Анна Фокс
Нам здесь не место

– Вот как? А почему же всё так плохо?

– Не знаю. Я просто думаю, что никто такого не ожидал. Никто не думал, что может что-то случиться, и что бункеры могут пригодиться в принципе. Вот за ними никто и не следил.

– Неподготовленными оказались не только мы, но и государство.

– Как ни странно, да. Бункер весь проржавел, и запасы продуктов там, наверное, со времён второй мировой. Странно, что он не развалился ещё. Военным нужно бы лучше следить за своими объектами, – и Дилан вдруг усмехнулся.

На моём лице тоже появилась улыбка. Всё это, конечно, очень грустно, но нам обоим уже так надоело грустить. Мы просто устали грустить. Поэтому организм сам просил хоть над чем-нибудь посмеяться, и я решила ему подыграть:

– У президента, должно быть, убежище первого класса.

– У президента убежище, как номер люкс в отеле, – подшутил Дилан.

– И там, наверняка, подают шампанское, – сдерживая улыбку, добавила я.

– Да, подают, – кивнул он. – Прямо ему в джакузи.

Больше мы не могли удержаться и оба засмеялись. И смеялись долго, не обращая внимания на снова и снова поднимающийся лифт и выходящих из него растерянных людей. Нам просто было весело, хоть на какое-то короткое время. Мы создали свой маленький мирок, хоть и не имеющий никаких шансов на долгую жизнь. Но это было чудесно.

– Послушайте, – вскинув руки, дабы прося внимания, заговорил Колтэн. – Вы уже все заметили, что у нас есть всего две машины. Я не знаю, оставили ли их военные нам или произошло что-то другое, не могу ответить на этот вопрос. На факт остаётся фактом – автомобиля всего два.

Я стола рядом с Диланом и мы оба серьёзно смотрели на Колтэна, с неподдельным вниманием слушая его речь. Сам Колтэн встал на ящик в центре пространства, образованного людьми, которые столпились вокруг него. Он заранее предупредил всех, что то, что он собирается сказать очень важно. Поэтому все притихли и, не перебивая, слушали его.

– Чтобы не сеять панику – снова это слово, – мы решили сделать так, как будет выгодно всем нам и что поможет в равной мере каждому из нас. Я прошу вас, давайте проявим уважение друг к другу, и не будем пытаться совершать глупости. Чтобы выбраться отсюда, нам нужно сплотиться.

Этот человек говорил очень вдохновенно. Мне даже на миг показалось, что он до этого всего был оратором или, возможно, работал преподавателем. Уж очень красноречиво он говорил.

– Так вот, само собой, каждый из нас понимает, что все мы не уедем на этих машинах. Давайте же отберём несколько человек добровольцев, которые будут готовы поехать в город и привести к нам помощь. Более того, из города мы сможем пригнать другие машины. Грузовики!

– Автобусы! – выкрикнул кто-то из толпы

– Да, автобусы, точно. Мы сможем пригнать их сюда и прогрузить всех, каждого из нас, и отправить обратно домой. Я думаю, все вы согласитесь со мной.

Люди одобрительно закивали и загудели. Судя по всему, Колтэн убедил их в решении, что они приняли, после побега тех людей. Даже как-то слишком легко получилось. Но мы с Диланом были рады, что всё оборачивалось именно так. Особенно после того, как угнали первый автомобиль.

– Сегодня вечером, мы соберёмся и определим, кто будет теми самыми добровольцами. А выспавшись, завтра с утра, мы отправим этих людей за помощью. Вы согласны? – окликнул народ Колтэн.

– Да!

– Да, так будет лучше всего.

– Мы согласны.

Удивительно, но большинство одобрили предложение Колтэна и ни слова не возразили. Захотелось даже отпраздновать доброе разрешение столь сложной ситуации.

Если честно, я не знаю, почему я так радовалась. Я же всегда знала, что по природе своей люди очень коварные, жестокие и эгоистичные существа. Наверное, в этом безраздельном страшном сне, мне до безумия хотелось верить во что-то хорошее. Верить в добро, дружелюбие, взаимную помощь и поддержку в трудное время. Может быть, кто-то из этих людей тоже хотел бы, чтобы всё сложилось именно так. Дилан хотел, я была уверенна. Но это всё равно, что верить в утопию, идеальную, но не имеющую надежды существовать.

