Телефон трезвонит не переставая, и я прекрасно знаю, кто это. Передаю планшет фельдшеру, а сама отхожу немного в сторону от машины и отвечаю на звонок.
– Где тебя черти носят? – недовольно рычит муж. – Я жрать хочу.
Внутри мгновенно просыпается раздражение, но я привычно сдерживаю эмоции. Это ни к чему не приведёт, только ещё больше его разозлит.
– Асад, я на смене. Ужин в холодильнике, разогрей себе и Егору, – говорю максимально ровно и спокойно. Зажмуриваюсь что есть силы и стискиваю кулак до белых костяшек. Немного отпускает.
– Твоя смена давно закончилась.
– Вита попросила заменить на ночной. И я осталась до утра…
– А с мужем обсудить ты не соизволила? – язвительно хмыкает он. – Я ведь проверю.
– Проверь, – отвечаю с вызовом. – А заодно вспомни, что нам очень нужны деньги.
Не нам. Ему. Но вслух это сказать не осмеливаюсь. Это муж решил поиграть в казино и проиграл деньги, что брал под проценты у каких-то серьёзных людей. Теперь, естественно, их требуют обратно. Продать нам нечего. Бизнес отца давно обанкротился. Не осталось ничего, что бы имело ценность.
– Я помню, – огрызается Асад и сбрасывает звонок.
Облегчённо выдыхаю и убираю телефон в карман форменной куртки. Темно уже и зябко, но так хочется немного подышать свежим воздухом. Конец октября выдался тёплым и дождливым. Но сейчас как будто специально температура ушла в минус, а на горизонте небо очистилось и посветлело. Даже хочется верить, что это какой-то добрый знак. Должна же когда-то начаться белая полоса в моей жизни?
– Ирина Алихановна, вызов, – раздаётся голос фельдшера за спиной.
Пора. Перевела немного дух и снова в бой. Как и всегда. Разворачиваюсь и иду к машине. Забираюсь в салон, и водитель сразу трогается с места.
– Что там? – оборачиваюсь к фельдшеру.
– Огнестрел, – смотрит на меня огромными от страха глазами. – Тут рядом.
Людочка, молодая девчонка совсем, только недавно пришла к нам на подстанцию. Ещё не нарастила броню, чистая и наивная. Даже жалко её. Когда-то и я такой была. Верила в чудеса, в любовь, в счастье. А потом как бабка отшептала. Реальность оказалась куда суровее и жёстче.
– Включай люстру, дядь Петь, – вздыхаю я. – Вот неймётся же…
Огнестрел – это всегда малоприятно. Надеюсь, хоть без трупа обойдётся.
– И не говори.
Сирена воет вместе с мигалками, а наша карета скорой летит по встречной полосе, чтобы успеть спасти жизнь какому-то отморозку, решившему устроить перестрелку.
– Вот надо оно нам? – ворчит водитель и сворачивает с трассы.
Темно. Только фары освещают грунтовую дорогу, которая, судя по навигатору, ведёт к каким-то заброшенным складам. Вдалеке виднеются фары другой машины. Видимо, пострадавший тоже там.
– Ой, мамочка, – шепчет Людочка и закрывает рот ладонью.
– Ладно тебе, не первый год замужем, – улыбаюсь, стараясь поддержать её, но самой как-то не по себе.
Вот меньше всего хочется быть частью криминальных разборок. У меня сын подросток, ему никак нельзя оставаться без матери.
– Приехали, – дядя Петя въезжает на пятак перед одним из складов и останавливается.
Нас встречают двое мужчин. Что-то вид у них не сильно дружелюбный, и желание выходить пропадает напрочь. Но раз уж приехали, придётся спасти того несчастного и молиться, что выберемся живыми.
– Ира, стой, – хмурится водитель и хватает меня за руку.
Но в этот момент дверь распахивается, и в салон врывается морозный воздух.
– Что так долго? – грозно рычит мужчина и шарит взглядом по сторонам, словно преступники не они, а мы.
– Мы не на самолёте, – недовольно поджимаю губы.
– Ладно, давай быстрее. Кто из вас врач?
– Я врач, – игнорирую его руку и сама выбираюсь из машины.
– Пошли со мной, остальные остаются.
– Нет, – выпрыгивает следом дядя Петя.
