Анна Князева
Хозяин шелковой куклы
Глава 5
Как на родного брата
Спустя несколько часов после того, как прогремели выстрелы на Большой Грузинской, в одной московской квартире зазвонил телефон. Трубку взял высокий молодой мужчина:
– Да.
– Я от Курамшина.
Услыхав имя известного человека, мужчина удивился, но виду не подал:
– Что ему нужно?
– Встретиться.
– И?
– Поговорить. Конфиденциально.
– Я не смогу, – ответил мужчина и уже собрался положить телефонную трубку, но звонивший воскликнул:
– Подождите! – Он заговорил более доверительно: – Возможно, его предложение покажется вам интересным.
– Это вряд ли. И кстати… Откуда у вас мой телефон?
– Мир не без добрых людей.
– Вот-вот, – усмехнулся хозяин квартиры. – К вопросу о конфиденциальности.
– Курамшин – человек слова, вы можете на него положиться, как на родного брата.
Такое заверение не только не успокоило высокого молодого мужчину, а напротив – усилило тревожные ожидания. Виктор Николаевич Курамшин, о котором шла речь, собственноручно пристрелил своего брата, но поскольку все произошло на охоте, судья посчитал роковой выстрел случайностью. Конечно же, дело не обошлось без дорогих адвокатов.
И все-таки он ответил:
– Я приеду.
Но даже на следующий день, когда молодой человек явился в маленький особняк в центре Москвы, у него не было уверенности в правильности такого решения.
Из динамика двери послышался голос:
– Проходите.
Он вошел в помещение, встал в центре и снял пиджак. Тот же голос приказал:
– Повернитесь.
И он повернулся на месте вокруг себя.
– Брюки…
Ему пришлось задрать обе штанины.
– Можете надеть свой пиджак.
Щелкнул электрический замок, и перед ним распахнулась дверь. Надев пиджак, молодой человек прошел дальше.
В следующей комнате его ждала девушка-секретарша. Безучастная ко всему сущему, она вывела гостя в коридор, и они зашагали шаг в шаг мимо дверей, из которых никто не выходил.
В его голове промелькнуло: «Еще не поздно уйти…»
Осталось несколько секунд, после которых дороги назад не будет.
«Теперь поздно».
Перед ним открылись высокие двустворчатые двери, и он вошел в кабинет, где на приличном удалении от входа стоял полированный стол. Сидевший за ним старик поднял голову.
– Иди сюда. Смелее, я не кусаюсь. Садись рядом со мной. – Проговорив эти слова, старик надолго закашлялся, взял со стола прозрачную силиконовую маску и приложил к лицу. Знаком дал понять: подождите. Тяжелыми, короткими вдохами Курамшин втягивал в себя живительный газ, который поступал в маску по резиновой трубке.
Когда старик отложил маску, молодой человек подошел и опустился на стул.
– Беда у меня, – сказал Курамшин. – Друга убили.
– Смотрел вчера новости.
– И, главное, кто стрелял… – Курамшин осуждающе покачал головой. – Баба стреляла…
– Уже известно, кто такая?
– Не-е-ет… – Старик огорченно махнул рукой. – Где там! Ехала на левой машине.
– Уверен, ее найдут.
– Мне бы твою уверенность. – В глазах Курамшина мелькнула усмешка. – Охранники дружочка моего хоть и дуболомы, а все же вычислили двоих сообщников. Один из них шофер на «Газели» – им уже занимаются. Вторая – девчонка из автомобиля – сопровождала кабриолет. Я покажу тебе запись, где она стоит рядом с убийцей.
– Мне это ни к чему.
– А ты не спеши…
– Ну хорошо.
– Следаки уже подтвердили, что эти двое точно знакомы.
– Кто эти двое?
– Баба-убийца и девчонка, которая, как я говорил, ее сопровождала.
– Где она теперь?
– Та, что стреляла? – Старик помрачнел. – Умчалась на мотоцикле.
– Об этом говорили по телевизору.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Я про ту, про вторую.
– Бросила машину и убежала.
– Машина тоже ворованная?
– В том-то и дело, что – нет. Ее собственная.
– Зачем же она сбежала?
Курамшин пожал плечами:
– Не знаю.
– Ее легко вычислить по машине.
– Возможно, в какой-то момент что-то пошло не так. – Старик придвинул конверт. – Все данные на нее – здесь.