Вообще, трудно было представить, чтобы солдаты, выгоняя людей из домов в ту роковую ночь и распихивая их по автобусам, отделяли достойных, честных людей от негодяев. Не понимаю, как об этом можно было не помнить всё это время. Отчего я так забылась? Отчего забылись все остальные? Это называется надеждой. Надежда застит глаза, и не даёт мыслить ясно и трезво. Всё было не так радужно, как нам казалось.

Не дождавшись вечера, и, как на то рассчитывал Колтэн, отбора добровольцев, которые отправятся нам за помощью, на него напали несколько людей, избили и отобрали у него ключи от военных машин. Никакого спасения, никакой помощи, никаких добровольцев. Два автомобиля снова угнали, и мы все остались ни с чем. В тот момент, я поняла, что человек в джинсовой куртке был прав. Он как в воду глядел, когда говорил, что машины у нас отберут в любом случае. И отчаяние снова накрыло людей с головой.

Лично для меня это было неким дежавю. Я смотрела вслед удаляющимся машинам, которые в сумерках блестели красными огнями задних фар, словно с издёвкой прощаясь с нами. С нами, глупыми, доверчивыми овечками. Я уже не чувствовала того ошеломляющего негодования, что в первый раз. Я не чувствовала, в принципе, ничего. Внутри меня была пустота, и ощущение, что над нами кто-то смеётся. Хотя, скорее всего, на нас плевать даже тому, кто мог бы в этот момент смеяться.

Медленно, но неумолимо опускалась ночь. Теперь, потеряв свою драгоценную надежду, люди поняли, что смысла оставаться снаружи почти нет. Поэтому большая половина, в основном женщины с детьми и старики, решили спуститься обратно в убежище, чтобы переночевать там. На улице становилось всё тише и тише, каждый раз, когда лифт в очередной раз увозил группки людей обратно вниз, под землю. Оставшиеся же снаружи, разожгли костры, и собрались вокруг них, чтобы погреться. Они тихо что-то обсуждали между собой, лица их были измотаны и отражали застывший страх. Чего они боялись? Неизвестности? Или теперь они боялись друг друга.

Постепенно образовались отдельные стайки людей. Те, кто были похожи между собой по взглядам, объединялись и сбивались в кучки беспризорных бедолаг. Другие же, были страшнее остальных, и их уже можно было назвать бандой. Они заняли самое большое из ближних строений, и к ним никто не решался подходить. Мы с Диланом обосновались возле зернохранилища, вместе с Колтэном, Эмилией и ещё тройкой человек.

В основном все молчали. Даже Колтэн больше не начинал первым разговор. Его разбитое до крови лицо обрабатывала Эмилия, а мы лишь с жалостью поглядывали в его сторону. Не знаю, почему мы решили остаться на поверхности, а не уехать на лифте в «безопасное» убежище. Знаю только то, что я не могла там больше находиться. Я лучше буду спать возле костра под открытым небом, чем снова спущусь в этот крысиный загон. Мне с лихвой хватило подавленности, которую я чувствовала там, внизу, пока искала Дилана, боясь, что я потеряла его навсегда.

Мы, конечно, могли бы начать придумывать новый план действий, но все уже были слишком измучены однообразными событиями, произошедшими всего за полдня. Можно было выплеснуть свою злость на Колтэна, который не догадался спрятать ключи от автомобилей, а таскал их везде с собой. Можно было плакать и биться в истерике, крича: «Как же так? Что мы теперь будем делать?». Можно было. Но все молчали, и продолжали задумчиво смотреть на оранжевое пламя костра.

Мне, в конце концов, надоела эта атмосфера безысходности. Я повернулась к Дилану и тихо сказала ему на ухо:

– Пойду пройдусь.

– Куда ты? – заволновался он.

– К полю. Я ненадолго.

И беззвучно поднявшись на ноги, я отряхнулась и как призрак скользнула в темноту.