– Я сказал «остаются», – вновь рыкает мужчина и демонстрирует веский аргумент в виде пистолета за поясом.
– Детский сад, – закатываю глаза и открываю дверь в салон. Людочка сидит ни жива ни мертва. Ассистент из неё всё равно никудышный. – Сидите здесь, я скоро вернусь.
Забираю раскладку и захлопываю дверь.
– Кос, – присмотри за ними. – А ты за мной.
Один мужчина встаёт около машины, второй ведёт меня куда-то в темноту. При быстрой ходьбе хромать начинаю сильнее и стискиваю зубы, психуя от этого. Я давно приняла свою особенность и научилась с ней жить, но иногда всё выходит из-под контроля.
– Что случилось? – спрашиваю «надзирателя», чтобы не терять время понапрасну.
– Тебя это не касается.
– Очень смешно. Зачем тогда нас вызывали? Труповозка тоже работает круглосуточно.
– Поговори мне ещё, – клацает он зубами. – Сюда давай.
Да уж. За свой язык я столько раз уже страдала, но так и не научилась держать за зубами. Бунтаря из меня выбить не вышло, даже наоборот. Он стал гораздо живучей. Оброс бронёй из цинизма и безразличия.
– Кто это? – перед нами появляется третий мужчина. Да сколько их тут собралось?
– Врач.
– Ты охренел? Он с нас шкуру живьём сдерёт.
Ну, давайте вы поспорите, а я подожду.
– Насколько я поняла, – вклиниваюсь в их разговор, – скоро некому будет вас освежевать.
– Пропусти, – настаивает тот, что меня вёл от машины.
– Послушай, ты, – в мой висок упирается дуло пистолета. – Одно неверное движение, и тебя нет.
Хочется рассмеяться ему в лицо. Напугать решил? Меня? Да я, может, только спасибо скажу. Если бы не сын…
– Это ты послушай, – решительно отталкиваю его от себя. – Мне ваш пассажир на хрен не сдался. У меня ещё два вызова. Давайте я просто поеду и запишем ложный вызов. А вы тут как-то сами разберётесь…
С такими можно говорить только на их языке. Другого они не понимают.
– Ты чё такая борзая-то? – ошарашенно обтекает он.
– Учителя хорошие были, – цежу сквозь зубы. Лучше ему не знать.
– Пропусти.
Командует кто-то за моей спиной, и меня наконец допускают до склада. Здесь светло и тепло, хоть и полная антисанитария. А ещё кровища вокруг. Судя по всему, дело плохо. Литр точно. Критически много. Надо ускоряться. В углу лежит мужчина, рядом с ним второй, пытается привести в сознание. Спешу к ним.
– Отойдите. Дайте я осмотрю.
Открываю раскладку и натягиваю перчатки. Мужчина отходит, забирая с собой тень, и вместо открытой раны я вижу лицо пострадавшего. Застываю в ужасе. Мгновения хватает, чтобы узнать этого человека. Невольно отшатываюсь и дрожу. Сердце пропускает удар за ударом и работает в холостую, а я никак не могу сделать вдох. Не получается.
Память не щадит. Безжалостно кидает картинки из прошлого. Яркие, болезненные, уничтожающие. Не может быть. Только не это… Дышать совершенно нечем, словно перекрывают кислород, а тело немеет и покрывается колючими мурашками. Давно потухшее сердце сжимается от фантомной боли и стремительно разгоняет мгновенно вскипевшую кровь по венам вместе с испепеляющей душу ненавистью.
Смотрю на мертвецки бледное лицо некогда безумно любимого мною человека и понимаю, что не хочу его спасать. Предатели не достойны жизни. Пусть умирает, как умирала я. Шестнадцать лет назад. В день своей собственной свадьбы.
***
Несколькими часами ранее…
– Здарова, Руслан, – жму руку человеку, которого я, наверное, никогда не считал боссом. Мы скорее своеобразные партнёры, Грановский ведёт бизнес, я его охраняю. А по совместительству за двадцать лет знакомства мы умудрились стать друзьями и окрестить его младшего сына, моего тёзку.
Так что без лишних расшаркиваний удобно сажусь на диван и, оттолкнув столик на колёсиках, вытягиваю вперёд ноги, затянутые в камуфляж и берцы. Разминаю шею, раскидываю руки по кожаной спинке и упираюсь в неё затылком, на несколько секунд закрывая глаза.
