Анна Цой
Эшелон сумрака
– Г-господин! – вылетела из-за моей спины Шага, опережая меня, – господ Арзт… он… – она была испугана не меньше меня, – м-мёртв!
Она непонимающе перевела взгляд с Оушена на меня и обратно, пока я смотрела в его глаза, не отрываясь, и видела то, как на его лице расплывается улыбка. Насмешливая и жестокая, как мой поступок секундой ранее.
– Уже? – только и спросил он, – я предполагал, что проклятье не распространится так быстро, – он подался вперёд, – ты победила меня в этом, Лу, – ехидный взгляд и обращение к Шаге, – сообщи об этом слугам, пусть унесут его подальше от наших с леди вагонов.
Она кивнула ему, подтёрла одинокую слезу со щеки и направилась на выход.
– И напомни о запрете на вход всем мужчинам, – он хмыкнул, – не желающим погибнуть так же. Можешь идти.
Она едва заметно вздрогнула и скрылась за дверью, оставив нас одних.
– Удивлена, по какой причине остался жив я? – он не стал ждать моего кивка, а я бы и не смогла его сделать, – любовь, Лу. Ты же говорила мне сама, – он склонил голову набок, – помнишь? Я же не настолько идиот, чтобы не понимать очевидного. Арзт, вот – идиот, – усмешка, – был. А я успел понять то, что не верить в твои слова – глупость. Ты могла видеть то, о чём не подозревали мы.
Я качнула головой.
– Вы меня не любите. Способен ли тот, кто любит, так поступить?
Он тихо посмеялся.
– Способность мыслить здраво от любви не теряется, Лу, – он откинулся на спинку кресла, – а в нашей ситуации здраво было поступить так, как поступил я.
Я впервые в жизни жалела о том, что не смогла поступить по-злому. Но было бы мне от этого легче?
– Я ни разу за всё время наших разговоров не обещал тебе ничего, что не стал бы совершать. Я остался верен своим словам. А ты видела во мне того, кем я никогда не являлся.
Я собиралась встать, но он продолжил, и я замерла, держась руками за подлокотники.
– Я снова укажу тебе на факты, Лу: я не умер при взгляде на тебя. Это ли не доказательство моей любви? – его глаза сверкнули, – что ещё тебе нужно? Я не могу понять твоей хмурости и апатии! Я жив и я остаюсь рядом с тобой, Луана. Это ведь самое главное, разве не так?
Я опустила глаза к полу. Тяжело было слышать и понимать его слова. Он сам был тяжёлым.
– Почему нельзя было оставить всё, как раньше? – опустила плечи я, – вы говорили мне об ответственности… но сами переложили её на меня.
Он покачал головой.
– Ты и есть моя ответственность, Лу. И я не оспариваю того, что несу её. Я попросту сделал так, чтобы нести её возможно было более… разумным способом.
Я была с ним не согласна:
– Вы жили так уже много лет, а я… меня даже лечить некому!
Он улыбнулся мне.
– Я был под наблюдением Арзта всего десять лет. До этого встретил его в одной из столичных госпиталей, откуда периодически забирал нужные мне медикаменты, – он сощурился, – до Арзта было ещё три таких врача, которые искали причину и пытались меня лечить. Но смысла в этом было не больше, чем в моей возне с солдатами и Эшелоном, на что опять же указала мне ты, – его пальцы постучали по коробочке книги.
По обложке – напомнила я самой себе. Оушен рассказал мне о ней.
– Но вернемся к твоему вопросу, – он дёрнул щекой, – проклятье не лечится. Кровавые слёзы будут всегда. Колоть обезболивающее и подшивать разломы способен я сам. Мне попросту было лень делать это самостоятельно. Сейчас – совсем другое дело. Ты – не я, Лу. И забота о тебе вызывает у меня намного больше желания, чем возможность делать это с собой.
Я ужаснулась:
– Вы заимели меня, как куклу. Чтобы играть, пока не наскучу!
Он уместил голову на руке, подперев её кулаком.
