Анна Цой
Уютная голова

Висящая обиженной обузой Онни на его плече как по команде захныкала громче.

– Ну ничего, – довольно улыбался Грег, – сейчас я тебя вынесу, Онни. Папе на руки передам, а там будет тепло, и никто не станет заставлять тебя куда-то идти. Хочешь я тебя прямиком до кроватки донесу?

– Пошел во-он… – проплакала она, – мне неу-удо-обно… и я с тобой не хочу-у…

На фоне этого крика они втроем медленно прошли ровно посреди намеченной территории, после капитан вернулся, позвал такую же конструкцию из Кернился и Пич, остающуюся довольной, после сама вызвалась Фрея, а вот затем…

– Не надо меня трогать, – прошептала я для Оза.

– Так я смогу провести кого-то ещё за раз, – кривился под моим качанием головой крокодил, – вот в этом проблема, Фиджез! – вмиг вернул себе привычное ворчание парень, – ты не делаешь то, что необходимо, но по какой-то причине неприятно тебе! Какого чёрта я перед тобой распыляюсь, если ты непробиваемая? – он схватил меня за варежку и потянул следом, продолжая наставления, – так сложно сделать шажок назад от своей вредности и побыть немного послушной? Я тебе говорю что-то сверхъестественное? Прошу пойти против себя или…

Он остановился где-то на середине пройденного пути и обернулся ко мне, чтобы спросить:

– Ты сама просила подойти к нашему примирению с компромиссом и здравым смыслом! Что же сейчас? Что я, по-твоему, делаю не так?

Я смогла лишь пожать плечами и виновато улыбнуться, потому как сказать что-то сейчас не смогла бы – горло сводило от недомогания.

– Не слышу! – фыркнул и наклонился к моему лицу Оз, – ты же так много любишь протестовать! Что не так, Ая?

Глаза округлились. По имени! Он назвал меня по име… и впечатался в мои губы рывком! Просто впился в них так, что отреагировавшее сердце заныло, бабочки в животе раскалились даже в этот мороз, а горячая волна по телу сменилась холодной, прильнув к голове кровью и мыслями. Ах ты гад!

Оттолкнула я его уже со злостью во взгляде и попыткой высказать несуществующим голосом, что целовать меня без спроса и даже намёка на согласие точно не стоит. Однако сделавшие каждый по шагу в стороны мы, успели за секунду оглядеть друг друга, тяжело дыша и не слыша вой Онники на фоне, а после провалиться каждый в свою полость! Удар смягчила гора снега в тех пяти метрах, с которых я свалилась. Но это на секунду – стоило ей пронестись, как спину разорвало адской болью, голова потяжелела, а не способное к шевелению тело попало под ватное одеяло всё того же колкого и убийственного для меня снега. Пока вся эта невесомая волна не накрыла меня с головой.

Глава 3

Школьная больница была полна народу. Здесь, казалось, собралась вся столица, с их репортерами и желающим донимать каждого из Фратрийцев народом. А всё потому, что закончившаяся пару часов назад битва стала фурором, после которого всеобщее внимание передвинулось с меня на Озерфира. Ещё бы нет! Так нагло меня поцеловать под прицелом видеокамер и трансляцией на две страны! Я была зла, а потому, когда шагала по светлому коридору в сторону шестой палаты, семенящие в пределах видимости люди разбегались и рассредоточивались вдоль стен, не забывая сурово сверлить меня взглядами.

Мне и слова никто не стал бы говорить – я и сама понимала, что толкать его в опасном для жизни участке было поспешным решением. Но в тот момент я думала только о том, насколько сильно стучит сердце от понимания, что Оз то самое «моё», борясь с несправедливостью того, что он сотворил это, считай, насильно. Всё внутри пылало от негодования. Я была обидчиком и обиженной одновременно.

– Можно? – постучала в дверь палаты, попутно открывая дверь.