Руслан заказывает для нас чай у секретарши и ждёт, когда я доложу обстановку. Больше суток не спал и людей своих гонял по городу. Такого дурдома не было, наверное, с девяностых. Сейчас всё решается гораздо проще, но в закулисье большого бизнеса продолжают делить, стрелять, кидать, снова стрелять.
Мы вот сейчас негласно воюем за участок под застройку небольшого жилого комплекса на месте очередной заброшенной промзоны. А официально был тендер, который Грановский, естественно, выиграл. Кое-кто на попытке договорняка потерял немаленькие деньги и сильно обиделся на моего друга. Нервы нам помотал знатно. Сейчас чайку попью, поедем заканчивать этот марафон. Бойцам моим тоже отдых нужен.
Где наш враг, мы знаем.
– Не поверишь, – усмехаюсь, не открывая глаз. – Они перебираются сейчас на нашу промзону.
– Ублюдки! – бесится Рус.
Я его понимаю. На его старшего сына с невестой покушались. За Назара с Ульянкой я и сам кому угодно горло зубами вырву.
От поднявшегося адреналина слетает усталость. Сажусь ровнее, забираю у вошедшей секретарши чашку и, жмурясь от удовольствия, делаю глоток чёрного с бергамотом и лимоном. Горячий напиток падает в желудок, растекается по организму, согревает.
Натасканное за годы чутьё подсказывает, что просто не будет. Промзоны сами по себе не очень удобное поле боя ввиду того, что там легко затеряться и в то же время негде спрятаться. Вот такой парадокс. А всё потому, что если ты пришёл туда первый – занял самые удобные позиции. Все, кто входят, оказываются как на ладони.
К сожалению, территория наша, но первые там сегодня не мы.
Допиваю чай, поднимаюсь, поправляю штаны, одёргиваю чёрную кожаную куртку.
– Ты опять без брони? – хмурится Грановский.
– Ты же знаешь, мне всегда пытаются стрелять сразу в голову.
– Угу, серебряными или осиновыми пулями, – смеётся друг.
– Само собой. Ладно, давай, – протягиваю ему ладонь, – поеду, «приберусь» на твоей новой земле, да будешь строить.
Выхожу из его кабинета, поднимаюсь к себе в «гнездо», фактически под крышу, на самый последний этаж высотки. Собираю парней и даю уже серьёзный инструктаж. Они все, как и я, матёрые хищники, к которым позывной прирос вместо имени, данного при рождении.
– Выезжаем! – командую я, забирая из оружейного сейфа запас патронов, второй пистолет и метательные ножи. Креплю всё на теле, застёгиваю куртку и последним выхожу из своего кабинета.
На место едем молча. Все настраиваются на бой, понимая, что кто-то сегодня может не вернуться домой. Работа у нас такая, никто не жалуется, но к жизни и смерти относятся по-особенному.
Тачки бросаем на подъезде к промзоне. Дальше пешком, прислоняясь к стенам и рассыпаясь по территории согласно плану. Связь в ухе, слышим друг друга отлично.
Первые выстрелы и хриплый стон прорезаются уже через десять секунд.
Начинается обратный отсчёт зачистки.
Крадусь вдоль одной из бетонных безликих стен, удерживая оружие в боевой готовности. Замираю, прислушиваюсь к приближающимся шагам. Действую на опережение, производя два точных выстрела. В стену недалеко от моего уха влетает пуля.
Ну говорил же, мне всегда целятся в голову!
– Ах ты ж, сука, – шиплю, ныряя в нишу между постройками.
Ещё один выстрел в мою сторону.
Быстро прикидываю, из какого угла стреляют. Перекатываюсь и снимаю стрелка с колена. Темно уже. Эхо быстрых шагов, хрипов, выстрелов заполняет пространство. Ориентироваться становится сложнее.
– Сколько их? – спрашиваю в гарнитуру.
Тех, что мы насчитали, уже давно убрали, но перестрелка продолжается и только набирает обороты. Значит, моё чутьё снова меня не подвело и здесь люди не только по поводу земли, но и по мою душу. Это своеобразная охота. За годы службы я накопил связи, деньги на своих счетах и ещё информацию, а кто владеет информацией, как известно, владеет миром. Я не претендую, но некоторые этого не понимают.