– Не наскучишь. Я способен придумывать новые… игры, – он встрепенулся, – пара лет, и наймём тебе такого же врача! Прогресс, знаешь ли, не стоит на месте. Уже должны были появиться, как минимум, самоучки, пусть и не настоящие женщины-врачи. Контролировать такую будет даже интереснее! – он поднялся на ноги, подошёл ко мне и сел рядом, подвинув к краю дивана, – только представь, Лу: мы всегда будем вместе, – его рука сжала мою ладонь, – будем жить очень долго. Сможем увидеть то, что никогда не смогут обычные люди за одну жизнь. У тебя будет всё, что ты только пожелаешь.
Я покачала головой и забрала у него свою ладонь.
– У меня будет то, что пожелаешь ты, – я поднялась и обернулась к нему плечом и лицом, – я хочу, чтобы вы всё вернули.
Он хмыкнул, потянул меня за платье вниз и заставил сесть рядом с ним снова.
– Ты удивительным образом переходишь на личное общение со мной только тогда, когда злишься, – он схватил меня за подбородок и наклонился к лицу, – даже не знаю, что мне нравится больше: твоё холодно-отстраненное «вы» или твоё панибратское «ты», – уголка губ коснулись его тёплые губы, – оставайся такой разной всегда. В этом весь смысл.
Ещё одно касание.
– И не забывай того, что я теперь мягкий и добрый. И я могу очень многое – тебе стоит лишь попросить. Сказать мне об этом, – нос прочертил по щеке вниз, – однако, не стоит провоцировать меня. Во всём есть исключения.
Я повернула лицо к нему, почти коснувшись носом.
– Даже в вашей любви? – спросила прямо.
Отчего меня сразу же отпустили, недовольно откинулись на спинку дивана и скрестили руки на груди.
– Понятия не имею, – выдохнул он мне вслед, когда я уже застыла у двери кабинета, чтобы вернуться в спальню, – что в ней есть, а чего нет. Я воспринимаю всё только при непосредственном контакте.
Он хмыкнул и поднял на меня пристальный голубой взгляд.
– К примеру, за эти дни я осознал, что крайне ревнив, – уголки его губ дёрнулись вверх, – поэтому, если у тебя возникает желание завести с кем-нибудь разговор, сделай это со мной. Пока у тебя ещё остались варианты выбора собеседника.
Я нахмурилась и кивнула, чтобы выйти в спальню, закрыть за собой дверь и выдохнуть.
Это он про разговоры с Шагой. Она иногда вынуждала меня своей болтовней отвлекаться от книги. Но разве я говорила с ней часто?
К последней я и вернулась – вновь села у окна и застыла, глядя на пляшущие от слёз строчки. Красивые: ровные, чёрные и одинаковые. Вот бы и мне сейчас стать написанной – не живой и не чувствующей ничего в целом мире.
– Унесли! – хлопнула дверью служанка, – и чего так вышло скоро? Только задохался, а тут… может ты своей болячкой его того… – она дёрнула головой, – заразу ему какую передала?! – она подбежала ко мне и плюхнулась на пол у самых ног, – али это твоё колдовство опять? Да не сердись ты, я никому! – она завязала перед губами мешочек, – Всезнающим клянусь!
Я покачала головой и вернулась к книге.
– Ну и шут с тобой! Миледи! Только и делаешь, что… в окно опять! Чего ж ты там выглядываешь?! Снег, как снег! Сугробы, как сугробы! Тьфу!
– Сделай мне чай, – отвлекла её от разговоров.
Я теперь только и должна, что молчать. Потому что от его слов мне становилось удушающе горько. Вся его любовь была такой, от которой хотелось задыхаться. Даже если он делал что-то хорошее.
Глава 17
Еще через три дня мы достигли Пустоши, за которой должен был быть тот самый разворот. Оушен за эти дни неприятных тем не начинал, словно и в самом деле не солгал тогда про свою новую мягкость. Я продолжала спать на второй половине его воистину громадной кровати, прячась от попыток притронуться ко мне. А сам лорд вёл себя так, будто ничего не произошло – шутил, вёл беседы обо всём на свете, пытался разговорить меня. А ещё позволял то, от чего раньше злился или на что отвечал холодно.