Ночь была тёплой, лунной и невероятно тихой. Слышен был только треск огня и шушуканье людей позади меня. Но чем дальше я отходила, тем в более беззвучное пространство я погружалась. Чем дольше я шла, тем сильнее привыкали глаза к лунному свету, тонкой плёнкой укрывшему землю, и отражающемуся от травинок. Я подняла голову к небу и взглянула на белёсую луну. Она безразличным ликом взирала на меня в ответ. На душе мне сразу стало немного грустно.

Так я стояла, наверное, с полчаса, вдыхая терпкий ночной воздух глубже в лёгкие. Мне нравилось спокойствие и безмятежность природы. Некое смирение. Что бы ни происходило вокруг, природа всегда остаётся безмятежной. Это мы, люди, бегаем и суетимся. И так боимся за свою жизнь, что невольно напарываемся именно на то, что ей непосредственно может угрожать.

Смотреть вдали было в принципе не на что. Толи так темно было в городе, толи мои глаза так и не привыкли к темноте, но я почти ничего не видела у горизонта. А потому, вдохнув посильнее напоследок приятный воздух, я развернулась и медленно пошла в сторону нашего лагеря.

Но возвращаться так скоро мне всё же не хотелось. Снова ощущать подавленность других людей на своей шкуре, и перенимать её, нагружая себя неуравновешенными эмоциями ещё больше, я жаждала сейчас меньше всего. И мои ноги нерешительно повели меня вправо, вдоль края площадки. Я подумала, что в темноте, пока никто не видит меня, можно пройтись и осмотреть немного местность. Всё-таки, нам ещё долго здесь торчать.

Тихо, почти не скрипя песком под подошвами ботинок, я шла, огибая зернохранилище всё больше и больше. Уже уходя со знакомой площадки, я бросила взгляд к нашему костру и убедилась, что Дилан всё ещё там, сидит так же, как и раньше. Мне стало спокойнее, что он поблизости, и я зашла за хранилище, выпуская парня из виду.

Передо мной открылся вид на полуразвалившиеся кирпичные домики и проросшие из них мелкие деревья с кустарниками. Не знаю, для чего предназначались эти здания, но сейчас они явно служили для кого-то неплохим укрытием. Я видела, как внутри горел рыжий огонь, и пошатывались тени, мечущиеся по стенам от вздрагиваний пламени. Эти неестественно длинные, словно бы нечеловеческие тени завораживали меня, и я медленно подходила всё ближе и ближе, вглядываясь в них сквозь ветки деревьев. Совсем вплотную подойти я не решалась, но казалось, что стоит только руку протянуть, и я коснусь этих теней. Как вдруг сзади меня раздался голос:

– Заблудилась?

Моё сердце подпрыгнуло в груди от неожиданности, и я резко обернулась. Весь пейзаж мгновенно расплылся у меня перед глазами, не давая мне разглядеть человека, что обратился ко мне. Но по голосу я поняла, что это мужчина.

Когда зрение, наконец, восстановилось, я увидела его чёрный силуэт и выделяющееся мутным красным пятном лицо. Огонь освещал его совсем слегка, но я сразу разглядела недобрый взгляд. Он выглядел молодым, лет двадцати пяти, не смотря на добротную щетину. Коротко стриженые волосы и в грязной белой майке. На руках отчётливо выделялись узоры татуировок. Он смотрел на меня и улыбался. Мне стало дурно.

– Я… Я пойду, – пряча глаза и заминаясь, негромко произнесла я.

– Постой. Куда тебе торопиться?

Боком я стала медленно обходить его, при этом стараясь не поворачиваться к нему спиной.

– Мне… Надо… Меня ждут, – запиналась я.

– Тогда зачем же ты пришла сюда? – вкрадчиво спросил парень.

Я не знала, что ответить. По правде, я и не хотела ничего отвечать, не хотела заводить с ним разговор. Мне эта ситуация не нравилась совершенно, и я хотела побыстрее убраться отсюда.

– А я решил, что ты зашла к нам в гости.

К нам? И подняв глаза, я заметила, что за его спиной стояло ещё двое парней.

Вот теперь мне стало дурно до такой степени, что я даже ощутила подступ тошноты. Мои глаза неудержимо забегали, пытаясь оценить обстановку, но вместо этого, у меня ещё и закружилась голова. Дыхание сбивалось, я почувствовала, как громко стучит пульс у меня в ушах.