Здесь пахло совсем не так, как обычно – гипсом и совсем незнакомыми препаратами. А ещё помесью минимум десяти ярких духов тех девушек, которые проводили меня негативными взглядами неприятия и высокомерия.

– Тебе повезло, – хихикнула Пич, – Оз успел очнуться и наораться на Оннику десять минут назад, – она обвела взглядом всех своих подружек, так же сидящих на не застеленных кушетках, – но тут надо признать, что это она его вывела своим невероятно прилипчивым настроем.

– Она переживает, – фыркнула почему-то мне одна из девушек.

– А ты его провоцируешь! – возмущенное от второй.

– Тебе же он всё равно не нужен, – бурчание.

– И не подходит совсем! – пока они все кивали.

– Оставь его Онни, – вновь первая с просьбой, – пожалуйста.

Я попыталась удержать брови, пока они собирались на лбу домиком. Что за странная группа поддержки, система?

– С чего вы всё это придумали? – я направилась мимо них, – Оз?

За непрозрачной перегородкой нашёлся уже услышавший меня крокодил. С гипсом на ноге, скрещенными на груди руками и взглядом злобного ожидания на лице.

– При-привет, – выдавила улыбку я, – прости, что толкнула. Я… я испугалась.

В палате повисла тишина. Серые глаза теперь просто смотрели на меня с вниманием.

– Папа сказал, что у тебя аллергия на заживляющий препарат, поэтому он оплатит тот, что привезут только вечером, – продолжила я, – а ещё я принесла тебе поесть и…

– Ты извинилась за все, кроме нужного, – перебил меня он, – меня сейчас не волнует ничего из перечисленного, и даже то, что мы не дошли до финала всей командой. Ты меня оттолкнула.

Я медленно кивнула, затем прошла до прикроватного столика под внимательным и тёмным взором Онни с соседней кровати, поставила на него пакет и села рядом с девушкой.

– За это я извинилась в первую очередь, – напомнила капитану, – если хочешь что-то особенное, то я принесу.

Парень усмехнулся.

– Я хочу, чтобы ты не отталкивала меня два часа назад, – смешок, – и не в смысле «толкнула», а именно «оттолкнула». После того, как я тебя поцеловал.

Онни рядом что-то пискнула и стёрла слёзы с щек.

– Мне извиниться за то, чего я не ожидала и… – начинала кипеть я.

Так и хотелось сказать ему, что «Не хотела». Но тут была такая странная двоякость. Я сама не понимала, что мне тогда стоило делать, а что нет.

– Это имеет смысл? – перестал смеяться Оз, – ты непостоянна. Твоё поведение и мнение меняется по нескольку раз за сутки.

Я возмущенно его слушала.

– Ты снова вернулся к грубости? – закинула ногу на ногу, – я повторяю – я не буду просить прощения за то, что меня обидело саму. Если ты подумал, что делать то, что мне может не понравиться, было разумно, то ты ошибаешься.

– Не понравиться? – скривился он.

– Из-за поспешности и явно неподходящего времени, – пояснила.

– Не понравиться? – уже другим тоном процедил он, – поспешности? – что-то новое, – что-то, когда ты целовалась с Грегом, никто из вас о времени не думал. Как и о том, уместно это было или нет. Со мной, значит, поспешно?

Встала я резко. Тяжелое дыхание разрезало грудь словно нож.

– Вот на что ты намекал, – обиженно усмехнулась, – если я такая доступная и хм… поспешная, что не подхожу в твои безгрешные критерии, то какого чёрта ты тогда вообще пытаешься со мной коммуницировать? – я рывком направилась на выход, но обернулась и фыркнула, – оставайся непогрешимым без меня, Оз. А то вдруг я попорчу тебя собой или… – смешок, пока до меня доходило, – со мной, получается, можно было и спешить, да? – я сверкнула глазами, – разочарую тебя, но для меня было слишком рано! Так что это вопрос к тебе и к тому, что сделал именно ты!