Так, в один из мрачных вечеров я первый раз ступила на крышу, где, держась за установленные поручни и растирая озябшие щёки мехом шуб-ки, я могла смотреть за небом и полями снега не через мутное оконное стекло, а вот так – близко, морозно и не так тяжело, как в богатом неприятном вагоне-спальне. В этом появилось ещё большее значение тогда, когда и без того высокие сугробы переросли в такие, что с крыши я могла коснуться их рукой, если присесть на корточки и вытянуть её, держась за поручень – кто-то успел проехать до нас и очистить пути.
Это добавляло мне одиночества. Я казалась себе одной единственной, застрявшей даже не в снегах, а в льдах, которые по словам Оушена не таяли никогда. Солнца здесь почти не было видно из-за плотных серых туч, не светлеющих даже днём. Мы будто ехали по вечной ночи, погружаясь в неё сильнее – так, что выбраться из этого плена будет тяжело.
На то время, пока я выходила на вагон с люком, иногда немного уходя на те, на которых сидела в первые дни на Эшелоне, его господин разрешал слугам ходить внутри вагонов, отдавая приказ не подниматься сюда, чтобы, не дай бог, мне не повстречался мужчина.
Со всем этим было сложно. Я никогда не считала себя злой или жестокой – Всезнающий велел быть людям добрыми и готовыми к покаянию, однако… я никак не могла заставить себя принять на себя тот грех, что совершила. По какой-то причине смерть господина Арзта терзала только мою голову, но совсем не затрагивала сердце. Оно было будто мертво во время того, как я хотела мучиться и страшить себя адом и геенной огненной.
И это было по-грешному забавно, проезжать мимо одного места, думая эти мысли. Его невозможно было бы назвать обычным и нормальным, потому что… посреди привычного поля снега, разрывая и выгрызая землю, шипящую и кипящую воду и плавя темнеющий снег, зияла огромная дыра. Прямо посередине, огромная и дышащая дымом, она горела самым настоящим чёрным огнем высоко к небу, останавливаясь далеко от нас, но не разрастаясь, как могло бы показаться на первый взгляд. Оно пылало и горело на одном месте – огромном выжженном месте, от которого хотелось сбежать и забыть его навсегда.
Огненная геенна. Именно так я представляла её себе сейчас, проезжая мимо горячего жерла больше двух часов. И если это и в самом деле была она, то её создатель сидел в одном из вагонов внизу. И его имя было страшнее того, которое дали ему в народе. Дух тьмы звучал намного романтичнее и мечтательней, чем Дьявол. И я назвала бы его так, если бы могла сама создавать байки.
– Выглядит ужасно, – испугал меня отнесённый ветром мужской голос.
Я было обернулась, широко раскрыв глаза, но вмиг зажмурила их, слыша неуверенные шаги Джеки за своей спиной.
– Не подходи! – крикнула ему, отчего парень остановился, так и не добредя до меня.
Где-то в двух или трех метрах.
Он хмыкнул с такой горечью и насмешкой, что они передались и мне.
– Шага не соврала, сказав, что ты не станешь терпеть меня… даже с простым разговором, – он тихо рассмеялся, – могла бы и не скрывать свою гниль, пока была с нами на кухне.
Он выплёвывал слова, вынуждая меня открыть глаза и уставиться вперёд, на чёрный опаляющий щёки огонь.
– Тебе следует уйти, – угрюмо сказала ему.
Подойди он ближе, коснись меня или заставь обернуться, и его жизнь оборвется, как оборвалась у хитрого и плохо поступившего врача, в самом деле прикидывающегося добрым. Снова плохие мысли о плохом.
– Никто тебя не побеспокоит, леди, – сквозь зубы прошипел он, – я только хотел сказать, что Веста просила тебя прийти.
Я проглотила огромный ком тяжести в горле.
– Но это было для неё глупостью, да? Ты теперь только с лордами общаешься! Только с ними беседы ведешь! А до нас тебе нет дела.
Я не могла послать Шагу к Весте, как бы не просила Оушена – он запретил ей выходить из наших вагонов. Только забирать еду из рук мальчиков-слуг. Объяснял это он желанием сберечь меня и себя от слухов и болезней, которые она могла передать всё ещё слабой мне.
– Она переживает о тебе, Ана… леди, – сделал шаг ко мне он.
– Я сказала тебе не подходить! – закричала на него я, отбегая от него сама и пряча лицо в мех сильнее.
Мне было страшно, а он был тем, кто точно не был достоин смерти.
