– Ты собираешься рассказать Максу о своей беременности? – произнесла лучшая подруга Энни Джен. Они вальяжно прогуливались по торговому центру.
– Да, он, как отец, имеет право знать. Я не хочу лишать его права принимать участие в жизни его дочери, если, конечно, он захочет.
– Ты не думала о том, чтобы снова быть с ним. Ты не думаешь, что ребенку лучше будет в полной семье с мамой и папой?
– Что будет лучше моему ребенку, я знаю лучше тебя. Я не собираюсь создавать семью только ради своей дочери. Знаешь, все женщины в моем роду были несчастны в браке, и они как раз терпели своих мужей только из-за детей, я не хочу продолжать эту традицию. Разве это так ужасно, что я хочу быть счастливой? Почему я должна вступать в брак с человеком, которого не люблю? Он прекрасный мужчина, и мне с ним, наверное, было бы хорошо, но не было бы любви, страсти, которая так мне необходима. Я хочу не только получать любовь, но и отдавать, наслаждаться человеком, испытывать жажду в его отсутствие, тоску, страсть.
– Ты говоришь не о семейной жизни, а тем более не о семейной жизни с ребенком. Все, что ты перечислила, не существует между людьми в браке.
– Если у тебе нет этого в семейной жизни, это не означает что так и должно быть. Меня не особо волнует, как у других или как должно быть, я хочу по-другому. А по поводу дочери, еще год назад я знала, что ко мне идет девочка с белокурыми волосами, голубыми глазами, робкой и теплой улыбкой. Я ее ждала, и она ко мне пришла.
– Почему ты так уверена, что у тебя девочка, ты же еще не была у врача?
– Я знаю, просто знаю.
– Опять вангуешь, мать. Но все-таки по поводу брака с Максом подумай.
– Нет, даже думать не буду, потому что ко мне идет другой мужчина. Последнее время я ощущаю его присутствие в моей жизни все сильнее.
– Когда ты так говоришь, мои мурашки устраивают на коже стометровку на время. За столько лет, я никак не могу привыкнуть к этому. То твои пророческие сны, то твои слова о будущем.
– Пойдем купим себе по кофейку?
– Пойдем, только я сейчас забегу в дамскую комнату, а ты мне пока закажи.
– Тебе как обычно?
– Да.
Мы стояли около небольшого островка, где делают кофе. Энни сделала заказ и стояла в ожидании, а я оглядывался по сторонам, рассматривая людей и Путников, которые брели за ними.
– Могу я оплатить ваш заказ, а взамен получить ваш номер телефона? – я повернул голову и увидел, как какой-то самодовольный парень говорит это моей Энни, да еще и с такой похотью в глазах.
– Убери своего подопечного от нее, иначе я за себя не ручаюсь, – я сам не замечая, сказал это с такой злостью его Путнику, что у последнего искривилось лицо. Он никак не ожидал это услышать от меня, но я был слишком взбешен этим мальчишкой. Путник быстро подошел к своему человеку и что-то шепнул на ухо.
– Спасибо, но я сама оплачу свой кофе, – спокойно и холодно сказала Энни, давая понять, что не заинтересована в этом.
– Коршун, – выругался я вслед уходящему парню и, повернувшись к Энни, вздохнул. – Энни хватит пить столько кофе… кофеманка ты моя! Твоя бабушка не одобрила бы это, в твоем положении вредно пить его в таком количестве.
Энни с Джен забрали свой кофе и направились в парк, чтобы немного прогуляться на свежем воздухе. Я внимательно смотрел на Энни и понимал, что с Джен ей очень комфортно, она была расслаблена, во время разговора она не подбирала слова, боясь быть непонятой. Она знала, что ее любят, понимают и относятся с заботой.
– Мне звонила Мэри, завтра она устраивает вечеринку. Она просила спросить у тебя, пойдешь ли ты? – спросила Джен.
– А сама побоялась спросить? – с улыбкой произнесла Энни. – Нет, наверное.
– Да мы если честно, все тебя немного побаиваемся. Все твои выходы в свет очень легко посчитать, потому что они уместятся на одной руке. Я никогда не спрашивала тебя об этом. Ты, что, нас избегаешь? Ты настолько нас всех не любишь? – усмехнулась Джен.