Я пролетела между рядов довольной группы поддержки Онники и вылетела в коридор, где уже под взглядами камер хлопнула дверью, всхлипнула и принялась тереть глаза.

Вот почему я была не его эталоном. Чем только я заслужила такой статус? Хотя… я же сама шла против себя последнее время. Все эти мамины «Попробуешь, не понравится, расстанетесь» вынимали из меня все эмоции и желание жить. Попробовала, и что теперь? Наверное, стоило уже смириться, что ничего путного со мной быть не может. Я же не смуглая костнийка с русыми волосами и папой – строгим и консервативным высшим сенатором. С этой позиции я даже вспомнила пару раз, когда капитан прямо говорил мне кто я в его понимании. «Твой отец принципиально позволяет тебе все распутное?». Где была моя голова в момент, когда он говорил это?

– Ну и? – ждала меня у общежития Фрея, – завтра все будут транслировать «Самая неожиданная пара Фратрии!» под вашей стремной фоткой, где вы соса…

– Ничего не будет, – упрямо села рядом с подругой я, – на этом точно всё.

Никто уже не мог плакать. Устала. Как устала слышать от всех вокруг какая я не такая.

– Это ещё почему? – вздернула нос Фрея, – плюшевый крокодил решил построить из себя обиженку? Ха! Вспоминая ваше с Реджи «общение», ты должна была стать насквозь переобиженной! И ничего, живая вроде и даже спокойно сидишь.

Я поджала губы.

– Я ветренная? – вырвалось у меня.

Лицо девушки вытягивалось с минуту.

– Он назвал тебя… родная система! Серьёзно? – она встряхнула головой, – погоди, – хихикнула, – тебя? Ха-ха! Тебя?! Ветренной! – ее хохот разлетелся по парку, – по какому такому параметру он это разглядывал? Я не могу…

Тинго её реакция не понравилась – он же не понимал по какой причине смех от неё, пока я грустно молчу.

– Что-то плохое случилось? – на соголдском спросил у меня парень, – Эрн, если что в комнате наверху. Он поможет разобраться, – кивок, – он к тебе явно неравнодушен.

Я помотала головой.

– Ничего не хочу, – встала на ноги и решила подняться на наш этаж.

– Сегодня ещё одно интервью, – напомнила Фрея, – остались только Тандемы Онни и Оза-невроза. Может останешься с нами? Посидим вместе, поржём над ними.

Только мотнула головой и скрылась за дверью общежития, понуро печатая Мел всё, что я сейчас ощущала. Странное чувство – параллельно всей ситуации с капитаном в груди росла взволнованность из-за того, что я и в самом деле отдалялась от Фреи. До истории с Реджи она была самым близким для меня человеком, а после будто что-то оборвалось. Мелани же расставила все по местам, разграничила. Словно та девочка, что росла в Берлингской школе погибла полгода назад, а взамен нее пришла я – с попытками взвешенных решений, пониманием жизни иначе, чем раньше и с другими жизненными приоритетами. И Мел тоже не была доброй, как Фрея, однако она была более понимающей, спокойной и не вредящей – Фрея же осталась на пороге той жизни, зависнув в своем насмешливом и грубом коконе из лжи, насмешек и горечи.

И как бы ни было тяжело, но отпускать её я не хотела. Будто я могла ещё вернуться в тот жестокий розовый и совершенно пластиковый мир, где куковали мы обе, распыляя чёрную грязь.