– При чем тут я?
Курамшин удивленно привстал и снова сел на свое место.
– Что за вопрос? – Он снова закашлялся и схватился за дыхательную маску. Через минуту продолжил: – Во-первых, я многое о тебе знаю. Во-вторых – открой конверт и сам посмотри.
Молодой человек открыл конверт и взглянул на бумаги:
– Но ведь это же…
– Теперь понял? – Вопрос Курамшина означал только одно: он констатировал свершившийся факт, как его согласие.
Молодой человек спросил:
– Что нужно от меня?
– Найти ее.
– Потом?
– Пусть назовет имя убийцы.
– Ну предположим…
– Не забывайся. – Курамшин недовольно поморщился. – Тебя сюда позвали не для того, чтобы ты сомневался. После того как назовет имя убийцы, а лучше имя заказчика, сделай так, чтобы ее никто не нашел. Главное, не опоздай.
– В каком смысле?
– Сделай все, чтобы ее не нашли раньше тебя.
– Полиция?
– Хозяева. Те, кто ее послал.
– Ненужный свидетель. Понимаю. – Молодой человек еще раз просмотрел бумаги. – Не думаю, что она сидит у себя дома.
– И я тебе больше скажу – в городе ее уже нет. Билетов на ее имя не продавали: ни в самолет, ни на поезд. Как видно, уехала на машине. – Курамшин протянул руку и постучал узловатым пальцем по документам. – В Москве остался только отец. На него время не трать. Им будут заниматься другие. Там, на синем листочке, есть номерок: по нему раз в день ты должен звонить и получать свежую информацию. – Он откинулся на спинку и, задыхаясь, сказал: – Ну давай…
– Что?
– Звони.
– Сейчас?
– При мне позвони.
Молодой человек достал свой телефон и набрал номер, записанный на синем листке.
– Алло… – после чего замолчал.
Когда он дал отбой, старик спросил:
– Ну что?
– Этой ночью она перешла через таможенный пункт Патерниеки на территорию Латвии.
– Есть номер автомобиля?
– Есть. – Молодой человек перешел к делу. – Что у нас по деньгам?
Курамшин швырнул ему ручку:
– Сам напиши.
Записав на конверте сумму, он показал ее старику. Тот, соглашаясь, кивнул:
– Половину – сейчас, вторую половину получишь, когда все закончишь.
Молодой человек энергично потер руки. Раздался странный звук, как будто он крутил в ладонях какую-то трубку.
– Договорились.
Не замечая протянутой руки, старик прижал к лицу маску и тяжело задышал.
Глава 6
Бункер
Под вечер собрались уезжать из Зарасая. Хозяина дома не было, и Сергею Вешкину самому пришлось открывать решетчатые ворота. Бодрая овчарка с пониманием наблюдала из вольера за тем, как выезжает машина. Голос подала только тогда, когда закрылись ворота, надо понимать – на прощание.
– Едемте в Вильнюс, – оживленно проговорила Настя. – Мне одна подруга рассказывала…
– Нет! – Сергей Вешкин ответил безо всяких любезностей, не дожидаясь, пока Настя договорит, о чем рассказала подруга. – Чтобы попасть в Вильнюс, нужно сделать изрядный крюк. Наша задача – как можно быстрее проехать Литву и Польшу.
– Вокруг столько интересного, не понимаю, куда нам спешить.
Однако Вешкин стоял на своем:
– Ужинаем в Каунасе. Дальше – без остановок.
– Все так плохо? – спросила Дайнека.
Она сама знала ответ, поэтому Сергей промолчал.
– Не понимаю, для чего так спешить! – В голосе Насти звучал непримиримый протест.
Ее не услышали или не захотели услышать. Следующие два часа они ехали молча, любуясь спокойными литовскими пейзажами. За окном автомобиля проносились редкие хутора в два-три дома, неширокие реки и поселки с типовой, еще советской застройкой.
В Каунас прибыли до наступления темноты, но ресторан, который бы еще работал, нашли с трудом. До его закрытия оставалось совсем немного. Разговор с официантом не вышел – тот не знал ни русского, ни английского. Когда появился менеджер, выяснилось, что и он не владеет ни одним из этих языков.
– Велком в Гандурас! – зло проронила Настя.
Сидевшие за соседним столом литовцы чуть напряглись.
