Анна Флин
Крылья над Кальдорой
Глава 7. Первый шаг
Утро пахнет гарью. Завод, сгоревший на треть за последние дни, будто тлеет даже сейчас. Воздух густой, как тяжёлое одеяло, пропитанный пеплом и сыростью, от чего каждый вдох даётся с трудом. Я стою у ворот вместе с другими дартлогийцами, переминаясь с ноги на ногу, будто это может согреть. Мы молчим. Всегда молчим. Любые слова могут быть услышаны, и никто не знает, кому они могут стоить жизни.
Рядом со мной хрупкая женщина с впалыми щеками пытается спрятать руки в карманы тонкой куртки. Её пальцы трясутся. С другой стороны стоит мужчина, которого я знаю только по кивку головы. Его лицо напоминает камень – неподвижное, суровое.
Перед нами охранник. Высокий, с осанкой, как у вышколенной собаки. Его форма сидит идеально, ни единой складки. Глаза у него светло-голубые, как лёд, а на губах – привычная кривая ухмылка.
– Быстрее, вы, грязные ублюдки, – рычит он, указывая на нас рукой. – Не заставляйте меня вас ждать.
Тихо делаю шаг вперёд, избегая его взгляда. Его слова впиваются в кожу, как мелкие осколки. Когда прохожу мимо него, чувствую, как он смотрит мне в спину. Сгибаю плечи, стараясь быть меньше, незаметнее.
Завод за воротами встречает нас грохотом металла, шумом молотов и криками. Вдалеке кто-то ругается, кто-то стонет от натуги, но все продолжают работать. Слева вижу рабочие краны, они висят над остатками обрушившейся стены. Стена чёрная, как уголь, с прожилками ржавчины, напоминающая старую рану.
Мой день начинается, как всегда. Работа.
Мы разгребаем завалы третьего этажа, который стал эпицентром взрыва. Чёрные балки, обгоревший металл, куски рухнувшей крыши. Всё это надо разобрать, убрать, чтобы завод мог снова работать на Империю.
– Давай быстрее! – кричит надсмотрщик, проходя мимо. Его сапоги гулко стучат по бетонному полу.
Я молчу, поднимая кусок балки. Она обжигает руки даже сквозь перчатки. Нос снова наполняется запахом гари, смешанной с сыростью, а откуда-то ещё тянет запахом масла.
Рядом кто-то кашляет. Звук грубый, рваный, как будто человек выкашливает куски лёгких. Это молодой парень. Его кожа серовата, а глаза почти безжизненные.
– Дыши через ткань, – говорю я, не поднимая головы.
Он кивает, обматывает лицо обрывком грязного платка и продолжает работать.
Час проходит за часом, время тянется бесконечно. Металл скрипит, когда мы тащим его через груды обломков. Тело начинает ныть, мышцы напряжены до предела. Но я молчу. Мы все молчим.
Продолжаю таскать балки, разгребая обломки, но мысли текут куда-то в сторону. Каждый вздох отдаётся в лёгких болью. Гарь въедается в кожу, в волосы, в одежду. Сапоги скользят по грязи, и мои ноги уже не чувствуют усталости – они просто механически идут вперёд.
Но внутри что-то меняется.
Смотрю на обрушившуюся стену третьего этажа, и что-то щёлкает в голове. Эта махина передо мной – символ всего, что я ненавижу. Завод. Империя. Их машины, оружие, их контроль над каждым из нас.
Я больше не могу просто выживать. Я должна сделать что-то.
Пока надсмотрщики заняты, отвожу взгляд к стороне завода, где стоит склад с магическими двигателями. Это место обнесено забором из металлической сетки. Вход под замком, но я знаю, что иногда его оставляют незапертым – рабочие постоянно туда заходят и выходят.
Мой шанс.
Делаю ещё несколько ходок, чтобы никто не заметил, как я медленно приближаюсь к складу. Кажется, что время тянется бесконечно. Надсмотрщики проходят мимо, не обращая внимания, их сапоги гулко стучат по бетонному полу. Я чувствую, как ладони вспотели, но стараюсь не подавать виду.
Наконец, оказываюсь у входа. Замка нет. Сердце бьётся в ушах так громко, что кажется, его слышат все вокруг. Оглядываюсь. Никто не смотрит.
Толкаю дверь и проскальзываю внутрь.