– А хер его знает, – раздаётся в ответ.
– Ворон, послушай, – зовёт Мирный. – Сегодня ты останешься здесь, – предсмертный хрип от «чужого».
Оглядываюсь на шаги. На меня выскакивает «тело», стреляю в него и тут же задыхаюсь от резкой боли, пронзившей меня. Я знаю эту боль. Так в живую плоть входит пуля.
– Крыша! – орёт Мирный, уже не шифруясь.
– Ворон! Блядь, Ворон! – с другой стороны.
– Ложись! – прикладываю ладонь к ране.
Рывок вперёд, роняю своего бойца, закрывая собой, и ловлю ещё одну пулю.
В глазах темнеет, дышать становится не просто больно, каждая попытка вдохнуть ощущается невыносимым жжением. Футболка стремительно пропитывается моей кровью. Я откатываюсь на спину и понимаю, что встать больше не могу.
Всё, пиздец птичке?
Из горла свист, во рту привкус металла, и темнота вокруг становится ещё гуще. Фоном голоса.
– Зачистили. Как он?
– Хуёво, – отвечает кто-то из моих.
– Скорую надо, – Мирный.
– Нель-зя, – едва слышно говорю ему. – С-сами в-выт-тас-скив…
Темнота…
Боль…
Сдохнуть, конечно, хотелось не так. Промзона – далеко не предел моих мечтаний. Мозг ещё пытается что-то соображать в привычной цинично-ироничной манере. Прямо как шестнадцать лет назад, когда нас подставили на тот момент ещё свои, и я на пару месяцев застрял в тёмном подвале, где всегда было холодно, пахло моей кровью, сыростью и день перепутался с ночью. Тогда выжить мне помогли как раз чёрный юмор, цинизм и злость. Сидишь ты без сил, липкий весь, потный, вонючий, привязанный с стулу. Тебя пиздят и режут всем, что попадается под руку, а ты шлёшь их нахуй и улыбаешься, ведь теперь есть ради чего цепляться за эту чёртову жизнь зубами. Теперь дома ждут. Маленькая уютная ведьмочка…
Когда все уходили, я представлял, как она хозяйничает в моей холостяцкой квартире, как та пахнет простой домашней едой, как любимая девочка греет ставшую нашей постель и, наверное, скучает. И я скучал.
Мля, как я по ней скучал!
Темнота становится ещё гуще. И боли уже почти нет. Я себя не чувствую.
Уплываю без надежды увидеть свет в конце тоннеля.
И тут снова резкая боль. Кажется, она обжигает мне мозг, но ни заорать, ни пошевелиться я не могу. Веки приоткрываются. Передо мной расплывчатый силуэт, но всё равно такой узнаваемый.
Так выглядит агония?
Можно выключить? Перемотать дальше и уже сдохнуть?
– И-ра… – произношу, отдавая на эти три буквы последние силы.
Тяжёлый вдох и мучительный выдох. Сквозь боль и слёзы, которым не суждено пролиться. Никогда больше. Мгновение слабости, и пелена сползает с глаз, а сознание проясняется. С ума сошла? Так и хочется отвесить себе подзатыльник. Я всего лишь врач, а не господь бог.
Откидываю эмоции в сторону и приближаюсь к Ворону. Его имя я забыла, вычеркнула из своей памяти, как ненужный элемент. Титаническим усилием воли заставляю себя не смотреть на него, абстрагироваться от личности и заняться прямыми обязанностями. Задираю футболку и вижу два пулевых ранения. Одно задело по касательной, второе оставило малоприятную дыру в правом боку. Кровит сильно, и просто так остановить не получится. Но я всё равно прижимаю к ране тампон и оборачиваюсь к мужчине, чьё присутствие до сих пор ощущаю.
– Надо срочно в больницу.
– Исключено, – тот хмурится и качает головой.
Но я же не волшебник. Перевожу взгляд на Ворона. И судорожно пытаюсь что-то придумать. Проверяю зрачки – он утекает. Пульс на сонной артерии не прощупывается.
– Не дышит, – шепчу в ужасе.
Только не это. Нет, пожалуйста. Не надо. Я не хочу.
– Помогите!
– Чем?
– Вниз его, на пол, срочно.