– Давай обойдемся без лозунгов, – сказала Дайнека и первой, методом тыка в меню, сделала заказ.
Когда ужин принесли, они единодушно решили, что еда в литовском ресторане не хуже московской, а кофе – значительно ароматнее.
– Но все равно не такой, как в Италии, – проговорила Дайнека.
На что Сергей Вешкин ответил:
– В Италии – все лучше.
– Давайте махнем в Париж! – продолжила Настя. – Вот где хороший кофе!
Дайнека опустила глаза, и лишь Сергей тихо сказал:
– Сначала проедем Польшу.
Сказано – сделано, уже через час автомобиль Вешкина пересек польско-литовскую границу и устремился к Варшаве. Посовещавшись, все трое решили, что было бы неправильным хотя бы одним глазком не посмотреть на Варшаву, а потом и на Краков. К слову сказать, Варшава не произвела на них должного впечатления, возможно, потому, что через нее проехали ночью.
И вот наступил момент, когда ни у кого из них уже не было сил ехать дальше, и Вешкин засыпал за рулем. Километрах в двухстах от Варшавы попался двухэтажный мотель, похожий чем-то на альпийское шале. Его название состояло из нескольких цифр, которые вряд ли запомнишь.
На автомобильной стоянке их встретили две собаки, которые вместе с гостями проследовали в вестибюль мотеля и даже сопроводили их до номеров в цокольном этаже.
То, как был устроен этот мотель, заслуживает отдельного описания. Надземная часть в два этажа не производила особого впечатления – мотель как мотель. А вот подземная представляла собой колоссальное бетонное сооружение, хитроумно скрытое под землей. Туда, вниз, вела железобетонная лестница, которая заканчивалась в гигантском коридоре, пронзившем спинальной осью все подземное сооружение. Коридор углублялся к центру, но по торцам выходил на поверхность земли таким образом, что через широкие ворота, и с одной, и с другой стороны, в него могла заехать крупногабаритная грузовая машина. Многочисленные двери вели из коридора в номера для гостей.
Простившись с хозяйскими собаками, Дайнека вошла в свой номер. Вспыхнул свет, и она увидела прихожую, а за ней скромную комнату. В глаза сразу же бросилась аномальная толщина стен, явно больше одного метра. Чрезмерно массивные балки у потолка казались инженерной ошибкой, как будто их рассчитывал студент-двоечник, не изучивший «Сопротивления материалов».
Крохотное оконце на высоте двух с половиной метров наводило на безрадостные мысли о невозможности бегства во имя спасения в случае экстренной ситуации.
Но в целом номер был неплохим.
Дайнека приняла душ и легла спать, успокоившись тем, что за метровой стеной (недалеко от нее) был Сергей Вешкин – он, в случае чего, ее выручит. Но свет гасить не стала, так и заснула с включенным.
Пробуждение оказалось не столько внезапным, сколько пугающим. Свет в комнате не горел, и было ощущение чужого присутствия. В абсолютной темноте Дайнека не сразу сообразила, где находится. Состояние полной дезориентации в пространстве и времени прошло, как только она провела рукой по лицу, словно убеждаясь, что все еще существует. Потом Дайнека ощупала стену и, наткнувшись на гобеленовый коврик, чуть успокоилась. Вспомнила про свой телефон, отыскала его на прикроватном столике и включила фонарик. Осветив комнату, поняла, что в номере никого нет. Осталась ванная и коридор, которые она тут же обследовала, подхватившись с постели. Там тоже никого не было. Дайнека щелкнула выключателем, но свет не зажегся.
В этот самый момент за дверью кто-то вскрикнул и басовито выругался – голос был сугубо мужским. Взревел двигатель. Его звук имел такую мощность, что входная дверь завибрировала, а в номере задребезжали оконные стекла. Послышался визг протекторов, в нос ударил резкий запах выхлопных газов, после чего в конце коридора что-то грохнуло. Залаяли собаки, в их лае слышались визгливые нотки, по которым легко было понять, что даже самому храброму псу иногда бывает страшно. Спустя несколько мгновений их лай прозвучал где-то на улице.
Дайнека решилась открыть дверь, но не обнаружила в замке ключа. Посветила телефоном – он лежал на полу. Она бездумно тронула дверную ручку и вдруг распахнула входную дверь настежь, однако потом, со страху, снова ее захлопнула.