– Я… – он отступил, – я понял, госпожа, – добавил уже без зла.
Я сцепила пальцы на поручне, скрипя перчатками по заиндевелому ледяному железу.
– Вы знаете, что это сделал ваш муж? – через долгую минуту спросил парень, – говорят, что на этом месте был целый город. Тогда он был намного больше и был столицей северных земель, а в самом центре была Церковь Всезнающего, – он хмыкнул, – именно с неё он всё начал – сжигал своим чёрным пламенем не только прячущихся солдат, но и всех, кто здесь был. Женщин, детей, стариков и раненых. А знаете почему? Чем они провинились перед ним? Они посмели спрятать своих же мужчин, которых отправили воевать с ним.
По щеке прокатилась солёная обжигающая капля, кажется, не просто слеза – она вновь смешалась с кровью проклятья.
– Ты побежала в его окровавленные руки из-за денег, а он на самом деле жестокий ур… – он осёкся, боясь говорить так о том, кто был его лордом, – даже если он ещё не сделал тебе ничего – это не значит, что не сделает. Он страшный человек, Ана. Он самое настоящее чудовище, а ты всё ещё видишь в нем принца, – он тяжело вздохнул, – Веста была права, сказав, что ты наивная и не видишь ничего дальше собственного носа.
Вторая дорожка слёз. И сразу же боль, открывающая следующий разлом. Я зажмурилась, туша крик.
– Что толку от твоих слов? – прошептала я, – чем мне помогут твои слова? Я-я… я прошу тебя уйти, – добавила громче, – и передай Весте, что у меня всё хорошо. Я немного заболела и скоро… потом, когда выздоровею, – я запнулась, – тогда приду и навещу её. Обязательно навещу.
Он снова хмыкнул и сказал:
– Ты врёшь. Как врала и до этого, – опять выплюнул, – постоянно всем врала. Несла чепуху, придумывала что-то. Ты думала, что никто этого не понимал? – тишина в половину минуты, – только Веста верила твоим байкам. А ты… дура! Могла бы и меня… а к черту тебя! Плевать! Даже если он и тебя сожжёт, плевать! Вот надоешь ты ему и…
Он резко замолчал непонятно почему, и между нами повисла тишина.
– Я рассказал тебе только слухи, – странным тоном произнёс он, – я и сам их услышал от его же солдат. Мы здесь уже проезжали как-то раз. В самый первый год, когда я начал здесь работать, – он хмыкнул, – смотрел на это всё и никак не мог понять несколько вещей. То, что женщинам нельзя в столовую. То, что сидящий без маски лорд всегда надевает её, выходя с поезда и… то, что из его глаз иногда течёт кровь, а те, кто его видел, не должны говорить про это никому. Даже между собой переговариваться.
Снова молчание и резкое от него:
– Почему он сразу разрешил всё тебе? Что ты такого сделала? Чем всё это заслужила? Маленькая же и… глупая и…
Джеки осёкся и снова выдохнул с тяжестью.
– Я схожу в следующем городе, – кажется, ему тяжело давались эти слова, – и… и у меня тоже есть деньги. Не столько, конечно, но! Я успел скопить, а… т-ты…
– Госпожа! – высунулась из люка голова Шаги, – м-милорд зовёт вас… чтобы не простудились.
Она остановила взгляд на парне позади меня и открыла рот, не зная, что сказать дальше. Я нахмурилась.
– Я мог бы… – быстрее начал Джеки, – я идиот! Господи, Ана, я… я зову тебя с собой. Ты могла бы пойти к-хм… мы вместе…
Мы с Шагой удивлённо уставились друг на друга.
– М-милорд! – неуверенно проблеяла она.
Я же шагнула вперёд, уже не держась за поручни.
– Не надо, – одними губами шепнула я, роняя дорожки из слёз на пахнущий дымом мех, – я уже спускаюсь.
Несколько торопливых шагов к люку, от которого успела отбежать служанка – внизу показались ожидающие голубые глаза Оушена, подающего мне руку. Я ступила на первую ступеньку поставленной здесь для меня деревянной лестницы и ухватилась за его пальцы, всем сердцем желая, чтобы он не решил посмотреть на крышу.
– Что-то случилось, Лу? – оглядел моё лицо он, после чего коснулся пальцами щеки.