Внутри пахнет маслом, железом и сыростью. Пространство тускло освещено лампами, многие из которых мерцают, как будто вот-вот погаснут. Ряды магических двигателей стоят в строгом порядке, как солдаты на параде. Каждый блестит в свете, выглядя мощным, опасным.
Мой взгляд падает на один из них.
«Один двигатель – это день войны, одна сломанная жизнь,» – когда-то сказал мне отец.
Кладу ладонь на холодный металл. Закрываю глаза, позволяя магии доминиона проникнуть внутрь. Я чувствую, как пульсирует энергия двигателя, как сложные механизмы работают вместе, чтобы привести его в движение.
Я нахожу слабое место. Оно всегда есть. Лёгкое движение пальцами – и что-то внутри двигателя ломается. Теперь это просто громоздкий кусок железа.
Открываю глаза, тяжело дыша. Но этого мало.
Я прохожу дальше. Следующий двигатель. Потом ещё. На третьем ощущаю, как руки начинают дрожать от напряжения. Моя магия не всесильна. Каждая мелочь отнимает силы, как будто я физически рву эти механизмы на части.
– Что ты делаешь?
Голос сзади заставляет вздрогнуть.
Резко оборачиваюсь. Передо мной стоит старый рабочий. Его лицо измождённое, но в глазах нет гнева – только усталость.
– Уходи, – шепчу я, чувствуя, как пот катится по спине.
Он смотрит на меня секунду, кажется, вечность, а потом тихо кивает и уходит.
Продолжаю.
В углу склада стоит прототип. Его корпус выглядит новее, массивнее. Это точно что-то важное. Если я уничтожу его, это задержит производство на месяцы.
Закрываю глаза, поднимая руки к двигателю. Тело дрожит от напряжения, магия рвётся наружу, как натянутая струна. Я сосредотачиваюсь, пытаясь найти слабое место.
Металл поддаётся. Раздаётся тихий скрип, и что-то внутри ломается.
Открываю глаза. Прототип сломан.
Воздух кажется ещё тяжелее, чем прежде, наполненный гарью и влажностью. Сердце колотится так громко, что я боюсь: его слышат даже через шум завода.
Перед дверью склада стоят охранники. Два имперца, высокие, с надменными лицами. Их синие формы сидят так идеально, как будто это вторая кожа. На эмблемах блестит герб Империи, а на поясах у обоих висят дубинки.
Медленно отступаю назад, стараясь остаться вне поля зрения.
Нужно уходить. Немедленно.
С трудом подавляя дрожь в ногах, начинаю отступать к выходу. Но когда мои сапоги касаются металлической панели, я слышу звук. Громкий и резкий, он отдаётся эхом по всему складу.
Стражи оборачиваются.
Сердце замирает.
– Кто там? – раздаётся резкий голос.
Стараюсь замереть, слиться с тенью, но шаги начинают приближаться.
Нет. Нет. Нет.
Делаю рывок. Магия просыпается внутри, как вспышка инстинкта. Бросаюсь за угол, и в тот же момент позади меня что-то падает. Один из листов обшивки, которые я случайно задела магией, громко ударяется об пол.
– Там! – кричит кто-то.
Бегу прочь из склада. Запах гари и масла ударяет в нос. Ноги скользят по грязи, каждый шаг отдаётся болью в мышцах.
Позади слышны шаги.
– Остановись! – голос Стража приближается, а я чувствую, как дрожь сжимает горло.
Почти выбегаю за металический забор, когда замечаю охранника. Он стоит, скрестив руки, как будто ждёт кого-то. Сердце бьётся так громко, что мне кажется, – оно сейчас порвётся.
Но охранник внезапно отвлекается, его внимание привлекает группа рабочих, которые спорят о чём-то недалеко.
Пользуюсь моментом и пробегаю мимо него.
Но страх накрывает с новой силой, как только оказываюсь в толпе рабочих. Гул голосов, звуки металла и тяжёлый запах масла мешают сосредоточиться. Стараюсь слиться с толпой, дышать ровно, словно я – просто одна из многих, измотанных, молча выполняющих свою работу.
Позади слышу резкий крик надсмотрщика:
– Вызвать магполицию! Немедленно! Никому не покидать территорию завода!
Удар в груди.
Они ищут меня. Они точно знают, что кто-то был на складе!