В голове билась одна только мысль: «Я закрывала дверь на ночь! Я точно ее закрывала!»
Этому существовало только одно объяснение: она была слишком уставшей, перед тем как уснуть.
Между тем в коридоре захлопали двери, и стали переговариваться встревоженные постояльцы. В ее дверь постучали, голос Сергея спросил:
– Дайнека… Ты спишь?
Она открыла дверь и нос к носу столкнулась с Вешкиным:
– Что случилось?
– Не знаю.
– Здесь кто-то кричал, – проговорила Дайнека.
– Машина проехала. Собаки залаяли. Или мне все это приснилось? – почесываясь со сна, поинтересовался Сергей.
– Я сама это слышала, – уверенно подтвердила она.
Неожиданно вспыхнул свет, и все увидели, что ворота в конце коридора выбиты. Вскоре появился хозяин, который, как выяснилось, проживал с семьей на втором этаже мотеля. Он стал успокаивать постояльцев, призывая их разойтись по своим комнатам. Собаки были при нем, и они всем своим видом опровергали его заверения. Их вздыбленные холки и горящие глаза удостоверяли, что ночка выдалась беспокойной.
* * *
Утром, во время завтрака, постояльцы активно обсуждали ночное происшествие. Многие обращались с вопросами к портье, но тот всякий раз уходил от ответа. Одному только Вешкину удалось кое-что разузнать. Он подошел к разговору с портье с другой стороны:
– Говорите по-русски?
Портье говорил по-русски, и очень охотно. В разговоре выяснилось, что тридцать лет назад он окончил Московский университет.
– Странное здание. – Сергей Вешкин указал на старинный подъемник в центре вестибюля. – Этот механизм и такие мощные бетонные стены.
Стало понятно, что это любимая тема портье.
– Сооружение построили немцы в начале войны, незадолго до Сталинградского наступления. Стены, в особенности подземная часть бункера, имеют многократный запас прочности на случай бомбежек.
– А для чего такой коридор?
– Имеете в виду подземную часть?
– Ворота в его торцах.
– Через ворота в коридор въезжали грузовики с пшеничным зерном. Там, где сейчас комнаты постояльцев, хранили зерно. Его засыпали в мешки, поднимали на подъемнике на первый этаж и отсюда увозили на мельницу. Муку отправляли немецким частям под Сталинград. После войны здание осталось бесхозным и почти разрушилось. Пятнадцать лет назад его купил наш хозяин, восстановил и надстроил второй этаж. Подземную часть разгородил на комнаты и устроил мотель. – Портье повел рукой. – И ведь неплохо получилось!
– Что правда, то правда, – согласился Вешкин и спросил, рассчитывая на словоохотливость собеседника. – А что произошло этой ночью? Кто выбил ворота?
Портье опустил глаза:
– Я заступил утром.
– И вам ничего не известно?
Оглядевшись, портье чуть наклонился и заговорил несколько тише:
– В два часа ночи кто-то взломал ворота и на машине заехал в коридор.
– Зачем?
– Это мне неизвестно. Один постоялец утверждает, что из машины вышел мужчина и стал ломиться в номер.
– Я осмотрел ворота. Они не просто взломаны, они выбиты.
– Так и есть. Но дело еще и в том, что в коридоре была драка…
– Между кем и кем?
– Это выясняет полиция.
– И что было потом?
– Этот человек уехал, выбив ворота.
– Странная история… Чего он хотел?
– Боюсь, мне больше нечего вам рассказать… – Портье поднял трубку и сделал вид, что ему нужно позвонить.
Сергей оставил ключи на стойке и вышел во двор. Дайнека и Настя ждали его у машины.
– Видел?!
– Что? – спросил Вешкин.
– Полицейские приехали! Говорят, с заднего двора труп выносили, – многозначительно проговорила Настя. – В мотеле кого-то убили!
– Не было никакого трупа.
– Откуда ты знаешь?
– Портье рассказал. – Сергей обернулся. – Ты сама ничего не слышала ночью?
– Нет.
Он уточнил:
– Вообще ничего?
– Да я как упала на кровать, так и уснула.
– И правильно сделала.
Загрузив вещи в багажник, Сергей последним сел в машину.
– Неужели кого-то убили? – снова спросила Настя и, не дожидаясь ответа, переключилась: – Послушайте, правда, ну почему бы нам не поехать в Париж?