– «Грегори Энгель Джеральд-Ормега, – произнёс мой телефон голосом ведущего, пока я падала на свою кровать под одеяло, хватая мягкого Десмонда и вжимая нос в его бочок, пропахший моей комнатой дома, – наследник сразу двух непомерно тираничных родителей. Начнем без особых предисловий: когда мы подбирались к данному юноше, у каждого из команды репортеров была только одна мысль – мы не сможем узнать и зерна о том, кто в будущем встанет во главе всем известной Ормега-групп. Однако! Мы добились успеха с обоими родителями Грегори, имея ввиду, что сенатор Джеральд, с коим сейчас проживает его старший сын, дал полное согласие на видео сьемку в поместье, – ведущий перешел с одной стороны дороги на другую, позволяя разглядеть впечатляющий особняк за его спиной, – история двух родов насчитывает несколько сотен лет, когда великая Костна только была основана. Да, вы не ослышались – оба семейства были основателями нашего государства. Только представьте, что все эти годы ни один из членов родов не находился в браке с другим, что в высших кругах совершенно немыслимо! И, – он хихикнул, – я вам расскажу почему, – кивок, – родители милого Грегори познакомились в школе. Как и большинство семей столицы. Дальше тоже без происшествий, свадьба, брак, рождение первого сына, а вот после… по данным сводки системы сенатор Джеральд подавал заявление на развод пятьдесят три раза, каждый из которых менял причину на более действенную. Итог нам всем ясен заранее – наличие ребенка автоматически ставит запрет на развод. На этом история не заканчивается, потому как разъехавшиеся по разным домам на одной улице чета Джеральд-Ормега неожиданно родили второго сына, вызвав всплеск общественности и… нет, не сойдясь в сожительстве заново, просто подтвердив брак второй раз. Что вы скажете на это? А если я добавлю ко всему прочему то, что властная и непримиримая глава Ормега-групп настолько опостылела юному Грегори, что тот предпочел по суду перебраться к отцу, крайне плохо отнесшемуся к переезду сына? – диктор тяжело вздохнул, – так мы и добрались до печальной развязки, где двадцатиоднолетний Грегори остается под попечением деспотичного отца и давлением не отстающей матери. Вы спросите, как я так всех рассудил? Пройдёмте со мной в поместье, где нам милостиво показали комнату главного наследника многомиллионного капитала. И не одного!».

Широкое мраморное крыльцо, каменная дорожка к нему и витражные трехметровые двери во всю стену шириной. Именно из них вышел на улицу высокий светловолосый мужчина в костюме.

– «Добрый день, сенатор Джеральд, – ведущий, – мы записывались на три часа. Мы журналисты Фратрии, которые хотели бы узнать о вашем сыне…».

– «Я тороплюсь, – только и ответил шагающий к подъезжающей четырехместке мужчина, – делайте, что хотите. Спросите всё у управляющей, и не донимайте меня».

– «Но сенатор Джер… – пока мужчина уже уезжал подальше отсюда, – гостеприимно и приятно, – пробурчал ведущий, – что нам вообще может рассказать управляющая?».

Смена кадра. Теперь внутренне убранство дома стало видно – лепнина на потолке и стенах, колонны, все тот же мрамор, витражные окна и диванчики на гнутых ножках по периметру коридора.

– «Молодой господин спокоен, добр и улыбчив, – вещала женщина в синем костюме, – умен и не напыщен, как его мать! – она фыркнула, – прошу прощения, мы здесь все не очень любим про неё говорить. Настоящая хамка и ханжа! Даже когда мальчик сюда сбежал, мы думали, что её кровь точно заговорит его голосом. Но нет, молодой господин не разочаровал ни отца, ни тех, кто здесь работает. Рассудителен, мягок и способен. В особенности радует, что копирует отца, отстранившись от стараний матери. Ох, и как же она натрепала господину и нам нервы!».

– «Это комната Грегори? – удивленный голос ведущего, – здесь… простовато».

Камера передавала пустые белые стены, одинокий шкаф, односпальную кровать и стол. Какие-то совсем обычные, по сравнению с теми диванами в коридоре.

– «Господин Джеральд предпочитает строгость во всем, – дёрнула щекой управляющая, пока камера плавно съезжала из-за стены комнаты Грега в коридор – вычурный и богато обставленный, – два часа вечером в ванной даётся свет. В остальное время господин должен справляться со своими нуждами вовремя».