Наклоняюсь, якобы поднимая кусок грязного металла, и незаметно тру лицо сажей. Шершавый налёт оседает на коже, и я чувствую, как оно становится липким. Затем закручиваю волосы в тугой пучок, чтобы скрыть распущенные пряди. Каждый жест кажется медленным, напряжённым, как будто меня вот-вот схватят за плечо.
Поднимаюсь, стараясь не выдать дрожь в руках, и снова начинаю двигаться.
Толпа вокруг плотная.
Держись естественно. Не высовывайся.
– Эти дикари только и годятся, чтобы в грязи копаться, – доносится голос охранника.
Вижу его сбоку. Он стряхивает пепел с сигареты, ухмыляясь.
– Хоть бы кто умел работать нормально. Ненавижу это место, – отвечает второй, лениво кивая.
Прохожу мимо, стараясь не привлекать внимания. Шаги тяжёлые, размеренные, как у усталого рабочего. Секунду чувствую их взгляды на себе, но они тут же возвращаются к разговору.
В этот момент сглатываю, пытаясь успокоиться, но это не помогает.
– Эй, ты, подойди сюда! – внезапный крик заставляет меня замереть.
Не оборачиваюсь, застываю на месте, будто что-то внутри сломалось. Но они кричат не мне. Через мгновение слышу звуки борьбы и пинков.
Не останавливайся. Просто иди.
Продолжаю двигаться, при этом каждый шаг отдаётся в голове мыслью: «Они смотрят!»
Когда выхожу на главный двор завода, всё становится ещё хуже.
Чёрные Стражи.
Их мабили стоят неподалёку. Люди разбегаются, уступая им дорогу. Дартлогийцы пригибаются, стараясь быть невидимыми. Надсмотрщики держатся чуть ближе к Стражам, но и они выглядят напряжёнными.
Впереди всех – он.
Адриан Эрлинг.
Его высокий силуэт выделяется на фоне серого дыма. Походка ровная, выверенная, почти беззвучная, как у хищника, преследующего жертву. Его стальные глаза сканируют всё вокруг, ни одна деталь не ускользает от него.
Сразу отвожу взгляд, но чувствую его присутствие даже спиной. Дыхание становится прерывистым. Кажется, что я сейчас задохнусь.
Снова пытаюсь раствориться среди рабочих, берусь за балку, как будто всё в порядке.
– Разведите рабочих по зонам, – голос Эрлинга громкий и чёткий, как удар хлыста. – Никого не выпускать!
Стражи начинают двигаться. Кто-то из дартлогийцев тихо стонет. Слышу шёпот рядом:
– Лучше бы сдохнуть, чем попасть к ним…
Один из Стражей проходит совсем близко. Тяжёлые сапоги гулко стучат по полу, а взгляд скользит по лицам, словно он ищет кого-то. Опускаю голову, стараясь выглядеть уставшей и ничем не примечательной.
Когда осторожно оглядываюсь, вижу, что Эрлинг остановился недалеко. Он стоит, скрестив руки. Его взгляд направлен в сторону склада. Замечаю, как он чуть прищуривается, будто чувствует что-то неладное.
Нет, он не может знать. Он не может…
– Вы, – внезапно произносит он, указывая на группу рабочих. – Сюда.
Люди начинают собираться вокруг, шепча что-то под нос. Один из них спотыкается и падает, но никто не помогает ему подняться.
Медленно отступаю назад, стараясь остаться вне поля зрения.
Эрлинг проговаривает громко и резко:
– На складе применили магию.
Эти слова обрушиваются, как молот. Шёпоты в толпе стихли.
На территорию въезжает ещё один мобиль. Его металлический корпус блестит в слабом свете. Из него выходят люди в тёмно-синей форме, идеально выглаженной, с серебристыми нашивками на плечах. Магполиция. Инквизиты.
Они движутся быстро, слаженно, как единое целое. Один из них, мужчина с жёстким выражением лица, останавливается перед Эрлингом и коротко кивает.
– Склад. – Эрлинг едва кивает в сторону здания.
Инквизиты немедленно устремляются внутрь. Один из них, молодая женщина с белыми волосами, прикладывает руку к стене склада. Её глаза закрываются, а на лице появляется напряжение.
Толпа рабочих наблюдает молча. Я чувствую, как воздух становится ещё тяжелее. Ладонь прилипает к потной коже на шее, но я заставляю себя не двигаться.