Сперва одной, а потом другой.
– Т-там… – начала было Шага, но я её перебила:
– Еще одна трещина появилась, – сглотнула я, ощущая, как его пальцы скользят по коже под моим глазом, – больно немного.
Он внимательно её осмотрел и кивнул.
– Вколю тебе обезболивающее, – он потянулся к пуговицам на шубе, расстегнул их быстро и снял с моих плеч, отшвырнув её девушке.
Сам же направился к полкам у стены. Я успела лишь мотнуть головой служанке и закрыть за собой люк, ступив на нижнюю перекладину и дёрнув его вниз. Шага нахмурила брови, поджала губы и прошептала:
– Это неправильно… – а после вскинула взгляд и добавила громко, – милорд, там на крыше…
– Можешь идти, – холодно выпроводил её Оушен, – я и сам слышал достаточно.
По телу прошлась крупная дрожь. Я вмиг испугалась тонкой, как шило, иглы в его руках, прохладного взгляда с усмешкой, направленного на меня, и приближающихся шагов.
– Хочешь сбежать, Лу? – он протер моё плечо влажной и дурно пахнущей тряпочкой, затем медленно ввел иголку и надавил, – он же так сильно тебя звал.
На его лице появилась усмешка, он вытащил иглу из моей руки.
– Нет, господин, – прошептала я.
– Нет? – он хмыкнул, – я прощу тебе эту ложь. Однако… я доверяю тебе, Луана. Пока что.
Он отошёл обратно к полкам и положил инструмент на железный поднос.
– Я не лгала, – поджала губы я.
Он повернулся ко мне и спросил с удивлением:
– Разве?
Я медленно кивнула, глядя ему в глаза.
– В-вы сказали мне, что ревнивы. Вы злитесь сейчас? – выдохнула я, боясь того, что он может ответить.
Он повёл головой с задумчивым видом.
– Твой вопрос задан не просто так, верно? – он подождал, пока я кивну, – боишься меня?
Я резко мотнула головой, видя на его лице смех – он мне не поверил.
– Я в бешенстве, Лу, – совершенно спокойно произнес он, – но мой гнев никогда не будет направлен на тебя. Даже если его вызвала именно ты.
Я побледнела.
– Ты его накажешь? – прошептала.
Он указал мне на дверь рукой.
– Уверена, что хочешь это знать? – вопрос с улыбкой и льдом в глазах.
Я шагнула в спальню и остановилась напротив него, развернувшись на половине пути.
– Я могу что-то… – даже встала ближе, чем раньше.
Почему только я никак не могу его возненавидеть?
Все это время в душе была только обида, злость и… я даже не знаю что. Но никак не ненависть. Её я вызвать в себе не могла. Даже тогда – идя смотреть на него, можно даже сказать… убивать, я не чувствовала ненависти. Только желание сделать так же больно, как он сделал мне.
А когда говорил Джеки, я вновь ощущала ту же пустоту.
– Ты можешь очень многое, Лу, – шагнул ко мне лорд, – я говорил тебе об этом.
Он провёл по моему подбородку пальцами – едва касаясь, а после вышел из комнаты, даже не скрывая предвкушающей улыбки.
– Если я прощу вас, то вы отпустите его? – спросила у его спины.
Но он всё же обернулся, задумчиво пройдясь взглядом по моему лицу.
– Простишь? – его бровь немного приподнялась, – можешь называть это так, если тебе угодно. Но, да – всё возвращается на прежние места, а этот… мальчик уйдет хм… спокойно.
Я кивнула и закусила щеку с внутренней стороны.
– Хорошо, Оушен. Можно мне чаю? – я прошла мимо него к следующей двери.
– Выпью с тобой, – направился он следом.
И на его лице я видела не просто улыбку – смесь собственной гордыни, радости и облегчения. То, что стало итогом моей новой лжи. Или нет?
***
– Бабушка всегда говорила, что злой человек – злой во всём, – прошептала я, протянув руку вперёд – к бескрайнему и почти пустому тёмному небу над головой.