– Дело не в том, что я вас не люблю, я вас очень люблю, но мне тяжело потом после этих встреч. Я вспоминаю всех людей, вспоминаю эмоцию каждого, выражение лиц, движения рук, слова, которые они произносили, анализирую их состояние, настроение, насколько они счастливы и довольны жизнью. Я не знаю, все ли так делают, но я понимаю, что делаю это неосознанно. Во время встречи, я не отдыхаю и развлекаюсь, а наблюдаю и сканирую людей. – Энни ненадолго замолчала, размышляя. – Нет, наверное, сначала я чувствую состояние человека, затем я слежу за каждой мелочью в его поведении. Я смотрю, как он ест, как пьет, о чем говорит и с какой интонацией, как он реагирует на слова другого человека. Если я увижу, что у человека комплекс или он травмирован какой-либо ситуацией, то я начну думать в чем причина, и как ему можно помочь ее решить, но единственное, чему я научилась, то это не поднимать эту тему и не пытаться помочь, – она подняла голову, смотря в небо. – Как бы это сказать, я вижу то, о чем молчит человек. Так же я думаю, не кажусь ли я им странной, потому что не веселюсь, как все остальные. Я не люблю игры и любые действия, где ко мне будет пристальное внимание, я не то чтобы испытываю дискомфорт или стеснение, я просто не привыкла к этому. Еще с детства я не люблю выступать и участвовать в каких-либо играх, сколько бы мне не пытались их привить. Если выбирать шумную большую компанию, или уединенную встречу, то я выберу последнее, потому что мне будет тихо и спокойно. – Энни тяжело вздохнула. – Но в том и другом случае, я потом на несколько дней, а порой и недель застреваю в этой встрече, я все вспоминаю, все думаю и думаю, ищу ответы на вопросы, на которые не ответила сразу. Я нахожусь в настоящем, но проживаю прошлое. Это изматывает. Я так завидую тем людям, которые проживают день и забывают все. У меня не получается. Я могу вспомнить разговор с незнакомкой на вокзале 10 лет назад и прожить заново ту встречу. Я могу вспомнить черты ее лица, цвет волос, положение ее рук, и как она несла в себе боль от потери сына. Иногда, вспоминая или думая о другом человеке, я не просто вспоминаю ситуацию, представляю его внешне, а переношу его состояние на тот момент на себя, то есть я начинаю испытывать его чувства. Это больно, это меня выматывает. Я как будто проживаю не свою жизнь, а жизни других людей.
– Ты испытываешь такие чувства от любой встречи? То есть после нашей встречи ты тоже будешь думать обо мне долгое время?
– И да, и нет. Бывают легкие встречи, от которых остается тепло и приятное послевкусие, как с тобой, а бывают и тяжелые. Но самое интересное, что я люблю больше тяжелые встречи и травмированных людей, тех, кому в жизни достались испытания. Эти люди глубже и сильнее, они думают и смотрят на жизнь по другому. Люблю людей, которые долго были в одиночестве, потому что они знают цену человеческим чувствам и с трепетом относятся к людям, они уважают чужие чувства, особенно чужую боль. Они самые чистые в желании помочь другому, потому что им самим когда-то была нужна помощь. Правда, удивительно, что я люблю тех людей, боль которых я чувствую на себе. Это особый вид садомазохизма. – Энни одарила Джен своей теплой улыбкой, которая как бы говорила «не переживай, я в порядке».
– Господи, как ты с этим живешь? – немного тревожно сказала Джен.
– Отлично, я привыкла, я бы не хотела быть никем, кроме себя, мне нравится, кем я являюсь. Мне нравится видеть то, что другие не видят, мне нравится видеть правду, где ее пытаются скрыть.
Когда мы вернулись с Энни домой, уже стемнело. Я все прокручивал у себя в голове ее диалог с Джен. Я потихоньку узнавал и начинал понимать Энни. Понимал, что в ней действительно всего много, много жизненных событий, травм, чувств, и не всегда это её. Она проживает не только свою жизнь, а жизнь множества людей. В тот момент я не испытывал к ней чувства жалости, было только желание уберегать ее, я хотел, чтобы она хоть наполовину отдала мне тот груз чужих жизней, который она несет в себе.
Энни легла на кровать и укуталась в одеяле. Я просто сидел и наблюдал, как она засыпает. Услышав ее сопение, я подошел и лег с ней рядом, стараясь укутать ее своими руками. До боли в сердце мне захотелось отдать ей самого себя, отдать свое тепло, спокойствие, подарив ей безмятежность, хоть ненадолго забрать тревоги и переживания.
Тело Энни было очень напряженным, хотя она спала, я закрыл глаза и еще крепче обнял её. Я начал наращивать тепло своего тела, до таких размеров, пока Энни полностью не была окутана в вуаль моей энергии, пока не стала расслабляться. Обрывками и в хаотичном порядке ко мне стали приходить чувства Энни и жизни… чужие жизни, чувства. Я проживал и чувствовал всё то, что чувствует она. Забрать всё это я не смог, но её состояние изменилось, открыв глаза я увидел легкое свечение, которое исходило от нее. Умиротворение, нежность, жар жизни и силы идти дальше, вот что я почувствовал в ней.