– Я… Просто уйду, хорошо? – срывающимся голосом промямлила я.

Но парень в татуировках едва заметно усмехнулся, закатил глаза и замотал головой:

– Нет, не хорошо.

Пульс стучал всё сильнее и громче. Бум-бум-бум – разрывало мои уши. Я шарахнулась в сторону, пытаясь найти лазейку. Но видела, как в темноте они обступают меня, словно шакалы жалкую бедную лань.

– Я заблудилась, да. Это вышло случайно… – стоило сказать это самой себе, прежде чем идти непонятно куда, ночью, одной. – Дайте мне просто уйти.

Наверное, я понимала, что разговаривать с ним не имела никакого смысла. Но я отчаянно пыталась заговорить ему зубы, надеясь… Хотя, нет, надеяться тут было не на что.

– Ну так побудь с нами, раз уж пришла! Развлечёшь нас, а, – криво заулыбался он, кивая своим друзьям.

Те в ответ ободрительно загудели.

– Какие у тебя глазки-то красивые, – приторно и одновременно омерзительно заявил парень, склонив на бок голову и сделав шаг ко мне.

Тут мне в голову стукнул адреналин. Я сделала рывок, пытаясь взять их внезапностью и убежать. Но на что я рассчитывала? Этот парень резво выскочил передо мной, и я отшатнулась от испуга назад, чуть не упав.

Я чувствовала, как похолодели мои руки. Я чувствовала, как немеют ноги и медленно, будто сквозь пальцы, утекает надежда на побег. Я судорожно глотала воздух, но дышать становилось трудно, грудную клетку сжимало внутри.

Но перед глазами вдруг возник образ тёмных глаз, которые заботливо и встревоженно взирали на меня, когда мне было страшно и невыносимо плохо…

– Дилан!!! – вдруг заорала я во всё горло.

Правильно я сделала или нет – теперь уже поздно определять. Но это был крошечный просвет в голове, и крик вырвался сам собой. Правда, когда я захотела прокричать его имя во второй раз, по лицу внезапно прокатилась резкая и в тоже время отупляющая боль. Искры посыпались у меня из глаз. Не выдержав пришедшегося на мою щеку сильного напора тяжёлой руки, меня отнесло в сторону, и я, как безвольная кукла, свалилась на землю.

– Эй-эй, Брэдли, полегче! – пробился через шум в моих ушах чей-то голос. – Не попорти красоту.

Только спустя секунды три я поняла, что этот Брэдли, парень в татуировках, ударил меня по лицу. Видимо, чтобы я замолчала. Скотина! Во мне взорвался ещё больший страх от его жестокости и, как ни странно, злость. Я лежала на песке, цепляясь руками за траву, а по виску растекалась боль, не давая мне опомниться сиюминутно.

Когда рассыпавшееся от удара сознание вновь собралось по кусочкам в моей затрещавшей голове, я вскочила на ноги. Меня шатало, как на попавшем в шторм корабле, но я усиленно старалась стоять ровно. Я увидела, как удивленно вскинул брови парень в татуировках. Не ожидал, что я поднимусь? Мне хотелось одновременно исчезнуть, раствориться как дым, от страха и в тоже время до последнего защищаться. Мои руки непроизвольно забегали по одежде, в поисках хоть малейшего намёка на спасение. И тут я нащупала.

В кармане моей куртке я ладонью ощутила что-то небольшое, выпирающее и продолговатое. Незамедлительно сунув руку в карман, я плотно обхватила холодное железо. Это был складной нож, который я накануне нашла в убежище. Я только сейчас вспомнила о нём, лишь когда с силой, до хруста костяшек, сдавила его в ладони.

Моментально раскрыв нож, я угрожающе выкинула руку вперёд, направляя его острие прямо в лицо Брэдли.

– Ооо… – протянул он, но сразу же заухмылялся. – Какой сюрприз! И что ты собираешься делать с этой игрушкой? В зубках ей мне поковырять?

За его спиной раздался ехидный смех, и протяжное улюлюканье. Да они просто глумились надо мной! А я, напугано вытаращив глаза, вздрагивала от каждого их вздоха.