Голова и спина прижимались к тёплой груди лорда, не чувствуя холода вокруг. Даже без шапки, платка и ткани вообще. Только сам Оушен был замурован во всё тот же плотный плащ, от которого медленно исходило тепло в замерзающий воздух зимней ночи. Я же поджимала ноги к собственной груди, кутала щёки в мех шубы и любовалась подрагивающими звёздами где-то на небосклоне.
– Заблуждение, – мягко произнёс мужчина, – что в твоём понимании значит «злой»? Способный на вред другим людям? Тогда каждый человек такой. Тот, кто убивает? Таких подавляющее большинство. Тогда возникает вопрос: злой тот, кто обороняется? Попытка защитить себя – это злость? – он медленно, будто боясь напугать меня, прошёлся рукой у талии, чтобы прижать меня в объятии, – ты имела ввиду меня и мои действия?
Палец прошёлся по линии висящего в небе зеленоватого тумана. Красивое пятно, будто растягивающееся над головой в большое цветастое покрывало.
– Не только, – поджала губы я, – наверное, больше себя.
Он хмыкнул.
– Я могу нескончаемо зло поступать в отношении кого-то, но быть самым добрым и любящим с тобой, – давящие на меня слова, – можно быть злым в чем-то. Но это никогда не будет говорить о том, что я зол во всём. Это попросту невозможно.
Моя рука почти упала на колено, устав от долгого удерживания наверху.
– Тебя в свою очередь невозможно назвать злой, – на его губах растянулась улыбка, – попытка навредить мне – типичная женская обида. Скорее желание напугать. Ты и сама понимала, что я не умру. Даже если это было в глубине к-хм… сознания.
Его нос коснулся моего виска. Лорд наклонился ближе, на моём лице оказалась непослушная белая прядь, которую я сразу же схватила пальцами. Мужчина в ответ на это немного отстранился, дёрнув щекой и повернув голову в сторону.
– М-может само проклятье несёт в себе злость? – меж подушечек пальцев чувствовались мелкие волоски, которые я немного сжала, – а вы передали мне её… через глаза?
На меня упал мягкий господский взгляд.
– Если бы это было правдой, то ты бы ещё в первый день всеми силами постаралась вонзить в мою грудь нож, Лу, – усмехнулся, чем испугал меня он, – всё не работает так прямо. Я уже сказал тебе, что…
– Вы сказали, что у вас нет злости ко мне! – перебила его, – тогда и у меня к вам не должно быть.
Он на секунду замер, а после спросил:
– А она есть?
Я застыла подобно ему.
– Я не смогла бы вонзить в вас нож, но…
– Вопрос, Лу, – направил меня мужчина.
Я стушевалась и пробурчала:
– Сейчас уже не так много.
Новый смешок.
– И что же стало этому причиной? Я имею ввиду, исчезновению твоей злости ко мне.
Я сжала прядь сильнее, поднеся её к глазам, чтобы рассмотреть.
– Вы стали добрее, – выдохнула правду, – ничего не запрещаете, – я вспомнила сегодняшний разговор с Вестой, которую привела Шага, – хорошо ко мне относитесь, разговариваете и улыбаетесь, а не хмуритесь, – на губах у меня тоже появилась улыбка, – а ещё… сидите сейчас со мной.
Я снова оглядела прекрасное тёмное небо с зелёной лентой посередине.
– Ты и в самом деле уникальна, Лу, – тихо посмеялся он, – чем проще мои действия, тем сильнее им радуешься ты. Это… в какой-то мере замечательно. И я рад этому, как и тому, что ты не обижаешься на меня, как это было изначально.
Я медленно кивнула ему.
– Мне теперь нужно будет ходить в плаще? – я нахмурила брови.
– Только когда мы сходим с поезда, – пояснил он, – и я, если быть честным, много думал об этом, Лу, – он усмехнулся, – мне в какой-то мере нужна твоя помощь в принятии этого решения.
Он хитро оглядел моё заинтересованное лицо. Я даже голову задрала, чтобы видеть его глаза.
– Сразу после свадьбы, когда все наши дела будут закончены, – продолжил он, – мы можем остановиться. Вернуться домой – сойти с Эшелона навсегда, оставшись в столичном поместье на всё оставшееся… время, – он мечтательно оглядел небо, – вернуться к той жизни, что была у меня до войны. Обещаю, что тебе понравится там, – он улыбнулся, а после сразу же нахмурился, словно что-то поняв, – по крайней мере ты сможешь познакомиться с высшим светом, а крупный город даст тебе больше возможностей для развития, пусть… и не откроет их все, – он вернул внимание моему лицу и провёл взглядом под глазами.