Дайнека сделала вывод: у Насти с этим городом связаны какие-то ожидания, возможно, там у нее есть любовник. Скорее из чувства противоречия, она предложила:
– Лучше в Италию. В Римини, например. Там хорошие пляжи.
Настя скривилась:
– Тебе хорошо, ты знаешь итальянский язык. А мне-то зачем? Мне лучше в Париж.
– Как будто ты говоришь по-французски. – Дайнека сказала так, только чтобы настоять на своем и хоть немного задеть Настю.
– В Римини так в Римини. – Сергей Вешкин завел машину и распорядился, обращаясь к Дайнеке: – Возьми телефон и отыщи в Интернете ближайший прокат автомобилей.
– Зачем?
– Нужно сменить машину.
– Давайте возьмем «Мерседес»! – обрадовалась Настя.
Дайнека уточнила:
– Это обязательно?
Сергей утвердительно кивнул, и они тронулись с места.
Глава 7
Вячеслав Алексеевич Дайнека расследует
Чистое, веселое утро плескалось в оконных стеклах и голубело высоко в небе над крышами соседних домов.
«Такие нежаркие, приятные дни бывают лишь в августе», – подумал Вячеслав Алексеевич Дайнека.
Немного постояв у окна, он взялся за гантели и, сделав несколько упражнений, прошел в ванную.
Уже второй день, чтобы он ни делал, его не отпускала тревога за дочь. Теперь, слава богу, Людмила далеко. Настал день, когда нужно пойти в полицию, отдать видеорегистратор и рассказать о том, что он узнал от дочери. Все это время Вячеслав Алексеевич сам изучал запись, пытаясь расшифровать схему убийства и разглядеть скрытые знаки.
Предстоящий разговор со следователем заранее был неприятен и вызывал душевный протест: ему не хотелось доносить на одноклассницу дочери. Однако он сумел убедить себя в необходимости этого поступка.
«А иначе как полицейские отыщут убийцу?» – Вячеслав Алексеевич твердо верил, что всякое зло должно быть наказано.
Само собой разумелось, что визит к полицейским должен состояться несмотря ни на что. Еще вчера ему сообщили фамилию следователя, который занимался убийством Вангелиса Грека, и рассказали, где его отыскать.
Выйдя из ванной, Вячеслав Алексеевич не торопясь причесал мокрые волосы, надел рубашку, брюки, носки. Задумался на минуту – стоит ли повязывать галстук, но решил, что стоит, и выбрал нежно-голубой, под стать веселому утру. Последнее, что он сделал, – снял с плечиков светлый пиджак и забрал со стола сумку, нечто среднее между портфелем и мужской борсеткой.
С первого этажа уже неслись волшебные ароматы только что испеченных булок и кофе, который так хорошо варила Серафима Петровна. Сама она, румяная и довольная, стояла на пороге гостиной:
– Доброе утро, Вячеслав Алексеевич! Завтрак – на столе.
– Спасибо, – поблагодарил он и уселся за стол.
Пристроившись рядом с зятем, Серафима Петровна придвинула к нему блюдо с ватрушками и вкрадчиво улыбнулась:
– Девочки не звонили?
– Нет, не звонили, – ответил Вячеслав Алексеевич и налил себе кофе. – Не стоит о них беспокоиться. Они – с Вешкиным.
– Как не беспокоиться… – Серафима Петровна чуть слышно вздохнула. – Все ж таки у Людмилочки нашей – такая беда…
– Откуда вам это известно?
Сообразив, что брякнула лишнего, Серафима Петровна пошла на попятную:
– Ниоткуда… Это я так.
Вячеслав Алексеевич строго взглянул на тещу:
– Опять подслушивали?
– Да будет вам, Вячеслав Алексеевич! – Серафима Петровна с преувеличенной беспечностью взмахнула рукой. – Нешто не знаете, из кухни все хорошо слышно.
– Еще лучше слышно, когда стоишь у двери, прижавшись к ней ухом. Уверен, для вас не секрет. – Доев свой омлет, Вячеслав Алексеевич не без интереса спросил: – Зачем вы рассказали Насте об отъезде Людмилы?
– Да как бы я рассказала? Она – в спальне. А я-то – на кухне!
– Значит, позвонили по телефону.