Не знаю, что бы я делала дальше. Стала бы я что-то делать, собиралась ли. Проще, наверное, было пырнуть ножом себя, чтобы прекратить этот кошмар, потому что шансы у меня были нулевые. И я это чётко понимала. Как вдруг, краем уха я услышала топот чьих-то быстро бегущих ног. И в следующую секунду, вынырнув из темноты со стороны зернохранилища, Брэдли сбил с ног чёрный силуэт, и оба они с грохотом упали на песок. Я подскочила на месте, и меня пробрала мелкая дрожь. Но мои глаза быстро распознали в оранжево-красном свете очертания Дилана.

Мне сейчас больше всего хотелось сесть, успокоиться и облегчённо выдохнуть. Потому что этот парень уже начал мне казаться моим ангелом-хранителем! Но думать об этом мне не дала стремительно разгоревшаяся драка. Всё происходила слишком быстро.

Дилан ударил Брэдли по лицу, но тот не заставил себя ждать с ответом. Они сцепились, перекатываясь по траве и не упуская шанса лишний раз врезать друг другу. Но, быстро сообразив, на Дилана набросился ещё один парень, который всё это время стоял за спиной Брэдли и тихо ждал своего часа. Он оттащил Дилана в сторону, и попытался заломить ему руки. Но Дилан оказался очень ловким, и мгновенно увернулся от его хватки, ухитрившись в то же время дать тому под дых.

Но третий парень неожиданно пихнул широкими ладонями его в спину, и Дилан, поскользнувшись, шлепнулся на землю. Увидев это, я, в кои то веки, ожила, и бросилась к нему. Не особо соображая, что делаю, я ухватилась за его крепкую жилистую руку у локтя, и стала тянуть его на себя, пытаясь поднять. Конечно, я бы никогда не смогла этого сделать своими силами, но всё же это заставило Дилана быстро сориентироваться, и вскочить самому.

Он встал передо мной, загородив меня своим телом. Я даже не успела ничего понять, а Дилан уже выхватил из моих ослабевших рук нож, и точно так же, как и я, направил его лезвие в сторону противников.

– Отвалите! Сейчас же! – закричал на них он.

Холодного оружия в мужских руках, хулиганы забоялись куда больше, чем в моих тонких девичьих. Они сразу с опаской метнули свои раздражённые глаза на Дилана. Но оба мы прекрасно понимали, что ничего не сможем сделать против троих здоровых парней. Их отвлёк и заставил напрячься лишь эффект неожиданности, внезапности появления моего спасителя. Но когда придут в себя и сообразят, они с лёгкостью смогут выбить из него дух, а потом заняться, как и собирались, мной.

Недолго думая, Дилан схватил меня за руку, решительно шагнул в сторону, не выпуская из виду врага, и по-прежнему направляя на них нож. А потом резко приказал мне:

– Бежим отсюда…. Бежим!

И потянув меня за собой, без сопротивления, как лёгкое облачко, Дилан бросился бежать во тьму. В беспристрастную, объятую властью тишины, мрака и слабого лунного света, ночь.

Глава 6. Двое в чистом поле

Мы бежали что есть сил. Вперёд, быстрее, ещё быстрее по тропе вдаль. И не останавливались. Мы бежали прочь от убежища, прочь от огня, и прочь от людей.

Эти люди… Овцы без пастыря, они словно обезумили. Они стали не просто «каждый сам за себя», они стали животными, которые норовили набить лишь свою собственную утробу. В трудный час мы не сплотились, не стали помогать друг другу, не стали оберегать. Не стали людьми… Когда человек ясно осознаёт, что остался предоставлен сам себе, и превращается в единоличного хищного зверя? Может быть, тогда, когда замечает, что покинут цивилизацией, брошен на произвол судьбы? Какую грань должна переступить ситуация, чтобы в человеке проснулся мародёр и насильник?

Насильник… Это слово вдруг плотно застряло в моей голове. Я знала, что эти парни хотели сделать, я не пыталась себя обмануть. Но только сейчас мне пришло в голову это жуткое слово, которое словно разрезало мою плоть изнутри. И, стоило только моим глазам привыкнуть к темноте и едва начать видеть, как тут же в них проступила обжигающая солёная вода, покрывая рябящей пеленой окружающий мир. Я бежала, запыхавшись, но не останавливаясь, вылавливая мутным взглядом из темноты фигуру Дилана. А из глаз потоком лились слёзы. Он не видел, он бежал впереди меня, не отпуская мою руку. Теперь он держал её ещё крепче, чем раньше.

