Во рту был вкус ментола. В пепельнице тлела белая сигарета с тонким золотым ободком на фильтре. Не веря своим глазам и ощущениям, она достала сигарету, осмотрела ее, затянулась снова. Ошибки не было.
«То же самое… – пронеслось у нее в голове. – То же самое!» На зеленой пачке, из которой она взяла сигарету, было написано «Данхилл». Она принялась ворошить окурки в пепельницах. Две пепельницы, пять окурков. Эти сигареты выкурили только что ее гости. Вчерашние окурки она вытряхнула в ведро этим утром. Два окурка «Мальборо» – Сашины. Лена не курила, но если бы курила, то сигареты мужа. Михаил тоже курил. Анжелика отделила в сторону окурок «ЛМ» – запомнила у Михаила красно-белую пачку. Остались два окурка. Один – ее собственный, «Честерфилд». Другой – точно такой же, как тот, который тлел в ее пальцах – белый с золотым ободком. «Кто выкурил эту сигарету?! – соображала она. – Сигарета вроде дамская, но следов помады нет… Лена? Она не курила, я уверена. Не Саша. И не Михаил, разве только я что-то перепутала. Юра. Это он».