Я прижала Десмонда сильнее. У них там казарма что ли? Что за ужас?

– «Х-хорошо, благодарю вас за рассказ, – сбегал ведущий, – м, последний вопрос – что сделала сенатору Ормега-старшая?».

– «Просто поговорите с ней, – поджала губы управляющая, – услышьте слова, которыми она говорит. Вы всё поймете сразу. И узнаете почему невозможно жить в том аду, который она расправила вокруг себя».

Чёрный экран.

– «Снимаете? – улыбалась во весь экран Ормега, – к-хм… тогда я начну сама. Не нужны мне ваши вопросы – я и так всё расскажу. Что было? Этот никчемный ублюдок, вечно ноющий, что его ущемляют, украл моего сына!».

– «Признай, что он от тебя тоже сбежал, – хмыкнул довольный Малкольм, сидящий в кресле напротив матери, – они оба слабаки и нюни, мама. Ты и сама это понимаешь, но не признаешься, потому что тебе обидно. Хотя так даже лучше – ты не уподобляешься этим низшим существам».

Она зло на него зыркнула, ожесточённо сделала вид, будто доставала платок в этой стороне и шмыгнула носом.

– «Мой муж – вор детей! – сообщила она всем, – ха! Вы видели куда Грегори сбежал? Видели тот кошмар, в который обернул его жизнь его отец? Имея капиталы и стабильность, он третирует его этим… этой бедностью и садизмом! Посмотрите то, какой была комната Грегори, когда он жил со мной! – кадры огромной гостиной, с плазмой, диванами, светлым ковром и зоной со столом, – я не меняла и лампочки в той комнате! Можете снять и комнату Малкольма, если хотите!».

– «Не можете, – скрестил руки Мал, – я запрещаю».

– «Я сейчас тебе так по голове дам, бессовестный!» – рыкнула Ормега.

Малкольм усмехнулся.

– «Хочешь подраться на всю страну, мама? – смешок, – ты же знаешь, что я это так не оставлю».

Она отвернулась от него рывком.

– «Дьявол во плоти! – фыркнула она, – вспоминаю твоего сдержанного, милого и послушного брата и удивляюсь как ты такой у меня родился?».

– «Так у меня твой характер, – хихикнул Малкольм, – ты сама себя терпеть не можешь, получается».

Она на это злобно промолчала.

– «Брат слабак, – кивнул Мал, – ему нужно чтобы всё было на блюдечке. Хочет денег – так все ему их несут, хочет эту несчастную Оннику Риигс – ждёт, когда она возьмет и сама ему в ручки запрыгнет, хочет хорошего отношения отца – молчит и терпит то, что дают. Мама привыкла подтирать ему слюнки, поэтому и бежит сейчас лелеять своего сыночку. И плевать, что тот боится даже меня. Отец причитал всё время на тему, что из него вырастет. Уже выросло, так что, что бы вы не пытались делать, мужчиной он не станет. Будет как отец вечно убегать и плакаться насколько ему тяжело, – смешок, – знаете сколько платит мне тот же самый отец? Я не скажу, но сумма отличается от той, которую он тратит на брата раз в триста. А всё потому, что с ними двумя нужно разговаривать так, чтобы они продолжали трястись. Если нет, то будут пытаться разжалобить тебя своими соплями. Это всё, что вы хотели узнать? Если да, то уходите из моего дома. Дайте матери успокоиться, – пока на фоне действительно был слышен плач Ормеги».

– «На этом трагичная история первого участника из Тандема завершена, – ведущий, – мы не знаем, как обернется судьба Грегори в дальнейшем, но желаем ему разобраться с тем, чего он действительно достоин. А мы в это время попытались разведать обстановку в поместье Лакмаар».

Здание с тем самым высоким забором и закрытая сейчас кованная калитка в сад.

– «Ваш номер записи? – голос из колонки, – повторяю, без записи вы не пройдёте. На какое число вас записать?».