Я же почувствовала, как стягивает лицо вниз от того, насколько мне это не нравится.
– Вы хотите вернуться в своё веселое и яркое прошлое, а… а я должна буду сидеть в вашем доме и… пока вы будете… – я откинула его прядь и сжала руку в руке, будто желая её согреть.
Он едва слышно скрипнул зубами, но промолчал. Мои плечи опустились от понимания.
– Зачем вам тогда я? – прошептала, – вы вылечились. На вас больше нет проклятья, а я прошусь вон сама. Вы можете просто…
– Ты права, – отмер он, – никаких столиц, – он кивнул и вгляделся в мои глаза, – но я и в самом деле спросил твоего мнения из-за этого, – недовольная лживая улыбка, – я попросту не вижу того, на что указываешь мне ты. И… ты не права, Лу, – теперь честно и открыто, – ты мне нужна. А вся эта бутафория… вовсе нет.
Это заставило меня заулыбаться.
– Вы правда откажетесь от этого ради меня? – не поверила я.
Он кивнул, поднял мою руку, всучил мне прядь своих волос обратно и выдохнул.
– Конечно! Разве теперь я не должен интересоваться твоим мнением? Всего пара недель, и ты станешь моей женой, – вышло у него с хмыком и очень заметным удовольствием в тоне.
Я в этот момент желала верить своим ушам, но не могла.
– М-моим мнением? – даже переспросила.
Он кивнул, показался мне ещё более насмешливым и провёл пальцем по моей щеке вниз.
– Да, Лу. В этом смысл современного брака.
– А ответственность? – вспомнила я.
– А в этом отношении я остаюсь консервативен – принятие решений в любом случае остаётся за мной, однако ты вполне способна воспротивиться и привести мне веские аргументы, чтобы я пересмотрел свою точку зрения, – распылялся в непонятных словах он.
Я только и могла, что смотреть на него и… удерживать рвущееся из-за высокого забора восхищение. Лорд же, казалось, светился, глядя на меня и видя мои глаза. Разве можно было противиться ему?
– Я ждал возвращения такого твоего взгляда, – усмехнулся он, – очевидно, стоит нижайше признать, что я его и добивался.
Я смущённо отвела глаза к небу и намотала прядь на палец.
– Значит, я могу противиться вам во всём на свете? – спросила.
Оушен рассмеялся и кивнул мне:
– За исключением особых случаев, – скосил взгляд он, – то же относится и к просьбам. Условно – твоё желание и слова про то, что ты желаешь сойти с Эшелона без меня… меня удручают. И злят.
Я понимающе кивнула.
– Вы хотели сделать это с самого начала? – вопросительно уставилась на него я.
Он немного нахмурился.
– Что именно?
– С глазами… – я указала пальцами на него и на себя.
Его щека дернулась, а вид стал очень злым. Но только на секунду – я не успела даже напугаться, как он шумно выдохнул.
– Изначально – да, – он казался мне холодным, – после общения с тобой – нет. Я отказывал в операции Арзту некоторое время. Он… настаивал, – его рука прижала меня к нему сильнее, – я уже пожалел о содеянном, Лу. Полагаю, ты именно этого ждала – не моих извинений, а именно осознания, что я в какой-то мере идиот. Признаю.
Прямой взгляд на опешившую меня и кислая улыбка.
– Ты не сделаешь мне так же… ты не будешь больше меня… – я не смогла произнести слово «предавать».
Но он понял всё сам:
– Нет.
Я поднялась с того полулежащего положения на нём, повернулась к нему и, схватив сперва за плечи, обняла со всей силы. Лорд даже замер, чтобы мне не мешать. Мой подбородок замер на его плече, а нос уткнулся в копну волос.
Вновь этот запах. Странно, но я не чувствовала его так сильно все эти дни, словно моя обида переставала делать его тем, кого я люблю.