Раньше я делал это со своими подопечными, но я не был уверен, что с Энни это сработает, но желал этого всем сердцем. Она лежала в моих руках, такая расслабленная, теплая, что мне не хотелось выпускать ее и уходить. Я долго думал, о том, что увидел в Энни и не заметил, как провалился в сон, которого у меня не было уже два или три столетия.
Уже прошла неделя с той ночи, и я видел значительные перемены в ней. Энни стала больше улыбаться, взгляд стал мягче, в ней стало больше спокойствия, мягкости и уюта. В течение этой недели она рассказала своим родителям и Максу о своей беременности. Разговор с последним, конечно, дался Энни с трудом, она долго объясняла ему, что ничего не требует от него, что вступать с ним снова в отношения она не хочет, что ее совесть просто не позволила ей молчать, что это только ее решение рожать и ответственность она несет сама. Макс же откровенно признался, что не готов ни к отношениям, ни к ребенку, но, решив все-таки остаться джентльменом, он добавил, что если ей понадобиться какая-то помощь, он ей её окажет. На этом они мирно и без претензий к друг другу разошлись. Что касается родителей, они конечно были рады.
Я расположился на скамейке в парке, где Энни неспешно гуляла и наблюдал за ней. Она взяла с себя слово каждый день устраивать прогулки на свежем воздухе и, наконец-то, перестала употреблять кофе в большом количестве. Раньше, она понимала, что беременна, но сейчас она отчетливее осознавала то, что в ней зарождается новая жизнь.
– Красиво, – прервал мои мысли голос усевшегося рядом мужчины. Повернувшись, я увидел Старейшину.
– Здравствуйте, Старейшина. Что красиво?
– Беременная женщина – это всегда красиво. Нет ничего более величественного, чем женщина, дарующая новую жизнь.
– Соглашусь с Вами, – не отрывая взгляд от Энни, сказал я. – Вы не знаете, почему она отказалась от Путника?
– Оу… Раньше она сама была Путником, но захотела переродиться человеком. Ты разве не замечал, что к ней постоянно обращаются люди с проблемами, ища утешения и поддержки? – с улыбкой произнес Старейшина, увидев мое удивление.
– Замечал, – я начал вспоминать людей, которые приходили к Энни за то время, которое я был с ней, но больше меня поразило другое. – Мы можем стать людьми?
– Почему нет? Можете, она хотела почувствовать человеческую жизнь с самого начала, – он смотрел на Энни так тепло, как смотрят отцы на своих дочерей. – Как она?
– Неплохо, она чувствует, что у нее будет дочь и уже придумала имя моей подопечной. Она ласково зовет ее Амелия.
– Ты собираешься за ней присматривать, пока не родится твоя подопечная?
– Да.
– Тогда ты должен знать, что рядом с ней сдается квартира. – Лукаво улыбаясь сказал Старейшина, смотря на мою реакцию.
– Но… Правила…
– Какие правила? Вы сами создали себе правила, как вам казалось, для удобства и с верой в то, что это правильно. Я же их не создавал… Вы вроде Путники, а так похожи на людей, создаете то, что вам не нужно… – он улыбнулся, похлопал меня по плечу и ушел.
Я понимал, о чем он говорит, он хочет, что бы я принял человеческое обличие. Порой мы делаем так, помогая своим подопечным, но в большинстве случаев мы стараемся оставаться невидимыми и неосязаемыми для них.
Энни уже направлялась к дому, уткнувшись в свой телефон, не слыша ничего вокруг. Видя, что, она идет прямо на проезжающую мимо машину, я ускорил шаг и догнал её. Я понимал, что она сейчас может оказаться под колесами автомобиля. Мне ничего не оставалась делать, как принять человеческое обличие. Приблизившись к ней, я схватил её за талию и притянул к себе прямо перед машиной. Машина резко затормозила.
– Ты вообще смотришь, куда идешь?!!! – заорал водитель автомобиля.
– Во-первых, не ты, а Вы, а во-вторых, вам никто не давал права повышать на нее голос, – грубо ответил я водителю, держа Энни в своих объятиях. Водитель только фыркнул и уехал. – Вы в порядке? – обратился я к Энни.
– Да…, – немного озадаченно сказала она, освободившись из моих рук, – но теперь я не удовлетворена, почему Вы его так быстро отпустили, я не успела сказать, какой он засранец, – уже возмущаясь, затараторила Энни, смотря на меня.
– Мне его догнать? – Не выдержал я и громко засмеялся.