– Немедленно остановиться! – кричат надсмотрщики, бегая вдоль толпы. Их лица красные от напряжения.
На складе слышен глухой скрежет. Потом выходит один из инквизитов, его лицо сосредоточено. Он подходит к господину Эрлингу и что-то говорит, но так тихо, что я не слышу.
Командир Чёрных Стражей оборачивается к толпе. Его лицо остаётся холодным, как лёд.
– На складе применили магию доминионера, – объявляет один из инквизитов громко, чтобы его слышали все. – Все доминионеры, включая граждан Империи, немедленно сделайте шаг вперёд.
Охранники и надсмотрщики переглядываются. Несколько человек – двое рабочих и один надсмотрщик – медленно выходят вперёд.
Дартлогийцы сбиваются в кучку. Их лица бледные, а плечи сгорблены. Один старик едва держится на ногах.
Стою в стороне, чувствуя, как кровь стучит в висках. На моей куртке нашивка пустышки, и это моя защита. Они не могут знать. Они не узнают.
Инквизиты подходят ближе к группе, излучая хищную угрозу. Одна из них, женщина с серебристыми глазами, ведёт рукой перед лицами тех, кто вышел вперёд. Её жесты точные, а взгляд сосредоточен.
Следы магии. Они видят их.
Наблюдаю, как её пальцы вспыхивают слабым светом, очерчивая что-то в воздухе перед каждым человеком. Когда женщина доходит до последнего доминионера, она хмурится и качает головой.
– Ничего.
Толпа чуть расслабляется, но только на секунду.
Эрлинг молчит. Но я чувствую его глаза на себе.
Почему он смотрит на меня?
Стою, не двигаясь. Взгляд опущен, но в уголке глаза вижу, как командир приближается. Его сапоги звучат громче остальных, каждый шаг отзывается внутри меня паникой.
Дыхание становится поверхностным, но я заставляю себя не шевелиться. Его присутствие давит, как груз, почти физически.
Когда он проходит мимо меня, чувствую, как холодный пот стекает по спине.
Он знает. Он видит.
Но он ничего не говорит. Просто идёт дальше, словно расставляет сети. Эрлинг замедляет шаги, словно нарочно давая времени на раздумья, затем поворачивается к толпе.
– Использование магии в Империи без санкции высшего руководства запрещено, – произносит глава Чёрной Стражи. Его голос звучит резко, холодно, пронизывая воздух, как сталь.
Моя спина выпрямляется от напряжения.
Эрлинг стоит неподвижно. Стальные глаза скользят по толпе, отмечая каждую деталь. Голос звучит резко и громко, разрезая напряжённую тишину:
– Магия строго регламентирована. Доминионеры, виталисы, шелдрены, солярисы. Все! – он выделяет каждое слово, заставляя толпу замереть. – Никто, даже я, не может использовать магию без разрешения и чёткой цели.
Он делает шаг вперёд, и я ощущаю, как тяжесть его слов давит на грудь.
– Доминионеры, – продолжает он, медленно сканируя лица, – контроль над предметами, создание барьеров. В ваших руках – способность передвигать предметы. Но это оружие Империи, а не ваше. Использование вашей магии вне приказа – преступление.
Его взгляд ненадолго останавливается на группе дартлогийцев. Кто-то из них невольно делает шаг назад, опуская глаза.
– Шелдрены, – говорит Эрлинг, его голос становится холоднее. – Слияние с тенями, невидимость. Ваша магия – ключ к скрытности, к разведке. Но она опасна. Любой шелдрен, который осмелится использовать свои способности для подрывной деятельности, будет уничтожен.
Толпа начинает беспокойно перешёптываться, но один строгий взгляд Эрлинга заставляет всех замолчать.
– Виталисы, – продолжает он. – Лечение, усиление тела. Они поддерживают жизнь солдат Империи. Но это не делает их незаменимыми. Лечение без разрешения – нарушение, за которое наказание последует немедленно.
Сглатываю, вспоминая как Кайра лечила меня накануне.
Его голос становится ещё холоднее, словно командир специально нагнетает страх.
– Солярисы, – Эрлинг слегка прищуривает глаза. – Потоки энергии, ослепляющие вспышки. В их руках – сила уничтожать, но она принадлежит Империи. Любой солярис, который попробует использовать свои способности без санкции, будет считаться изменником.