– Побойтесь бога! – Серафима Петровна вскочила со стула. – Хотите, гуляша разогрею? С вечера приготовила. Дай, думаю, сделаю, может быть, с утра мяска захотите.
– Спасибо, Серафима Петровна, я уже сыт. – Он допил кофе и встал из-за стола. – Сегодня вернусь поздно.
– Задержитесь на работе?
Вячеслав Алексеевич ограничился расплывчатой фразой:
– Есть кое-какие дела.
– Хотела вам рассказать… – Собрав со стола посуду, Серафима Петровна смахнула крошки. – Сегодня утром звонили из Германии.
Вячеслав Алексеевич задержался в дверях:
– Из Германии?
– Племянник покойного мужа Николая Ивановича.
– Не знал, что вы поддерживаете связь с немецкими родственниками.
– Давно не говорили, с тех пор, как умер брат моего мужа Степан Иванович Грэмб.
– И что ваш племянник?
– В Москву приезжает, хотел остановиться у нас.
– Не возражаю, – сказал Вячеслав Алексеевич. – Здесь или в московской квартире?
– Здесь.
– Когда приедет – накройте праздничный стол. – Он улыбнулся. – Впрочем, не мне вас учить. Это вы прекрасно умеете делать. Как его зовут?
– Сашенька Грэмб. В последний раз я видела его во-о-от такеньким мальчишечкой. – Серафима Петровна показала рукой. – А теперь он зовет себя Алексом. На заграничный манер.
– Пусть приезжает, – повторил Вячеслав Алексеевич.
Тишотка, виляя хвостом, сопроводил хозяина до машины и, когда автомобиль Вячеслава Алексеевича выехал за ворота, благоразумно возвратился домой, рассчитывая на небольшой кусок мяса из гуляша Серафимы Петровны.
За много лет жизни за городом дорога до Москвы перестала вызывать у Вячеслава Алексеевича раздражение. С недавнего времени он многое принимал как данность и больше не пытался спорить с судьбой. Потеря времени, скорости и даже возможностей уже не поднимала в нем бурю эмоций. Возможно, что не свойственная раньше терпимость была предвестником старости. Сам он считал, что это результат прожитой жизни и зрелого благоразумия. Хотя, как ни крути, и то и другое означало только одно – близкую старость.
По дороге Вячеслав Алексеевич сделал два необходимых звонка. Первый – секретарше, предупредить, что задержится. Второй – следователю, ведущему небезызвестное дело.
– Крапивина могу услышать?
– Здравствуйте, это я.
– Хочу договориться с вами о встрече.
Немного помолчав, Крапивин спросил:
– Кто это?
– Простите, Герман Сергеевич, забыл вам представиться. Вячеслав Алексеевич Дайнека.
– Теперь понимаю, – догадался Крапивин. – Муж девушки, чья машина…
– Простите, – вежливо перебил его Вячеслав Алексеевич. – Я – отец Людмилы Дайнеки.
– Где она сама? Почему сбежала с места преступления?
– Не нужно говорить о моей дочери так, словно она преступница!
– А как еще прикажете говорить? Она – важный свидетель, обязана тотчас явиться и дать показания.
– С этим трудно не согласиться.
– Ну так привезите ее ко мне.
– Это невозможно.
– Почему?
– Я объясню вам при встрече.
Крапивин замолчал, но потом быстро спросил:
– У меня есть время. Не больше часа. Успеете доехать? Где вы сейчас?
– Успею. – Вячеслав Алексеевич ограничился этим ответом, заранее решив: не выдавать лишней информации, тем более – следователю.
И, кажется, Крапивин отнесся к этому с пониманием.
– Вам известно, куда нужно ехать?
– Я подготовился.
– Жду, – сказал Крапивин и добавил обязательную в подобных случаях фразу: – Пропуск на ваше имя будет заказан.
Объезжая московские пробки дворами, известными только коренным москвичам и таким дотошным людям, как он, Вячеслав Алексеевич переступил порог следовательского кабинета уже через двадцать минут.
– Дайнека? – Крапивин привстал и жестом пригласил его сесть.
– Вячеслав Алексеевич…
– Вот! – Следователь дождался, пока он усядется, и указал глазами на бумагу, лежавшую на столе. – Простой человек, водитель «Газели» – сам пришел и дал показания, как добропорядочный гражданин. А ваша дочь…
– Подождите.
– В чем дело?