– «Мы уже третий раз пытаемся сюда попасть! – психанул диктор, – запишите нас на сегодня!».

– «Цель визита?» – из колонки.

– «Интервью с участником Фратрии, – закатил глаза ведущий, – я вам уже в какой раз это говорю!».

– «К сожалению запись отклонена. Господин Лакмаар выставил запрет на посещение его вами и вашими коллегами. Всего доброго».

– «Подождите, – успел диктор, – господином вы называете которого из Лакмааров?».

– «Единственного господина Озерфира Лакмаара, – ответ, – что-то ещё?».

– «Так мне нужен Райран!» – обрадовался ведущий.

– «Господин Райран не принимает», – разочаровал голос из колонки.

Ведущий взвыл.

– «А завтра?» – он.

– «Для вас – вообще. Всего доброго», – и отключился.

– «Видели, да?! – прорычал ведущий, – ладно. Тогда остаются друзья и…».

– «Идёт-идёт! – заставил его оглянуться голос за камерой, пока по садовой дорожке спокойно себе шёл дед Лакмааров, – господин…».

Дед просёк кто есть кто быстро, поэтому мы слышали только длинное «Пи», пока мужчина открывал рот. Кажется ясно от кого получил свою красноречивость Оз. Мы ждали минут пять, пока оператору не стало скучно и он не убрал камеру. Интересно, там хотя бы одно цензурное слово было?

– «Онника, – улыбнулся ей ведущий, – насколько мне известно, вы встречались с Озерфиром. Что можешь сказать про него?».

Девушка широко и довольно улыбнулась, а после расширила глаза:

– «Только вы папе не показывайте, иначе он злиться будет, – шепотом, – что сказать? – уже нормально, – он хороший. Добрый и правильный, – смутилась, – красивый, но вы и сами это видели, – хихик, – хм… я говорила, что хороший?».

– «Ну, вы поняли, – диктор на чёрном фоне, закатывая глаза, – больше она ничего не сказала. Скорее всего, потому что сама не особо знала».

– «Оз? – протянул Грегори, – нормальный. Как все, – он дёрнул щекой, – на самом деле я больше не скажу, потому что он меня по голове не погладит, так что… м! Идея! Я знаю к кому вам подойти, – он хитро сверкнул глазами, – Аямако Фиджез!».

Моё недоумевающее лицо. Они подловили меня на пробежке.

– «Я?! – не поверила, – я-то тут причём? Хм… – задумалась и выпустила воздух из лёгких, – Оз. Ну… судя по реакциям остальных, его поведению и… моим догадкам, то… он прямолинейный. Терпеть не может ложь, да и людей в целом. Не доверяет точно, – я села на лавочку, – нельзя отрицать, что он умный, – мой смешок, – иногда даже чересчур, хотя в какие-то простые вещи впивается в споре. Мне кажется, что он их просто не понимает, – кивок, – упрямый, вредный и решительный. Я бы не сказала, что лёгкий человек, но и договориться с ним тоже можно. Наверное, – смех, – я же пытаюсь. Что ещё? М, ну да. У него есть сформированные правила в голове, которыми он тычет во всё, что покажется ему живым. Ну и я не назвала бы его злым или жестоким, – тяжёлый вздох, – как бы он не думал, хм… не подстраивался под таких людей, у него не выходит».

Чёрный экран.