Его пауза затягивается, воздух становится тяжёлым.
– Осквернители, – наконец говорит он, его голос звучит тише, но от этого ещё угрожающе. – Запрещённая магия. Некромантия. Манипуляция разумом. Если кто-то из вас посмеет даже помыслить о подобном без высшего допуска, то ваш конец будет быстрым и неминуемым.
Эрлинг делает ещё шаг вперёд, и теперь он стоит напротив меня. Моё дыхание сбивается, руки дрожат, но я прижимаю их к бокам, чтобы никто не заметил.
– Тот, кто применил магию доминионера на складе без разрешения, – его голос звучит медленно, словно он смакует каждое слово, – будет немедленно казнён.
Его взгляд опускается на мою нашивку. Серый круг. Пустышка. Он задерживается на ней лишь мгновение, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, как сердце ухает в пятки.
Он видит. Он знает.
Но Эрлинг отводит взгляд. Спокойно, почти лениво он поворачивается к своим подчинённым.
– Собрать всех доминионеров, – резко бросает он. – Увести. Рабочая смена закончена.
Чёрные Стражи начинают действовать. Сапоги гулко стучат по полу. Дартлогийцы сбиваются в плотные группы, кто-то плачет, кто-то шепчет молитвы, но никто не смеет протестовать.
Я медленно пятюсь назад, стараясь слиться с толпой, стать невидимой. Кажется, что каждый шаг даётся с трудом, словно ноги стали свинцовыми. Когда наконец выхожу за ворота завода, делаю несколько медленных шагов.
Но затем… бегу.
Грязь липнет к сапогам, холодный ветер режет лицо, но я не могу остановиться. Бегу, пока лёгкие не начинают гореть, пока тёмные улицы гетто не поглощают меня. Только тогда останавливаюсь.
На моём лице впервые появляется улыбка. Маленькая, слабая, но она есть.
Я сделала это!
Глава 8: Сквозь дым и страх
Гулкий звон, как удар по раскалённому металлу, пронзает утреннюю тишину. Встаю с кровати, чувствуя, как каждый сустав откликается болью. Рабочие ботинки валяются у двери, рядом – куртка с нашивкой. Быстро натягиваю одежду, застёгиваю куртку до самого горла, проверяю, чтобы нашивка «пустышка» была хорошо видна.
Улицы гетто всё такие же унылые. Узкие, грязные, с мусором, сваленным в углах. Здесь не пахнет свежим утром – только гарь, сырость и разложение. Тени людей мелькают у дверей, слышны приглушённые голоса. Всё, как обычно.
На заводе – снова крики надсмотрщиков. Один из них машет палкой, подгоняя дартлогийца, который едва тащит обломок металлической балки.
– Давай быстрее, животное, у нас тут работа стоит! – орёт он, и тот ускоряет шаги, спотыкаясь под тяжестью.
Меня сразу отправляют к завалам. Завод после пожара напоминает рану, которую пытаются залатать неуклюжими руками. Металл скрипит, когда мы поднимаем куски обрушившегося оборудования. Пыль поднимается клубами, заполняя лёгкие, и даже платок, повязанный на лицо, не помогает.
– Ты! – кричит один из надсмотрщиков, и я замираю. Его палка указывает на меня. – Хватит ковыряться там. Вон в тот цех.
Киваю и направляюсь в сторону указанного здания. Там, в одном из уцелевших цехов, гудит конвейер. Войдя внутрь, я почти сразу чувствую тёплый, маслянистый запах смазки. Люди работают молча, как муравьи, стоя в линию вдоль движущихся механизмов.
Меня ставят в конец линии. Задание простое: брать металлические заготовки, протирать их от масла и складывать в ящик. Работа монотонная, но не такая тяжёлая, как разбирать завалы.
Рядом со мной – женщина лет сорока, её лицо измождено, а руки покрыты ожогами. Её движения механичны, как будто она даже не осознаёт, что делает. С другой стороны – молодой парень, совсем мальчишка. Его губы шепчут слова, которые я не слышу. Может, молитва. Может, отчаяние.
Опускаю взгляд, позволяя рукам автоматически двигаться. Маслянистый запах пропитывает воздух, смешиваясь с гулом машин. В голове всё ещё звучат отголоски вчерашнего дня. Доминионеров собрали, но затем отпустили. Или я ошибаюсь? Этот вопрос сверлит мне голову.