– Я все объясню.
– Вам придется постараться. Итак?
– Дело в том, что, когда я узнал про убийство, я приказал дочери бросить машину и уйти.
– Машина ваша, кстати, на штрафплощадке стоит…
– Мне об этом известно.
– Вы осведомленный человек.
– Мне пятьдесят три. Дурак в таком возрасте – редкость.
Крапивин усмехнулся:
– Я вовсе не это имел в виду.
Но Вячеслав Алексеевич не скрывал своего недовольства:
– Вернемся к нашему разговору.
– Ничего не имею против. Значит, вы сами приказали дочери бросить машину и скрыться? – Следователь повторил его же слова.
– Все так и было.
– Почему?
– А вы бы сами как поступили?
– Я бы поступил по закону. Откуда вы узнали о том, что случилось?
– Людмила сразу же мне позвонила.
– Она что-нибудь видела?
– Возможно…
– Если нет, так и скажите.
– Кое-что видела.
– Прежде чем продолжить наш разговор в таком, я бы сказал, конспиративном тоне, должен вам кое-что объяснить. – Следователь встал с кресла и прошел сначала к двери, а потом к окну.
Проводив его взглядом, Вячеслав Алексеевич не без интереса спросил:
– Что именно?
– В соответствии со свидетельскими показаниями ваша дочь может перекочевать из категории свидетелей в категорию подозреваемых.
– Бред!
– Спорное утверждение. Если вы действительно обсуждали с дочерью этот вопрос, вы со мной легко согласитесь.
– Бред! – еще с большим ожесточением повторил Вячеслав Алексеевич, не отрывая глаз от протокола. Читать перевернутый текст было трудно, но он все же прочел: «Михаил Михайлович Короткин, прож. по адресу: ул. Молостовых, д. 24, кв. 16».
Крапивин снова уселся за стол, положил руки на столешницу и продолжил говорить с тем же спокойствием:
– Сами посудите: перед убийством ваша дочь обогнала автомобиль сопровождения и мастерски отсекла ее от объекта.
– Это – случайность.
– Но в это трудно поверить.
– Уверяю вас, все так и есть.
– Вашей дочери необходимо как можно быстрее дать показания. Еще не поздно.
– Значит ли это, что в случае промедления ее могут упечь в тюрьму?
– Все зависит от того…
– Я задал конкретный вопрос. – Вячеслав Алексеевич повысил голос.
– Могут, – неожиданно прямо ответил следователь.
– Чем я могу ей помочь?
– Обеспечить явку.
– Повторяю – это невозможно.
– Тогда я снова спрошу: почему?
– Людмила уехала.
– Куда?
– Далеко.
– Как вижу, мы с вами не договоримся… – Крапивин вздохнул и грустно посмотрел на листок с показаниями водителя «Газели».
– Послушайте меня. – Вячеслав Алексеевич заговорил спокойно и убедительно. – Я очень хочу помочь следствию, и моя дочь сделала бы для этого все возможное, будь она здесь.
– Но ее нет, – с усталостью в голосе проронил Крапивин.
– Перед тем как уехать, она многое рассказала.
– Например?
– Людмила видела убийцу и сможет ее опознать.
– Свидетели, в частности водитель «Газели», утверждают, что ваша дочь и женщина из кабриолета знакомы.
– Так и есть. – Вячеслав Алексеевич опустил голову и на мгновение потерял над собой контроль, но потом мгновенно собрался. – За полчаса до убийства моя дочь встретила ее на парковке подземного гаража в торговом центре. Эта женщина была в компании ее одноклассницы.
– Имя?
– Оно мне не известно.
– Так что же, ваша дочь не знает имени своей одноклассницы?
– Ах, этой! Ее зовут Светлана Ширшова.
– В какой школе они учились?
– Раньше была шестьсот сорок четвертой. Нынешний номер мне не известен.
– Вы сами знакомы с Ширшовой? – поинтересовался Крапивин.
– Едва помню. Видел два или три раза.
– Стало быть, охарактеризовать ее не сумеете?
– Почему же? – возразил Вячеслав Алексеевич. – Девочка была подловатой.
– Откуда такие выводы?
– Она и ее подруги травили мою дочь из-за того, что она приехала из провинции.
– Вы не москвич?
– Я – из Сибири.