Мужчина одним рывком перекладывает Ворона и разрывает футболку. Падаю на колени, складываю руки на груди Ворона и начинаю ритмично качать.
– Срочно в машину, – кричу я. – Дефибриллятор мне и кислород.
Мужчина теряется, не зная, как поступить.
– Быстро, я сказала!
Он всё же убегает, а я как одержимая делаю массаж сердца и искусственное дыхание. Набираю в шприц нужные препараты, ввожу в вену и вновь качаю. Действия механические, отточенные до автоматизма, а по внутренностям расползается панический страх. Хочется истерически рассмеяться от того, что боюсь потерять Ворона. Какая жестокая ирония судьбы. Столько лет я пыталась ненавидеть его, но никогда по-настоящему не желала смерти.
– Ну уж нет, – рычу от злости. – Так просто не получится. Я тебя не отпускаю.
Вдыхаю воздух в рот Ворону и остервенело жму на грудную клетку. Не могу думать ни о чём, кроме того, что его жизнь в моих руках. Такая хрупкая и беззащитная. Я её не отдам. Ни за что.
– Давай же, хороший мой, – прошу Ворона сквозь пелену слёз и вновь делюсь дыханием. – Возвращайся! Рано тебе ещё!
Не заводится. Твою мать. Ничего не помогает. Господи, не надо. Молюсь мысленно и пытаюсь торговаться со всевышним. Проклинаю себя за те непозволительные мысли. Я не должна была. Я не хочу так. Пусть он живёт. Просто пусть будет на этом свете. Не забирай его. Не надо, пожалуйста. Я так редко о чём-то тебя прошу…
– Не смей так поступать! – кричу на Ворона и реву от бессилия, но не сдаюсь. – Давай же!
Он не возвращается, а я с ужасом понимаю, что драгоценное время утекает слишком стремительно. Скоро начнутся необратимые изменения. Эмоции мешают. Словно по щелчку отключаю их. Набираю препарат и вкалываю. Глубокий вдох и медленный выдох. Сосредотачиваюсь и бью кулаком в грудь. Туда, где отчётливо нарисована пуля.
На сонной артерии появляется пульс, а изо рта Ворона вырывается хриплый вдох. Меня едва не сносит волной облегчения. Падаю на задницу и дрожащей рукой размазываю слёзы по лицу.
– Как же ты меня напугал, – качаю головой, но на пустые разговоры времени нет.
Проверяю зрачки. Едва реагируют. Всё очень плохо. Ворону срочно надо в больницу. Вкалываю дополнительно несколько препаратов для поддержания сил и накладываю повязку, останавливающую кровь. Но если случится ещё один кризис – я уже не вытяну. Нет ресурсов у организма.
– Вот. Я принёс, – мужчина опускается радом со мной на корточки.
Дефибриллятор уже не нужен. Даже не достаю, а вот кислородная маска, пожалуй, пригодится.
– Помогай ему дышать, – показываю, как правильно пользоваться амбу.
– А ты?
– Осмотрю и капельницу поставлю.
Более детально осматриваю рану. Надо вытаскивать пулю. Без вариантов. Повезёт, если печень не задета. Иначе истёчет быстрее, чем довезём до операционной.
– Судя по всему пуля застряла, надо доставать, – нажимаю около раны, не останавливается. – И кровит сильно. Больница и без вариантов.
– Доставай сама, – хмурится мужчина и отрицательно качает головой.
– Тогда ничем помочь не могу, – с деланным равнодушием пожимаю плечами, стягиваю перчатки и небрежно бросаю на пол. Всё, что смогла, я для него сделала. Дальше от меня уже ничего не зависит.
– Тогда он умрёт.
– Меня что, это должно волновать? – голос предательски дрожит.
– Ты ж клятву давала, – мужчина криво усмехается.
– Да всё это выдумка, – зло огрызаюсь я. – Нет никакой клятвы.
Мужчина тяжело дышит и смотрит на Ворона. Видно, как от напряжения желваки ходят по его лицу, а губы вытягиваются в линию.
– Нельзя ему в больницу. Грохнут его там, – цедит сквозь зубы и сжимает амбу. – Спасай сама, я знаю ты можешь…
– Откуда? – поражённо распахиваю глаза.
Эта часть моей жизни никому не доступна. О том, что я дипломированный хирург тоже никто не знает.