– А Вы можете? – парировала Энни. – Не нужно… и спасибо Вам, что одернули меня, – уже с улыбкой произнесла Энни.
– Вы точно в порядке?
– Да, спасибо за беспокойство, я пойду. – Она развернулась и направилась к своему дому, а мне оставалось только стоять и смотреть, как она уходит.
В последующие несколько дней я занимался обустройством своей человеческой жизни, придумывал свою историю, арендовал квартиру и наводил в ней порядок. Квартира находилась рядом с квартирой Энни и за эти два дня я только несколько раз приходил, чтобы удостовериться, что она в порядке.
Я был в своей квартире, когда услышал крик Энни и грохот. Я понесся к ней.
– Мэри, это даже не психолог, это марафон, тебе действительно это нужно или ты делаешь вид, что тебе нужно?– раздраженно начала Энни. Она включила телефон на громкую связь, положив его на стол, начала собирать все книги, которые упали с полки.
– Мне это нужно.
– Тогда просто попробуй услышать себя, чтобы узнать себя, надо просто спросить. Никогда не пробовала?
– Я что, больная!? Нет, конечно, я думала много, но не разговаривала с собой.
– Ты удивишься от того, что услышишь. – Энни сделала глубокий выдох, пытаясь успокоиться, и продолжила. – Все, что нас окружает – книги, фильмы, случайный разговор… все это помогает нам увидеть себя, разобраться в себе и понять лучше, – она ненадолго замолчала, – ты просто не хочешь это видеть, не хочешь видеть себя, и показать себя другим. А знаешь почему?
– Почему?
– Боишься, что тебя такой не полюбят. Люди, вообще, боятся самих же себя, потому что думают, что их настоящих никто любить не будет, но в то же время находиться долгое время с людьми, которые их совершенно не знают, это для них нормально. – Энни начала нахаживать круги по квартире, забыв о книгах. – Я убеждена, что на все вопросы, которые ты задашь, ты уже знаешь ответ, слова другого человека нужны вам лишь для подтверждения. Все психологи, коучи, тренинги, учат вас и готовят к тому, что в какой-то день вы заговорите с самим собой. Но, к сожалению, не все люди до этого дойдут, люди лукавят и боятся самих же себя.
– Ты чего такая злая, гормоны скачут?
– Мэри, да не гормоны это, и не злая я, это мое обычное агрессивно-раздраженное состояние, ты же знаешь, что меня порой уносит куда-то, когда мы обсуждаем такие темы.
– Мы с тобой два дня назад разговаривали и у тебя было совершенно другое настроение? Что случилось? Колись!
– Я не чувствую его уже второй день! – после долгого молчания, она ответила так, как будто сама не хотела в это верить.
– Кого?
– Его.
Я смотрел на нее и надеялся, что она говорит про меня, очень надеялся.
– Ты ищейка что ли? Не чувствует она, – Мэри тяжело вздохнула. – Энни, я знаю тебя уже несколько лет, я знаю, что у тебя есть какие-то способности, ты не раз подтверждала это, но сейчас ты совсем меня пугаешь. Ладно, мне пора бежать. Пока… и спасибо.
– Пока.
Эти два дня я не только создавал себе новую жизнь, но и очень много думал. Когда я был в человеческом обличии, обнимая Энни, я почувствовал тепло ее тела, я чувствовал уже её вуаль энергии, горячую, но не обжигающую, она как будто не просто согревала, а разжигала желание… желание жить. Находясь в своем привычном состоянии, я видел это в ней, частично чувствовал, но не ощущал ее настолько сильно. Я начал понимать людей, которые так тянулись к ней, открывались, приходили к ней с проблемами или грузом на душе, она не только говорила то, что в данный момент нужно было услышать человеку, но и дарила такое спокойствие, веру в жизнь, отдавая всю себя человеку, говоря как бы, что он не один, она с ним. Мне хотелось вновь и вновь чувствовать на себе ее тепло.
Но не только это я осознал. Я испытывал чувство, которое не свойственно Путнику, но так знакомо человеку. Я скучал, я хотел скорее оказаться с ней рядом.
Мы, Путники, испытываем, наверное, только одно чувство полноценно – сопереживание. Оно нам нужно, чтобы понимать своих подопечных. Остальные чувства нам знакомы заочно. Я начал осознавать, что мы совершенно не понимаем людей, мы видим в них только эмоции, но до конца не можем чувствовать их. Я много раз видел, как мои прошлые подопечные скучали, но я не осознавал, насколько это чувство может разрывать сердце, и как это мучительно. Это заставляет мое сердце одновременно бешено биться от желания и сжиматься от невозможности, а привычное чувство одиночества становится противным и невыносимым.