Но в момент, когда он в очередной раз с опаской оглянулся, он заметил, как слёзы струятся по моему лицу. Дилан сразу же затормозил и резко обернулся ко мне. Он обхватил руками мои плечи и посмотрел прямо в мои мокрые глаза.

– Эй, – ласково позвал он меня. – Эй-эй, ну что ты? Всё в порядке?

Дилан всё время задаёт мне этот вопрос. И именно тогда, когда не всё в порядке.

Я ощущала, как адреналин замедляет своё сильное и мощное действие в моих венах, а потом исчезает совсем. И в голову начинали проступать ужасные, терзающие мысли. Слёзы хлынули ещё сильнее, я не могла их сдержать. Я не просто плакала. Я зарыдала.

– Почему? – захлёбывалась я. – Почему никто не помог?

Мой голос звучал так странно, глухо и звонко одновременно. Я сама себя не узнавала, но мне было страшно, плохо, жутко, горько и обидно. Потому я не пыталась себя оправдать, а просто поддавалась вспышке эмоций. На меня нахлынула запоздалая волна истерики.

– Почему, Дилан? Там было столько людей!.. За что они так?!

Дилан смотрел на меня, не зная, что сказать. Он очень хотел произнести что-нибудь утешительное, но словно язык проглотил. На его лице отразилась боль.

– Столько людей было рядом! – мой голос срывался на крик, когда я цеплялась дрожащими пальцами за его кофту. – Но никто не пришёл. Никто, кроме тебя, Дилан.

Я разрыдалась ещё больше, слёзы текли по моим разгорячённым щекам и уже смочили ворот одежды. От внезапно подступившей слабости, у меня подкосились ноги, и я безвольно соскользнула на землю. Рухнув на колени, я из оставшихся сил плакала, закрыв мокрое лицо ладонями.

– Никто не помог. Что же это за люди такие? – тихо всхлипывала я. – Боже, что эти парни могли со мной сделать… Что со мной было бы, если бы не ты? Дилан…

Я хотела что-то сказать ему, но запнулась, потому что он сел передо мной и вдруг крепко обнял меня. Его тёплые руки обвили моё тонкое тело, которое неумолимо тряслось от страха. Этот страх только сейчас дал о себе знать в полной своей мере.

– Всё хорошо, – шептал он мне на ухо. – Теперь всё хорошо. Я с тобой. Их тут нет. Всё в порядке. Они бы не тронули тебя.

Он отстранился и бережно взял моё лицо в свою ладонь.

– Всё хорошо, – повторял он. – Я всё равно бы успел. Они бы ничего не сделали, я бы успел, ты же знаешь, – Кого он убеждает, меня или себя? – Они…

И я вдруг увидела, как проступает злость в его глазах. Он с силой сдавил челюсти, да так, что заскрипели зубы.

– Зачем ты вообще туда пошла? – стараясь сдержать себя и говорить спокойно, спросил Дилан. – Зачем? Там же одни ублюдки собрались. Ты что, не видела этого?

– Прости… – только и смогла сквозь слёзы ответить я.

Но он злился не на меня, я знала. Его доводили до исступления негодяи, что добрались до меня. Но я почувствовала себя виноватой, будто я сама нарвалась на них. И я зарыдала ещё пуще прежнего.

Дилан снова обнял меня.

– Я же говорил тебе, никогда не извиняйся передо мной.

– Прости, – снова промямлила я.

Дилан понял, что бесполезно сейчас меня убеждать. И лишь сильнее прижал меня к себе.

– Всё хорошо, Ниа, теперь всё хорошо, – успокаивал меня парень. – Это ты прости. Я не должен был отпускать тебя. Не должен был выпускать из виду.

Он снова отстранился и принялся в ту же минуту вытирать мои слёзы. Его ладони быстро намокали, но он неустанно продолжал это делать, настойчиво повторяя: «всё хорошо, всё хорошо, я с тобой». Дилан вытирал и вытирал мои щёки, пока я наконец не решилась ответить на его действия и не перестала плакать. Глаза прозрели, и именно тогда я заметила блестящую в свете луны кровь на его лице. Она неспешно стекала из треснувшей кожи на брови у виска.