– Чувствую, – он небрежно дёргает плечами. – Есть в тебе что-то такое… Стержень, что ли.
В чём-то он прав. Я могу это сделать. Даже больше, я хочу помочь и, если бы меня ничего не связывало, без раздумий согласилась бы на эту авантюру. Но я не одна. Мне есть что терять.
– У меня сын, – мой голос звучит глухо и с надрывом. – За такое меня посадят, – я не могу рисковать одной жизнью, ради другой. Это нечестный обмен. – Не возьмусь.
– Ответственность на мне, – мужчина сильнее стискивает кулаки и держит мой взгляд. Не отпускает. Словно чувствует мои метания. – Решай скорее. У него времени нет…
– И шансов тоже немного, – качаю головой, но понимаю, что всё равно не смогу Ворона вот так бросить умирать. – Ладно, несите его в скорую.
– Почему не здесь?
– Там свет и хоть какое-то подобие стерильности.
Иду по катакомбам, пробираясь на свежий воздух и посыпая голову пеплом. Господи, во что я опять ввязываюсь? Ведь буду жалеть. Но не могу я поступить по-другому. Не хочу знать, что могла спасти и малодушно отступила.
«А он тебя не пожалел», – ехидно подсказывает внутренний голос.
А я не он. Поэтому Ворон жизни отнимает, а я спасаю.
Распахиваю дверь скорой и ставлю кофр на пол. Мельком осматриваю и ищу всё, что может мне пригодиться. Конечно, оперировать в полевых условиях мне в реальности не доводилось, но наш преподаватель был военным хирургом и многому смог научить. Он пророчил мне большое будущее, но я не оправдала ожиданий…
– Выйдите все, – строго смотрю на коллег. – Вас здесь не было.
– Ира, ты что задумала? – возмущается водитель. – Не дури!
– Всё хорошо, дядь Петь, – успокаиваю его и чуть тише добавляю. – Людочку отвлеки.
Она у нас человек новый. Как бы лишнего не сболтнула там, где не надо.
– Юнусова, у тебя и так два предупреждения от прошлых геройств, – хмурится он, но переживает по-настоящему. – Уволят же к чёртовой бабушке.
– Прорвёмся, дядь Петь.
Коллег оттесняют от машины, а Ворона укладывают на кушетку. Подключаю кислород и другую аппаратуру. Показатели близки к критическим. Времени нет, и я стараюсь соображать быстрее. Мы в машине вдвоём с тем самым мужчиной.
– Вас как зовут? – натягиваю новые перчатки и подаю пару ему.
– Мирон, – буркает под нос.
– Будете ассистировать.
Кивает.
– Я хочу, чтобы вы понимали, всё, что я сейчас буду делать – это незаконно и я этого не делала, – напоминаю между делом и готовлю себе необходимые инструменты и лекарства. Надеюсь, ничего не забыла.
– Я помню, – сухо отзывается Мирон.
– Все подотчётные лекарства возместите в полном объёме.
Снова сурово кивает.
– Тогда поехали.
Несколько раз сжимаю руки в кулаки и разжимаю. Нервничаю. Давно этого не делала, но всё ещё помню все тонкости. Я умею не просто держать в руках скальпель, но и филигранно работать им. Раньше умела… ещё в прошлой жизни.
Отмахиваюсь от ненужных мыслей и делаю небольшой разрез. Совсем чуть-чуть увеличивая рану. Постепенно возвращается и сила, и уверенность в себе. Мирон подсвечивает мне, а я осторожно пальцами провожу ревизию. Слава богу, кровит не печень. Всё остальное не так критично. Извлекаю пулю, ушиваю артерию и зашиваю рану. И на боку тоже. Накладываю повязки и выдыхаю. Самое страшное позади.
– Всё? – Мирон выключает фонарь.
– Практически, – сажусь на скамью и устало смотрю на Ворона. – Но жить будет…
Вот мы и встретились. Неожиданно и запрещённо, как и всё, что связанно с этим мужчиной. Не так я себе представляла нашу встречу. Хотя я никак не представляла. Никогда. Я запретила себе ждать и надеяться. Убила даже малейший проблеск каких-то чувств. Ворон перестал существовать для меня в тот самый миг, когда я согласилась стать женой Асада. Он потерял меня навсегда. Я сама себя потеряла. Точнее просто умерла, но родилась другая я…
Скольжу взглядом по его лицу и жадно впитываю каждую чёрточку. Шрам глубокий, очень старый. Раньше не было… Но он не портит его, а добавляет мужественности. Так долго этот мужчина жил только в моих воспоминаниях, что просто не могу быстро справиться с навалившейся реальностью.