Сжимаю тряпку сильнее, чувствуя, как она впитывает масло с очередной детали. Локан сказал, что мне нужно найти человека для подполья. Того, кто сможет выдержать, кто не предаст. Но кого? Как его искать среди всех этих людей, измождённых и сломленных?
Смотрю на парня рядом. Его руки дрожат, губы шепчут что-то беззвучное. Надсмотрщик проходит мимо, парень вздрагивает, и я вижу, как его плечи поднимаются от страха. Нет, он не выдержит. Он может сломаться в любой момент.
Женщина слева двигается, словно механизм. Её лицо безжизненное, взгляд стеклянный. Она пережила многое, это видно. Но сможет ли она бороться? Или она слишком давно смирилась?
Смотрю на каждого, стараясь заметить мельчайшие детали. Кто-то работает быстро и не поднимает глаз. Кто-то слишком медленно, явно напуган. Люди здесь, как открытые книги, но большинство из них исписаны болью и усталостью.
Ищу дальше. Моё внимание привлекает мужчина на противоположной стороне конвейера. Его движения чёткие, отточенные. Работает быстро, но не торопится. Его лицо спокойно, но взгляд цепкий. Он осматривает линию, как будто считает, кто где стоит.
Его руки не трясутся, как у остальных. Они уверенные, но не привлекают внимания. Он старается быть таким же, как все, но я вижу разницу.
Стараюсь не смотреть на мужчину слишком долго, чтобы не привлечь внимания. Надсмотрщики ходят вдоль линии, их взгляды лениво блуждают по рабочим. Один из них останавливается недалеко, поправляет ремень и что-то кричит другому, но я не слушаю. Жду момент, когда смогу остаться незамеченной.
Мужчина напротив не делает ни одного лишнего движения. Его сосредоточенность завораживает. Но как подойти к нему? Как сказать хоть слово, чтобы никто ничего не заметил?
Работа продолжается. Масло течёт по моим пальцам, впитывается в тряпку, пачкает одежду. Боль в мышцах нарастает, но я заставляю себя двигаться. Любое замедление – это вызов удара. Надсмотрщики расхаживают между нами. Их голоса звучат, как хлёсткие удары кнута.
– Быстрее, животные! – орёт один, размахивая дубинкой. Его голос пронзает тишину, заполняя пространство мрачного цеха.
Краем глаза замечаю, как молодой парень, работающий рядом, опускает голову и ускоряет движения. Его руки едва справляются с деталями, и я вижу, как он дрожит. Дартлогиец выглядит так, словно вот-вот упадёт.
Пытаюсь работать размеренно, не привлекать внимания.
Мой взгляд скользит к надсмотрщику, который останавливается напротив.
– Чего пялишься?! – кричит он и бьёт дубинкой по столу рядом.
Резко отвожу глаза и продолжаю работать, чувствуя, как внутри всё сжимается от страха.
– А ну-ка! – орёт он и замахивается дубинкой. На этот раз удар приходится по плечу. Боль пронзает, но я сжимаю зубы, не позволяя себе даже вскрикнуть.
– Думаешь, ты тут самая умная, да? – ухмыляется он, переводя дыхание. Его лицо близко, слишком близко. От него пахнет потом и дешёвой выпивкой. – Работай! Или я тебя так поставлю на место, что забудешь, как звать!
Слова жалят, но я молчу. Это закон.
Он отступает на шаг, но всё ещё смотрит на меня, как будто ищет повод ударить ещё раз. Мимо проходит другой рабочий, спотыкаясь о какой-то инструмент, и надсмотрщик тут же переключает своё внимание:
– Эй ты, безрукий! Подними это! – кричит он, и его дубинка снова находит цель.
Хватаюсь от страха за стол, стараясь не потерять равновесие. Плечо горит, словно к нему приложили раскалённый металл.
В этот момент краем глаза замечаю мужчину, за которым наблюдала. Его взгляд задерживается на мне. Он не двигается, но в его глазах что-то промелькивает – напряжение, возможно, злость. На долю секунды наши взгляды встречаются. В его лице нет жалости, но есть что-то другое. Понимание?