Я сидела на земле, в бессилии опустив руки, и, застыв как статуя, смотрела на него. Он вытирал моё лицо, словно заведённый. Мне показалось, что Дилан чувствует боль куда больше чем я, просто не показывает этого. Но эта боль неотвратимо просачивалась через его действия, через его глаза, через его дыхание. Он задыхался от боли и злости. Он старался, старался, как мог скрыть это от меня, он пытался выглядеть спокойным, хотел меня утешить, приободрить. Но вместо этого я видела его боль во всей её мрачной красе. Дилан готов был разорваться на части, как брошенная граната. Я тихо, будто в замедленной съёмке наблюдала за ним, за его движениями, за кровью, постепенно застывающей на его левой брови, за словами, что срывались с его губ… И будто бы впала в транс.

Мы сидели одни на дороге, посреди поля, пытаясь переварить последние прошедшие полчаса времени. Страдала я, и страдал он. Но мне хотелось удавиться от его боли. Я знала, что это из-за меня. За последние несколько дней я начала превозносить его выше всех людей, как своего постоянного и неизменного спасителя. Я благодарила его за всё; за то, что он всегда рядом тогда, когда это нужно. Даже за то, что он чувствует прямо сейчас, как он погружается в меня, в мою душу и во всё, что со мной происходит. Но я не могла смотреть, как он страдает. Я хотела, чтобы он забыл об этом. И я хотела, чтобы он помнил это всегда.

Ни о чём не думая в тот момент, я наклонилась к Дилану, нежно обняла его, положив подбородок ему на плечо, и коснулась холодными пальцами его шеи и волос. Знакомый приятный аромат его тела и беспокойный пульс пробудили меня, и я тихо вкрадчиво сказала:

– Спасибо. Спасибо тебе.

– Если хочешь, мы можем вернуться?

– Нет! Нет… – резко, подскочив на месте, ответила я на предложение Дилана.

Я знаю, почему он задал такой вопрос. Он боялся, что поступает неправильно. Снова. У него всё ещё не выходил из головы тот случай с автомобилем. И теперь ему нужно было знать наверняка, готова ли я решительно шагнуть в неизвестность вместе с ним или нет.

А я тяжело вздохнула и оглянулась назад, туда, где блестели оранжевые огоньки от костров. Накатила вязкая тоска и подавленность.

– Там уже нечего делать. Там ничего нет. Машины угнали, военных нет, еды нет. Люди начинают делиться на какие-то жуткие шайки. Остаётся только глотки друг другу перегрызть… Там уже всем на всех плевать. Это место обречено.

Дилан, переступив с ноги на ногу, потрепал волосы на затылке и кивнул:

– Согласен.

– Рано или поздно, нам всё равно пришлось бы уйти. Так лучше это сделать, пока мы ещё целы.

Мы оба тяжело вздохнули. Просто ведь никто из нас не ожидал, что человеческая сущность проявится именно в таком свете, стоит только обстоятельствам выбить людей из колеи, из их зоны комфорта. В экстремальной ситуации каждый отдельно взятый человек становится гиеной, монстром, если в душе нет ни добра, ни морали. Как это прискорбно…

Дилан выжидающе взглянул на меня. А я стояла и смотрела на зернохранилище. Правда, в темноте его почти не было видно. Но видны были огни. Я смотрела на них. Не потому что мне было жаль покидать это место. А потому, что теперь я ненавидела его. Но это негодование мне хотелось оставить там, не брать его с собой. Я ждала, когда оно выйдет из меня окончательно, чтобы мы смогли развернуться и уйти отсюда навсегда.

Конечно, мне было страшно. Уходить одним, ночью в бескрайнее поле… Но было гораздо страшнее возвращаться назад. К тому же, там действительно ничего не осталось и ничто нас не держало там. Теперь даже больше – мы словно стали изгоями. Но не так это и тревожило, на самом деле. Быть своим в стае диких бездомных собак не казалось мне привилегией. Куда лучше быть изгоем. И бежать оттуда, да как можно скорее.