– «Странно, что его бывшая девушка, – диктор, – с которой, на всякий случай, они встречали больше полутора лет, сказала два слова, в то время как просто участница Фратрии сообщила нам массу качеств. К чему это я? Будет забавно, если на момент выхода в эфир этого видео Оз и Аямако станут парой. По крайней мере я вижу всё именно так. Но вернемся к Озерфиру. Мы не смогли найти ничего о его семье, правилах рода или ещё о ком-нибудь из целой Костны, кто смог бы произнести что-угодно, кроме его имени. Однако, – усмешка, – напоследок я хочу раскрыть то, о чём молчала общественность долгие двенадцать лет. Вспомните катастрофу с аварией, когда четырёхместка отца Оза столкнулась с другой? Долгий траур по старшему сенатору Лакмаару, его жене и ещё не рождённой дочери в утробе матери. Мурашки по телу, да? Костна гремела и жалела оставшегося сиротой Озерфира, не находившегося тогда с ними. Тогда все объявили виновником второго водителя, и тут общественность, которой конечно же не сказали правды, бушевала напрасно, полагая, что выживший мужчина должен понести наказание. Однако. По результату вскрытия отца Озерфира было выявлено алкогольное опьянение в два и три десятых промилле. Он был пьян, отвозя свои беременную жену в роддом. Поэтому… мораль вы найдёте сами. Берегите себя».

Я стерла набежавшую из ниоткуда слезу и откинула телефон подальше. Голова болела в равной степени, что и сердце. Белый потолок вселял те ещё мысли. Словно я чем-то могла помочь тому, кто и без меня всё знал. И вот дилемма – я хотела помочь, но не могла пошевелить и пальцем. Наверное, сейчас и Оннику увезли домой, а значит он сидит там один. Может, как и я, откинул телефон, чувствуя поднятую из глубины души горечь. Несправедливую и саднящую.

Вот в чём дело с его этим «Все злые». Папа для него тоже был злой. Нетрезвый и убивший будущее двух взрослых и одного нерождённого.

***

– И почему мы тогда не переедем в твою новую квартиру? – возмущалась Фрея, – у меня будет своя комната, – она подпёрла голову ладонью, витая в розовых облаках, – впервые в жизни, между-прочим. И я даже знаю, что ты сейчас выдашь что-то вроде «Но мы же там будем совсем одни», и да! Мы там, система тебе в… голову, будем одни! Без всяких соголдских приходов сожрать и выпить у нас всё на свете, без шастающих мимо нашей двери придурков и каких-нибудь… крокодилов! – она оглядела садящегося с другой стороны от нас Оза, – идти всего на пару метров дольше, однако целых четыре комнаты, две ванные и…

– Всё пустое, – напомнила ей, – и если ты хочешь спать на старом диване, оставшемся от прошлых хозяев, то я – нет. А там больше мебели вывозить на мусорку, чем… привет, – я улыбнулась уже которому парню, подошедшему ко мне с острым смущением в общем виде, – ты ко мне?

Он покраснел сильнее стократно, кивнул и расплылся в улыбке:

– Аямако, я тебя люблю! – оставил напротив меня любовное послание он, а после рванул самым настоящим бегом в сторону выхода.

– Ты разбаловала парней этой школы, – пробурчала завистливо подруга, – они после бала тебя не боятся совсем. Это же… бесит.

Я пожала плечами, кладя любовное письмо в стопку таких же розовых конвертиков справа от моего блюда.

– День признаний, Фрея, – улыбнулась ей, – так ко всем подходят.

Забавно, что эта школа практиковала много подобных праздников. Сперва романтизированный бал Фратрии, после этот день, потом ещё через пару недель день пары, а после выпускная линейка и каникулы с перерывами в неделю развития каждый месяц из двух. Как-то слишком нагнетала столичная школа эту вашу «любовь» в последние месяцы до конца учебного года. У нас такого не было.

– Сходили бы сейчас попить кофе домой, – мечтательно промурчала Фрея, – к тебе в квартиру, в смысле. И, знаешь, мне плевать на старые диваны! Я сама уже не особо юна, – она хихикнула, – а ты, к слову… когда тебе там восемнадцать?

Я устало легла головой на её плечо и прикрыла глаза.

– Послезавтра, – напомнила.

– У-у-у… а мне только через две недели! – она сегодня всю первую половину дня бурчала, – почему тебе все проще и первее?

Не стала ей отвечать – сегодня снова было солнечно, а потому я щурилась и почти мурчала от приятного ощущения скорого лета. Да и совершеннолетие мне особого ничего не изменит и не добавит в жизни.