Мгновение проходит, и он снова опускает голову, возвращаясь к работе. Я делаю то же самое, чувствуя, как сердце бешено колотится.
Через несколько часов, когда работы становится меньше, нас резко выгоняют из цеха. Голос надсмотрщика перекрывает гул машин:
– Всем выйти во двор! Немедленно!
Рабочие, как стадо, медленно идут к выходу. Шаг за шагом нас сгоняют во двор завода. Грязь и масло под ногами, холодный ветер пробирает до костей. Я держусь позади, пока не замечаю мужчину, за которым наблюдала. Подстраиваюсь, чтобы встать рядом. Он слегка напрягается, когда чувствует моё присутствие, но ничего не говорит.
Во дворе уже стоит деревянная платформа. Она примитивная, но знакомая до боли. На такой же когда-то казнили моих родителей. Дыхание сбивается. Нет, только не это.
На платформе возвышается фигура в чёрной форме. Его светлые волосы блестят в лучах солнца, а лицо – холодное, словно высеченное из камня. Адриан Эрлинг. Чёрные Стражи стоят позади него, их лица скрыты тенями, но их присутствие ощущается физически.
– Внимание! – голос Эрлинга звучит резко, как удар. Он даёт знак, и толпа замирает. – Вчера на этом заводе была применена магия доминионера. Несанкционированно.
Он делает паузу, обводя нас взглядом. Его глаза скользят по толпе, пока не задерживаются на мне. Я стараюсь не двигаться, не дышать. Только бы он не смотрел слишком долго.
– В Империи использование магии строго контролируется. Доминионеры. Виталисы. Солярисы. Шелдрены. Все маги обязаны подчиняться закону. Использование магии без разрешения высшего руководства – это не просто преступление. Это предательство. – Его голос становится тише, но от этого звучит ещё более угрожающе. – И за это полагается немедленная казнь.
Люди переглядываются. Один из дартлогийцев роняет инструмент и получает удар в спину от надсмотрщика. Я стою неподвижно, пытаясь казаться ничем не примечательной.
Эрлинг замолкает, а затем кивает в сторону одного из Стражей. Тот подводит мужчину в наручниках. Лицо осуждённого бледное, глаза широко раскрыты от ужаса. Он шепчет что-то себе под нос, но никто не слушает.
– Этот человек вчера применил магию доминионера, – голос Эрлинга ровный, почти ленивый, как будто он объявляет об обычном событии. – И теперь понесёт наказание.
Мужчину, которого вывели на платформу, держат двое Стражей. Он высокий, сгорбленный, но даже в этом положении видно, что он не сломлен. Его взгляд не опущен. Он смотрит прямо вперёд, с какой-то странной смесью гордости и вызова.
Моё сердце сжимается.
Это не он. Это не он применил магию. Это была я. Я!
Но ноги словно приросли к земле. Я не могу сдвинуться. Не могу даже вздохнуть. Единственное, что могу, – это стоять и смотреть, как его тащат вперёд, шаг за шагом, будто ведут на заклание.
Глаза наполняются слезами, и я не могу их остановить. Стараюсь утереть их незаметно, но тёплые дорожки всё равно стекают по щекам.
Эрлинг подходит ближе к краю платформы. Его взгляд цепляет каждого из нас, задерживаясь чуть дольше, чем нужно. Когда он смотрит на меня, я чувствую, как по позвоночнику пробегает ледяная дрожь. Сжимаю кулаки, чтобы руки не дрожали.
– Пусть это станет уроком для всех, – произносит он. Его голос звучит спокойно, но в каждом слове чувствуется сталь.
Мужчина, которого должны казнить, поднимает голову. Его глаза скользят по толпе. Он смотрит на каждого, но чуть дольше задерживается на имперцах. Его лицо спокойное, почти умиротворённое.
Вдруг он резко выпрямляется и выкрикивает фразу на дартологийском:
– Крылья не сломать!
Его голос звучит громко, разрывая тяжёлую тишину. Люди вокруг вздрагивают, кто-то замирает, кто-то прикрывает рот руками. Эти слова, произнесённые на родном языке, звучат как молния в ночи.
Вместе с криком он поднимает руку высоко над головой, сжимая её в кулак. Этот жест, простой и понятный каждому, кажется в этот момент мощным символом сопротивления и надежды.