Ненавижу…

Я наконец ответила Дилану взглядом. Он кивнул мне, как бы спрашивая: «ну что, идём?». И недолго думая, я отвернулась от оранжевых огоньков и мы с Диланом пошли по тропе в сторону города.

Какое-то время мы шли словно в забытье. Мы просто шагали, не останавливаясь, всё дальше и дальше удаляясь от бункера. Яркая белая луна освещала нам дорогу, и оттого ночь не казалась мне столь пугающей, как могла бы. Тихо шелестел травой тёплый ветерок, перебирая мои волосы и щекоча ресницы. Теперь, в темноте, города на горизонте было почти не разглядеть. Но тропа в любом случае была одна, не разветвлялась и никуда не сворачивала. У нас был лишь один путь.

Дилан шёл рядом со мной, понурив голову. Ясно было, что тяжёлые мысли не дают ему покоя. Хотя он их не озвучивал, мне казалось, я знаю примерное их содержание. Чтобы развеять обстановку, мне хотелось начать какой-то разговор, но слова, как всегда, не находились, и я молча брела возле парня, порой мельком поглядывая на его мрачное лицо. Иногда, в обычной жизни, я могла хорошо приободрить и поддержать человека. А иногда не знала, что сказать. Сейчас вот, почему-то, случился именно второй вариант.

Не знаю, сколько времени мы так плелись. Долго. Час или два. После той стычки в нас кипело ещё много силы и мы, не имея особого выбора, с умом использовали их на дорогу. Но когда горячая кровь стала постепенно остывать в жилах, я поняла, что устала идти.

Мне было как-то неловко останавливать Дилана и показывать ему свою усталость. Я не хотела, чтобы он счёл меня слабачкой. Но чем больше я старалась притворяться полной сил, тем сильнее у меня подкашивались ноги. Я стала чаще спотыкаться, и, в конце концов, чуть не упала. Благо Дилан меня вовремя подхватил.

– Остановимся? – придерживая за локоть и заглядывая мне в лицо, спросил он.

Тут уж я не стала врать, что всё в порядке, и я готова идти дальше, а молча кивнула.

– Может, перекусим? – несмело предложила я. – У меня живот свело.

– Да, конечно.

Дилан уверенно сошёл с тропинки, шагнув в невысокую траву. Действительно, глупо было бы оставаться ночью посреди дороги. Мало ли, вдруг машины поедут. Хотя, вряд ли. Мне уже кажется, что все о нас совершенно позабыли. Но, не забивая голову этими домыслами, я потёрла заплывающие сонные глаза, чтобы лучше видеть парня, и последовала за ним в поле.

Отошли мы примерно шагов на десять. Дальше было бы идти неразумно. Что если мы не найдём потом тропу? Да, днём город, конечно, виден, но идти по бугристой земле совсем не так просто, как по выезженной дороге. А таким темпом, мы не доберёмся до него и за неделю. К тому же, вдруг утром будет туман. Тогда мы вообще заблудимся. В общем, тропу мы не выпускали из поля зрения.

Он ногами слегка утоптал траву и сел, приглашающе посмотрев на меня. Я сразу же подошла, и опустилась напротив него. В темноте и полусонном состоянии я уже плохо его видела, но всё равно, прищурившись, старалась рассмотреть лицо парня. Нет, не удавалось. И я оставила попытки, вперив взгляд в землю.

А земля была тёплая. На ней было приятно сидеть. Гораздо приятнее, чем на холодном бетоне старого убежища. И окружение намного спокойнее, не нагнетает и не напрягает, стены не давят. Дилан достал из кармана пакет с орехами. Хлеб мы уже давно съели. А другой еды у нас не было. Что ж, и орехи сойдут. Всё лучше, чем засыпать с пустым желудком.

Когда он открыл пачку и протянул её мне, его пальцы случайно коснулись моей руки. Я слегка вздрогнула – не знаю почему – и по коже прокатился приятный зуд. И потупив глаза от смущения, я взяла орехи и суетливо начала закидывать их себе в рот, хрустя ими, как белка. А что, Дилан был прав, орехи действительно оказались питательными и быстро утолили голод. Он такой находчивый парень. Хотя, я надеялась, что когда мы доберёмся до города, я всё-таки поем нормальной еды. А пока… Пока я не привередничаю.