– Ха! – неожиданно громко воскликнул Крапивин. – Я тоже сибиряк. Откуда именно приехали?
– Из Красноярска.
– Вы только подумайте! Я сам – коренной красноярец!
– Давно живете в Москве?
– Около двадцати лет.
– А мы – только двенадцать, – улыбнулся Вячеслав Алексеевич. – Бывают же такие совпадения. Нежданно-негаданно встретил своего земляка.
– Вернемся к характеристике Светланы Ширшовой.
– Я вам сказал: она – подловатая. Больше добавить нечего.
– Ее семья?
– Помню только мать – видел на родительских собраниях. Простая, работящая женщина.
– Значит, семья у Ширшовой неполная?
– Этого сказать не могу.
– Ну хорошо… – Следователь заговорил с большей симпатией. – О чем они говорили на стоянке? Я имею в виду Ширшову и вашу дочь.
– С убийцей Людмила точно не говорила. Они не знакомы.
– Так о чем же она говорила с бывшей одноклассницей?
– Общие фразы, дескать, давно не виделись.
– Ваша дочь заметила что-нибудь необычное?
– Ширшова искала машину. Но парковка, по словам дочери, небольшая – всего два этажа. Из чего можно заключить, что машину оставил для нее кто-то другой.
– Что-нибудь еще?
– На Ширшовой был парик, солнцезащитные очки и перчатки.
– И это неудивительно. В салоне не обнаружили ни одного отпечатка.
– Как я понимаю, Ширшова вышла из машины задолго до убийства, – предположил Вячеслав Алексеевич.
– Она в нее вообще не садилась.
Чуть помолчав, Вячеслав Алексеевич недоуменно спросил:
– Откуда вам это известно?
– Я видел записи с камер наблюдения той самой парковки.
Вячеслав Алексеевич напрягся, в его голосе прозвучало отчаяние:
– И вы смеете утверждать, что моя дочь до сих пор – свидетель?
– Я так не сказал.
– Она подозревается в соучастии?
– Подозрение не есть обвинение.
– Прошу избавить меня от этих ваших уловок! Если желаете знать: я рад, что Людмила уехала!
Крапивин пожал плечами:
– Я сказал лишь то, что сказал.
– Экое фарисейство!
– Поосторожнее в выражениях!
– Меня это ничуть не волнует.
– Оставим препирания, вернемся к нашему разговору.
– Мне нечего больше сказать.
– А как насчет видеорегистратора? Ваша дочь сняла его с машины и забрала с собой.
– Регистратор у меня.
– Вам лучше предоставить его следствию. Запись сохранилась?
– Все цело.
– Когда принесете?
– Скорее всего – завтра. Хочу сам как следует изучить.
– Ну так сделайте копию. Какие проблемы?
– Уже сделал.
– В чем тогда дело?
– Должен убедиться, что запись не навредит моей дочери.
– Вот мой мобильный. – Крапивин протянул визитную карточку.
– Благодарю. – Вячеслав Алексеевич взял карточку и сунул ее в карман.
В комнату зашел человек в форме и махнул какими-то документами:
– Герман Сергеич!
– Что?
– На пару минут.
Крапивин убрал протокол в ящик стола, встал и подошел к офицеру. Пока они говорили, Вячеслав Алексеевич, закрыв глаза, повторял про себя то, что успел выхватить взглядом из протокола: «Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин. Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать…»
– Насчет вашей дочери… – к столу подошел Крапивин.
Вячеслав Алексеевич категорически перебил:
– Она не приедет.
– То есть как?
– Людмила не вернется в Россию до тех пор, пока все не прояснится.
– Дело в том, что с ее помощью все прояснится быстрее.
– Я так не думаю.
– Нет смысла продолжать разговор в том же духе, – сухо заметил Крапивин.
Вячеслав Алексеевич встал и направился к двери:
– Прощайте! И знайте: безопасность дочери для меня – прежде всего.
– До свидания. Я это учту.
* * *
Выйдя на крыльцо Следственного управления, Вячеслав Алексеевич остановился и смачно сплюнул, чего, будучи в обычном расположении духа, он никогда бы себе не позволил. Какие мысли были в его седой голове? Все до одной – черные. Им овладела ярость, которая, в свою очередь, породила чувство, напоминавшее мстительность. Вячеслав Алексеевич всецело поддался этому чувству, никаких других в тот момент он не испытывал.