Эрлинг мгновенно реагирует. Его лицо, до этого спокойное, исказилось на долю секунды. Он резко выхватывает револьвер, длинноствольный, с гравировкой на рукояти. Звук выстрела разрывает воздух.
Мужчина падает. Его тело с глухим стуком ударяется о деревянный настил. Кровь растекается по платформе, алым пятном напоминая нам, что мы живые.
Толпа замерла. Даже самые жестокие надсмотрщики выглядят ошеломлёнными. Никто не двигается, никто не шепчет.
Эрлинг медленно убирает оружие в кобуру. Его лицо снова становится маской равнодушия.
– Рабочая смена закончена. Доминионеров увести. Остальных – вон, – его голос звучит так, будто ничего не произошло.
Толпа медленно начинает двигаться. Люди идут, опустив головы, едва переставляя ноги. Никто не смотрит друг на друга. Остаюсь стоять, чувствуя, как тело словно парализовано. Ноги будто приросли к земле.
Рядом со мной мужчина, тот самый, кого я заметила на конвейере. Его лицо хмурое, но спокойное. Он тихо, едва слышно шепчет:
– Иди же, девочка. Или хочешь лечь рядом с Гейром?
Гейр. Теперь у него есть имя. Это имя пронзает сердце, как острый нож.
– Вы знали его? – спрашиваю, едва шевеля губами.
Мужчина кивает, глаза остаются устремлёнными вперёд.
– Знал. И горжусь этим.
Он не смотрит на меня, но в его голосе нет ни тени страха, только твёрдая уверенность.
Поднимаю взгляд на платформу. Эрлинг всё ещё там. Его высокий силуэт выделяется на фоне кровавого заката. Он беседует со Стражами. Его движения чёткие, приказы короткие. Лицо хладнокровно, словно то, что только что произошло, не имеет для него никакого значения.
Ненависть взрывается внутри меня, острая и жгучая. Эрлинг. Он – воплощение Империи. Холодной, бесчувственной, уничтожающей.
Тихо произношу:
– Переулок Нордена. Сегодня. Девять.
Мужчина слегка кивает. Лицо не выдаёт ни страха, ни смятения. Он понимает.
Я ничего не отвечаю. Внутри всё кричит от ужаса, ярости и боли. Но я молчу. Я всегда молчу.
Когда толпа редеет, начинаю пятиться назад, стараясь не привлекать внимания. Каждый шаг даётся с трудом. Ноги тяжёлые, словно их связали невидимыми цепями. Когда заворачиваю за угол завода, на миг останавливаюсь. Сердце бьётся, как у загнанного зверя.
А потом бегу.
Бегу, не думая о том, кто может заметить. Бегу, пока лёгкие не начинают гореть, пока ноги не перестают двигаться. Слёзы всё ещё текут.
– Крылья не сломать, – шепчу, едва слышно.
Громче.
– Крылья не сломать.
Каждое слово – как удар сердца, как обещание.
– Крылья не сломать!
Эти слова теперь мои.
Бегу, не разбирая дороги. Слёзы текут по щекам, и я даже не пытаюсь их остановить. Холодный ветер обжигает лицо, но я не чувствую ничего, кроме боли. Ноги едва держат, но я продолжаю бежать, словно от этого зависит всё.
Добравшись до дома, взбегаю по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Открываю дверь комнаты номер 12 и захлопываю её за собой, будто могу спрятаться от всего мира. Падаю на колени, обхватив себя руками, и рыдания вырываются наружу, как поток, который невозможно сдержать.
– Элин? – раздаётся голос за спиной. Кайра. Она заходит в комнату и опускается рядом. – Что случилось?
Всхлипываю, пытаюсь говорить, но слова застревают в горле. Кайра обнимает крепче. Тепло её тела немного возвращает меня в реальность.
– Они… они казнили дартлогийца, – шепчу наконец. Голос ломается, слова рвутся из меня, как осколки. – Прямо там, на заводе.
Кайра вздрагивает. Её лицо становится мрачным, глаза наполняются ужасом.
(ответ кайры должен подходить под ее характер и сеттинг)
Киваю, утыкаясь лицом ей в плечо, чувствуя, как слёзы снова текут по щекам. Её пальцы мягко гладят меня по волосам, но я не могу задерживаться здесь надолго.
– Кайра, – выдыхаю я, глядя в её встревоженные глаза. – У меня мало времени. Мне нужно идти.