По спине под шубой прошлись тёплые руки, прижимая меня сильнее. А когда немного ослабли, я сама отдёрнулась от него назад, прочертив по щеке носом, отчего он рассмеялся, а после прижалась губами к губам в улыбке, не забывая жмурить глаза от тепла в душе. Не такого сильного, как раньше, но совсем не слабого. Всё ещё яркого и трепетного.
– Спустимся в вагон или ещё посмотрим Северное сияние? – спросил он, когда я отстранилась.
В этот раз он не стал даже отвечать, не то чтобы целовать самому.
– Почему его так назвали? «Сияние»? – поинтересовалась, всё ещё глядя на него, а не на зелёный «платочек» на небе.
Он хмыкнул и кивнул сам себе.
– Если говорить просто, то солнечные частицы встречаются с магнитным полем. А «Сияние» – это название тех, кто увидел это впервые, – пояснил он, – это невозможно объяснить проще. Но мы можем купить книги и по физике, – он смешливо сощурил глаза, – это будет даже интересно.
Я закивала и добавила:
– Мы можем пойти в тепло, – улыбнулась ему, а после расширила глаза, потому что лорд подхватил меня под коленки и спину, заставив почти запищать, поднял и поднялся сам, любуясь моим испугом.
– Не переживай, Лу, – направился к люку он, – я держу. Очень крепко.
Проносясь мимо высоких сугробов, это казалось ещё более опасным, потому я ухватилась за его плечи и прижалась к нему всем телом.
– И обещаю, что не отпущу. Не смотря ни на что, – с улыбкой, – будешь чай? Он быстрее согреет.
Я помотала головой, боясь сказать и слово, а после того, как мы спустились по лестнице вниз, выдохнула, пусть и не совсем спокойно.
– Я теперь не мерзну, – шепнула ему, – а вы же теперь не…
Прокляты.
– Чай, – отдал приказ Шаге мужчина, – я не мерзну, если ты про это, Лу. Я к-хм… не просто так говорил тебе про долгие годы вместе – моя, скажем так, «сила» осталась со мной. Она не перешла тебе, а значит, скорее всего, теперь мы оба «прокляты», только каждый по-разному, – он хмыкнул, – так что я не мерзну, как и ты. Хотя есть возможность, что вскоре это передастся.
Он добрёл до диванчика в кабинете и посадил меня на него, сев рядом и распахнув плащ.
– «Сила» – это? – потянулась к пуговицам на шуб-ке я.
– Это то самое, что ты видела во время разговора с кухонным мальчишкой, – скосил взгляд на меня лорд, – следует, к слову, показать тебе его уход на ближайшей северной остановке, – он подался ближе ко мне и замер, касаясь носом носа, – в целости и невредимости. Как и обещал.
Шага прошла мимо нас с трясущимися чашками на блюдцах – она была смущена.
Оушен будто и не обратил на это внимание, как и на мои расширенные глаза, а потому склонился ближе, коснулся губ в лёгком поцелуе и отступил, чтобы сказать:
– Это мне за доброту по отношению к никчёмному глупцу, которого пощадила ты.
Он откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу, взяв в руку чашку с чаем. Шага замерла в непонимании у дверей – ждала, когда её отпустят.
– Можно мне чего-нибудь сладкого? – попросила её с улыбкой.
Девушка кивнула и убежала в сторону господской кухни. А я собралась с силами и взглянула на пьющего чай мужчину:
– Я хотела бы… попросить тебя, – поймала на себе его внимательный взгляд, – можно мне Весту в… служанки?
Он хмыкнул.
– Это нецелесообразно, – произнёс он, – но если поставить её на место твоей к-хм… помощницы, а эту девушку оставить в прежнем статусе, то… – хитрый взгляд, – однако, что от этого получу я?
Я пожала плечами и поняла:
– Хотите, чтобы я вас поцеловала?
Он качнул головой.
– Хочу сделать это сам, – он хмыкнул, – как тогда, в первый раз.
Он с вниманием ждал моего ответа. А я покраснела, вспоминая то, что было тогда. И кивнула.
– Тогда оставим это на ночь, – обрадовался он, – что же касается госпожи, то я отдам приказ завтра. Или хочешь потревожить её сейчас?
Я помотала головой и улыбнулась его заботе.
– Ты прав, – решила сказать ему, – ты был злой только тогда, когда сделал плохое с людьми, – кивнула, – сейчас ты не такой.