Я слишком уязвима. Броня, что защищала меня все эти годы, разлетелась на куски там, в грязном ангаре. Перед лицом смерти все оказались равны и беззащитны. А теперь отходняк догоняет меня. Нервная система сбоит от перегрузки, и меня начинает потряхивать. Пора заканчивать.
– Что-то не так? – Мирон вопросительно изгибает бровь.
– Всё так. Ему нужен постельный режим и перевязки, – быстро пишу на листочке назначения, а руки предательски дрожат. – Вот. И врачу пусть покажется…
Хочется как можно скорее остаться одной и восстановить внутреннее равновесие. Я слишком близка к опасному краю. Боюсь сорваться и разрушить с таким трудом выстроенную жизнь.
– Как я могу вас отблагодарить? – Мирон перехватывает мою руку и заглядывает в глаза. Его ладонь неожиданно горячая, а мне так холодно. Но это тепло не способно меня согреть. – Любое желание, – хрипло уточняет он
Заманчиво. Но я не торгую чужой жизнью.
– Просто забудь, что видел меня, – осторожно высвобождаюсь из его захвата. – Так будет лучше для всех.
– Уверена?
– Да.
– Договорились.
Мирон скупо улыбается. По всему понятно, что делает он это не часто. Выдавливаю из себя ответную улыбку и открываю дверь. Он выходит первым и делает знак своим ребятам. Ворона забирают на каталке и куда-то отвозят. Я не вижу. И не хочу ничего знать. Меня колотит так, что зубы стучат. Скорее уехать. Забыть обо всём. И жить дальше.
– Ирина Алихановна, с вами всё в порядке? – Людочка подбегает ко мне и заботливо обнимает за плечи.
– Всё хорошо, – на автомате отвечаю и хватаюсь за ручку на двери, чтобы не упасть.
Пётр Ильич подхватывает меня под руку и помогает сесть в салон.
– Накапай ей, – рычит на фельдшера.
– Ничего не надо, – качаю головой и часто дышу. Чувствую, как волнами накатывает истерика. – Поехали отсюда скорее.
Он не спорит. Захлопывает дверь и садится за руль. Включает мигалки и трогается с места. Отворачиваюсь к окну, стискиваю зубы и пытаюсь перетерпеть. Это же не сложно. Жила же я как-то шестнадцать лет. И сейчас смогу. Начинает мутить, к горлу подкатывает тошнота.
– Останови, – прошу я.
Машина встаёт колом. Выскакиваю на улицу, едва успеваю отойти на пару шагов, как выворачиваю желудок наизнанку. Нервяк всё же настиг меня, трясёт и слёзы нескончаемым потоком текут из глаз. Больно. В груди давит так, что каждый частый вдох раздирает горло. Всеми силами стараюсь успокоиться, взять себя в руки, но не получается.
Ничего не прошло и не забылось. Такое вообще невозможно забыть. Перед глазами картинка из прошлого. Я в свадебном платье… Безразлично смотрю в пустоту… И только горячие капли срываются с запястья на подол. Белая юбка окрашивается в красный, но мне всё равно. Я не хочу жить. Без него не хочу.
Вздрагиваю всем телом и прикрываю глаза, загоняя воспоминания поглубже. По инерции трогаю шрам на руке и стискиваю зубы. Давно не болит, но напоминает о минутной слабости, которая могла стоить очень дорого. Я выжила и стала сильнее. Прошлое меня не сломает.
– Ирина Алихановна, – зовёт Людочка. – Вы как? У нас новый вызов.
Жизнь продолжается. Наконец беру себя в руки.
– Нормально, – голос звучит ровно и безэмоционально. – Поехали.
Сажусь рядом с водителем.
– Уверена? – хмуро смотрит он на меня.
Переживает и заботится. И я очень благодарна ему за это.
– Да. Я в порядке.
***
Любимые, если вам нравится история, не забывайте ставить лайки. Нам очень приятно, ведь мы видим, что вам интересно!
Спасибо за вашу активность, за ваши комментарии!