– Так что, я все решила, Макама, мы сейчас соберём вещички, заставим мальчиков их перевезти, а после… – девушке было плевать на озвученное мной ранее.

– Я не буду там жить, – выпрямилась и откинулась на спинку стула я, – нет, Фрея.

– Почему? – она откусила от яблока и стала злостно жевать.

– Потому что для этой никому не нужной покупки папа продал квартиру, в которой он провёл детство, – процедила я, – и всё из-за того, что дед вынудил его вложить целую треть в то, к чему я безразлична. И раздражает совсем не то, что они решили и выбрали без меня, а то, что принявший оплату за папину квартиру мужчина отказывается продавать её обратно!

Я надулась. Весь прошлый вечер из-за этого ворчала на папу, пока тот по щенячьи не признался, что его заставил он сам, думая, что меня эта гадость порадует. Лучше бы он переписал на меня треть их с мамой дома, честное слово. Умнее было бы и так же «нужно» мне самой.

– …гораздо сложнее, – вещал на фоне капитан, – сейчас нас ждет встреча с соголдской командой, а значит мы должны быть готовы к чему угодно. Для этого я составил несколько планов, атак и приёмов. Помимо этого, нам необходимо разграничить зоны ответственности каждого из их игроков. Это всё тоже на сегодняшней тренировке, – он сурово оглядел присутствующих, – явка обязательна. Вопросы, просьбы, предложения?

Он мне и слова не сказал. А ещё папа сообщил, что его платеж был отклонен самим Озом. Вот почему он настолько вредный, что не принимает даже извинения?

– А-аямако, – протянул мне ещё один конвертик совсем уж маленький мальчик.

Лет девяти, если не меньше.

– Спасибо, – приняла его я, – я обязательно прочту.

Мальчик кивнул, неожиданно чмокнул меня щёку и вприпрыжку поскакал к своему столику, пока сидящие за нашим столом хлопали глазами.

– Электрошокер, – порекомендовала Фрея, – хотя мелких мне было бы жалко подпаливать.

– Мне тоже, – потёрла поруганное место я.

Снова никто меня не спрашивает, хочу ли я близкого контакта с кем-то.

– Время указано в сообщении Грегори сегодня с утра, – разглядывал меня внимательно и хмуро крокодил, – все свободны.

Я осталась вяло ковыряться в тарелке, неожиданно отметив то, что Оз-зи всё ещё сидит почти напротив меня. Снова скажет какая я плохая? Сколько можно?

– Сегодня нет моей тренировки, – хихикнула Фрея, – так что не переживай, крокодил. Мы не опоздаем.

– Я не по этому поводу, – шумно вздохнул парень, – Аямако, ты мне нравишься.

Я подняла взгляд к его. Бабочки – нет, бабочки – не… бабочки в животе!

– Взаимно, – пробормотала через полминуты, а после надулась, – но это не значит, что я стану с тобой встречаться. Ты меня оскорбил.

– Эх, какие же вы придурки, – почти пропела Фрея, – вам бы только границы выстраивать и друг дружку отталкивать. Терпеть не пробовали?

Капитан дернул щекой.

– Уйди, Самерфил, – к ней, а после сразу же ко мне, – я не имел ввиду того, в чём ты меня обвинила. Впору мне требовать извинения.

Зубцы вилки скрипнули по тарелке.

– Я тебе как-то говорила, так что повторю, – мои глаза сверкнули, – гори в аду, Оз. Тебе там самое место.

Крокодил хмыкнул.

– А я уже там, – подался ближе ко мне, после чего поднялся с ухмылкой и указал сидящему словно столб Грегори на выход.

– Он же сказал, что не то имел ввиду, – пробурчала Фрея, – ты такая принципиальная, Мак.

Я закатила глаза. И отодвинула от себя блюдо, размышляя о том, что меня сегодня в его компании ещё и тренировка ждёт.